Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 343.35

Дискуссионные вопросы юридической оценки действий, дезорганизующих работу учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества

М.С. Красильникова

Стремление к достижению целей уголовного наказания является фундаментальным принципом деятельности государства в борьбе с преступностью. Назначение справедливого наказания как важнейший инструмент такой борьбы немыслимо без правильной квалификации содеянного, поэтому объективная и взвешенная оценка обстоятельств совершенного преступления выступает залогом эффективности реализуемого наказания и в то же время предметом острых научных дискуссий, сущность которых сводится к толкованию норм уголовного закона. Верное применение мер юридической ответственности приобретает еще большее значение в условиях совершения общественно опасных посягательств в процессе отбывания наказания, поскольку виновный нарушает двойной запрет -- установленный в УК РФ и в уголовно-исполнительном законодательстве, нивелируя тем самым предшествующее исправительное воздействие и сводя к нулю результативность работы правоохранительных органов в отношении данного осужденного.

Реализация наказаний, особенно связанных с изоляцией от общества, сама по себе должна исключать возможность совершения осужденными новых преступлений, однако, как известно, пенитенциарная преступность не только существует, но и развивается, поэтому противодействовать ей нужно всеми доступными средствами, в том числе и уголовно-правовыми.

Ввиду изложенного возникает необходимость тщательного исследования норм об уголовной ответственности за преступления, совершаемые исключительно в местах принудительной изоляции лиц от общества, поскольку в них проявляется специфика законодательного противодействия пенитенциарной преступности. В этой связи наиболее опасными деяниями представляются те, которые связаны с применением насилия, а именно -- дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества.

Уголовная ответственность за дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, предусмотрена в ст. 321 УК РФ, текст которой не лишен недостатков, что неоднократно подчеркивалось учеными. Так, в юридической науке говорилось о необходимости расширения круга потерпевших и включения в него близких осужденного и работников уголовно-исполнительной системы, не имеющих специальных званий, о важности дополнения объективной стороны преступления указанием на место его совершения -- учреждение, обеспечивающее изоляцию от общества, высказывались и иные предложения (см., напр. [4; 9]). Вместе с тем, несовершенство отдельных законодательных положений нередко успешно компенсируется за счет руководящих разъяснений Пленума Верховного суда РФ, но отсутствующих до настоящего времени по рассматриваемой категории дел. Учитывая потребности правоприменения и рамки научной публикации, остановимся лишь на некоторых сложных вопросах понимания признаков состава и квалификации деяния, предусмотренного ст. 321 УК РФ.

Одним из спорных моментов в применении нормы об уголовной ответственности за дезорганизацию деятельности исправительных учреждений является вопрос о потерпевшем. В ч. 1 ст. 321 УК РФ потерпевшим выступает осужденный. Согласно ст. 47 УПК РФ осужденным признается обвиняемый, в отношении которого вынесен обвинительный приговор. По ч. 2 ст. 321 УК РФ потерпевшими названы три категории лиц: а) сотрудник места лишения свободы; б) сотрудник места содержания под стражей; в) близкие сотрудников -- именно к данным лицам применяется насилие, дезорганизующее работу учреждения. В ст. 24 Закона РФ от 21.07.1993 № 5473-1 «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» определено, что к сотрудникам уголовно-исполнительной системы относятся лишь те, кто имеет специальные звания, т. е. аттестованный состав исправительного учреждения. Другие лица, занятые в учреждениях и органах УИС, т. е. вольнонаемный персонал, именуются работниками уголовно-исполнительной системы -- это федеральные государственные гражданские служащие, замещающие должности федеральной государственной гражданской службы в уголовно-исполнительной системе, рабочие и служащие учреждений, исполняющих наказания, объединений учреждений с особыми условиями хозяйственной деятельности, федеральных государственных унитарных предприятий уголовно-исполнительной системы, федерального органа уголовно-исполнительной системы и его территориальных органов, а также следственных изоляторов, предприятий, научно-исследовательских, проектных, медицинских, образовательных и иных организаций, входящих в уголовно-исполнительную систему.

