Международные правовые инструменты реализации стратегии национальной безопасности российской федерации в арктическом сектореЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В АРКТИЧЕСКОМ СЕКТОРЕ

Размещено на http://www.allbest.ru/

Международные правовые инструменты реализации стратегии национальной безопасности российской федерации в арктическом секторе

Жудро Иван

Автор рассматривает ситуацию, сложившуюся в процессе разграничения арктического шельфа, когда соседние с Россией прибрежные государства предпринимают попытки максимально распространить свои суверенные права и юрисдикцию на подводные (подледные) пространства Северного Ледовитого океана, не только выходя за пределы своих условных арктических секторов, но и вторгаясь в российский сектор.

Россия при этом в своем секторе допускает уступку в пользу международного района морского дна («общего наследия человечества») значительного участка континентального шельфа, чем, повидимому, не упустят возможности воспользоваться соседние страны.

Международное право, по мнению автора, позволяет найти справедливое решение рассматриваемой проблемы, основываясь на сложившемся международном обычае - секторальном размежевании полярных владений (секторальном принципе).

Однако на практике применимый в данном случае международный обычай подменяется рекомендациями технического органа - Комиссии по границам континентального шельфа, основанными на заведомо оспоримых геологических и геоморфологических данных о морском дне.

В этих условиях автор, полемизируя с оппонентами, видит задачу российской дипломатии в делимитации арктического шельфа с применением международного обычая - секторального принципа, что позволит избежать пространственных уступок и обеспечить национальные интересы.

Распад Советского Союза не затронул границ его северных территорий, которые в неизменном виде унаследовала Российская Федерация. Учитывая принятые в последние годы программные документы, планирующие полномасштабное развитие арктического региона [4; 5], можно с уверенностью констатировать, что для России  полярный регион не менее важен, чем для СССР, огромные материальные затраты которого для освоения прилегающих арктических морей  общеизвестны. 

Тем не менее, реальность такова, что Российская Федерация в своем обращении в Комиссию по границам континентального шельфа (НьюЙорк) (далее - Комиссия)  отказалась в пользу международного района морского дна, так называемого общего наследия человечества (ОНЧ) , от значительного по своей площади (около 300 тыс. квадратных километров) участка морского дна (далее - район «А»), расположенного в высокоширотной части Северного Ледовитого океана (СЛО), в пределах так называемого российского полярного сектора [7].

Такая позиция, получив поддержку и теоретическое обоснование со стороны целого ряда отечественных экспертов и чиновников [11, с. 251; 13; 14; 18, с. 234], воплотившись в нерассмотренном пока Комиссией обращении Российской Федерации [17] и в официальных документах периода 90х гг. прошлого века [6], вызвала острую научную дискуссию [10]. 

В монографии А. Губанова [11], где упомянутая позиция представлена в наиболее консолидированном виде, утверждается невозможность для России выдвигать какиелибо претензии на район «А», отрицается значение секторального принципа для разграничения континентального шельфа с опорой на следующие доводы:

- в актах российского (советского) законодательства, устанавливающих полярный сектор, «не затрагивался правовой режим и правовой статус морских пространств, речь шла только о землях и островах в пределах арктического сектора» [11, с. 93]; 

- известные конвенции XIX в. (русскоанглийская 1825 г., русскоамериканские 1824 и 1867 гг.) не устанавливали секторальных границ и не расширяли исключительную юрисдикцию Российской Федерации на морские пространства за обычный для того времени 3мильный лимит территориального моря [11, с.  92]; 

- законодательством и дипломатической перепиской Российской империи и Советского государства первых десятилетий ХХ в. не затрагивались вопросы правового статуса и правового режима морских пространств и, тем более, континентального шельфа района «А» [11, с. 94];

- воды района «А» вместе с морским дном представляют собой часть открытого моря и часть международного района морского дна с соответствующим правовым режимом [11, с. 90,103]. 

