Концепция развития уголовно-исполнительной системы России в свете интерпретированных принципов европейской пенитенциарной практики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Концепция развития уголовно-исполнительной системы России в свете интерпретированных принципов европейской пенитенциарной практики

П.В. Тепляшин

Сибирский юридический институт МВД России,

Российская Федерация, Красноярск, Юридический институт Сибирского федерального университета,

Российская ФедерацияКрасноярск,

В статье на основе исследования европейского опыта исполнения уголовных наказаний предлагается дополнить отечественную уголовно-исполнительную политику рядом принципов, среди которых: 1) синхронизация действующего уголовно-исполнительного законодательства с естественными и неотчуждаемыми правами, свободами и законными интересами осужденного путем их прямого или косвенного закрепления в уголовно-исполнительных нормах; 2) взаимный учет интересов личности, общества и государства; 3) целесообразность, исключающая приоритет каких-либо политических целей и конъюнктурного правового конформизма в процессе использования европейского пенитенциарного опыта; 4) системность, предполагающая четко определенную временную последовательность издания и реализации как материальных, так и процедурных норм в сфере обращения с осужденным; 5) соотносимость юридической силы нормативных и подзаконных правовых норм; 6) согласованность, позволяющая избежать дублирование и противоречия между национальным и международным правом с точки зрения социально-экономических возможностей реализации соответствующих стандартов. Сквозь призму этих принципов анализируется и критикуется Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 г. Показывается, что не учитывается тенденция роста среди обращений осужденных в Европейский суд по правам человека жалоб, связанных с тем, что установленные режимные требования нарушают ряд конституционных прав этих лиц и положения Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. По мнению автора, требуется пересмотр отечественных концептуальных основ режима, который в настоящее время продолжает выражать в первую очередь карательные притязания государства к осужденному лицу. Указывается, что положения Европейских пенитенциарных правил по различным причинам далеко не в полной степени реализуются в западных тюремных системах и поэтому следует крайне осторожно интерпретировать их в законодательных конструкциях уголовно-исполнительного законодательства России. Делается вывод о возможности учета изложенных в статье критических замечаний при разработке Концепции модернизации уголовно-исполнительной системы (2021-2030 гг.).

Ключевые слова: европейское право, зарубежный опыт, исправительное учреждение, международные стандарты, пенитенциарная идеология, правоприменительная практика, средства исправления, условия содержания.

Concept of the development of the Russian penitentiary system in light of interpreted principles of European penitentiary practice

P. V. Teplyashin

Siberian Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia,

Krasnoyarsk, Russian Federation;

Law Institute of Siberian Federal University,

Krasnoyarsk Russian Federation

In the article, based on the study of the European experience in the execution of criminal penalties, it is proposed to supplement the national criminal-penal policy with a number of principles, among which, in particular, are mutual consideration of the interests of the individual, society and the state; the expediency which excludes the priority of legal conformity in the process of using foreign penitentiary experience; coherence which allows for avoiding contradictions between national and international law in terms of social and economic possibilities for the implementation of humanitarian standards. The concept of the development of the penitentiary system of the Russian Federation until 2020 is analyzed and criticized from the perspective of these principles. It is shown that the growing trend of complaints from those convicted to the European Court of Human Rights, related to the fact that the established regime requirements violate a number of constitutional rights of these persons and the provisions of The European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental

Freedoms 1950, is not taken into account. It is substantiated that a revision of the domestic conceptual foundations of the regime is required, which continues to express primarily the punitive claims of the state to the convicted person. It is stated that the provisions of the European Prison Rules for various reasons are not fully implemented in Western prison systems and therefore should be extremely carefully interpreted in the legislative structures of Russian penal law. It is concluded that it is possible to take into account the criticisms set forth in the article when developing the Concept for the modernization of the penitentiary system (2021-2030).

Keywords: European law, foreign experience, correctional institution, international standards, penitentiary ideology, law enforcement practice, remedies, conditions of detention.

