Приватизация социалистической собственности: конституционно-правовой и философско-правовой анализ

Правда, в отличие от ученых и политиков, спешащих по старой русской традиции возвести эту беду в добродетель, указанные выше авторы рассматривают сложившуюся ситуацию именно как беду и хорошо понимают ее масштабы. При этом они так глубоко анализируют довлеющие над Россией исторические и геополитические факторы, так убедительно описывают их цепкие тиски, не позволяющие стране вырваться из «наезженной колеи» ее цивилизационного развития, что остается неясным, на чем основан присутствующий в их работах сдержанный оптимизм, суть которого выражена тезисом: будущее можно творить^{[44, С.240]}. Работу по сотворение будущего они связывают с культурными инновациями, способствующими формированию «срединной культуры», которая заполнила бы новыми жизненных смыслами пустоты между полюсами культурного раскола^{[6, С.488]}, с терапией манихейских комплексов путем социокультурной реформации, направленной на «формирование и закрепление в культуре новой системы ценностных координат»^{[44, С.311]} и т.п. С этим нельзя не согласиться. Однако если подобная работа не будет сконцентрирована на тех направлениях, в которых через вековые наслоения нерешенных «русских вопросов» пульсирует нерв новейшей истории России, то она растянется на исторически необозримое время и вряд сможет достичь цели. В сложившейся ситуации исключительно важно, чтобы интеллектуальная элита страны сумела бы и успела бы внятно, честно и доступно для массового сознания сформулировать те объединяющие общество конкретные жизненные смыслы, которые отвечают жизненно важным социальным запросам сегодняшнего дня.

Для этого прежде всего необходимо понять, где сегодня проходит главная линия социокультурного раскола. В самом общем приближении можно сказать, что в основе этого раскола лежит присущее российской культуре «противоречивое сочетание элементов византизма и европеизма»^[27], которое в философско-правовой плоскости проявляется в форме противостояния «римской идеи» абстрактного, обезличенного (а потому и всеобщего) формально-правового равенства и «русской идеи» ответственности каждого не только за себя, но и за других^[27]. Если же смотреть с позиций философской антропологии, то следует, по-видимому говорить о специфически российском подходе к сочетанию двух имманентно присущих человеку потребностей: в индивидуальной свободе и в единении с социальной общностью. Этим двум потребностям человека - «быть тесно связанным и в то же время быть свободным, быть частью целого и быть независимым» ^{[41, С. 122]}, - соответствуют, как считает Э.Фромм, два принципа организации общества: матриархальный (принцип безусловной материнской любви) и патриархальный (принцип отцовской любви, которая дается как справедливая награда за достижения). Самое глубокое желание человека, пишет он, «добиться такого синтеза, в котором женское и мужское начала, т.е. милосердие и справедливость, не только утратили бы антагонизм, но и дополняли бы друг друга» ^{[42, С.164]}. Очевидно, что такой синтез может и должен быть найден прежде всего в рамках идеи справедливости, ведь справедливость - это, как верно сказано, «первая добродетель общественных институтов, точно так же как истина - первая добродетель систем мысли»^{[33, С.19]}. Очевидно также и то, что именно в осмыслении социальной справедливости должно проявляться основное противоречие расколотого общества.

Истоки присущего российской ментальности раскола в понимании справедливости надо искать в противостоянии двух подходов к оценке достоинств (т.е. добродетелей) человека как источника и носителя справедливости: по поступкамчеловека или по его внутреннему духовному складу, определяющему мотивы этих поступков. В первом случае мы имеем дело с правовым (в смягченном варианте - с нравственно-правовым), а во втором случае - с нравственным (или нравственно-религиозным) подходами к оценке человека. Для западного общественного сознания превалирующим является первый подход, поэтому суть западного влияния на осмысление справедливости российским общественным сознанием можно свести к юридизации данной категории. Этому влиянию противостоит традиция византийско-московского православия, в русле которой доминирует «подход к оценке человека не по деяниям его, а сквозь них, по принципу «не важно, что ты делаешь, важно, кто ты есть»^{[34, С. 16, 18]}. Духовная свобода как свобода от греха оказывается здесь неизмеримо важнее «утилитарной» свободы в общественной жизни, которая неразрывно связана со справедливостью как признанием равной свободы другого человека. За этим компенсаторным преувеличением свободы духа можно увидеть исконно русское умение выживать в предложенных обстоятельствах, охранять свое духовное начало и человеческое достоинство от гнета бесчеловечных условий внешней (природной и социальной) среды. И трудно сказать, где тут кончается внутренняя свобода и начинается рабская покорность внешним обстоятельствам. Из вынужденного пренебрежения внешней свободой растет и склонность русских к анархической воле как личному произволу, являющемуся антиподом правовой свободы. Такое, во многом компенсаторное, понимание свободы предопределяет и характерную для русской религиозно-нравственной философии трактовку справедливости как категории не правового, а религиозно-нравственного порядка^{[23, С.3-14]}. Потому что в обществе, где нет правовой свободы, нет и не может быть правовой справедливости^[24].

Судя по всему, раскол в фундаментальном вопросе о понимании справедливости, свидетельствующий о глубокой деморализации общества, и создал предпосылки для очевидно несправедливой приватизации, с которой никогда бы не согласилось общество, имеющее достаточно четкие и общезначимые представления о том, что есть справедливость. Однако реальность, конечно же, гораздо сложнее и не может быть в полной мере осмыслена лишь в рамках теоретической модели противостояния нравственно-религиозной и правовой трактовок справедливости. Помимо этого ментального раскола немалую роль в неожиданной, на первый взгляд, готовности российского общества (общества с социалистическим прошлым!) смириться несправедливостью в столь существенном вопросе, сыграла историческая память нации, пережившей за последние пятьсот лет четыре «Великих Передела» власти и собственности («властеимущества» в терминологии Ю.С.Пивоварова и А.Фирсова)^{[31, С.186]}. Кроме того, надо учитывать и то обстоятельство, что в России миссия по выражению тех нравственных начал, которые принято называть справедливостью или правдой, никогда не лежала ни на науке, ни на религии, ни на духовных лидерах нации, ни на государственных институтах и т.д. Таким носителем правды-справедливости в нашей стране традиционно являлся главный носитель государственной власти, выступающий в своем личном, а не институциональном качестве^[49]. Подобная «экстраполяция правдоносительства на главного государственного лидера, - как верно замечает Н.Ф.Медушевская, - характерна и для современного правового сознания»^[49]. Поэтому, чтобы понять, почему наше общество так легко согласилось с несправедливостью приватизации, надо реконструировать те представления о справедливости, которые выражал государственный лидер эпохи широкомасштабной приватизации Б.Н.Ельцин.

И здесь ситуация выглядит более чем противоречиво. Б.Н.Ельцин, который пришел к власти под лозунгом «Не миллионы в собственность, а собственность - миллионам», впоследствии активно поддержал своим авторитетом главы государства прямо противоположную политическую линию. Такая, мягко говоря, непоследовательная позиция главного российского «правдоносителя» не могла не усугубить деморализацию общественного сознания россиян, которое и без того находилось в состоянии растерянности и фрустрации. Идеологическое сопровождение этой политической линии было обеспечено идейным течением, которое специалисты относят к «самым крайним из вариантов в неолиберальной экономике»^{[21, С. 7]}. Суть его можно вслед за Ю.Ю.Болдыревым выразить тезисом: «Приумножение общественного «пирога» дает даже самым бедным больше, чем попытки справедливого перераспределения этого «пирога»^{[9, С.4]}. Результат реализации данного тезиса, продолжает автор (весьма информированный в вопросах, касающихся хода и итогов приватизации), - «ни справедливости, ни преумножения общественного «пирога» - такой вот либерализм по-русски»^{[9, С.4]}. Здесь верно сформулирована квинтэссенция того течения неолиберализма, сторонники которого не рассматривают социальную справедливость как ценность общего блага, подлежащую защите со стороны государства. Показательна в этом плане позиция одного из его идеологов Ф.Хайека, считавшего, что люди согласны «принуждать к единообразному соблюдению тех правил, которые значительно увеличили шансы всех и каждого на удовлетворение своих нужд, но платить за это приходится риском незаслуженной неудачи для отдельных людей и групп»^{[43, С. 239]}. Для приверженцев подобного подхода основная социальная ценность - это свобода, которую они не связывают со справедливостью, а источником свободы, по их мнению, является «невидимая рука рынка», управляющая стихийным развитием рыночных отношений.

Возможно, что наши властные и околовластные сторонники этой концепции неолиберализма, явно весьма далекие от сложных духовных исканий русской религиозно-нравственной философии, искренне полагали, что таким образом они противостояли уравнительной «совковой» ментальности. Обладая определяющим влиянием на основные средства массовой информации, они смогли навязать обществу именно этот примитивный идеологический дискурс. Таким образом вместо кропотливой интеллектуальной и просветительской работы по преодолению социокультурного раскола в осмыслении социальной справедливости власть навязала обществу столкновение двух наиболее ригористичных, принципиально непримиримых идеологических позиций, исключающих возможность поиска срединных смыслов. Здесь, как в зеркальном отражении, повторилась ситуация осуществленного большевиками тотального переворота, в ходе которого ментальная нацеленность «русской души» на нравственно-религиозные ценности, не опирающиеся на фундамент развитого правового сознания, легко превратилась в свою противоположность и способствовала разрушению как традиционной общечеловеческой нравственности, так и религии.

В очередной раз неразвитость массового правосознания сделала наше общество легкой добычей идеологических манипуляторов, выступающих теперь с прямо противоположными лозунгами. Но неверно думать, что нынешние апатия и терпение российского общества означают готовность и впредь мириться с несправедливостью. Они лишь демонстрируют «принцип самосохранения и выживания масс в трудных условиях, спасительный опыт выдержки: масса действует только для наверняка, воздерживаясь от риска до тех пор, пока не убедится, что пора действовать»^{[29, С.57]}.

Если в контексте задачпо преодолению российского социокультурного расколаи иных последствий тяжелого исторического наследства интерпретировать концепцию цивилизма, то можно сказать, что ее автор - В.С.Нерсесянц - предлагает искать срединные жизненные смыслы, способные консолидировать общество и залечить его психологические травмы, в смысловом пространстве идеи справедливости, а точнее - в его наиболее актуальной «болевой точке», связанной с вопросом о справедливости десоциализации социалистической собственности.При этом он выступает с позиций последовательного правового подхода, поскольку концепция цивилизма - это лишь преломление к сфере отношений собственности основных идей разработанной им теории либертарно-юридического правовопонимания.

В отличие, с одной стороны, от доминирующего в российской правовой теории и практике легизма (отождествляющего право с законом, который может как, соответствовать так и не соответствовать справедливости), а с другой стороны - от естественно-правовых теорий, развивающихся в русле возрождающейся в постсоветской России тенденции к этизации права (в рамках которой право в той или иной мере отождествляется с нравственностью), либертарно-юридическая теория трактует справедливость как сущностную характеристику права. С точки зрения этого подхода право всегда справедливо (иначе это не право, а произвол в форме закона) и только право и справедливо. Справедливость здесь входит в само понятие права, поскольку сущностный принцип права - принцип формального равенства - трактуется как триединство равной меры, свободы и справедливости. Право - это и есть формальная справедливость как равная мера свободы. Отрицание же правовой природы справедливости означает утверждение вместо нее какой-либо версии неправовой (антиправовой или внеправовой) справедливости, чреватой произволом и насилием.

Выстроенная на этой философско-правовой основе концепция цивилизма способна обеспечить тот синтез индивидуального и социального начал (индивидуальной свободы и всечеловеческой солидарности), который на данном историческом этапе может быть достигнут в рамках правового принципа формального равенства. Эта концепция возрождает и вводит в правовые рамки идею братства - неотъемлемую составную часть великой триады «Свобода - Равенство - Братство». Не жаловавший эту идею классический либерализм сделал акцент на идеях свободы и равенства, имея в виду формальную свободу как возможность делать все, что не мешает свободе других людей, и формальное равенство как равенство перед единым для всех законом. Что же касается идеи братства, не вписывавшейся в формальные рамки, то она надолго выпала из сферы общественного интереса. Концепция цивилизма, закладывающая эту идею в основу нового постсоциалистического социума, связывает ее не с фактическим равенством в потреблении (что характерно для коммунистической доктрины) и не с социальной политикой государства (которая в значительной мере представляет собой государственную благотворительность), и даже не с введением гарантированного дохода, не зависящего от трудового вклада, а с принципом формального равенства всех граждан страны в деле наследования общенародного достояния социализма, которое было получено путем насильственно-кровавой «экспроприации экспроприаторов» и упрочено в результате беспрецедентных усилий нескольких поколений советских людей.