Говоря о потерпевших по ч. 2 ст. 321 УК РФ, Д. М. Латыпова и К. А. Насреддинова указывают, что безопасность гражданского персонала, а именно лиц, осуществляющих медицинское обслуживание, общеобразовательное и профессионально-техническое обучение, руководство производственной деятельностью, а также выполняющие иные организационные или технические функции, не относится к сфере охраны данной уголовно-правовой нормой [4, с. 29].

Сотрудники уголовно-исполнительной системы и ее работники отличаются друг от друга комплексом прав и обязанностей. Первые обладают контрольными и надзорными функциями в отношении осужденных, на них возлагается задача обеспечения деятельности учреждений и органов уголовно-исполнительной системы в соответствии с ее целями, реализуют комплекс мер исправительно-трудового воздействия, организуют режим отбывания наказания, они являются ответственными за обеспечение изоляции от общества [13]. Вторые -- работники уголовно исполнительной системы, не относящиеся к числу сотрудников, не могут быть потерпевшими от рассматриваемого преступления. В случае посягательства на их жизнь или здоровье деяние квалифицируется по статьям о преступлениях против личности. В специальной литературе отмечается, что именно эта категория работников, не имеющих специальной правоохранительной подготовки и оружия, воспринимается отрицательно настроенными осужденными в качестве наиболее уязвимого объекта насильственных посягательств [16].

В то же время специфика трудовой деятельности в учреждениях, обеспечивающих изоляцию от общества, заключается в том, что весь персонал учреждения вовлечен в процесс достижения целей и решения задач по исправлению осужденных и предупреждению совершения ими новых преступлений, поэтому любое посягательство на личность рабочего или служащего неизбежно влечет за собой нарушение нормальной деятельности самого учреждения (см. также [9; 15].

К работникам уголовно-исполнительной системы, подлежащим уголовно-правовой охране посредством специальной нормы, следовало бы отнести лиц, осуществляющих в местах лишения свободы общеобразовательное и профессионально-техническое обучение, медицинское обслуживание, административный и инженерно-технический персонал, руководящий производственной деятельностью осужденных. Исходя из этого ученые закономерно предлагают внести изменения в рассматриваемую норму, дополнив ее словами «работники места лишения свободы», что с учетом изложенного видится целесообразным.

К числу потерпевших от дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, по ч. 2 ст. 321 УК РФ относятся и близкие сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей. Согласно постановлению Пленума Верховного суда РФ от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» к близким потерпевшему лицам, наряду с близкими родственниками, могут относиться иные лица, состоящие с ним в родстве, свойстве (родственники супруга), а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых заведомо для виновного дороги потерпевшему в силу сложившихся личных отношений (п. 6).

Следует заметить, что при характеристике потерпевшего по ч. 1 ст. 321 УК РФ законодатель не упоминает близких осужденного, что представляется не вполне справедливым, поскольку воздействовать на установленный порядок исполнения и отбывания наказания возможно не только посредством применения насилия либо угроз лишь к сотруднику места лишения свободы или места содержания под стражей, его близким и самому осужденному, но и к близким осужденного. Кроме того, осужденный в силу существенных правоограничений, прежде всего, в свободе передвижения, неспособен защитить свою семью, находясь в исправительном учреждении, а значит, будет испытывать бомльшие страдания в связи с этим, с большей вероятностью откажется от дальнейшего содействия администрации исправительного учреждения, от приема пищи или работы, или же от выполнения иных режимных требований.

Исходя из приведенных аргументов представляется целесообразным дополнение круга потерпевших по ч. 1 ст. 321 УК РФ указанием на близких осужденному лиц.

