В статье рассматриваются законы и обычаи ведения войны в XXI в. в контексте действующих норм международного права. Анализируются особенности современных войн, в частности, возникновение конфликтов в кибер и космическом пространствах, использование частично и полностью автономных систем вооружения, привлечение частных военных и охранных компаний к участию в вооруженных конфликтах, гуманитарное вмешательство, терроризм.

За последние десятилетия мир вокруг нас претерпел сильные изменения. Стремительное развитие технологий, в том числе в военной сфере, несет в себе как ряд преимуществ и новых возможностей, так и ряд угроз и неразрешенных вопросов. Временные и пространственные границы войны размываются и расширяются, традиционные методы ведения войны сменяются более современными. В связи с этим возникает вопрос о необходимости проведения анализа.

Актуальность изучения указанного выше вопроса обусловлена рядом причин. Во-первых, в условиях изменения феномена войны необходимо изучить его природу и формы проявления с правовой точки зрения.

Во-вторых, существующая в настоящее время международная нормативно-правовая база не в состоянии обеспечить эффективное урегулирование международных и немеждународных вооруженных конфликтов, в связи с чем требуется пересмотреть традиционные нормы военного права.

И в-третьих, об актуальности рассматриваемого вопроса свидетельствует повышенный интерес к нему со стороны западных исследователей (см., например, работы: H.H. Koh, 2016; D. Jordan, J.D. Kiras, D.J. Lonsdale, I. Speller, C. Tuck, C.D. Walton, 2016; S. Breyer, 2015; D. Kilcullen, 2013 и др.). Полагаем, что вопрос применимости действующих международных правовых норм к современным конфликтам является актуальным вызовом системе международного права.

В соответствии с III Гаагской конвенцией 1907 г. состоянию войны обязательно должно предшествовать предупреждение в форме обоснованного объявления войны или ультиматума с условным объявлением войны [5].

Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 3314 от 14 декабря 1974 г. определяет следующие действия как акты агрессии [2]:

вторжение вооруженных сил на территорию другого государства, ее аннексия или оккупация (даже временная);

бомбардировка или применение другого оружия против территории другого государства;

блокада портов или берегов другого государства;

нападение на вооруженные силы другого государства;

применение вооруженных сил, находящихся на территории другого государства по соглашению с последним, в нарушение условий соглашения, а равно пребывание их на территории другого государства по истечении срока соглашения;

предоставление государством своей территории для осуществления агрессии третьим государством в отношении другого государства;

засылка вооруженных банд, групп, наемников и т.п. от имени государства, которые осуществляют акты вооруженной борьбы против другого государства, по серьезности сопоставимые с предыдущими пунктами.

Однако в настоящее время классическая модель войны "государство против государства", которая была определяющей еще во времена "холодной войны", становится устаревшей. Как отмечает директор института национальных стратегий Национального университета обороны США Р. Хукер, современная война приобрела всеобъемлющий характер и стала больше полагаться на технологии, чем на человеческий потенциал и идеологию [8].

Д. Кеннеди, профессор юридического факультета Гарвардского университета, говорит о том, что война превратилась в правовой институт [10]. Законы определяют порядок привлечения вооруженных сил, очерчивают поле для военных действий, наделяют правом убивать врага и служат основой для полемики о законности ведения войны. В то же время нормы международного права более не в состоянии четко разграничивать комбатантов от некомбатантов, военные действия от невоенных. Можно сказать, что правовые нормы стали "изменчивым и стратегическим партнером" как военнослужащих, так и защитников прав человека. Взаимосвязь современных войн и современных законов ведения войны усложняется характером сегодняшних асимметричных конфликтов, а также отсутствием единого мнения относительно трактовок существующих законов и возможности/необходимости их применения в тех или иных случаях. Тем не менее, когда закон работает хорошо, он помогает восстанавливать справедливость и оказывать необходимое воздействие на виновную сторону. Когда закон работает плохо, каждая из сторон конфликта чувствует себя правой, и никто не несет ответственность за ущерб, причиненный войной.

На современном этапе война характеризуется применением таких средств и тактик, которые не существовали ранее. Соответственно действующие нормы международного права не могут эффективно применяться по отношению к возникающим конфликтам. В связи с этим перед нами встает выбор: либо мы существуем в условиях "черных дыр" в международном законодательстве, либо мы "переводим" законы XIX - XX вв. на "язык конфликтов" XXI в. Одни эксперты склоняются к тому, что скорость изменений в ведении военных действий не оставляет времени на адаптацию правовых норм к таким изменениям и, как следствие, наличие "черных дыр" в законодательстве неизбежно. Другие эксперты выступают за необходимость перенесения "духа законов", как называл его Монтескье, на конфликты XXI в. В случае выбора второго варианта, "переводить" на современный язык придется как международные, так и национальные нормативные правовые акты. Причем новые нормы права должны будут учитывать весь спектр современных проблем, а также отражать существующие и зарождающиеся практики [11].