Концепция цивилизма предстает как синтез идеи братства (мы все - наследники социалистической собственности как члены одной семьи) и правовой идеи формального равенства (мы наследуем в равных долях доходы от десоциализации этой собственности). Таким образом эта концепция позволяет, с одной стороны, учесть специфику России и исторические достижения страны в ее мучительных поисках социальной справедливости, а с другой - вписать вектор ее политико-правового развития в общецивилизационное движение к свободе. И хотя в время для реализации концепции цивилизма в значительной мере упущено, тем не менее ее научный потенциал позволяет и в сложившихся условиях определить конституционно-правовые контуры общественного договора о собственности, без достижения которого невозможно нормальное экономическое и политико-правовое развития страны.

Библиография

1. Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 годы. М., 2005.

2. Аналитический доклад Института социологии РАН в сотрудничестве с Фондом Эберта. М., 2011 С.60 // Режим доступа: pvkich.edurm.ru›index.php…

3. Арабов Ю. Я всего лишь за честный разговор с людьми. Монологи для «Новой». Знаменитый сценарист и писатель задает вопросы власти и оппозиции // Новая газета. 2012. 7 декабря.

4. Аузан А. Национальные ценности и конституционный строй // Новая газета 2008. 14-16 января.

5. Ахиезер А. Думы о России. От прошлого к будущему. М., 1993

6. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т.1-2. Новосибирск, 1997-1998.

7. Баренбойм П.Д., Гаджиев Г.А., Лафитский В.И., Мау В.А. Конституционная экономика // Учебник для вузов. М. 2006.

8. Барщевский М. Счастливы неимущие. Судебный процесс Березовский-Абрамович. Лондон, 2011/2012. М..2013. Т.1.

9. Болдырев Ю. О бочках меда и ложках дегтя. М. 2003.

10. Валлерстайн И. После либерализма М., 2003 // Режим доступа: nashol.com›…posle-liberalizma-vallerstain-i…

11. Верховенство права и проблемы его обеспечения в правоприменительной практике. Изд. 2-е. М., 2010

12. Гаджиев Г.А. Принципы права и право из принципов // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. №2.

13. Гайдар Е., Чубайс А. Развилки новейшей истории. М., 2011.

14. Глазьев С.Ю., Локосов В.В. // Вестник Академии наук.2012. №7.

15. Зорькин В.Д. Современный мир, право и Конституция. М., 2010.

16. Зорькин В.Д. Право в условиях глобальных перемен. М., 2013.

17. Илларионов А. Рынок без правопорядка -- это не капитализм, а сицилизм // Комсомольская правда. 8 февраля 2012 г. // Режим доступа: kp.ru›Комсомольская правда›25831/2806018.

18. Илларионов А. Реформы-х в России провели во благо номенклатуры // Комсомольская правда. 10 февраля 2012 г. // Режим доступа: kp.ru›Комсомольская правда›25832.4/2806591

19. Канарш Г.Ю. Социальная справедливость: философские концепции и российская ситуация. М., 2011.

20. Кашников Б.Н Либеральные теории справедливости и политическая практика России. Новгород. НовГУ. 2004.

21. Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995.

22. Лапаева В.В. Вопросы права в «Капитале» К.Маркса. М., 1982.

23. Лапаева В.В. Российская философия права в контексте западной философско-правовой традиции // Вопросы философии. 2010.

24. Лапаева В.В. Математика справедливости // Гарвард ревью. Август 2013 // Режим доступа: http://hbr-russia.ru/biznes-i-obshchestvo/etika/a12402/#ixzz2sQq6mZiv

25. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Режим доступа: geocities.com/CapitolHill/Lobby/3198.

26. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.23.

27. Межуев В.М. Россия в диалоге с Европой // Режим доступа: www.lebed.com/2006/art4797.htm

28. Нерсесянц В.С. Философия права // Учебник для вузов. М., 2006.

29. Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М., 2001. Режим доступа: forum.yurclub.ru›index.php?app=downloads&showfile…

30. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М. 2003.

31. Пивоваров А.С., Фурсов Ю.И. Русская система и реформы // Pro et Contra. 1999. Т.4. №4.

32. Поликовский А. К вопросу о коммунизме // Новая газета. 22 ноября 2013.

33. Ролз Д. Теория справедливости. Новосибирск. 1995.

34. Синченко Г.Ч. От митрополита Илариона до Н.А.Бердяева. Тысячелетний оксюморон русской философии права // Философия права. М., 2000. №1.

35. Сорос Д. Может ли Россия показать миру путь к открытому обществу? (Речь на торжественной церемонии по случаю 10-летия Фонда Сороса в России). М., 1998. Режим доступа: old.russ.ru›journal/inie/97-10-21/soros.htm.

36. Шайо А. Самоограничение власти. Краткий курс конституционализма. М., 2001.

37. Шахрай С.М. К 20-летию Конституции Российской Федерации: из истории российского конституционализма и государственного строительства // Вопросы правоведения. 2013. №2.

38. Померанц Г. Топаем вместе // Новая газета. 13 марта 2008.

39. Четвернин В.А. Предисловие к Ежегоднику либертарно-юридической теории. 2009. Вып.2.

40. Фромм Э. Здоровое общество. М., 1990. (гл. Глава VIII. «Путь к здоровому обществу») // Режим доступа: gramotey.com›?open_file=1269078496.

41. Фромм Э.. Революция надежды. М., 2006.

42. Фромм Э. Иметь или быть? Ради любви к жизни. М., 2004.

43. Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. М., 2006.

44. Яковенко И., Музыкантский А. Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации. М. 2012.

45. Sproeder A. Stichword Zivilismus. Geschichtskonstruktion und politisches Programm in der Rechtsphilosophie von V.S.Nersesjavc // Hamburg. 2004.

46. Werner G. Das manische Schauen macht uns alle Krank // Stern. 2006. Vol.17.

47. Барщевский М. Счастливы неимущие. Судебный процесс Березовский-Абрамович. Лондон, 2011/2012. М..2013. Т.2.

48. Нерсесянц В.С. Постсоциалистическая Россия. Цивилим как национальная идея // Независимая газета. 1995. 1 ноября.

49. Медушевская Н.Ф. Интеллектуально-духовные основания российского права. Автореферат докторской дисс. М. 2010. Режим доступа: vak.ed.gov.ru/ru/dissertation/index.php?id54=8170&from54=3

50. Райхлин Э.И.. Было ли неизбежным крушение «социализма» в СССР? Причины эволюции «реального социализма». // Международные отношения.-2013.-№ 4.-C. 471-480. DOI: 10.7256/2305-560X.2013.4.9750.

51. Симонян Г.В.. Правовое обеспечение эффективного использования собственности Российской Федерации за рубежом. // Право и политика.-2013.-№ 10.-C. 1260-1263. DOI: 10.7256/1811-9018.2013.10.9445.

52. Бабин Б.В.. Право собственности народов в современном международном праве. // Международное право и международные организации / International Law and International Organizations.-2013.-№ 3.-C. 300-308. DOI: 10.7256/2226-6305.2013.3.9479.

53. Тихонов А.В.. Правовые аспекты управления федеральным имуществом. // Политика и Общество.-2013.-№ 9.-C. 1150-1155. DOI: 10.7256/1812-8696.2013.9.9448.

54. Н. В. Княгинина. Государство и собственность. Институциональный подход. // Право и политика.-2012.-№ 10.-C. 1774-1780.

55. Н. В. Бандурина. Правовое регулирование системы администрирования государственной собственности. // Право и политика.-2011.-№ 12.-C. 1988-1992

56. О. Б. Васильева. Ментальные истоки российской социально-политической идентичности. // Политика и Общество.-2011.-№ 6.-C. 4-10.

57. Солгалова Г.С.. Правовое регулирование государственной собственности.. // Административное и муниципальное право.-2011.-№ 3.-C. 81-84.

58. Г. А. Колобова. Российская приватизация как политико-государственный механизм преобразования отношений собственности. // Политика и Общество.-2012.-№ 3.-C. 13-22.

59. Гуляихин В.Н. Психосоциальные формы правового нигилизма человека // NB: Вопросы права и политики. - 2012. - 3. - C. 108 - 148. DOI: 10.7256/2305-9699.2012.3.240. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_240.html

60. Гуляихин В.Н. Правовой менталитет российских граждан // NB: Вопросы права и политики. - 2012. - 4. - C. 108 - 133. DOI: 10.7256/2305-9699.2012.4.310. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_310.html

61. Бабин Б.В. Право на сопротивление как глобальное право. // NB: Вопросы права и политики. - 2013. - 5. - C. 181 - 200. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_817.html

Размещено на Allbest.ru