Перейдем к другому неоднозначному моменту в применении ст. 321 УК РФ. Специфичным признаком дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, является место совершения преступления, поскольку квалификация угрозы насилием либо фактически примененного насилия к соответствующим потерпевшим вне места лишения свободы или места содержания под стражей должна осуществляться по статьям уголовного закона о преступлениях против жизни или здоровья, если действия направлены на осужденного, либо по ст. 318 УК РФ, если речь идет о потерпевшем представителе власти. В свете сказанного следует определить, насколько обязателен с точки зрения сущности рассматриваемого преступления признак места его совершения. Действительно, ст. 321 УК РФ не упоминает место изоляции от общества в диспозиции нормы, но тогда возникает вопрос: насилие либо угроза насилием, примененные к сотруднику уголовно-исполнительной системы, его близким или осужденному по мотивам или с целями, описанными в законе, вне места лишения свободы, -- способны ли дезорганизовать деятельность соответствующего учреждения? Нарушат ли такие действия установленный порядок исполнения и отбывания наказания? Обладают ли они свойством преступления против порядка управления или же относятся к преступлениям против личности, совершенным со специальным мотивом или со специальной целью?

Относительно обязательности выполнения действий, входящих в объективную сторону рассматриваемого преступления, в границах территории исправительного учреждения или места содержания под стражей в юридической литературе высказываются различные суждения. Так, А. В. Беляков указывает на результаты изучения материалов уголовных дел, которые позволяют сделать вывод о том, что большинство случаев дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, происходит на территории исправительных учреждений (98,4 %), однако бывают и исключения [1, с. 35]. С. Н. Назаров отметил, что действия, предусмотренные ст. 321 УК РФ, могут совершаться в отношении осужденных, находящихся не только внутри, но и за территорией исправительного учреждения (например, работающих на выводных объектах, во время бесконвойного передвижения, в период нахождения в отпуске и т. п.). В отношении сотрудников закон вообще не содержит каких-либо ограничений, если эти деяния совершены в связи с осуществлением ими служебной деятельности [5, с. 30-31].

Характерной особенностью причинения вреда порядку управления путем физического или психического воздействия (угрозы насилием) является то, что применяя насилие, виновный добивается от потерпевшего определенного поведения (совершения в его интересах определенных действий либо воздержания от совершения нежелательных действий). Вред объекту преступления при этом причиняется изменением поведения субъекта правоотношения. Под влиянием угрозы либо непосредственного насилия субъект отношения действует вопреки своим личным и общественным интересам (см. также [6]). Важно понимать, что воздействие на поведение осужденного с целью воспрепятствовать его исправлению или из мести за оказанное содействие администрации исправительного учреждения можно реализовать и за пределами места лишения свободы, например, когда осужденный находится в отпуске за пределами колонии или же пользуется правом бесконвойного передвижения. Эти же факторы являются решающими в ситуации высказывания угроз или применения насилия в отношении сотрудника уголовно-исполнительной системы или его близких. Более того, для осуществления такого преступного умысла лицам, находящимся на свободе, не потребуется прилагать усилия для проникновения в учреждение, обеспечивающее изоляцию от общества, достаточно будет установить местонахождение сотрудника или осужденного, а также очевидность цели преступных действий для достижения желаемого результата в виде нарушения нормальной деятельности учреждений УИС, т. е. дезорганизации.

Таким образом, насильственные действия либо угроза их применения в отношении осужденного либо сотрудника, его близких, совершенные за пределами территории учреждений лишения свободы или содержания под стражей, способны нарушить нормальную деятельность таких учреждений, порядок исполнения или отбывания наказания либо порядок реализации содержания под стражей, следовательно, должны быть квалифицированы по ст. 321 УК РФ при условии наличия соответствующего мотива или цели.

Наибольшие трудности при квалификации насильственных действий в пенитенциарных учреждениях вызывают преступления, в результате которых причинен вред здоровью потерпевших либо повлекших смерть. В подобных ситуациях необходимо четко определить, имеет ли место совокупность преступлений или же речь идет о конкуренции норм, т. е. разграничить смежные составы между собой.

Для решения указанной задачи в первую очередь важно понять степень вреда, охватываемого ч. 3 ст. 321 УК РФ, предусматривающей дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, совершенную с применением насилия, опасного для жизни и здоровья. Под насилием, опасным для жизни или здоровья, понимается насилие, способное повлечь причинение легкого, средней тяжести, тяжкого вреда здоровью, а также такое насилие, которое вообще не причинило вреда, но в момент его совершения было опасным для жизни и здоровья потерпевших (см. также [8]). Опасным для жизни или здоровья является вред здоровью, вызывающий состояние, угрожающее жизни, которое может закончиться смертью. Предотвращение смертельного исхода в результате оказания медицинской помощи не изменяет оценку вреда здоровью как опасного для жизни [3, с. 820]. Из этого следует, что результатом совершения деяния, ответственность за которое установлена в ч. 3 ст. 321 УК РФ, может стать вред здоровью любой степени тяжести либо смерть человека, наступившая как умышленно (убийство), так и по неосторожности, т. е. явилась результатом примененного насилия. Отметим, что состав преступления по ч. 3 ст. 321 УК РФ сформулирован законодателем как формальный, и возможные последствия не только не обозначены в диспозиции нормы, но и не влияют на квалификацию самой дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества.

Теоретические основы квалификации преступлений при решении рассматриваемой проблемы предлагают исходить из законодательной оценки степени тяжести деяния, выраженной в санкциях соответствующих статей. При этом совокупность преступлений не должна ограничиваться тем, что санкция уголовно-правовой нормы, предусматривающей ответственность за совершение одного из этих деяний, образующих составное преступление, превышает санкцию, установленную законодателем за совершение составного преступления. Она применяется и тогда, когда имеет место совпадение пределов санкций этих преступлений, поскольку дезорганизация работы исправительного учреждения направлена на причинение вреда двум объектам уголовно-правовой охраны, имеющим равную правовую защиту. Законодатель, конструируя составное преступление, учитывает составную опасность входящего в него преступления в единстве, поэтому степень общественной опасности составного преступления всегда выше выделенного из него «дополнительного» деяния (см.: [7, с. 63-64; 12, с. 294]). Несмотря на это, казалось бы, общепринятое правило, и на практике, и в юридической науке встречаются иные решения проблем квалификации дезорганизущих исправительное учреждение действий, повлекших причинение вреда здоровью и совершенных при различных обстоятельствах (см., напр. [2]). Так, санкцией ч. 3 ст. 321 УК РФ установлено наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до двенадцати лет. Таким образом, ч. 3 ст. 321 УК РФ включает последствия в виде тяжкого, средней тяжести и легкого вреда здоровью (ст. 111, 112, 115, 117 УК РФ), т. е. при их наступлении содеянное полностью охватывается ч. 3 ст. 321 УК РФ и не требует квалификации по совокупности с нормами, предусматривающими ответственность за преступления против личности. Однако если в результате умышленного причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего наступает его смерть, отношение к которой со стороны виновного является неосторожным, деяние следует квалифицировать по совокупности преступлений -- по ч. 4 ст. 111 и ч. 3 ст. 321 УК РФ, поскольку санкция, предусмотренная в ч. 4 ст. 111 УК РФ, составляет лишение свободы на срок до 15 лет с ограничением свободы или без такового (см. также [15, с. 86]). Аналогично -- по совокупности преступлений -- следует оценивать и убийство сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей либо их близких, а также убийство осужденного, если присутствует мотив или цель, указанные в ч. 1 либо в ч. 2 ст. 321 УК РФ. При этом убийство сотрудника или его близких должно быть квалифицировано по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ как убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга в совокупности с ч. 3 ст. 321 УК РФ, а убийство осужденного при отсутствии иных квалифицирующих признаков -- по ч. 1 ст. 105 УК РФ и ч. 3 ст. 321 УК РФ.

К наиболее опасным деяниям, совершаемым в местах лишения свободы, помимо дезорганизации деятельности исправительных учреждений относятся и массовые беспорядки (ст. 212 УК РФ). Практика показывает, что массовые беспорядки в исправительных учреждениях зачастую совершаются в совокупности с общественно опасными действиями, указанными в ст. 321 УК РФ, и регистрируются и учитываются как два преступления. Поскольку оба деяния совершаются в одно время, возникают затруднения в их разграничении. уголовный дезорганизация изоляция исправительный

Первым важным критерием, позволяющим правильно квалифицировать содеянное, выступает объект посягательства. Основным объектом массовых беспорядков является общественная безопасность -- одна из составляющих национальной безопасности, выраженная в уровне защищенности личности, общества и государства преимущественно от внутренних угроз общеопасного характера. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, в качестве основного непосредственного объекта имеет установленный законом порядок исполнения и отбывания уголовного наказания в виде лишения свободы, установленный порядок реализации меры пресечения в виде заключения под стражу. Несмотря на существенные различия по указанному основанию, в обоих случаях дополнительным объектом являются жизнь, здоровье, честь, достоинство, безопасность личности потерпевшего.

Основная проблема разграничения связана с тем, что объективная сторона рассматриваемых составов выражается в активном действии, а именно -- в применении насилия. При этом насилие, описываемое в ч. 1 ст. 212 УК РФ и ч. 3 ст. 321 УК РФ, охватывает причинение различной степени вреда здоровью человека. Насилие и при массовых беспорядках, и при дезорганизации может применяться к неопределенному кругу лиц: как к осужденным, так и к сотрудникам исправительных учреждений.

Анализ соответствующей практики по данной категории дел свидетельствует о том, что мотивами совершения массовых беспорядков могут выступать недовольство социально-экономическими условиями жизни, деятельностью органов власти и управления, национальная неприязнь, политический экстремизм, хулиганские побуждения, чувства мести, зависти, злобы, самосохранения и т. п. [14, с. 17]. Исключение составляет недовольство деятельностью администрации и ее должностных лиц, если эта деятельность носит противозаконный характер. Для дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, указанные мотивы также характерны.

Цель совершения преступления также не может признаваться критерием разграничения данных составов, поскольку в субъективной стороне преступления, предусмотренного ст. 212 УК РФ, нет указания на специальную цель совершения преступления. Однако судебная практика вполне может признавать целью совершения массовых беспорядков месть за оказанное осужденными содействие администрации учреждения либо месть за осуществление сотрудниками исправительного учреждения служебной деятельности, ответственность за которые наступает по ст. 321 УК РФ.

Разграничение данных составов следует проводить по количественному признаку. Данный признак выступает одним из критериев разграничения толпы участвующих в совершении данных преступлений. Количество человек играет немаловажную роль в квалификации преступления, предусмотренного ст. 212 УК РФ. В зависимости от того, насколько велика толпа, может быть причинен больший или меньший вред охраняемым объектам. Преступные деяния, ответственность за которые установлена в ч. 3 ст. 321 УК РФ, могут совершаться в составе организованной группы, исключением являются случаи, когда организованная группа вооружается в целях осуществления насилия, а значит, преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ, переходит в более тяжкое -- в бандитизм (ст. 209 УК РФ) [11, с. 196]. В свою очередь, не исключается возможность совершения организованной группой и массовых беспорядков. Помимо сказанного, в массовые беспорядки могут перерастать и групповые неповиновения осужденных, собравшихся для осуществления разового акта.

По мнению А. Соловьева, количество людей при массовых беспорядках должно быть таким, чтобы в любой момент перекрыть движение транспорта, пешеходное движение, сорвать проведение массового мероприятия, нарушить работу различных учреждений и организаций, т. е. контролировать положение на определенной значительной территории [10].

Таким образом, если применение насилия к сотрудникам или осужденным со стороны других осужденных носит массовый характер, происходит единовременно и есть основания полагать наличие мотивов мести за служебную деятельность или оказанное содействие администрации учреждения, либо цели воспрепятствования исправлению осужденного или группы осужденных, налицо совокупность массовых беспорядков -- по признакам объекта и объективной стороны -- и дезорганизации деятельности учреждения, обеспечивающего изоляцию от общества. В случае когда соответствующие мотивы или цели противоправных насильственных действий иные либо они не установлены, квалификация содеянного должна осуществляться только по ст. 212 УК РФ как массовые беспорядки, дезорганизация деятельности мест лишения свободы в описанной ситуации отсутствует.