Введение

Принятию Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 г. (далее -- Концепция) (Распоряжение Правительства РФ от 14.10.2010 № 1772-р, с изм. и доп., вступ. в силу 23.09.2015; здесь и далее все ссылки на нормативно-правовые акты и судебную практику приводятся по СПС «КонсультантПлюс». Дата обращения 2 октября, 2018. http://www.consultant.ru) предшествовало романтическое представление о европейских традициях и опыте исполнения уголовных наказаний. В Концепции постулируется, что расширение контактов с пенитенциарными системами иностранных государств, международными неправительственными организациями, научно-исследовательскими, образовательными и научными центрами Организации Объединенных Наций, Совета Европы, Европейского союза, государств -- участников Содружества Независимых Государств и стран дальнего зарубежья предполагает изучение и распространение зарубежного опыта в сфере исполнения наказаний и содержания под стражей. Однако данное положение крайне декларативно, поскольку зарубежный опыт в сфере исполнения наказаний и содержания под стражей различен и, соответственно, его распространение способно оказать как положительное (прогрессивное), так и отрицательное (регрессивное) влияние на оптимизацию отечественной уголовно-исполнительной системы. Такое утверждение основывается на том, что рассматриваемое положение содержится в документе, который выступает идейным ядром уголовно-исполнительной политики Российской Федерации, и это обусловливает особые требования ко всем его правовым предписаниям. Государственные установления, содержащиеся в Концепции, обозначают магистральные и принципиальные направления, формы и методы совершенствования и развития уголовноисполнительной системы, ее взаимосвязь с государственными органами и институтами гражданского общества, обеспечивающую ее функционирование на период до 2020 г. Именно совокупность путей решения поставленных в разд. II данного документа целей и задач выражает сущность Концепции. Документ отражает ведущий замысел оптимизации уголовно-исполнительной системы и избранный вариант исполнения уголовных наказаний. Следовательно, дальнейшие положения Концепции должны развивать сформулированные установки. Более того, указанные положения материализуют смысл выстроенной системы директив, направленных на достижение поставленных целей и решение закрепленных в Концепции задач.

Необходимо поддержать мнение В. Г. Шевелева: «Приоритетные направления реформирования заложены в главных принципах, которые лежат в основе. Эти принципы воплощают в себе понятия гуманности, уважения человеческого достоинства, социальной направленности и эффективности управления, что является определяющим для четкого и эффективного функционирования современной пенитенциарной системы» (Шевелев 2018, 23). Именно принципы формируют стройность правовых предписаний, содержащихся в концептуальных документах, устанавливающих векторы уголовно-исполнительной политики. Позитивным качеством существующей уголовно-исполнительной политики выступает закрепление и развитие в уголовно-исполнительном законодательстве, в судебной и иной правоприменительной практике конституционных принципов, правил и норммеждународного пенитенциарного права и положительного опыта обращения с осужденными в зарубежных (в первую очередь европейских) странах. Более того, реализация по сути либеральной реформы уголовно-исполнительного законодательства требует его точного согласования с уголовно-исполнительной политикой. Известный либерализм в сфере обращения с осужденными -- во многом результат влияния европейской пенитенциарной идеологии. Данный тезис подкрепляется и ретроспективными тенденциями функционирования отечественной пенитенциарной системы, изучая которые О. Н. Яковлева и О. И. Мальчук указывают, что при передаче системы мест заключения из ведения Министерства внутренних дел под юрисдикцию Министерства юстиции Российской империи реформаторы исходили из западноевропейского опыта (Яковлева, Мальчук 2017, 11). А. В. Быков, в свою очередь, постулирует: «Правительство в лице Министерства юстиции и Главного тюремного управления не просто старалось демонстрировать свою приверженность к передовым достижениям западноевропейской пенитенциарной науки, одной из первостепенных задач было присоединение России к международному пенитенциарному сообществу» (Быков 2015, 29).

