О деятельности судебных представителей сельских сословий в уездах Русского Севера в конце XVIII века

Размещено на http: //www. allbest. ru/

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Челябинский филиал 454077, Россия, Челябинская область, г. Челябинск, ул. Комарова, 26, ауд. 1209

О деятельности судебных представителей сельских сословий в уездах Русского Севера в конце XVIII века

Воропанов Виталий Александрович

кандидат исторических наук

доцент, кафедра государственного управления, правового

обеспечения государственной и муниципальной службы,

vvoropanov@yandex.ru

Аннотация

Объектом данного исследования является судебная система Российской империи в конце XVIII в., предметом - особенности реализации института судебных представителей, учреждённого в 1775 г., на территории Русского Севера (на материалах Вологодской и Архангельской губерний). В статье анализируется новая практика замещения должности "судьи" в судах губернского и уездного звеньев - верхних и нижних расправах, а также в уездной полицейской администрации - нижних земских судах, опыт правоприменительной деятельности лиц, избранных крестьянскими общинами, а также отношение населения к реформированным органам "официального правосудия" и, как, следствие, эффективность судебно-правовых преобразований Екатерины II. Для решения поставленных задач автором применялись общие и специальные методы познания, присущие философской, юридической, исторической, социологической наукам. Новизна исследования заключается в вовлечении в научный оборот ранее не использовавшихся материалов делопроизводственной документации местных государственных органов конца XVIII в., дающих представление об особенностях не только реализации избирательного законодательства, но и деятельности судов, созданных в ходе реформы местного управления 1775-1785 гг., их роли в регулировании общественных отношений на территории Русского Севера и эффективности судебно-правовых преобразований Екатерины II. суд правовой екатерина уездный

Выводы, сделанные автором, не только опровергают мнение о бесполезности судебной реформы 1775-1785 гг., но и позволяют оценить методы, способы и результаты усилий верховной власти по укреплению баланса общественных отношений - межсословных и межэтнических, как на Русском Севере, так и в Российской империи в целом.

Ключевые слова: Российская империя, реформы, право, правосудие, судебная система, сословные выборы, судебное представительство, правовая культура, общественное управление, Русский Север

Abstract

Voropanov Vitalii

PhD in History

Docent, the department of State Management and Legal Support of State and Municipal Service, Chelyabinsk Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation

454077, Russia, Chelyabinskaya oblast', g. Chelyabinsk, ul. Komarova, 26, aud. 1209

The object of the present research is the judicial system of the Russian Empire at the end of the XVIIIth century, the subejct of the research is the peculiarities of the implementation of the institution of judicial representatives that was established in 1775 in the territory of the Russian North (the case studies of Vologda and Arkhangelsk Governorates). In his article Voropanov analyzes the practice of substituting for the position of the 'judge' in governorate and uyezd courts (upper and lower institutions of justice as well as uyezd police administration, i.e. lower zemstvo courts), experience of law-enforcing activities of people elected by peasant communities as well as the attitude of the population towards reformed bodies of 'official justice' and, as a consequence, effectiveness of the judicial and legal reformations undertaken by Yekaterina the Second. In order to solve the set goals, Voropanov has used both general and specific research methods that are usually used in philosophy, law, history and social studies. The novelty of the research is caused by the fact that the author analyzes documents of management and record keeping of the local state authorities of the late XVIIIth century that have never been studied before but provide a great insight into both implementation of electoral legislation and court activities created as a result of local government reforms in 1775 - 1785. The author also examines the role of these documents in the regulation of public relations in the territory of the Russian North and effectiveness of judicial and legal tranformations performed by Yekaterina the Second. The conclusions made by the author do not only disprove the opinion that the judicial reform of 1775 - 1785 was unefficient but also allow to assess methods, means and results of the government's efforts on strengthening the balance of public relations, both between different social classes and ethnic groups and both in the Russian North and Russian Empire in general.

