Частноправовые обязанности как объект научного анализа

Частноправовые обязанности как объект научного анализа

Поскольку анализ категориального ряда юриспруденции традиционно является одним из наиболее приоритетных направлений ее теоретической части, с одной стороны. а в правоотношении как одной из центральных категорий общетеоретической и цивилистической науки, с какой бы методологической позиции оно не рассматривалось, всегда в качестве элемента выделяется юридическая обязанность, с другой, таковая так или иначе должна была привлекать внимание научной общественности. Однако представители как дореволюционной, так и современной цивилистики не без оснований относят юридические обязанности в целом и частноправовые, в частности, к мало исследованным научным категориям 17, с. 116; 16. с. 285; 2, с. 412]

Точности ради, заметим, что основанием для таких выводов является не объем научного внимания, а скорее, узкий подход в постановке самой проблемы и содержание конечных результатов ее решения. В этой связи считаем целесообразным изложить хронологию научной разработки проблемы юридических обязанностей. Наличествующая литература состоит из нескольких частей:

1) иностранная, преимущественно немецкая, конца XIX - начала XX вв.;

2) русская дореволюционная литература по общей теории права;

3) русская дореволюционная литература по гражданскому праву; 4) работы советского периода развития цивилистики, общетеоретической науки и науки конституционного права; 5) работы современных представи - телей перечисленных областей юридического знания. Цель настоящей статьи состоит в систематизации и анализе источников, образующих первых три подразделения.

Поскольку в отличие от римских юристов, усматривавших характерную особенность юридических отношений в связанности их объективным правом, западноевропейские юристы, начиная уже с глоссаторов, придавали особенное, главное значение активной стороне отношения, правопритязанию [11, 141], в частности Г. Дерпбург прямо указывал, что права в субъективном смысле существовали в истории гораздо раньше, чем сознательный государственный порядок [8, с. 100], постольку в рамках классической пандектистики обязанности упоминались лишь как средство обеспечения субъективных прав и самостоятельному анализу практически не подвергались. Представители пан - дектпого права - авторы учебников и курсов XIX - начала XX вв. характеризуя в отрывочных замечаниях обязанность как обратную сторону субъективного права [17, с. 38], более подробно останавливались только на двух по сути взаимосвязанных вопросах: 1) право предшествует обязанности или, наоборот, обязанность проистекает из права; 2) всякой ли обязанности противопоставляется субъективное право.

Объяснение вопроса о первоначальном значении права или обязанности можно свести к трем вариантам. По мнению, например, Б. Випдшейда, «обязанности проистекают из прав [4, с. 87], «право есть логически предшествующее. обязанность - последующее - утверждал К. Биндинг [30, с. 108]. Р. фон Иеринг, по всей видимости, склонялся к выводу о производном характере субъективного права по отношению к юридической обязанности, указывая на случаи пассивного действия права в правоотношении, например, в ситуации существования обязанности должника по утраченной бумаге па предъявителя, т.е. отсутствия (неизвестности) носителя субъективного права [32. с. 327].

А. Меркель, считавший спор по первому вопросу «пустым словопрением поскольку «равным образом можно было бы спросить, что возникло ранее: углы в треугольнике или противолежащие им стороны;-, сделал важное методологическое замечание об одновременном возникновении прав и обязанностей как элементов юридического отношения [12, с. 54]

Несколько иной подход демонстрировал Ф. Регельсбергер: «часто обязанность выступает как следствие права, но встречается также и то, что право является следствием обязанности и последняя образует центр тяжести: например, обязанность доставлять содержание (алименты)… [17, с. 40]. В числе содержательных достижений Ф. Регельсбергера следует назвать признание возможности существования юридической обязанности при временном отсутствии ее носителя, а также возможности субъективного права являться одновременно юридической обязанностью, например, право отца па воспитание детей, избирательное право граждан [17, с. 40-41].