В новейшей истории вступление России в Совет Европы и последующая ратификация Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод привели к значительным преобразованиям условий содержания осужденных и лиц, содержащихся под стражей, и переводу уголовно-исполнительной системы из ведения Министерства внутренних дел РФ в компетенцию Министерства юстиции РФ. Впоследствии заданное движение уголовно-исполнительной системы и законодательства приобрело инертный и нестабильный характер. После пяти лет существования Концепции происходит отказ от стремления повысить эффективность работы учреждений и органов, исполняющих наказания, до уровня европейских стандартов обращения с осужденными и осуществляется переход к весьма абстрактному совершенствованию деятельности учреждений и органов, исполняющих наказания, с учетом международных стандартов. Однако в любом случае международное и европейское право в своем единстве отражают ценность естественно-правового содержания права. В частности, А. Эшуорт отмечает: «Единое европейское право обладает большей юридической силой, чем национальное право... Причина в том, что Международный уголовный суд был образован именно для реализации данного права и на основе соблюдения фундаментальных прав человека» (Ashworth1999, 63).

1. Основное исследование

На основе исследования европейского опыта исполнения уголовных наказаний допустимо дополнить отечественную уголовно-исполнительную политику рядом принципов, обобщенно касающихся правового положения осужденных, возможности использования европейского пенитенциарного опыта и оптимизации юридической техники при формировании новых положений уголовно-исполнительного законодательства. В условиях неизбежной модернизации уголовноисполнительной системы Российской Федерации реализация данных принципов обеспечит должную концептуальность уголовно-исполнительной политики.

Анализ Концепции через призму соответствующих принципов демонстрирует ряд проблемных полей, вскрывающих определенную непоследовательность и противоречивость российской уголовно-исполнительной политики. Однако прежде всего необходимо обратить внимание на цель Концепции -- совершенствование деятельности учреждений и органов, исполняющих наказания, с учетом международных стандартов и потребностей общественного развития. Эту цель сложно рассматривать в виде цели как таковой, поскольку она должна быть ориентирована на конкретный результат, а не представлять собой деятельность. Категория «совершенствование» не предполагает точности соответствующего процесса и тем самым придает последующим мероприятиям оттенок эфемерности. Наиболее приемлем термин «оптимизация», поскольку именно он показывает эффективность и стремление к наилучшему результату при определенных значениях соответствующих показателей: например, на уровне всей уголовно-исполнительной системы это объем затрат на ее функционирование, на уровне отдельных направлений -- степень снижения количества осужденных, содержащихся в одном жилом помещении в исправительных учреждениях.

Согласно Концепции, в сфере трудовой деятельности осужденных необходима проработка вопроса об исключении обязательности труда осужденных к лишению свободы. Тогда как в соответствии с Концепцией федеральной целевой программы «Развитие уголовно-исполнительной системы (2017-2025 годы)» (Распоряжение Правительства РФ от 23.12.2016 № 2808-р) «обязательное привлечение осужденных к общественно полезному труду является одной из мер реализации уголовноисполнительной политики государства». Подобные разногласия не позволяют в полной степени соблюсти ряд вышеизложенных принципов. В частности, нарушается идея синхронизации действующего уголовно-исполнительного законодательства с естественными и неотчуждаемыми правами, свободами и законными интересами осужденного путем их прямого или косвенного закрепления в уголовно-исполнительных нормах, не создаются должные предпосылки для формирования правового режима труда осужденных, что не способствует разрешению важнейших концептуальных вопросов производственной деятельности исправительных учреждений, трудовой занятости осужденных и индивидуализации труда как средства исправления. Не случайно ряд авторов отмечает, что при обращении к трудовой деятельности осужденных остаются открытыми вопросы создания и развития пенитенциарной промышленности в России, а это закономерно приводит к проработке вопросов реализации субъективных прав и законных интересов осужденных (Romashov, Timofeeva, Tonkov2019, 563-569).