Два приведенных выше подхода имеют существенные различия. Если мы пойдем по пути допустимости "черных дыр" в нормах международного права, это будет означать, что в определенных случаях мы будем действовать вовсе вне закона. Если мы пойдем по пути "перевода" уже действующей нормативно-правовой базы на язык современных конфликтов, у нас появится возможность дискутировать на счет того, насколько верен тот или иной "перевод" и как можно его усовершенствовать. В случае такого развития событий мы, несомненно, останемся в рамках закона и не будем отрицать необходимость его применения.

Полагаем, что вариант "перевода" законов, созданных для урегулирования вооруженных конфликтов XIX-XX вв., на "язык конфликтов" XXI в. является обоснованным и отвечает требованиям нашей действительности.

Обратимся к источникам международных правовых норм в области вооруженных конфликтов. Г. Ко в статье "Законы и обычаи ведения войны в XXI веке" выделяет следующие источники: (1) международное уголовное право в том виде, как оно сформулировано в Римском статуте Международного уголовного суда, под юрисдикцию которого подпадают преступления геноцида, преступления против человечности, военные преступления и преступление агрессии; (2) право вооруженных конфликтов/международное гуманитарное право и (3) международное право в области прав человека, когда оно не заменяется более специализированной нормативно-правовой базой по данному вопросу (так называемым lex specialis, т.е. "специальным законом") [11].

В соответствии с нормами международного права участие в вооруженном конфликте означает ведение борьбы определенного характера, интенсивности и масштаба против организованной военной группы. Согласно нормам международного уголовного и гуманитарного права вооруженный конфликт может быть международным (например, США против Германии во Второй мировой войне) или немеждународным (например, правительство Колумбии против Революционных вооруженных сил Колумбии в начале XX в.).

Рассмотрим на конкретных примерах эффективность применения существующих правовых норм в отношении вызовов XXI в.

Борьба с террористическими организациями является одной из наиболее остро стоящих проблем современности. Один из правовых казусов в данном вопросе касается статуса такого вооруженного конфликта. На примере борьбы США с "Аль-Каидой" мы видим, что в соответствии с постановлением судьи Брейера от 2006 г. такой конфликт признается немеждународным, так как одна из сторон не является государством. Согласно этому судебному прецеденту США участвуют в немеждународном вооруженном конфликте между государством и транснациональной террористической сетью, а не "террором" вообще. Именно участием в таком типе вооруженного конфликта США оправдывают свое присутствие в Сирии, выступая в составе фронта коллективной самообороны Ирака, в отличие, например, от России, которая была приглашена в регион правительством государства [11].

В такой ситуации, в соответствии с традиционными законами и обычаями ведения войны, США должны соблюдать право на начало войны (jus ad bellum) и право на ведение войны (jus in bello). Если борьба США с "Аль-Каидой" действительно является немеждународным вооруженным конфликтом, возникает ряд вопросов, ответы на которые в настоящее время отсутствуют, а именно: что представляет собой вооруженный конфликт в данном случае; когда действия США могут быть расценены в качестве индивидуальной или коллективной самообороны; когда государство, в котором США проводят военные действия, дало свое согласие на применение силы на своей территории или заявило о невозможности/нежелании самостоятельно подавить угрозу.

Вопрос подразделения участников современных вооруженных конфликтов на комбатантов и некомбатантов можно назвать еще одним несовершенством действующих норм международного права.

Статья 3, общая для всех четырех Женевских конвенций, запрещает посягательство на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности, любые виды убийства, увечья, жестокое обращение, пытки и истязание; взятие заложников; посягательство на человеческое достоинство, в частности, оскорбительное и унижающее обращение; осуждение и применение наказания без предварительного судебного решения, вынесенного надлежащим образом учрежденным судом, при наличии судебных гарантий, признанных необходимыми цивилизованными нациями [4].

Дополнительный протокол II к Женевским конвенциям расширяет указанные гарантии и запрещает все формы насилия в отношении лиц, являющихся некомбатантами [1].

В настоящее время частные военные и охранные компании (ЧВОК) все чаще выполняют различные задачи во время вооруженных конфликтов, в связи с чем определение правового статуса сотрудников таких компаний является важнейшей задачей. В статье "Американские частные военные и охранные компании: косвенное участие и его последствия" автор подробно изучает данный вопрос и приходит к выводу, что как в международных, так и в немеждународных вооруженных конфликтах большинство сотрудников ЧВОК будут иметь статус гражданских лиц [7].