Специфичным для пенитенциарной преступности является такое общественно опасное деяние как побег, нередко совершаемый с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ч. 3 ст. 313 УК РФ). Как и в предыдущем случае, разграничение с насильственной дезорганизацией деятельности исправительного учреждения в первую очередь следует проводить по непосредственному объекту этих преступлений. Исходя из места расположения рассматриваемых составов в той или иной главе Особенной части уголовного закона, объектом посягательства в ст. 313 УК РФ выступает нормальная деятельность органов правосудия по исполнению наказания в виде лишения свободы или ареста, а также деятельность органов предварительного расследования (дознания и предварительного следствия) по реализации задержания подозреваемого и такой меры пресечения как заключение под стражу в отношении подозреваемого или обвиняемого в качестве необходимого условия для обеспечения уголовного преследования и правосудия. В свою очередь, в ст. 321 УК РФ непосредственным объектом является нормальная деятельность уголовно-исполнительной системы, а именно -- учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества.

С объективной стороны каждое из преступлений связано с применением насилия, опасного для жизни и здоровья. Особенность заключается в том, что ч. 3 ст. 321 УК РФ объединяет в себе причинение вреда здоровью тяжкого, средней тяжести и легкого, в то время как ч. 3 ст. 313 УК РФ охватывает исключительно применение легкого и средней тяжести вреда здоровью, о чем свидетельствует сравнение санкций ч. 3 ст. 313 УК РФ и ч. 1 ст. 111 УК РФ: максимальное наказание, предусмотренное за совершение этих преступлений, составляет восемь лет лишения свободы. Поэтому тяжкий вред здоровью, причиненный в связи с побегом, требует квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 111 УК РФ и ч. 3 ст. 313 УК РФ.

В юридической науке существует мнение, согласно которому в случае совершения рассматриваемых преступлений в совокупности ч. 3 ст. 313 УК РФ поглощает норму, предусмотренную ч. 3 ст. 321 УК РФ (cм. [2]). К сожалению, авторы данного высказывания не привели аргументы в пользу такого утверждения.

Как представляется, насилие, опасное для жизни или здоровья, применяемое при побеге из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи к сотрудникам учреждения или к осужденным, пытающимся воспрепятствовать побегу, образует идеальную совокупность побега и дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, поскольку в полной мере отвечает признакам данных составов преступлений -- содеянное должно квалифицироваться по совокупности ч. 3 ст. 313 УК РФ и ч. 3 ст. 321 УК РФ.

Рассмотрим приведенную ситуацию более детально с позиций уголовно-правовой характеристики указанных преступлений. Основным непосредственным объектом побега являются интересы правосудия по обеспечению уголовного судопроизводства (в сфере реализации меры пресечения в виде заключения под стражу) либо по исполнению приговора суда к наказанию в виде ареста или лишения свободы, дополнительным объектом по ч. 3 ст. 313 УК РФ является жизнь и здоровье человека; объективная сторона побега выражена в самовольном противоправном оставлении места лишения свободы или места содержания под стражей, а также в применении насилия, опасного для жизни или здоровья; субъект побега -- специальный -- осужденный к аресту или лишению свободы либо лицо, которому назначена мера пресечения в виде заключения под стражу; субъективная сторона побега представлена виной в форме прямого умысла -- как видим, в описанном случае все признаки особо квалифицированного побега налицо.

Основным непосредственным объектом дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, выступает установленный законом порядок исполнения и отбывания наказания в виде лишения свободы, порядок применения меры пресечения в виде заключения под стражу, дополнительным объектом по ч. 3 ст. 321 УК РФ является жизнь и здоровье человека; объективная сторона дезорганизации деятельности учреждения уголовно-исполнительной системы по ч. 3 ст. 321 УК РФ выражена применением насилия, опасного для жизни или здоровья; субъект дезорганизации -- общий -- физическое вменяемое лицо, достигшее 16 лет; субъективная сторона рассматриваемого преступления -- вина в форме прямого умысла и мотив мести за правомерную служебную деятельность сотрудника учреждения, исполняющего наказание в виде лишения свободы или меру пресечения -- содержание под стражей, либо мотив мести осужденному за оказанное содействие администрации исправительного учреждения, или же цель воспрепятствования законной служебной деятельности сотрудника учреждения, либо цель воспрепятствования исправлению осужденного.