Как представляется, подраздел «Обеспечение режима и безопасности» Концепции не отражает такой принцип, как взаимный учет интересов личности, общества и государства. Согласно Правилу 3 Минимальных стандартных правил ООН в отношении обращения с заключенными (Правила Манделы) 2015 г. (приняты Комиссией по предупреждению преступности и уголовному правосудию Организации Объединенных Наций 21.05.2015. Дата обращения 2 октября, 2018. http://www.unodc.org/documents/commissions/CCPCJ/CCPCJ_Sessions/CCPCJ_24/resolutions/L6_Rev1/ECN152015_L6Rev1_r_V1503587.pdf), пенитенциарный режим не должен «усугублять страдания» лиц, изолированных от окружающего мира. В обозначенном подразделе Концепции акцент делается на решении вопросов обеспечения безопасности осужденных в контексте режима размещения осужденных в многоместных общежитиях и на подходах к раздельному содержанию осужденных, что наталкивает на мысль о повышении значимости интересов безопасности в противовес снижению роли режима как средства исправления и как правовой конструкции, закрепленной в ст. 82 Уголовно-исполнительного кодекса РФ от 08.01.1997 № 1-ФЗ (далее -- УИК РФ). Так, предлагается дифференцировать условия содержания осужденных и соответственно режимные требования в целом. Однако не учитывается тенденция роста среди фактов обращений осужденных в Европейский суд по правам человека (далее -- ЕСПЧ) по поводу неудовлетворительных условий их размещения и содержания, санитарно-бытового и медицинского обслуживания, применения насилия со стороны администрации исправительного учреждения, удельного веса жалоб, связанных с тем, что установленные режимные требования нарушают ряд конституционных прав этих лиц и, что наиболее симптоматично, положения Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Например, суть решения ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков (AnchugovandGladkov) против Российской Федерации» (Постановление ЕСПЧ от 04.07.2013 по делу «Анчугов и Гладков (AnchugovandGladkov) против Российской Федерации», жалоба № 11157/04, № 15162/05. Бюллетень ЕСПЧ 2, 2014) сводилась к тому, что факт нахождения в местах изоляции от общества не может рассматриваться как предусмотренное ч. 3 ст. 32 Конституции РФ основание для лишения осужденных избирательных прав. В свою очередь, ЕСПЧ в постановлении по делу «Хорошенко(Khoroshenko) против Российской Федерации» (Постановление ЕСПЧ от 30.06.2015 по делу «Хорошенко(Khoroshenko) против Российской Федерации», жалоба № 41418/04. Бюллетень ЕСПЧ 9, 2015) пришел к выводу о недопустимости безоговорочного запрета осужденному, отбывающему пожизненное лишение свободы на строгих условиях, длительных свиданий в течение первых десяти лет отбывания наказания: «Указанная мера не обеспечивает соблюдения справедливого равновесия между правом заявителя на защиту частной и семейной жизни, с одной стороны, и целями, на которые ссылается государство-ответчик, с другой стороны, а также к выводу о том, что государство-ответчик превысило пределы усмотрения в указанном отношении... Отсюда следует, что имеет место нарушение права заявителя на уважение его личной и семейной жизни, гарантированного ст. 8 Конвенции, в результате применения строгих условий в исправительной колонии особого режима в настоящем деле» (п. 148).

Необходимо присоединиться к мнению В. А. Уткина, который аргументированноутверждает, что «предметом разбирательства Европейского суда, в отличие от предыдущих дел, стали уже не “вопросы факта”, а “вопросы права”. Иными словами, прозвучал “тревожный звонок” и законодателю. Показательна тенденция к переоценке ряда принципиальных положений отечественного уголовно-исполнительного законодательства в части подходов к определению статуса осужденных и дифференциации режима отбывания наказания» (Уткин 2018b, 27-28). Г. Клике- нуа с соавторами, исследуя влияние решений ЕСПЧ на национальное пенитенциарное законодательство государств -- членов Совета Европы и основываясь на анализе доктринальных источников, пришел к выводу: «Судебные решения получили большое значение и влияние на формирование режима тюремных учреждений. заставили пересмотреть отношение к правам осужденных, легитимности принуждения и внесли вклад в улучшение условий содержания, а также безопасности заключенных» (Cliquennois, Snacken2018, 9), возлагаемые на государства позитивные обязательства постепенно ведут к изменениям в юридической, административной, судебной и практической сферах, а также к принятию внутреннего национального уголовного и тюремного законодательства, обеспечивающего эффективное соблюдение прав людей, изолированных от общества (Cliquennois, Herzog-Evans2018, 114-130). Также специалисты, изучающие преторианскую роль ЕСПЧ в укреплении гарантий соблюдения прав заключенных, отмечают, что данный судебный орган достойно выполняет обязанности по защите прав и свобод лиц, лишенных свободы; такая работа реально и эффективно, а не теоретически или иллюзорно направлена на соблюдение Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (Diez 2018, 335-361). уголовный исполнительный европейский пенитенциарный