Данный вывод обосновывается тем, что сотрудники ЧВОК, хотя и могут быть приравнены к комбатантам в соответствии со ст.4А (1) III Женевской конвенции вряд ли формально получат такой статус. Также рассматривается возможность сотрудников ЧВОК попасть в категорию военнослужащих. Так как ЧВОК, как правило, выступают на стороне государства, сотрудники ЧВОК потенциально могут быть включены в состав вооруженных сил государства, если это предусмотрено внутренним законодательством. Кроме того, в определенных обстоятельствах они могут выступать как вооруженная группа, нанятая государством для выполнения боевых функций. Однако если они при этом не будут включены в состав вооруженных сил, то и не будут обладать никакими правами воюющей стороны.

В контексте того, что различные государства все чаще привлекают частные военные и охранные компании, беспокойство вызывает размывание принципа проведения различия - некоторые государства, например США, открыто идентифицируют их сотрудников как гражданских лиц, хотя те явно входят в состав вооруженных сил. Это создает запутанную, опасную ситуацию для вооруженных сил, ведущих боевые действия, и ослабляет защиту, которую международное гуманитарное право обеспечивает гражданскому населению.

Необходимо отметить еще одну область, применение к которой существующих норм международного права вызывает ряд вопросов, - использование полностью и частично автономных систем вооружения. Международная неправительственная организация Human Rights Watch в отчете, выпущенном в декабре 2016 г., призывает мировое сообщество к полному запрету на использование полностью автономных систем вооружения, так как эта технология очень опасна, и если она войдет в военные арсеналы, то такие системы вооружения будут применяться за пределами допустимых законом границ [9].

Аналогичного мнения придерживается профессор международного права Йельского университета Г. Ко. По его мнению, применение полностью автономных систем вооружения, действующих без оператора, является недопустимым. В остальном же целенаправленное убийство в ходе вооруженного конфликта может быть законным или незаконным в зависимости от того, осуществляется ли оно в соответствии с законами и обычаями ведения войны. Применение беспилотных летательных аппаратов, удаленно управляемых систем вооружения и частично автономных систем вооружения, когда решения принимаются оператором, является легитимным в определенных обстоятельствах [11].

Особое внимание привлекает к себе применение полностью автономных систем вооружения как с правовой, так и с этической точек зрения. Действующее законодательство не рассматривает уникальные аспекты применения полностью автономных систем вооружения. Поскольку международное гуманитарное право является инструментом урегулирования вооруженного конфликта, можно было бы предположить, что нормы МГП должны регламентировать применение полностью автономных систем вооружения. Однако этого будет недостаточно, ведь такие системы вооружения могут применяться и вне вооруженных конфликтов. В связи с этим мы считаем необходимым оценивать соответствие полностью автономных систем вооружения всем сводам международного законодательства, в том числе нормам в области прав человека, так как такие системы вооружения могут нарушить право на жизнь, право на средства правовой защиты или принципы человеческого достоинства, гарантированные международным правом в области прав человека.

Следует помнить, что даже если полностью автономные системы вооружения когда-нибудь смогут соответствовать принципам МГП, а технологический прогресс сможет обеспечить соблюдение основных принципов избирательности и соразмерности, перспектива создания систем вооружения, принимающих самостоятельные решения о жизни и смерти, кроет в себе огромные риски.

Необходимо признать существование еще одной проблемной области в рамках норм международного права - законность гуманитарных вмешательств. С одной стороны, если следовать букве закона - любое вторжение на территорию суверенного государства без особого на то разрешения противоречит ст.2 (4) Устава ООН. С другой стороны, применение силы по гуманитарным соображениям становится оправданным, если ограничивается необходимыми и соразмерными действиями [11].

В качестве исторического примера мы рассмотрим войну в Сирии. Эта война печально известна всем грубейшими нарушениями прав человека и положений МГП, огромнейшим числом жертв и многими миллионами людей, нуждающихся в гуманитарной помощи. В ежегодном послании Президента США конгрессу "О положении в стране" в 2016 г. Барак Обама отметил, что подход разумной силы является наилучшим подходом к таким конфликтам, как сирийский [12].

Один из наиболее часто и широко обсуждаемых вопросов в мировом сообществе - является ли законным присутствие США в Сирии с целью устранить последствия гуманитарной катастрофы? Постановка этого вопроса неизбежно влечет за собой ряд других вопросов, таких как: (1) законно ли оказание гуманитарной помощи на территории Сирии? (2) законно ли оказание поддержки представителям повстанческих сил?

Если исходить из того, что положения ст.2 (4) Устава ООН являются безоговорочными в подобных обстоятельствах и что ведение военных действий без резолюции Совета Безопасности ООН с целью предотвратить масштабные нарушения прав человека или устранить их последствия будет в чистом виде являться незаконным нарушением суверенности государства, получается, что любой из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН мог бы совершить геноцид в отношении собственных граждан, налагая вето на все противоречащие этому резолюции Совета Безопасности ООН. Как это возможно в контексте основополагающих ценностей ООН, которые включают в себя защиту прав человека? На этот вопрос международным правовым нормам еще предстоит дать ответ.

международное право вооруженный конфликт

Рассматривая особенности вооруженных конфликтов в XXI в., нельзя не отметить то, что границы современных конфликтов, значительно расширившись, сместились в киберпространство и космос.

В настоящее время все большее число государств создают специальные подразделения для ведения деятельности в киберпространстве. Ф. Сауэр в своей работе, посвященной изучению данного вопроса, приводит пример Германии, где киберпространство официально признано отдельной областью для ведения боевых действий [13].

В начале 2017 г. Министерство обороны Российской Федерации подтвердило создание войск информационных операций, основными задачами которых являются централизованное проведение операций в киберпространстве, управление и защита военных компьютерных сетей России, защита российских военных систем управления и связи от кибертерроризма и надежное сокрытие проходящей в них информации от вероятного противника [6].

При этом представляется уместным отметить, что война в киберпространстве не является феноменом исключительно военного времени: в отличие от других форм и методов ведения войны противостояние в киберпространстве носит постоянный характер и ведется не только в военное, но и в мирное время.

Отсутствие единых принципов и правил в нормах международного права относительно того, когда атака в киберпространстве считается началом вооруженного конфликта, не позволяет эффективно и своевременно отвечать на подобные атаки. Кроме того, для кибератак характерна проблема атрибуции - происхождение атаки практически невозможно установить.

Как нами уже было отмечено ранее, современные вооруженные конфликты достигли и кажущегося недосягаемым космического пространства.

Нам представляется уместным напомнить о том, что значимость космического пространства нельзя недооценивать. В конце XX в. в США существовал лозунг, гласивший: "Кто владеет космосом, тот владеет и Землей". Потенциальное военное присутствие в космосе на постоянной основе может превратить космос в театр военных действий.

В 1967 г. был подписан Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, в соответствии с которым государства - участники Договора брали на себя обязательство не выводить на орбиту вокруг Земли никакие объекты с ядерным оружием или любыми другими видами оружия массового уничтожения, не устанавливать такое оружие на небесных телах и не размещать такое оружие в космическом пространстве каким-либо другим образом [3].

Однако на современном этапе развития человечества исследование, освоение и использование космического пространства в интересах международного сообщества представляется вполне естественным. Ввиду этого необходимо признать, что освоение космоса перестало носить исключительно мирный характер, и вопрос об использовании космического пространства в целях обеспечения обороноспособности государств является вполне правомерным.

Основная проблема военного освоения космического пространства с точки зрения действующих норм международного права заключается в том, что если вооруженные конфликты полномасштабно переместятся в космос, мировому сообществу придется выработать специальный свод международных правовых норм для регулирования деятельности в этом пространстве.

Подводя итоги проведенного исследования, следует отметить, что нами были освещены наиболее существенные вызовы XXI в. в контексте действующих норм международного права.

Ввиду того что средства и способы ведения войны быстро эволюционируют, мы считаем обоснованной необходимость привести существующие нормы права в соответствие с ними. Задача кажется нам непростой, но выполнимой. Нам предстоит путем обобщения уже имеющегося мирового опыта, принимая за основу свод действующих международных правил и учитывая имеющиеся в нем пробелы, "перевести" существующие нормы международного права на язык XXI в.

Не вызывает сомнений тот факт, что правовые нормы XIX - XX вв. отлично справлялись с задачей урегулирования международных и немеждународных вооруженных конфликтов того времени. Однако необходимо констатировать, что война в XXI в. представляет собой новое явление и что указанные международно-правовые нормы все чаще не могут эффективно применяться в отношении современных конфликтов. Нормы международного права должны эволюционировать вместе с эволюцией самих вооруженных конфликтов.

Полагаем, что восполнение существующих пробелов в действующих нормах международного права является комплексной задачей, носящей стратегический характер и требующей научно обоснованного подхода при активном участии как отечественных, так и зарубежных специалистов.

Литература