Единственной, по смыслу рассуждений автора, возможностью и основанием для Российской Федерации претендовать на район «А» являлось бы распространение на покрывающие его воды суверенитета или исключительной юрисдикции - института, введенного Конвенцией ООН по морскому праву 1982 г. (далее - Конвенция 1982 г.) [1]. Отсутствие же свидетельств подобных действий со стороны Российской Федерации, по логике автора, не позволяет ей выдвигать в настоящее время какиелибо претензии на район «А». арктический шельф юрисдикция

Представляется, что каждый из приведенных аргументов в качестве доводов, отрицающих значение сектора, ущербен как по отдельности, так и в своей совокупности. 

Прежде всего, СЛО - необычный океан: «…это уникальный географический район, имеющий некоторые важные характерные черты океана», - писал канадский профессор Джонстон [12, с. 151].

Вопросы делимитации пространств СЛО связаны с необходимостью учета целого ряда особых обстоятельств, в числе которых - его полярность. 

Полярное расположение Северного Ледовитого океана само по себе превращает Северный полюс в его естественный центр, точку схождения вершин секторов, ширина основания которых, соответствующая протяженности побережий приполярных государств, а также близость расположения самих побережий к Северному полюсу приобретают правоустанавливающее значение.

Тот же А. Губанов, выводы которого, по сути, построены на отрицании географической уникальности Северного Ледовитого океана, в собственных рассуждениях прибегает к следующему доводу: «Прежде чем перейти к вопросу делимитации континентального шельфа в приполюсной области Северного Ледовитого океана, необходимо кратко осветить географические характеристики области делимитации», в качестве которых автор приводит удаленность от Северного полюса [11, с. 228]. 

Именно такие особые обстоятельства, как полярность, полузамкнутость побережьями, относительно небольшая площадь СЛО, скованность льдами в центре и мелководность, делают секторальный подход тем методом разграничения дна, который в наибольшей степени учитывает интересы прибрежных государств (их разные правовые позиции, в частности США, не присоединившихся к Конвенции 1982 г. и не признающих институт ОНЧ) и способен обеспечить соблюдение принципов пропорциональности и справедливости.

В СССР секторальный метод как способ делимитации полярных сухопутных пространств (земель, островов), в наибольшей степени отвечающий интересам Советского государства, последовательно закреплялся в национальном законодательстве, отстаивался как обычай в международноправовой практике СССР и на уровне научной доктрины - в правовой теории (в справочной военной и юридической литературе) [9; 15; 16].

Отвергать значение сектора как возможного метода разграничения суверенных прав на морское дно на том основании, что он не применялся к разграничению полярных вод и льдов, неоправданно. 

Российская империя и СССР, исходившие из секторального принципа при распространении суверенитета на полярные земли и острова, никогда не устанавливали государственных границ вплоть до Северного полюса. Ведущие советские специалисты морского права подчеркивали: «Практически полярные секторы в Арктике имеются у СССР, США, Канады, Дании и Норвегии… Границы полярных секторов не являются государственными, как это иногда себе представляют…» [12, с. 105]. Системой полярных секторов определяется правовой статус земель и островов, расположенных в СЛО. Установление тем или иным государством полярного сектора само по себе не предрешает вопрос о правовом режиме входящих в него морских вод. 

То обстоятельство, что Россия никогда не рассматривала все воды сектора в качестве своих территориальных, означает лишь, что морское дно под ними не может быть отнесено к суверенной территории России, что, собственно говоря, и так не вызывает никаких сомнений. Если бы Россия распространяла суверенитет не только на сушу, но и на воды всего своего полярного сектора, то в настоящее время вопрос о принадлежности района «А» к российскому континентальному шельфу или, тем более, к ОНЧ не стоял бы. Морское дно в пределах всего сектора относилось бы к российской территории. 