Как представляется, следует обращать внимание на данную ситуацию в концептуальном аспекте. В связи с этим требуется пересмотреть отечественные концептуальные основы режима, который в настоящее время продолжает выражать в первую очередь карательные притязания государства к лицу, совершившему преступление. Более того, предлагаемая в Концепции дифференциация условий содержания осужденных с целью обеспечения выполнения ими правил режима содержания как особое частное правовое установление носит структурно алогичный характер, поскольку такой ее элемент, как «дифференциация условий содержания осужденных», фактически выступает частью самого режима в исправительных учреждениях и поэтому не может быть ориентирован на обеспечение непосредственно режима содержания. Обозначенные законодательные установления, исходя из смысла ст. 82 УИК РФ, материализуются в Правилах внутреннего распорядка исправительных учреждений. Именно установленный порядок исполнения и отбывания лишения свободы, выступая основой режима, обеспечивает различные условия содержания и изменение условий отбывания наказания в зависимости от вида исправительного учреждения, назначенного судом, но не наоборот.

Положения Концепции, которая обеспечивает «развитие уголовно-исполнительной системы», не соответствуют принципу целесообразности, исключающей приоритет каких-либо политических целей и конъюнктурного правового конформизма в процессе использования европейского пенитенциарного опыта, поскольку при отказе от первоначального стержневого направления -- широкой «тюрьмиза- ции» уголовно-исполнительной системы -- данный документ утратил свою «концептуальность». В. А. Уткин точно указывает: «Само понятие “развитие” все же представляется чрезмерно абстрактным, индифферентным и лишенным какого- либо “энергетического” замысла» (Уткин 2018a, 94). Соответственно размываются генеральные установки юридических предписаний, рафинируются представления об обретении уголовно-исполнительной системой и законодательством нового целостного качества, не определяются целевые показатели (индикаторы) «успешности» действующего декларативного акта. Например, одной из задач Концепции, которые необходимо решить на пути достижения поставленных целей, выступает «осуществление раздельного содержания осужденных с учетом тяжести совершенного преступления и криминологической характеристики осужденного». Вместе с тем в уголовно-исполнительном законодательстве существует ряд норм, регламентирующих раздельное содержание осужденных в зависимости от тяжести совершенного преступления. В частности, в п. «б» ч. 1 ст. 128 УИК РФ закреплено, что в колониях-поселениях отбывают наказание в виде лишения свободы лица, впервые осужденные за совершение умышленных преступлений небольшой или средней тяжести. Однако сложно говорить об учете тяжести совершенного преступления уже в процессе отбывания наказания при решении вопросов раздельного содержания осужденных. «Тяжесть совершенного преступления» -- категория уголовноправовая, поэтому в рамках уголовно-исполнительных отношений ее значение носит регрессный и в определенной степени уточняющий характер, поскольку исправительное воздействие на осужденного сконцентрировано на текущих изменениях в его личности. Следовательно, категория «тяжесть совершенного преступления» становится составляющим элементом криминологической характеристики осужденного и утрачивает значимость, которой она обладала в уголовно-правовых отношениях (в первую очередь при назначении наказания). Учет криминологической характеристики осужденных при осуществлении их раздельного содержания также закреплен в уголовно-исполнительном законодательстве. Так, в соответствии с ч. 3 ст. 9 УИК РФ средства исправления осужденных, одним из которых является режим, применяются с учетом вида наказания, характера и степени общественной опасности совершенного преступления, личности осужденных и их поведения. В данном случае «личность» подвергается всестороннему анализу, включая криминологическую характеристику данной категории. Согласно ч. 1 ст. 117 УИК РФ, при применении к осужденному мер взыскания в виде лишения свободы учитываются обстоятельства совершения нарушения, личность осужденного. При этом меры взыскания включают и перевод осужденного в помещения камерного типа, единые помещения камерного типа. Таким образом, в уголовно-исполнительном законодательстве уже заложены правовые средства раздельного содержания осужденных с учетом криминологической характеристики осужденного, а соответствующее положение Концепции содержит скорее «подтверждающий» смысл, а не правоустанавливающее предписание.