В решении проблемы взаимосвязи субъективных прав и юридических обязанностей, т.е. в ответ на второй поставленный вопрос, были предложены два основных подхода. Наибольшее распространение получила точка зрения о возможности существования юридической обязанности без соответствующего ей субъективного права: «…не каждой юридической обязанности соответствует субъективное право…. Какому праву соответствует обязанность наследодателя упомянуть в завещании о необходимых наследниках? [17. с. 39; 12. с. 54]. Противоположная, соответствующая философии Г.В.Ф. Гегеля, позиция основана на неразрывном сочетании обязанности и права: «нет обязанности без права, нет и права без обязанности [32, с. 76].

По мере развития нормативистской теории права субъективное право и обязанность рассматриваются уже не как две стороны одного и того же правового отношения, а как проявление нормы объективного права, в связи с чем закономерно возникает вопрос об обязательности двойного «проявления нормы: в виде права и обязанности. В рамках теории соли - даризма и социальных функций, как разновидности теории нормативизма, появляется идея отрицания понятия субъективного права. Отстаивавший данную идею Л. Дюги предлагал устранить из юридической науки само «метафизическое априорное понятие «субъективное право и заменить его понятием «юридическое положение, а также заменить права обязанностями: в настоящее время… возникает общество, - писал Л. Дюги, - откуда метафизическая концепция субъективного права изгнана и уступила место понятию объективного права, налагающего на каждого социальную обязанность исполнить некоторую миссию и дающего власть совершить акты, необходимые для выполнения этой миссии…. Лучше всего, устранив совершенно понятие о субъективном праве, говорить просто: субъективное юридическое положение, то есть положение социально обеспеченное и созданное сознательно волею индивида;> [9, с. 8, 12].

Представитель правового этатизма Г. Кельзен, будучи сторонником существования обязанностей без прав, усматривал сущность нормы права в установлении правовой обязанности. В результате он приходит к выводу о том, что <правовая обязанность есть… гораздо важнейшая, даже первая (primare) начальная и существенная субъективная форма проявления права <…>. Не может быть правовой нормы без правовой обязанности. Но не каждая правовая норма должна содержать субъективное право. <:…> Будущее социалистическое государство может в своей антииндиви - дуалистической тенденции пойти так далеко, что обяжет всех субъектов и никого не управомочит, но никогда и ни при каких обстоятельствах не будет мыслим правопорядок без обязанностей; [33. с. 311-312].

Исходя из предложенного А. Топом понимания права как совокупности императивов [21, с. 197], совершенно отрицает субъективное право Э. Пферше [34, с. 28]. «Имеются только обязанности, и нет никаких прав, - таковым было мнение Дюнкерта [25. с. 600].

Ю. Биндер отрицал существование в целом правовых обязанностей, поскольку, по его мнению, правовые веления обращены не к народу, а только к судебным и исполнительным органам [29. с. 3-15].

Решение первостепенного, но, как отмечалось выше, не получившего достаточного освещения вопроса о сущности правовых обязанностей сводилось также как и у представителей этики и философии к отождествлению правовых обязанностей с: внешним принуждением, подчиняющим сопротивляющихся [31, с. 80]; выражением воли лица, к которому обращена норма [28, с. 46]; нравственной обязанностью. Так, по мнению немецкого юриста Шлосмана, «человек обязан исполнять возлагаемое па пего нормами закона или обычая, потому что он нравственно обязан подчиняться правовому порядку: [25, с. 619].

Описательно-критический обзор российских дореволюционных исследований. «Прогерманская направленность дореволюционной российской пауки гражданского права предопределила восприятие основных ориентиров формирования научных знаний о юридических обязанностях, выработанных германскими юристами. Для указанного периода развития цивилистики характерным является также второстепенное внимание на проблему юридических обязанностей вообще, и частноправовых обязанностей, в особенности.

Автор русскоязычного конспекта лекций по римскому праву В.М. Хвостов изложил ранее выработанные, уже приводившиеся нами положения германских авторов об отсутствии обратной связи между правом и обязанностью, о возможности «пребывания обязанности в безсубъектпом

состоянии и о возможности слияния субъективного права и юридической обязанности [24, с. 45-46].