Keywords:

Russian Empire, reforms, law, justice, judicial system, estates elections, judicial representatives, legal culture, public administration, Russian North

Екатерина II укрепила сословную организацию русских подданных. Полиэтничное и многорелигиозное дворянство окончательно превратилось в господствующий социально-политический институт. Законодатель стремился компенсировать различие лиц в правоспособности их взаимодействием с равно устойчивых позиций сословного статуса, последовательно используя опыт государственного управления как России, так и западных стран, опираясь на требования всех групп населения империи, заявленных посредством депутатов Уложенной комиссии. Открытие комплекса новых местных государственных органов, унаследовавших функции столичных коллегий, губернаторов и воевод, праздновалось как общенародное событие во всех губернских и уездных центрах страны: монарх желал заинтересовать широкие массы населения в проведении судебно-административной реформы, вызвать доверие подданных к органам государственной власти. В 1775-1785 гг. преобразования планомерно охватили территорию империи [1, с. 102-122].

Екатерина II утверждала штаты судебных органов в соответствии с реальными условиями их функционирования. Европейский Север России (Русский Север) традиционно отличал низкий удельный вес лично зависимого населения [2, с. 45-46]. В 1784 г. в частности в Вологодском наместничестве свободные крестьяне составляли 59,6 % населения (447 443 чел.), частновладельческие, размещавшиеся, преимущественно, в южных уездах, - 22 % (165 733 чел.), дворцовые - 10,9 % (81 790 чел.) [3, с. 44-45]. Яренский и Устьсысольский уезды заселяли коми-зыряне, сохранившие этническую идентичность. Современник «слышал» русский язык только на «большой» дороге: «Дальше господствует исключительно язык зырянский» [4, с. 28-29]. Удельный вес частновладельческих и государственных крестьян в провинции отразился в новой судебной системе: на 3 области и 19 уездов Вологодского наместничества в 1780 г. приходились один верхний земский суд и 3 верхних расправы, 5 уездных судов, 4 из которых размещались в Вологодской провинции, исключая Тотемский уезд, исторически лишённый поместной системы, и один - в Великоустюжской, и 17 нижних расправ [5]. Если штат Ярославского и Рыбнослободского нижних земских судов включал 3 дворянских заседателей, то в Великоустюжской провинции состав 6 из 7 коллегий уездной полицейской администрации составляли исключительно выборные крестьяне [6]. В Архангельской провинции, преобразованной в марте 1784 г. в наместничество [7], уездные суды и дворянские заседатели, соответственно, также отсутствовали [8].

Государственные крестьяне высоко ценили свой юридический статус, задерживая и передавая органам правопорядка беглых рекрутов и частновладельческих людей [9], за которых законодатель установил особое денежное вознаграждение [10]. Традиции общественного служения, сформированные в северных областях под влиянием природных, хозяйственных и исторических особенностей, имевшие многовековую основу, воплощённую в неписаных нормах обычного права и общепризнанных стереотипах поведения, являлись схожими в волостях русских, коми и карел, ориентируясь на исполнительную и ответственную личность, отметил современный автор [11, с. 7] [12, с. 36] [13, с. 3-14]. А.В. Камкин показал качественный рост в XVIII в. правосознания северорусского крестьянства, имевшего «многовековой опыт непосредственного обращения в государственные органы» . Осознание активной частью населения актуальности и практической необходимости правовых знаний в условиях меняющейся экономической и социально-политической реальности выражалось в самостоятельном поиске и массовом использовании ссылок на действующие законодательные акты. Наказы, переданные депутатам для работы в Уложенной комиссии, отвечали экономическим, социальным и правовым интересам, моральным требованиям крестьян и содержали предложения по усовершенствованию законодательства в сфере землевладения, землепользования, торгово-промысловой деятельности, социально-правовых отношений в уездах Русского Севера [14, с. 40-54].

Требования к кандидатам на мирские и государственные должности совпадали, их последовательное замещение превращалось для отдельных лиц в «карьеру» публичных служащих. При всём разнообразии социальных установок в государственных органах оказывались люди, облечённые безусловным доверием населения, добросовестные и способные к службе, как правило, с учётом широкого распространения грамотности, умевшие читать и писать [15]. Взыскательность избирателей и сознательная ответственность их представителей облегчали губернским органам надзора выявление и вытеснение со службы профессионально непригодных лиц [16].