Поиски, а равно констатация отсутствия какихлибо доказательств распространения Российской империей и СССР суверенных прав и юрисдикции, соответствующих современному режиму «исключительная экономическая зона» (ИЭЗ), на воды, покрывающие район «А», также не имеют смысла, поскольку ничего не добавляют в плане выводов о статусе и режиме расположенного под этими водами участка дна. О нераспространении конвенциями ХIХ в. «исключительной юрисдикции» на все воды сектора говорить бессмысленно, поскольку «исключительная юрисдикция» - это институт Конвенции 1982 г. В отношении морского дна - тем более: институт «континентальный шельф прибрежного государства», ознаменовавший собой доступ к недрам морского дна, получил свое международноправовое закрепление лишь в середине ХХ в.

Режим ИЭЗ, регламентирующий права прибрежного государства в отношении морских пространств в пределах 200 морских миль, был установлен Конвенцией 1982 г., к которой наше государство присоединилось только в 1997 г. Искать сегодня в действиях Российской империи до 1917 г. или СССР, прекратившего свое существование в 1991 г., признаки возможного распространения Россией на высокоширотный район «А» правового режима ИЭЗ - значит рассматривать правоотношения прошлых времен с позиции современных норм. Делать это бессмысленно еще и потому, что режим ИЭЗ ограничен по Конвенции 1982 г. 200мильным пределом от исходных линий.

Помимо этого, констатация автором того очевидного факта, что советское и российское законодательство не предусматривают распространение юрисдикции СССР и Российской Федерации на дно и недра района «А» [11, с. 99], представляется излишней - вопрос оформления прав России на высокоширотный арктический шельф, как известно, до настоящего времени не решен. 

Возникает вопрос: какой смысл увязывать правовой режим участка дна с правовым статусом покрывающих его вод? Возможность отнесения конкретного участка морского дна СЛО за 200мильным пределом (в данном случае - района «А») к континентальному шельфу Российской Федерации или к международному району морского дна не зависит от правового статуса вод, покрывающих этот участок дна (в любом случае это - открытое море). И наоборот, довод автора о том, что воды над районом «А» всегда рассматривались как открытое море, ничего не дает в плане умозаключений автора о принадлежности этого района к международному району морского дна или невозможности его отнесения к континентальному шельфу России. Воды открытого моря покрывают собой как континентальный шельф прибрежного государства, так и международный район морского дна.

Подчеркиваемый автором факт, что Российская империя в соглашениях ХIХ в. не претендовала на водные пространства за пределами внутренних вод и территориального моря, не исключает возможных (спустя полтора века) российских притязаний на континентальный шельф, юридически всегда находящийся под водами открытого моря [11, с. 91-92].

Понятием «открытое море» характеризуется правовой статус только морских вод, но не определяется правовой режим расположенного под ними участка дна. Поэтому вывод А. Губанова о том, что «исторически акватория района “А” вместе с морским дном под ней представляет собой часть открытого моря с соответствующим режимом “открытого моря”» в контексте основной идеи автора лишен всякого смысла [11, с. 90]. При этом автором не учитывается то, что открытому морю не свойственна однородность. Из советских учебников известно - о едином правовом режиме вод полярного сектора говорить нельзя: «вопрос о правовом режиме арктических морей решается в отношении каждого моря особо, исходя из общих принципов международного права, фактически сложившегося и имеющего многолетнее применение и признание порядка, из соображений политических, оборонных, экономических и иных, определяющих правовой режим того или иного морского пространства» [12, с. 105]. 

В науке и практике можно считать твердо установленным факт - «моря Арктики не имеют и не могут иметь единого правового режима» [12, с. 151]. Режим открытого моря неоднороден и в российском полярном секторе. Особость режима морей советского сектора Арктики, его отличие от общепризнанного режима открытого моря состоит в том, что: 

- эти моря лежат вдали от международных морских путей;

- в этих морях не было и нет международного судоходства, за исключением редких спорадических случаев плавания;

- по своим физикогеологическим критериям моря Карское, ВосточноСибирское и Лаптевых - заливного типа, обрамлены со стороны остальной части океана геологическим продолжением суши (обширными архипелагами и отдельными островами);

- преобладающую часть года они покрыты непреодолимыми для судов льдами [12, с. 152].

«Исторические» права на морские пространства - суверенитет и вытекающие из него исключительные или преимущественные права - давно сложившиеся традиции исключительного или преимущественного пользования пространствами своими гражданами или организациями. Однако А. Губанов,  касаясь темы арктических морей в пределах российского сектора, ставит под сомнение справедливость отнесения их к историческим морям России, в частности, на том основании, что у других государств не меньше оснований для этого - «в отношении архипелага Земля ФранцаИосифа Норвегия отказалась от своих притязаний только в конце  20х гг. ХХ в. Также установлен факт о постоянном норвежском присутствии на острове Новая Земля… вплоть до 20х гг. ХХ в.». Отнесение морей Карского, Лаптевых, ВосточноСибирского и Чукотского к «морям заливного типа» автор называет не более чем «популярной темой» в «советской научной литературе 50 - 60х гг. ХХ в.», даже не пытаясь рассматривать ее в качестве заслуживающей внимания отечественной научной доктрины. 

Автор закрепляет свои рассуждения выводом, отрицающим право первооткрытия и освоения земель русскими мореплавателями начиная с XVI в.: «вплоть до ХХ в. отсутствуют какиелибо сведения о российских экспедициях, осуществляющих исследования за пределами Баренцева, Карского морей и моря Лаптевых…»; выдвигает утверждение о «сомнительности исключительных прав России на их историческое использование» [11, с. 88-89].

Между тем в трудах авторитетных исследователей советского периода, носящих доктринальный характер, подчеркивалось, что особый международноправовой режим советского сектора Арктики и Северного морского пути (СМП) сформировался под влиянием факторов освоения Россией и СССР арктических земель, архипелагов и островов, а также континентальных районов Крайнего Севера:

- огромные материальные затраты СССР, героические усилия русского и советского народа по освоению арктических морей, прилегающих к побережью;

- важное стратегическое значение Арктики, учитывая попытки агрессивных империалистических кругов использовать ее в военных целях против СССР; 

- заинтересованность в обеспечении безопасности границ, учитывая, что Арктика примыкает к обширным высокоразвитым в промышленном отношении районам СССР (Урал, Восточная Сибирь);

- установление режима ряда арктических морей советского сектора и СМП для снабжения всем необходимым населения и развивающейся промышленности Крайнего Севера, практическое неосуществление плавания иностранных судов по СМП;

- постоянное осуществление комплекса организационных и административных мер для обеспечения нормального и бесперебойного функционирования СМП;

- фактическое международное признание основанного на «исторических» правах режима морей советского сектора другими государствами. «Общая терпимость» других государств, осведомленных о выполнении СССР в арктических морях функций администратора и иных прав и молчаливо с этим соглашающихся (режим Карского моря односторонне официально устанавливался правительством России в течение трех столетий и никем не оспаривался);

- фактическое международное признание режима плавания по СМП [12, с. 152-153].

Указанные выше факторы попрежнему не утрачивают своего значения.

Таким образом, Арктика - регион, где действует концепция исторических прав на водные пространства и пролегающие через них судоходные трассы, где суверенные территории - острова и земли - значительно удалены от материка и в целях своей делимитации заключены в пределы арктических секторов. Невозможно отрицать существование российского полярного сектора, определяющего суверенитет находящейся внутри него суши (земель и островов). Воды сектора за пределами государственной границы относятся к открытому морю, правовой режим которого неоднороден. Внутри сектора сложились правовые обычаи режима заливных морей и использования пролегающих через них трасс СМП (признание другими государствами национальных режимов российских заливных морей и правил навигации по ним превратило их в международные обычаи).

Отсутствие на протяжении веков какихлибо притязаний арктических прибрежных государств на все водное и ледовое пространство в районах своих полярных секторов не может исключать возможность и целесообразность применения ими секторального метода при делимитации континентального шельфа. Полярный сектор - принцип, примененный в отношении суши - пространства, незыблемого и однородного по своей правовой природе. Секторальный принцип вполне может быть применен и в отношении дна, являющегося продолжением материковой суши, обеспечив соблюдение справедливости и пропорциональности (в соотношении протяженности побережья и площади континентального шельфа). О том, что секторальные линии, послужившие для разграничения сухопутных пространств, могут иметь новое предназначение, свидетельствует современная практика разграничения по секторальным линиям континентального шельфа между СССР и США по Соглашению 1990 г., между Россией и Норвегией по договору 2010 г. [2; 3].

Касаясь вопроса разграничения дна СЛО между прибрежными государствами, А. Губанов пишет: «…если речь идет о соглашении между сторонами по вопросу делимитации континентального шельфа, то достаточно того, чтобы “в глазах сторон” результат делимитации являлся справедливым и в то же время не затрагивал прав третьих государств» [11, с. 193]. С этим трудно не согласиться - результат делимитации континентального шельфа СЛО только между пятью прибрежными странами (Россией, Канадой, Данией, Норвегией, США) представляется вполне справедливым, поскольку не будет затрагивать интересов третьих государств. В сопоставлении интересов пяти прибрежных арктических и прочих нерегиональных государств в высокоширотном районе за пределами 200мильных зон прибрежные страны, несомненно, имеют приоритет, прежде всего, с точки зрения той ответственности, которую они несут за сохранение экологического равновесия в Арктике, и рисков негативных последствий от его нарушения. 

В некоторых своих выводах А. Губанов вполне логичен: сопоставляя последствия состоявшегося использования при делимитации континентального шельфа секторальных линий с вариантом (вероятным, гипотетическим) разграничения тех же участков шельфа на основании судебных решений (по линии равноотстояния), автор приходит к выводу, что для России оказывается более выгодным первый путь: «РоссийскоНорвежский договор 2010 г. является даже более выгодным для Российской Федерации, нежели чем для норвежской стороны не только в количественном, но и в качественном отношении» [11, с. 228]. «Соглашение 1990 г. в целом не ущемляет российских интересов при условии, если Россия продолжит отстаивать свои исторические права на ведение морского промысла в утраченных пространствах исключительной экономической зоны…» [11, с. 210]. 

Реализуемый же в настоящее время путь закрепления границ арктического шельфа, отвергающий сектор, основан на применении ст. 76 Конвенции 1982 г. Содержащиеся в этой норме геологические и геоморфологические критерии приобретают значение лишь в случае отграничения континентального шельфа прибрежного государства от международного района морского дна (ОНЧ). Там же, где создание района не предполагается, применение этих критериев не имеет смысла. Разграничение шельфа между государствами со смежными или противолежащими побережьями осуществляется на основании соглашений - согласно ст. 83 Конвенции 1982 г., без помощи Комиссии по границам континентального шельфа. Для СЛО, большую площадь которого составляет континентальный шельф пяти прибрежных государств, применима именно делимитация арктического шельфа между пятью странами по ст. 83 Конвенции, а не отграничение от района ОНЧ по ст. 76 указанной Конвенции. 

Для России путь по ст. 76 заведомо невыгоден.

В настоящее время абсолютно большая часть площади СЛО - объект притязаний прибрежных арктических государств. Свободный от претензий район ОНЧ образуется только в российском секторе. Притязания Дании и, возможно, Канады на значительную часть континентального шельфа СЛО [8], включая сектор Российской Федерации, вынуждают ее представить в Комиссию дополнительные результаты подводных исследований, причем абсолютно большей части площади дна СЛО, расходы на которые превышают соответствующие расходы остальных государств, причем без какихлибо гарантий успеха . Рассуждая о вероятных сценариях применения ст. 76 Конвенции 1982 г., А. Губанов пишет: «для Российской Федерации ключевой задачей в делимитации континентального шельфа за пределами 200 миль от исходных линий является необходимость обоснования, что хребет Ломоносова и хребет… можно квалифицировать как “подводные возвышенности”, а не как “подводные хребты” в смысле соответствующих положений Конвенции 1982 г.» [11, с. 230]. Назвать такую позицию иначе как подгонкой фактических данных под терминологию, невозможно.