Вызывает критику соответствие Концепции принципу системности, предполагающему четко определенную временную последовательность издания и реализации как материальных, так и процедурных норм в сфере обращения с осужденным. Данный принцип нарушается в рамках содержания самого документа (внутренний аспект) и при его соотнесении с нормативными правовыми актами (внешний аспект). Так, говоря о внутреннем аспекте, можно привести следующий пример. В частности, в подразделе «Социальная и психологическая работа с осужденными. Воспитание и образование осужденных» Концепции указывается на адаптацию передового зарубежного опыта психодиагностической и психокоррекционной работы. Однако неясно, почему необходимость использования данного опыта не упоминается, например, в подразделе «Трудовая деятельность, профессиональное образование и профессиональное обучение осужденных», ведь применение данных средств исправления, скажем, в европейских пенитенциарных системах имеет глубокие традиции, оригинальные способы преодоления имеющихся проблем (Rogge et al. 2014, 230-234). Так, в Англии и Уэльсе с 1993 г. применяется конкурсная основа рекрутирования педагогов из колледжей и университетов для осуществления профессионального образования и профессионального обучения осужденных. В 2003 г. был образован фонд «Образование и профессиональное обучение правонарушителей» (Offenders' LearningandSkillsService, OLASS); с 2012 г. используется система предоставления заключенным кредита для оплаты образовательных услуг по третьему (колледж) уровню; часть или вся сумма этого кредита может быть списана за счет указанного фонда при условии достижения высоких результатов в обучении. Как указывает Д. Чернявски, такая модель мотивации к обучению, хотя и является достаточно накладной для налогоплательщиков, безусловно, способствует снижению рецидивной преступности (Czerniawski2016, 205-207).

Обращаясь к внешнему аспекту, сошлемся на еще один пример. Так, в подразделе «Социальная и психологическая работа с осужденными. Воспитание и образование осужденных» Концепции закреплены «разработка новых подходов к формированию самодеятельных организаций осужденных с учетом интересов и потребностей в них самих осужденных, совершенствование правового регулирования их деятельности». Однако наряду с этим концептуальным установлением ст. 111 УИК РФ («Самодеятельные организации осужденных») признана утратившей силу, до сих пор каких-либо конструктивных преобразований в этом направлении не наблюдается. В свою очередь, положение о внедрении методов медиации в отношении осужденных так и не получило должной законодательной институционализации.

Также укажем на определенные пробелы, связанные с реализацией в Концепции принципа соотношения юридической силы нормативных и подзаконных правовых норм. С точки зрения удовлетворения социальных потребностей непротиворечащий закону подзаконный нормативный правовой акт в первую очередь связан именно с законом. Можно говорить о том, что некоторые положения исследуемого документа вызывают критику с точки зрения как юридической техники, так и правового содержания. Например, в подразделе «Обеспечение прав и законных интересов осужденных и лиц, содержащихся под стражей» Концепции в целях обеспечения прав и законных интересов осужденных и лиц, содержащихся под стражей, предусматривается законодательное регулирование оснований и порядка предоставления свиданий с родственниками и иными лицами посредством видеоконференц-связи или ресурсов информационно-телекоммуникационной сети Интернет исходя из возможностей уголовно-исполнительной системы. Однако такая формулировка неприемлема для доктринального акта, который не может содержать конкретных юридических предписаний и, не обладая должной юридической силой, осуществлять правовое регулирование соответствующей сферы общественных отношений.

Наконец, обнаруживаются проблемы реализации в Концепции принципа согласованности, придерживаясь которого можно избежать дублирования национального и международного права и противоречий между ними с точки зрения социально-экономических возможностей реализации соответствующих стандартов. Так, неясно, какой смысл вкладывается в следующее положение: «Уголовноисполнительная система во многом сохранила черты старой пенитенциарной системы, ориентированной на другое общество. Она не учитывает нынешнее состояние экономики, интеграцию Российской Федерации в международное правовое поле, международные стандарты обращения с заключенными», которое закреплено в разд. I «Общая характеристика и современное состояние уголовно-исполнительной системы» Концепции. Представляется, что в условиях финансового кризиса и дефицита бюджетных источников финансирования перспективных инвестиционных проектов, включая развитие производственного сектора, реалистичность данного положения можно поставить под сомнение. Так, А. А. Демичев указывает: «Очевиден тот факт, что в экономическом плане Россия отстает от ряда европейских стран, и проблема финансирования уголовно-исполнительной системы является весьма острой» (Демичев 2016, 28).