В работах по русскому гражданскому праву специальный вопрос о юридических обязанностях попросту не поднимался. Встречающиеся скорее в виде исключения краткие замечания сводились к тому, что субъективному гражданскому праву всегда соответствует обязанность, и что между указанными понятиями существует взаимная связь [3, с. 97; 27, с. 40].

Многие правовые категории, в том числе и категория правоотношения, получили свое развитие именно на почве пауки гражданского права, как наиболее развитой к началу XX в., однако применительно к проблеме юридических обязанностей сферой научного поиска выступила общая теория права. Вероятно причинами тому послужили диспозитивный характер гражданского права с признанием ключевой роли за субъективным правом, с одной стороны, и общетеоретический, преимущественно философский, характер проблемы взаимосвязи прав и обязанностей, поднимаемой практически всеми авторами работ по основам, энциклопедии, теории и философии права. При этом условно можно выделить два подхода: 1) указание на юридическую обязанность как па необходимый элемент правоотношения, но при определении структуры учения о самом правоотношении места для учения о юридических обязанностях не находится (А. Рождественский прямым указанием исключает обязанности из состава учения о правоотношении [19. с. 93], Е.Н. Трубецкой, приняв к рассмотрению вопрос «Элементы правоотношения. Права и обязанности;, на самих обязанностях не останавливается [22, с. 157]); 2) попытка подобно западным исследователям найти ответы на вопросы о том, какое правовое средство - право или обязанность - имеет первоначальное значение, и могут ли эти явления существовать в раздельности. В рамках второго подхода, в свою очередь, сформировались следующие воззрения.

Представители юридического позитивизма В.М. Хвостов, Г.Ф. Шер - шепевич, Н.К Реппеикамф придерживались позиции, согласно которой соответствие всякому субъективному праву юридической обязанности не означает соответствие любой обязанности чьего-либо субъективного права [23, с. 181, 25, с. 619; 18, с. 135].

В.Ф. Тарановский. А. Рождественский рассматривая субъективные права и юридические обязанности в качестве коррелятивных элементов юридического отношения, полагали их раздельное существование невозможным [20, с. 130; 19, с. 93].

Основное значение за субъективным правом признавали представители «возрожденного естественного права И.В. Михайловский. П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский [13, с. 449-450: 15, с. 296: 10, с. 562]. Соответственно обязанность рассматривалась ими как следствие права.

Представитель социологического направления в общей теории права Н.М. Коркупов, опираясь на частноправовые примеры существования правообязапности без соответствующего ей субъективного права (в отличие от невозможности существования прав без обязанностей), а также па специфику публично-правовых отношений. приходит к заключению о том, что «в юридических отношениях <…> основное значение имеет пассивная сторона, обязанность, связь [И, с. 141].

Производный характер субъективного права в соответствии с социологической доктриной отмечал и С.А. Муромцев в работе < Основы гражданского права, посвященной философско-социологическому анализу предпосылок возникновения права. Приведя цитату из работы немецкого философа-идеалиста В. Винделъбанда о том, что «мое право состоит в том, что другие имеют обязанности по отношению ко мне; <…> право всегда вытекает из обязанности >, С.А. Муромцев далее дает собственный ответ на два дискутируемых в литературе того периода вопроса: < мыслить право без обязанностей, в которых оно коренится, представляется психологической невозможностью. Но и обратно: <…> вообще немыслима обязанность, которой не соответствовало бы ничье право [14, с. 84-85].