Рассуждая о «географических перспективах» делимитации российского арктического шельфа (повидимому, имея в виду итоги рассмотрения Комиссией российского обращения по поводу применения ст. 76 Конвенции 1982 г.), А. Губанов приходит к выводу о множественности вариантов, при которых Россия не получает гарантированного положительного результата - «утраты Россией прав на приполюсной район», или когда «большая часть приполюсного района отойдет к Канаде и Дании», или «в центральной части Северного Ледовитого океана будет образован крупный, непрерывный анклавный участок международного района морского дна» [11, с. 241-242]. Не означает ли это, что путь по ст. 76 вносит элемент случайности, ставит суверенные права государства (экономические, оборонные интересы) в зависимость от выводов технического органа - Комиссии по границам континентального шельфа, безосновательно придает этому органу правовые функции, сопоставимые с полномочиями органа правосудия (попытка подобного толкования уже предпринята российскими экспертами и чиновниками [14])? Не говоря уже о том, что подобный путь обоснования прав на континентальный шельф, не учитывающий исторических правооснований, вряд ли можно назвать достойным многовековых усилий Российской империи, СССР и их граждан по освоению полярных широт.

Следует добавить, что ряд авторов отыскивают аргументы об отсутствии у России прав на район «А» в официальных американских и канадских источниках [11; 18]. Подобные ссылки на документы или публичные высказывания тех или иных иностранных государственных чиновников, нередко движимых конъюнктурными соображениями - собственными или своих государств (обзоры госдепартамента США, выступления премьера Канады С. Харпера и пр.), не являются теми убедительными доводами, которые можно было бы противопоставить, например, правовым доктринам.

Необходимо учитывать, что значение секторального подхода для США, Канады, Дании и Российской Федерации разное. В интересах США, неприсоединившихся к Конвенции 1982 г. и к ее положениям о международном районе морского дна (ОНЧ) - отрицание сектора. С образованием района ОНЧ в СЛО США получают доступ к его ресурсам, не будучи связанными какимилибо международноправовыми обязательствами по эксплуатации этого района (вспомним хотя бы обращение в 2006 г. к Президенту Российской Федерации американского консорциума о готовности представлять интересы человечества при освоении ресурсов ОНЧ в СЛО).

В интересах Канады и Дании - применение ст. 76 Конвенции 1982 г., что позволит им распространить свои притязания за пределы собственных секторов, вторгнувшись в российский сектор. Соответственно применение ст. 76 Конвенции для Российской Федерации влечет практически неизбежную уступку в границах своего полярного сектора - в пользу либо других арктических государств, либо международного района морского дна (ОНЧ). 

На обольщение А. Губанова позицией Дании - как «доброго самаритянина», в ходе III Конференции по морскому праву отстаивающей геологический критерий (воплотившийся в ст. 76 Конвенции 1982 г.), который «позволяет оградить международное сообщество от угрозы посягательств на международный район морского дна», - получен достаточно красноречивый ответ в виде поданной в 2014 г. заявки Дании [19], в которой последняя не только ничего не уступила в счет международного района морского дан (ОНЧ), но и вклинилась в своих притязаниях в российский сектор, причем в пределы района «А», который был «пожертвован» Российской Федерацией в ОНЧ [11, с. 152].

Итак, для Российской Федерации секторальный метод важен, прежде всего, как исторический, правовой и пространственный ориентир - в целях недопущения геополитических уступок. 

Российской дипломатии следует учитывать, что арктический сектор - тот исторический и правовой факт, использование которого позволит обеспечить преемственность в отстаивании национальных интересов в Арктике. Сектор отвечает интересам Российской Федерации в гораздо большей степени, чем любого из арктических государств. И напротив, отказ от сектора для Российской Федерации означает подрыв собственных позиций. Ориентация в обоснование такого отказа на позицию большинства арктических государств, чьим интересам сектор объективно не отвечает (согласие с позицией конкурентов - США, Норвегии, Дании), есть нe что иное, как добровольный отказ от выигрышного переговорного аргумента, заведомое пренебрежение национальными интересами.

К изложенному можно добавить: проблема разграничения арктического шельфа интересна и в теоретическом плане, в том числе для военноюридической науки, поскольку уникальным образом увязывает вопросы права и политики, а точнее - международноправовых возможностей и внешнеполитической целесообразности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Конвенция ООН по морскому праву 1982 года // Бюллетень международных договоров. 1998. № 1. С. 3-168.

2. Договор между Российской Федерацией и Королевством Норвегия о разграничении морских пространств и сотрудничестве в Баренцевом море и Северном Ледовитом океане // Бюллетень международных договоров. 2011. № 12. С. 79-85.

3. Соглашение между СССР и Соединенными Штатами Америки о линии разграничения морских пространств // Бюллетень международных договоров. 2008. С. 33-37. 

4. Основы государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу: утв. Президентом Российской Федерации 18.09.2008 № Пр1969 [Электронный ресурс] // КонсультантПлюс: справ.правовая система. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_119442/. 

5. Стратегия развития Арктической зоны Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности на период до 2020 года: утв. Президентом Российской Федерации 08.02.2013. Пр232 [Электронный ресурс] // КонсультантПлюс: справ.правовая система. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_142561/.

6. О порядке утверждения перечней географических координат точек, определяющих линии внешних границ континентального шельфа Российской Федерации: Постановление Правительства Российской Федерации от 16.06.1997 № 717 // Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 25. Ст. 2939.

7. Представление Российской Федерации в Комиссию по границам континентального шельфа 2001 г. [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций: официальный сайт.  URL: http://www.un.org/Depts/los/clcs_new/submissions_files/rus01/RUS_CLCS_01_2001_LOS_2.jpg.

8. Комментарий Департамента информации и печати МИД России в связи с подачей Данией заявки на континентальный шельф в Арктике //  Официальный сайт МИД России. URL: http://mid.ru 288816122014.

9. Военноморской международноправовой справочник / под ред. А.С. Бахова.  М.: Воениздат, 1956. 351 с. 

10. Гуреев С.А., Буник И.В. Материалы круглого стола «Морская деятельность Российской Федерации: состояние и проблемы законодательного обеспечения» / Временная комиссия по национальной морской политике. Федеральное Собрание Совета Федерации Российской Федерации // Информационный бюллетень № 1. М., 2005.

11. Губанов А.И. Разграничение континентального шельфа в Арктике: международноправовые проблемы и перспективы: моногр. М.: Зерцало, 2015. 312 с. 

12. Жудро А.К., Джавад Ю.Х. Морское право. М.: Транспорт, 1974. 384 с.

13. Колодкин А.Л., Шинкарецкая Г.Г. О континентальном шельфе России в Арктике // Государство и право. 2009. № 10. С. 21-27.

14. Колодкин Р.А., Пунжин С.М. Континентальный шельф за пределами 200 миль: определение внешних границ и делимитация // Международное правосудие. 2015. № 3, 4.

15. Международное морское право. Справочник / под ред. Г.С. Горшкова. М.: Воениздат, 1985. 430 с.

16. Молодцов С.В. Международное морское право. М.: Междунар. отношения, 1987. 272 с.

17. Официальный сайт Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации: http://www.mnr.gov.ru/news/detail.php?ID=141707.

18. Титушкин В.Ю. К вопросу о внешних границах континентального шельфа Российской Федерации в Арктике // Международное морское право. Статьи памяти А.Л. Колодкина. М.: Статут, 2014. С. 222-252.

19. Partial Submission of the Government of the Kingdom of Denmark together with the Government of Greenland to the Commission on the Limits of the Continental Shelf (The Northern Continental Shelf of Greenland):http://um.dk/en/~/media/UM/Danishsite/Documents/Udenrigspolitik/Nyheder_udenrigspoliti.

Размещено на Allbest.ru