Так, в ноябре 1785 г. Вологодское наместническое правление уволило заседателя Лальского нижнего земского суда Толстикова за аморальное поведение («за чинимый им по средством пьянства явной и гнусной порок» ), Великоустюжская верхняя расправа распорядилась о проведении досрочных выборов («о выборе на место ево трезваго и достойнаго человека» ). В январе 1786 г. нижний земский суд рапортовал о том, что жителями определён новый кандидат на должность («из добросовестных людей и к той должности способной подосиновской волости крестьянин Михайло Терентьев сын Жижин, которой грамоте читать и писать умеющей» ). Коллегия верхней расправы рассмотрела характеристику, данную избирателями, отметив нравственное поведение крестьянина М.Т. Жижина («никаковых дурных поступок не оказывается» ), и приняла во внимание его положительную оценку капитаном-исправником («аттестующаго к понесению при возложенной на него должности способнаго а притом добросовестнаго человека, каковым у должности быть последует» ), объявив о своём решении представить кандидата наместническому правлению для утверждения в должности заседателя [17].

Судебные представители активно включились в изучение законодательства и реализацию своих полномочий. Так, 24 февраля 1786 г. члены Тотемской нижней расправы имели «разсуждение» о содержании статей 110 и 111 Учреждений и сделали запрос в наместническое правление о правилах их применения («со испрашением от онаго вразумления» ): следовало ли отсылать на ревизию в верхнюю расправу или для исполнения в нижний земский суд приговоры к наказанию крестьян плетьми и батогами и как поступать расправе при осуждении нескольких крестьян по одному делу к разным видам наказания. Вологодское наместническое правление указало коллегии нижней расправы на пункт 5 статьи 405, предписав впредь обращаться за разрешением всех сомнений в практике правоприменения к судебному прокурору [18]. Выборные лица демонстрировали своё участие в укреплении общественного порядка, сопровождая приговоры к телесным наказаниям за уголовные преступления типовыми разъяснениями («дабы впредь смотря на то в подобных сему случаях и другие так чинить не отваживалися» ) [19].

Однородность социального происхождения с членами судейских коллегий, очевидно, поощряла крестьян обращаться за защитой своих прав в государственный суд, не исключая случаев внутрисемейных конфликтов. Так, 25 августа 1794 г. Тотемская нижняя расправа удовлетворила жалобу крестьянина Вожбальской волости Фёдора Воропанова на сына Ульяна, заменив по его просьбе телесное наказание кнутом, предусмотренное законодательством за побои (статьёй 4 главы XXII Соборного уложения), на плети, и распорядилась о «приводе ево в должное родителю своему повиновение»[20]. Расправа назначала наказания за преступления против нравственности [21].

В свою очередь социальные условия благоприятствовали обжалованию решений судебных органов. Так, на основании именного указа от 28 мая 1795 г. («об учинении немедленнаго разсмотрения и законнаго решения по вступившей в Сенат жалобе» ) суд высшей инстанции кассировал решения уголовной палаты и верхней расправы, признав решение по апелляции крестьянина Г. Попова деревни Фёдоровской Красноборской округи, вынесенное нижней расправой, законным, обоснованным и справедливым [22].

Множество дел, рассматривавшихся в судебных органах северных уездов, были закономерно связаны со спорами о недвижимости как между крестьянами, так и лицами разных сословий, исками о захватах пашни, хлеба, сена, жалобами о препятствиях во владении и пользовании. Расправы обладали абсолютным авторитетом государственных органов, контролировавших межевание земель и угодий, распределение участков («по числу душ, дабы друг против друга было безобидно» [23]), и разбиравших специфические конфликты [24]. Прежде всего, сельские заседатели, являясь полномочными защитниками коллективных прав собственности, выступали поверенными во время генерального межевания, запрашивая в компетентных органах копии с различных документов («чтобы при межевании не воспоследовало во отводе остановки» ) [25]. Крестьяне решительно отстаивали свои законные интересы: в марте 1784 г. по делам, разбиравшимся военным судом, учреждённым при Вологодской межевой конторе, проходили три землемера в офицерских чинах вместе с подчинёнными. Генерал-губернатор напомнил губернскому стряпчему об обязанности иметь «по оной конторе ходатайство по его должности» , воспретив вызывать крестьян для допросов до окончания полевых работ [26].

Деятельность органов мирского управления, отметил А.В. Камкин, оставалась привычно нацеленной «на достижение возможного баланса интересов казны, общины и отдельного крестьянского хозяйства» . В то же время в ситуации нарастающего малоземелья, расслоения крестьянства, земельных споров и драматических попыток уравнительных переделов в жизни северной деревни резко увеличилась роль государственных органов и поверенных, исполнявших специальные поручения, представлявших сельские сообщества в «присутственных местах» [12, с. 24-25, 34]. Расправы вели учёт общественных приговоров и доверенностей, выданных общинами [27]. Только в период 1782-1789 гг. Тотемская нижняя расправа приняла 131 прошение, касавшиеся земельных переделов [11, с. 67]. Участие в межевании принимали все должностные лица уезда - капитан-исправник, заседатели, стряпчий [28].

Суд находился на страже законности и обеспечивал соблюдение прав и интересов всех сторон в земельных конфликтах. Так, 6 мая 1788 г. Тотемская нижняя расправа сняла обвинения с крестьян деревни Боярской М. Овчиникова и Н. Художилова в неподчинении требованиям сельских заседателей нижнего земского суда, предписав органу правопорядка, чтобы его работники «впредь от подобных сему на крестьян представлений воздержались и тем бы не наводили напрасного затруднения» . При межевании пахотной земли обыватели настойчиво просили дополнительных участков («с окупом государственных податей каждому еще на одну душу» ), не препятствуя разделу, но и не подписав документа о согласии с проведённым разделом [29].

Наконец, выборные должностные лица обеспечили эффективное участие государственных органов в социальной защите обывателей. Так, заплатив налоги за 1784 г. крестьянин деревни Завражской Ф. Иванов, не получивший в 1783 г. земли и угодий на 5 «душ», письменно уведомил наместническое правление о своей неплатежеспособности. В переписке по обращению Ф. Иванова участвовали губернатор, наместническое правление, казённая палата, тотемские магистрат, нижняя расправа и нижний земский суд. Согласно документам деревня оказалась обмежеванной в нарушение предписаний губернского начальства в пользу купцов Пановых. Разрешение коллективного спора было отложено до утверждения Межевой экспедицией городских границ. Уездные власти не нашли способов наделить крестьянина пашней и сенокосами за счёт выморочной или «впусте лежащей» земли и побудили в 1788 г. сельский сход переложить фискальные обязанности с Ф. Иванова, терпевшего «крайнюю нужду и раззорение» ,на «многоземельных и прожиточных крестьян» . В декабре 1789 г. Тотемская нижняя расправа поручила нижнему земскому суду провести проверку положения крестьянской семьи («ничинится оному Иванову от кого либо в платеже государственных податей и протчих зборов притеснений а естли каковое за дачею уже и подписки притиснение чинится то изыскав обстоятельно от кого оное происходит виновников выслать для суждения в здешнюю расправу в самоскорейшщем времени» ). Ф. Иванов претензий к сельчанам не имел, о чём нижний земский суд рапортовал в расправу [30].

Социальная мобильность населения предопределила тесное взаимодействие расправ с органами городского управления. В 1782 г. перепись зафиксировала в купеческом сословии около 500 жителей Тотьмы, на крестьянское происхождение указали 143 лица обоего пола [31, с. 25]. Согласно документам, в целях эффективного решения правовых вопросов Тотемская нижняя расправа с начала своей деятельности вторгалась в сферу компетенции городового магистрата. Так, в 1780 г. жена купца Ф. Протопопова, длительно отсутствовавшего по торговым делам, подала в расправу «доношение» об истечении 20 ноября срока на погашение долга мещанином Ф.А. Токаревым. Истица просила коллегию нижней расправы сделать распоряжения в отношении заложенного имущества («закладную крепость у крепостных дел в силу законов записать и взять с ней указные пошлины и по записке отдать во владение мужу» ). Нижняя расправа «промеморией» уведомила городовой магистрат о предъявлении договора залога и предложила объявить о выкупе домохозяйства. На основании действовавшего законодательства 11 декабря нижняя расправа отложила на 2 года любые сделки с собственностью мещанина Ф.А. Токарева [32].

Тотемская нижняя расправа участвовала в передаче владельцам соляных промыслов, выделении земли для постройки мельниц [33], вёла книги для учёта не только договоров о вступлении в откупы, купли-продажи, залога, аренды недвижимой собственности, фиксируя экономическую активность сельского и городского населения, но и договоров купли-продажи и залога дворовых людей, крестьян с землей и без земли, наконец, актов об освобождении, выданных бывшим крепостным крестьянам и дворовым людям.

Наконец, малочисленность местного государственного аппарата требовала участия судебных представителей в исполнении внесудебных поручений. Так, в сентябре 1788 г. из-за занятости членов нижнего земского суда Тотемская нижняя расправа командировала сельского заседателя О. Попова для препровождения 17 пленных шведов от Вологды до Устюга [34].

Чиновникам, понимавшим специфику социальных отношений, сложившуюся на Русском Севере, не приходилось сомневаться в реальности статуса сельских заседателей. В декабре 1793 г. в Тотемскую нижнюю расправу обратился дворянский заседатель нижнего земского суда губернский секретарь В.А. Мохов с жалобой на действия капитана-исправника. Суд зафиксировал заявление («впредь для ведома» ), взыскав 25 копеек [35].

Местные государственные служащие органично входили в окружающую социокультурную среду, их деятельность по естественной необходимости ориентировалась на правовые и морально-этические ценности населения. Не случайно дела о злоупотреблениях табельных должностных лиц властными полномочиями, вымогательствах и взяточничестве, битье крестьян, незаконных арестах датируются первыми годами работы пореформенных судов. Претензии обывателей к правонарушителям, часто приезжим отставным офицерам, получали активную поддержку местных чиновников. Судьбой первых становилось крушение карьеры, последних - поощрения в службе.

Так, уже 15 декабря 1780 г. вследствие двух «прошений» капитана-исправника поручика Левашева в адрес генерал-губернатора и наместнического правления с должности судьи Никольской нижней расправы был уволен и 16 января взят под арест капитан Н.И. Маслов. Расправной судья, пользовавшийся в связи с утерей документа, удостоверявшего личность, поддельным, самовольно оставлял место службы, брал взятки и явно злоупотреблял полномочиями, присваивая казённые деньги, забирая у крестьян лошадей с нарушением установленных правил, запрягая по 10-12 животных («несмотря на время работное») и приводя их своим обращением в негодность, необоснованно вызывал людей в суд, бил несогласных («бедных обывателей» ).

«Ея Императорское Величество все августейшая наша монархиня неусыпно яко матерь о чадах пекущаяся чрез неутомимые труды своя всем верноподданным рабам своим изыскивая блаженное спокойство изтребляя злобу и безбожное корыстолюбие и лихоимство ясно чрез многие изданные законы запретить соизволила коими таковых преступников жестоко наказывать повелено» , - писал, в частности, возмущённый капитан-исправник. Поручик Левашев сослался на законодательство, присягу, данную им при вступлении в должность, и словесное напутствие наместника, указав на ограниченность своих полномочий в отношении расправного судьи. Напомнив о своём назначении в должность «для соблюдения благопристойности и порядка в уезде и для защищения обывателей от обид и раззорения» , Левашев просил о переводе в другую округу для себя или капитана Н.И. Маслова.

Генерал-губернатор А.П. Мельгунов возбудил уголовное дело, предложив крестьянам подавать иски для возмещения ущерба, причинённого судьёй. В ходе следствия Военная коллегия выслала в Вологду восстановленные документы для капитана Н.И. Маслова, копию указа о его отставке, охарактеризовав офицера, дважды наказанного военным судом за рукоприкладство, но имевшего боевые раны и перенёсшего турецкий плен, как усердного к службе и достойного к повышению в чинах. На доклад Сената Екатерина II ответила указом от 2 ноября 1782 г., повелев назначить Н.И. Маслову наказание: «лиша чинов и дворянского достоинства сослать в работу» [36].

В 1781 г. генерал-губернатор назначил на должность председателя Красноборской нижней расправы подпоручика лейб-гвардии Измайловского полка и пошехонского помещика князя П.А. Ухтомского, представившего документы о «добропорядочной» службе, возбудив после проведения служебной проверки, вызванной «доношением» заседателя М. Журавлёва и последующим рапортом капитана-исправника Ендогурова, уголовное дело против его предшественника, обвинявшегося во взяточничестве, битье крестьян, арестах сельских заседателей и прочих злоупотреблениях властью [37].

26 июня 1786 г. генерал-губернатор утвердил решение уголовной палаты об увольнении от должностей стряпчего Сольвычегодской округи Семёнова и заседателя Великоустюжского уездного суда Морина, вступивших 17 сентября 1785 г. в конфликт с капитаном-исправником Козминым и сельскими заседателями Сольвычегодских нижней расправы Г. Седельниковым и нижнего земского суда Я. Мусоновым во время расследования дела об отмежевании к дачам барона Строганова и князя Шаховского двух казённых оброчных пожень («за шумство безчиние и угрозы также и за пьянство а чрез то и неисправление на них возложеннаго сверх же того и непристойные в присудственном месте изречения» ). Ссора произошла в избе крестьянина Ширяева в деревне Уткино, где должностными лицами было «учреждено общее присутствие» и на «рабочем столе» выставлено «зерцало» . В решении по делу уголовная коллегия разъяснила: «…Каковые и Морина и стряпчего несогласные с законами и пьянствование а не менее для протчих и соблазнительные поступки совершенно доказывают что они более при исправлении возложенных на них должностей быть не могут а тем более стряпчей которому не точию самому таковые противные поступки делать но по мере возложенной на него высочайшим учреждением должности протчих от онаго обязан отвращать» . 16 августа 1786 г. Сольвычегодская нижняя расправа рапортовала в Вологодское наместническое правление о вызове в «присутствие» капитана-исправника Козмина и объявлении ему решения, постановленного уголовной палатой [38].

Таким образом, в судебных органах и органах уездной полицейской администрации в областях Русского Севера штатная численность судебных представителей низших сословий объективно и существенно преобладала над численностью членов коллегий, замещавших табельные должности. Население, имевшее многовековые традиции общественного самоуправления и выборного управления, безусловно, приняло очередную реформу системы местного управления и воспользовалось правами, предоставленными законодателем, проводя ответственный подбор кандидатов на должности.

Сельские заседатели демонстрировали юридическую и нравственную ответственность и, как правило, добросовестно исполняли служебные обязанности, инициативно осваивая действующее законодательство. Деятельность расправ и нижних земских судов стимулировала развитие правосознания подданных. Социальная близость с лицами, замещавшими должности, поощряла обывателей не только обращаться к авторитету государственной власти, но и не останавливаться при необходимости обжаловать решения, вынесенные коллегиями судебных представителей. Деятельность новых судебных органов повысила эффективность реализации уголовной политики верховной власти и значение законодательства при разрешении имущественных споров населения. Судебные представители действовали в соответствии с традициями и ценностями мирского самоуправления, участвуя в регулировании наиболее важных общественных отношений, на Русском Севере, прежде всего, в области землевладения и землепользования.

Принцип выборности положительно сказался на качестве взаимодействия органов государственного и общественного управления, объективно способствовал улучшению общественного климата в части межсословных и межэтнических отношений. Активность населения и его представителей в государственных органах позволяла местной администрации успешно избавляться от работников, профессионально и морально непригодных для государственной гражданской службы. Группа социально активных подданных, сотрудничавших с государственным аппаратом, не стала частью бюрократической системы, но превратилась в устойчивый канал связи власти и населения. При смене во время очередных выборов до 90 % лиц в составе коллегий только в Архангельском и Вологодском наместничествах в 1780-1796 гг. через должности сельских заседателей в расправах, совестном и нижних земских судах могли пройти около 640 человек.

Библиография

1. Воропанов В. А. Региональный фактор становления судебной системы Российской империи на Урале и в Западной Сибири (последняя треть XVIII - первая половина XIX вв.): историко-юридическое исследование. Челябинск: Челябинский филиал УрАГС, 2011. 528 с.