Исходя из различных методологических предпосылок, историк права В.Ф. Тарановский и цивилист Ю.С. Гамбаров отрицали саму постановку вопроса о приоритете субъективного права или юридической обязанности. По мнению Ю.С. Гамба - рова, «из необходимой связи понятий объективного и субъективного права не следует, однако, выводить пи исторического приоритета одного из этих понятий перед другим, пи возможности свести все право либо к праву в субъективном, либо к праву в объективном смысле [5. с. 187]. Разделявший, как отмечалось выше, точку зрения о невозможности раздельного существования прав и обязанностей В.Ф. Тарановский, соответственно, полагал, что «раз юридическое отношение обозначает связь двух лиц, между которыми распределены обязанность и право, то в пределах построения юридического отношения не может быть речи о приоритете двух его коррелятивных составных частей. Подобный вопрос может быть возбужден разве лишь тогда, когда мы выйдем за пределы юридического отношения и посмотрим на него со стороны, - с точки зрения социальной и моральной > [20, с. 132].

Что же касается ключевого по своему значению вопроса о сущности юридических обязанностей, то представители пауки гражданского права и большинство теоретиков предпочитали его не затрагивать вовсе. Лишь в виде исключения отдельные авторы излагают свои представления о правовой природе обязанностей.

Предваряя свое определение общим замечанием о том, что «всякое жизненное отношение выражается в известном поведении заинтересованных лиц. Д.Д. Гримм вслед за философами отождествляет обязанности с поведением и определяет их как «конкретные отношения, поскольку они подходят под абстрактный тип, предписывающий или возбраняющий известного рода деятельность. <…> Будем ли мы называть их (жизненные отношения - прим, автора) правами или обязанностями, они остаются и в том и в другом случае тем, чем были, - конкретными жизненными отношениями [7, с. 122-124].

В соответствии со своей психологической теорией права как явления индивидуальной психики, т.е. особых императивно-атрибутивных эмоций, Л.И. Петражицкий сформулировал учение о природе обязанностей как эмоциональных фантазм: «нравственные и правовые обязанности суть эмоциональные проекции; <…> соответствующие реальные феномены действительно существуют не там, где они кажутся существующими, как какие-то «принадлежности субъектов ¦>, а в психике переживающего подлежащие эмоционально-интеллектуальные процессы и проекции [16, с. 305-306]. Из авторского обоснования различия между нравственными и правовыми обязанностями¹ очевидно, что основу осознания обязанности составляет субъективное чувство связанности. Не взирая на субъективный характер общих предпосылок названной теории, в заслугу Л.И. Петражицкому следует поставить указание на тот факт, что «регулирование житейских отношений состоит в том и только в том, что юристы называют установлением прав и обязанностей [16, с. 284].

Очень близок к психологической концепции взгляд на обязанность как чувство связанности в своих поступках, высказанный С.А. Муромцевым. «Обязанность не есть что-либо отдельное от нормы, - писал он, - это есть не более как психическая форма, в которой норма переживается в личном сознании [14, с. 82].

В работе «Определение понятия о праве 1896 г. последовательный позитивист Г.Ф. Шершеневич высказал взгляд па юридическую обязанность как на необходимость подчинения, т.е. необходимость определенного поведения, во избежание реализации угрозы: «в силу фактической зависимости, в которой находятся лица, к которым обращаются нормы, они < обязываются * к выполнению их. <…> Всякому повелению, если оно таково по существу, а не по форме только, всегда соответствует обязанность, и наоборот, нет обязанности без соответствующего повеления, сопровождаемого угрозой зла [26. с. 293].

В работе «Общая теория права 1912 г. на вопрос «Что такое правовая обязанность?: Г.Ф. Шершеневич дает следующий ответ: «что, прежде всего, сознание связанности своей воли. Человек вынуждается сообразовывать свое поведение с предъявленными к нему извне требованиями. Следовательно, в основе правовой обязанности, как и субъективного права, лежит воля, - воля пассивного субъекта [25, с. 619]. Как видим, не взирая па уже имевшуюся к этому времени критику основных недостатков волевой теории субъективного права, кстати, эти недостатки отмечаются самим автором несколькими страницами ранее (речь, например, идет о том, что если воля составляет сущность субъективного права, то каким образом субъектами прав признаются лица, не имеющие воли в юридическом смысле (несовершеннолетние, недееспособные)), Г.Ф. Шершеиевич использует понятие воли в объяснении сути юридической обязанности.

Психологический феномен воли приобретает решающее значение и в концепции Л.И. Петражицкого. ведь именно воля (психика) объявляется им сферой существования обязанностей и всех правовых явлений в целом.

Заслуживает быть упомянутым отдельно взгляд, изложенный в работе Н.Н. Алексеева, вышедшей в 1919 г., но по содержанию соответствующей дореволюционной правовой традиции. Указав на отсутствие каких-либо оснований для представления юридических обязанностей по образу обязанностей нравственных, всегда связанных с внутренней, духовной жизнью человеческой личности, ученый не просто отождествляет обязанности с простым исполнением, т.е. действием, а объявляет их объектом правоотношений в духе уже становившейся к тому времени предметом критики концепции Е.Р. Бирлинга, согласно которой «объектом права или объектом юридического отношения в строгом смысле следует считать поведение обязанного лица [28, с. 239].

Свою позицию Н.Н. Алексеев объясняет следующим образом: если действия физических лиц, являющиеся объектом права, могут быть названы юридическими обязанностями, с одной стороны, а применительно к действиям, «если можно так выразиться, тех субъектов права, которые не суть лица физические (наследственное имущество, наследники которого не установлены, юридические лица и коллективы, не способные к действиям), правильнее говорить о долгах и обязанностях, лежащих на правовых субъектах, с другой, то «объектом права, таким образом, могут быть все обязанности, лежащие на правовых субъектах, будь то «действия физических лиц. будь то < долги * лиц юридических и других субъектов права [1. с. 146-147].

Полагаем целесообразным завершить обзор дореволюционных источников по проблемам юридических обязанностей указанием на монографию Л.Л. Гервагеиа <Обязанности как основание права. Не взирая на наименование, в котором, заметим, отмечается обеспечительный характер обязанности, данная монография не может претендовать на роль специальной теоретической работы по рассматриваемой проблематике, поскольку ее содержание значительно шире и подобно курсам философии права того периода включает как теоретические основы положительного права, так и вопросы о том, каким должно быть право с точки зрения различных идеальных критериев. Взглядам автора непосредственно на обязанности посвящены с. 81-94, на которых выдвигается и обосновывается тезис о том, что правовая обязанность (как и субъективное право) имеет характер правового, субъективного состояния человека, формирующегося под угрозой применения неблагоприятных последствий [6, с. 82, 86J. Здесь же Л.Л. Герваген высказывает оригинальную мысль о том, что состояние, в котором субъекту предписано действовать определенным образом, именуется долгом, а для обозначения состояния, в котором субъекту запрещено определенное поведение, термин отсутствует, что объясняется нецелесообразностью для лица, нарушившего запрет, ссылаться на соответствующую запрещающую норму.

Систематическое изложение европейской и дореволюционной юридической литературы не позволяет констатировать становление учения о юридических обязанностях вообще и частноправовых в особенности. Говоря словами Ю.С. Гамбарова, главное содержание гражданского права составляла именно теория субъективных прав [5, с. 187J. Результаты общетеоретических разработок, в свою очередь, были предопределены узким кругом вопросов, преимущественно связанных с проблемой соотношения субъективного и объективного права, и формировались не без влияния философского изучения права, научной психологии и социологии. Соответственно, при определении природы юридических обязанностей либо использовались совершенно различные признаки, либо тождественные, но в различных вариациях, либо один и тот же автор в двух разных работах опирался на противоположные элементы.

Заслуги, которые, с точки зрения содержательной, можно поставить в актив немецкой научной юриспруденции рассматриваемого периода, включают указание на: отсутствие обратной связи между правом и обязанностью, возможность существования юридической обязанности при временном отсутствии ее носителя; возможность совпадения субъективного права и юридической обязанности. Российским дореволюционным исследователям удалось лишь продвинуть изучение юридических обязанностей, по не придать ему качественное развитие.