Выводы

Основная проблема концептуального развития уголовно-исполнительной системы России в свете рассмотренных принципов состоит в том, что сначала необходимо определиться с преимущественной моделью отечественной пенитенциарной системы (здесь мы находимся в стадии поиска) и лишь затем осуществлять соответствующий учет, фактически -- реализацию международных стандартов обращения с осужденными. Рекомендательные по своей сути положения, в частности Европейских пенитенциарных правил, по причинам не только социально-экономического, но культурно-ментального характера не всегда апробируются в практике функционирования европейских исправительных учреждений (Aebi et al. 2015, 427-443) и при обращении с осужденными в странах Западной Европы (Parrott2015, 148-164), следовательно, необходимо критически подходить к перспективам их внедрения в отечественное уголовно-исполнительное законодательство.

Изложенные критические замечания могут быть учтены в процессе подготовки разрабатываемой в настоящее время Концепции модернизации уголовноисполнительной системы (2021-2030 гг.) как политико-правового документа, определяющего основные векторы, идеологию развития и реформирования уголовноисполнительной системы.

Таким образом, приведенный материал вскрывает ряд проблем концептуализации уголовно-исполнительной политики Российской Федерации, отражает соответствующие закономерности европейской пенитенциарной идеологии и формирует научные предпосылки дальнейшей оптимизации уголовно-исполнительного законодательства России.

Библиография

1. Быков, Андрей В. 2015. «Значение зарубежного опыта для совершенствования деятельности уголовно-исполнительной системы России». Актуальные вопросы образования и науки 3-4: 28-34.

2. Демичев, Алексей А. 2016. «Европейские пенитенциарные правила и их роль в уголовно-исполнительной политике Российской Федерации». Пенитенциарное право: юридическая теория и правоприменительная практика 2 (8): 25-29.

3. Уткин, Владимир А. 2018a. «Концепция модернизации уголовно-исполнительной системы: предмет, методология, принципы». Вестник Кузбасского института 2: 91-100.

4. Уткин, Владимир А. 2018b. «Режим лишения свободы и правовой статус осужденных: между карой и безопасностью». Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление 4: 26-29.

5. Шевелев, Валерий Г. 2018. «Современная реформа уголовно-исполнительной системы: предпосылки, содержание, перспективы, проблемы». Юрист Юга России и Закавказья 1: 20-23.

6. Яковлева, Оксана Н., Ольга И. Мальчук. 2017. «Правовые основы передачи пенитенциарной системы в ведение Министерства юстиции Российской империи в конце XIX в.». Вестник Томского государственного университета. Право 25: 11-32.

7. Aebi, Marcelo F., Antonia Linde, NataliaDelgrande. 2015. “Is There a Relationship Between Imprisonment and Crime in Western Europe?” European Journal on Criminal Policy and Research 22: 425-446.

8. Ashworth, Andrew. 1999. Principles of Criminal Law. New York, Oxford: University Press.

9. Cliquennois, Gaлtan, Martine Herzog-Evans. 2018. “European monitoring of Belgian and French penal and prison policies”. Crime, Law and Social Change 70: 113-134.

10. Cliquennois, Gaлtan, Sonja Snacken. 2018. “European and United Nations monitoring of penal and prison policies as a source of an inverted panopticon?” Crime, Law and Social Change 70: 1-18.

11. Czerniawski, Gerry. 2016. “A race to the bottom -- prison education and the English and Welsh policy context”. Journal of Education Policy 31-2: 198-212.

12. Diez, Jose P. S. 2018. “Derechosde los reclusosen la jurisprudencia del Tribunal Europeode Derechos Hu- manos”. Revistade Derecho Politico 102: 333-369.