2. Прохоров М. Ф. Численность и размещение помещичьих крестьян на Европейском Севере России в середине XVIII в. // Проблемы истории географии и исторической демографии Европейского Севера России. Сыктывкар, 1992. С. 45-46.

3. Топографическое описание Вологодского наместничества, составленное в 1784 году // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. Кн. XXV. М., 1857. С. 23-50.

4. Пушкарёв И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях. Т. 1. Кн. IV. Описание Вологодской губернии. СПб., 1846. 127 с.

5. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XX. № 14973; т. XLIV. Ч. 2. К № 17494. Штаты Вологодской губернии.

6. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XLIV. Ч. 2. К № 17494. Примеч. 4, 6.

7. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXII. № 15968; ГАВО. Ф. 177. Оп. 1. Д. 309. Л. 1-2.

8. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XLIV. Ч. 2. К № 17494. Примеч. 6.

9. Государственный архив Вологодской области (далее - ГАВО). Ф. 238. Оп. 3. Д. 475. Л. 1-28; ф. 831. Оп. 1. Д. 657. Л. 1.

10. ПСЗ РИ. Собр. Т. XXII. № 16078.

11. Камкин А. В. Общественная жизнь северной деревни XVIII в. (Пути и формы крестьянского общественного служения). Вологда: Вологод. гос. пед. ин-т, 1990. 95 с.

12. Камкин А. В. Традиционные крестьянские сообщества Европейского Севера России в XVIII в.: Автореф. дисс. … д-ра. ист. наук. М., 1993. 38 с.

13. Трошина Т. И. Население и власть на Севере России // Вопросы истории. 2010. № 4. С. 3-14.

14. Камкин А. В. Крестьянское правосознание и правотворчество по материалам второй половины XVIII века // Социально-правовое положение северного крестьянства (досоветский период). Вологда: Вологод. гос. пед. ин-т, 1981. С. 40-54.

15. ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 17. Л. 5; д. 43. Л. 6, 19 об.; д. 108. Л. 1; д. 111. Л. 9; ф. 177. Оп. 6. Д. 1831. Л. 87; ф. 831. Оп. 1. Д. 194. Л. 1; д. 414. Л. 2 об. и др.

16. ГАВО. Ф. 177. Оп. 1. Д. 203, 205, 230, 238, 779; ф. 844. Оп. 1. Д. 2, 3, 12, 13, 22 и др.

17. ГАВО. Ф. 177. Оп. 6. Д. 108. Л. 1.

18. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 414. Л. 1-4.

19. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 456. Л. 22.

20. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 622. Л. 1-39.

21. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 367. Л. 1-20, д. 657. Л. 1.

22. ГАВО. Ф. 177. Оп. 6. Д. 1831. Л. 185-195.

23. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 544. Л. 1-6.

24. ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 842; ф. 235. Оп. 1. Д. 60, 140-142, 250, 280, 281, 300; ф. 238. Оп. 1. Д. 274; ф. 831. Оп. 1. Д. 46-50, 54, 65, 70, 71, 74, 75, 78-108, 156-169, 210, 214, 229-244 и др.

25. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 194. Л. 1.

26. Государственный архив Ярославской области. Ф. 72. Оп. 1. Д. 953. Л. 1.

27. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 428. Л. 1-18.

28. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 69. Л. 1-4, д. 141. Л. 1-2.

29. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 533. Л. 1-8 об.

30. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 362. Д. 362. Л. 1-62.

31. Наумова О. А. Тотемское купечество в XVIII-XIX вв., его состав и регионы предпринимательской деятельности (обзор документов Государственного архива Вологодской области) // Тотьма: историко-литературный альманах. Вып. 1. Вологда: изд-во "Русь" ВГПИ, 1995. С. 306-314.

32. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 42. Л. 1-5.

33. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 351, 368.

34. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 538. Л. 2.

35. ГАВО. Ф. 831. Оп. 1. Д. 641. Л. 1-2.

36. ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 17. Л. 1-107 об.

37. ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 43. Л. 1-19 об.

38. ГАВО. Ф. 177. Оп. 6. Д. 111. Л. 1-22 об.

Размещено на Allbest.ru