Очевидно, что и все признаки дезорганизации деятельности учреждения, обеспечивающего изоляцию от общества, также присутствуют. Дезорганизация деятельности учреждения, выраженная в применении насилия, опасного для жизни и здоровья, выступает при побеге средством его совершения, служит для устранения препятствий к побегу, но, тем не менее, образует самостоятельное преступление, поскольку причиняет вред не интересам правосудия, а порядку управления (установленному порядку реализации лишения свободы или заключения под стражу), а значит, должна иметь самостоятельную юридическую оценку.

Дополнительным аргументом квалификации рассмотренного общественно опасного деяния по совокупности преступлений может послужить результат сравнения санкций соответствующих норм. Как уже упоминалось, максимальное наказание по ч. 3 ст. 313 УК РФ предусмотрено в виде лишения свободы на срок до восьми лет, по ч. 3 ст. 321 УК РФ -- в виде лишения свободы на срок до двенадцати лет. Следовательно, особо квалифицированный побег относится к категории тяжких преступлений, а деяние, предусмотренное ч. 3 ст. 321 УК РФ -- к категории особо тяжких преступлений. Отсюда вытекает вывод, что дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, выраженная в применении насилия, опасного для жизни или здоровья, не может быть частью менее тяжкого преступления (побега из места лишения свободы, из-под стражи или из-под ареста, совершенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья), и в описанном случае должны применяться правила квалификации преступлений по совокупности.

Подводя итог исследованию вопросов юридической оценки действий, дезорганизующих работу учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, можно констатировать назревшую необходимость принятия постановления Пленума Верховного суда РФ по данной категории дел, где нашли бы свое отражение признаки состава дезорганизации, критерии ее отграничения от случаев злостного нарушения порядка отбывания наказания, не являющегося преступлением, а также разрешены сложные вопросы квалификации.

Литература

1. Беляков, А. В. Обстановка совершения дезорганизации деятельности учреждений обеспечивающих изоляцию от общества // Ведомости уголовно-исполнительной системы. -- 2011. -- № 1. -- С. 34-38.

2. Буркина, О. А., Ситдикова, В. А. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: проблемы отграничения от смежных составов преступлений // Российский следователь. -- 2014. -- № 16. -- С. 20-23.

3. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред.: В. М. Лебедев. -- 14-е изд., перераб. и доп. -- М.: Юрайт, 2014. -- 1077 с.

4. Латыпова, Д. М., Насреддинова, К. А. Проблемные аспекты законодательной регламентации дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Вестник Владимирского юридического института. -- 2016. -- № 2 (39). -- С. 27-30.

5. Назаров, С. В. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: уголовно-правовое и криминологическое исследование : монография / под ред. А. А. Магомедова. -- Владимир: ВЮИ Минюста России, 2002. -- 140 с.

6. Назаров, С. В. Особенности уголовно-правовой квалификации дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Вестник Санкт-Петербургской юридической академии. -- 2016. -- № 3 (32). -- С. 104-108.

7. Насильственная преступность / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. -- М.: Спарк, 1997. -- 139 с.

8. Рудый, Н. К. Уголовно-правовая охрана служебной деятельности и личности сотрудников при дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. -- 2007. -- № 6.

9. Соколова, О. В., Степанова, И. Б. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: вопросы содержания и законодательного конструирования статьи 321 УК РФ // Научный поиск. -- 2014. -- № 3.2. -- С. 31-34.

10. Соловьев, А. Массовые беспорядки: организация, участие, призывы к неподчинению // Российская юстиция. -- 2000. -- № 7. -- С. 47-48.

11. Уголовное право России. Особенная часть : учебник. -- 2-е изд., испр. и доп. / под ред. В. П. Ревина. -- М.: Юстицинформ, 2010. -- 392 с.

12. Ускачева, И. Б., Щербаков, А. В. Отграничение дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, от смежных составов преступлений // Известия Тульского государственного университета. -- 2015. -- № 4. -- Ч. 2. -- С. 292-297.

13. Хмелевская, Т. А. Вопросы квалификации дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Труды Оренбургского института (филиала) Московской государственной юридической академии. -- 2015. -- № 24. -- С. 80-87.

14. Хохрин, С. А. Массовые беспорядки, совершаемые осужденными в исправительных учреждениях: уголовно-правовой и криминологический аспекты : дис. … канд. юрид. наук. -- Рязань, 2011. -- 204 с.

15. Шеслер, А. В., Киселев, М. В. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: проблемы уголовно-правовой регламентации и квалификации // III Международный пенитенциарный форум «Преступление, наказание, исправление» (к 20-летию вступления в силу Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации) : сб. тез. выступ. и докл. участников (г. Рязань, 21-23 нояб. 2017 г.): в 8 т. -- Рязань: Академия ФСИН России, 2017. -- Т. 1. -- С. 81-87.

16. Щербаков, А. В., Шатов, С. А. Проблемы уголовно-правовой охраны безопасности гражданского персонала учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. -- 2008. -- № 5. -- С. 8-10.

Аннотация

Статья посвящена исследованию некоторых дискуссионных вопросов юридической оценки действий, дезорганизующих работу учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества. В первую очередь обращено внимание на актуальность изучения рассматриваемых проблем, что обусловлено целым рядом факторов. Дана уголовно-правовая характеристика отдельных признаков состава дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, неоднозначно понимаемых в науке и практике: потерпевший и его признаки, место совершения преступления, виды вреда здоровью, охватываемые квалифицированным составом рассматриваемого деяния и не требующие квалификации преступлений по совокупности; разрешены проблемы юридической оценки дезорганизации деятельности исправительных учреждений, результатом которой стала смерть потерпевшего -- в зависимости от формы вины по отношению к этому последствию.

Также проанализировано соотношение дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, с массовыми беспорядками и побегом из места лишения свободы, из-под стражи или из-под ареста, предложены рекомендации по квалификации названных деяний в зависимости от различных обстоятельств их совершения и выделены критерии разграничения данных преступлений.

В завершение представлен вывод о необходимости принятия Пленумом Верховного суда РФ руководящих разъяснений по уголовным делам о дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества. Ключевые слова: дезорганизация деятельности исправительных учреждений; квалификация преступлений; уголовно-исполнительная система; осужденный; сотрудник; насилие; наказание; лишение свободы; место совершения преступления.

The article is devoted to the study of some controversial issues of legal assessment of actions disorganizing the work of institutions that provide isolation from society. First of all, attention is paid to the relevance of the study of the problems under consideration, which is due to a number of factors. Further criminal-legal characteristic of separate signs of structure of disorganization of activity of the institutions providing isolation from society which is ambiguously understood in science and practice is given: the victim and his signs, the place of Commission of crime, types of harm to health covered by qualified structure of the considered act and not demanding qualification of crimes in aggregate, problems of a legal assessment of disorganization of activity of correctional institutions which result was death of the victim -- depending on a form of fault in relation to this consequence are resolved.

The article also analyzes the ratio of disorganization of institutions providing isolation from society, with riots and escape from the place of imprisonment, from custody or from arrest, offers recommendations on the qualification of these acts, depending on the different circumstances of their Commission and the criteria for the differentiation of these crimes.In conclusion, the study concluded that the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation should adopt guidelines on criminal cases on the disruption of the activities of institutions that provide isolation from society. Keywords: disorganization of the correctional institution; qualification of crimes; penal system; convict; employee; violence; punishment; deprivation of liberty; the place of the crime.

Размещено на Allbest.ru