13. Parrott, Lindsay. 2015. “Tools of persuasion: the efforts of the Council of Europe and the European Court of Human Rights to reform the Russian pre-trial detention system”. Post-Soviet Affairs 31-2: 136-175.

14. Rogge, Nicky, Richard Simper, MarijnVerschelde, Max Hall. 2014. “An analysis of managerialism and performance in English and Welsh male prisons”. European Journal of Operational Research 241: 224-235.

15. Romashov, Roman, Elena A. Timofeeva, Evgeny N. Tonkov. 2019. “Prison Industry: Economy, Law and Information and Communication Technologies”. Perspectives on the Use of New Information and Communication Technology (ICT) in the Modern Economy, eds Elena G. Popova and Victoria N. Ostrovskaya. NewYork: SpringerInternationalPublishing: 563-572.

References

1. Aebi, Marcelo F., Antonia Linde, Natalia Delgrande. 2015. “Is There a Relationship Between Imprisonment and Crime in Western Europe?” European Journal on Criminal Policy and Research 22: 425-446.

2. Ashworth, Andrew. 1999. Principles of Criminal Law. New York, Oxford, University Press.

3. Bykov, Andrey V. 2015. “The value of foreign experience to improve the activities of the penitentiary system of Russia”. Aktualnyevoprosyobrazovaniiainauki 3-4: 28-34. (In Russian)

4. Cliquennois, Gaлtan, Martine Herzog-Evans. 2018. “European monitoring of Belgian and French penal and prison policies”. Crime, Law and Social Change 70: 113-134.

5. Cliquennois, Gaлtan, Sonja Snacken. 2018. “European and United Nations monitoring of penal and prison policies as a source of an inverted panopticon?” Crime, Law and Social Change 70: 1-18.

6. Czerniawski, Gerry. 2016. “A race to the bottom -- prison education and the English and Welsh policy context”. Journal of Education Policy 31-2: 198-212.

7. Demichev, Alexey A. 2016. “European penitentiary rules and their role in the penal policy of the Russian Federation”. Penitentsiarnoepravo: iuridicheskaiateoriiaipravoprimenitelnaiapraktika 2 (8): 25-29. (In Russian)

8. Diez, Jose P. S. 2018. “Derechosde los reclusosen la jurisprudencia del Tribunal Europeode Derechos Hu- manos”. Revistade Derecho Politico 102: 333-369.

9. Parrott, Lindsay. 2015. “Tools of persuasion: the efforts of the Council of Europe and the European Court of Human Rights to reform the Russian pre-trial detention system”. Post-Soviet Affairs 31-2: 136-175.

10. Rogge, Nicky, Richard Simper, MarijnVerschelde, Max Hall. 2014. “An analysis of managerialism and performance in English and Welsh male prisons”. European Journal of Operational Research 241: 224-235.

11. Romashov, Roman, Elena A. Timofeeva, Evgeny N. Tonkov. 2019. “Prison Industry: Economy, Law and Information and Communication Technologies”. In Perspectives on the Use of New Information and Communication Technology (ICT) in the Modern Economy, eds. Elena G. Popova and Victoria N. Ostrovskaya. New York, Springer International Publishing: 563-572.

12. Shevelev, Valery G. 2018. “Modern reform of the Criminal-Executory System: background, content, perspectives, problems”. IuristIugaRossiiiZakavkaz'ia 1: 20-23. (In Russian)

13. Utkin, Vladimir A. 2018a. “The concept of modernization of a penal correction system: subject, methodology, principles”. VestnikKuzbasskogoinstituta 2: 91-100. (In Russian)

14. Utkin, Vladimir A. 2018b. “The Mode of Imprisonment and the Legal Status of the Sentenced: between Penalty and Safety”. Ugolovno-ispolnitelnaiasistema: pravo, ekonomika, upravlenie 4: 26-29. (In Russian)

15. Yakovleva, Oksana N., Olga I. Malchuk. 2017. “The legal basis for the transfer the penal system to the jurisdiction of the Ministry of Justice of the Russian Empire at the end of the 19^th century”. Vestnik Toms- kogogosudarstvennogouniversiteta. Pravo 25: 11-32. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru