Пути повышения эффективности предупреждения преступлений, связанных с причинением смерти (гомицида)

Размещено на http://allbest.ru

Пути повышения эффективности предупреждения преступлений, связанных с причинением смерти (гомицида)

Стешич Елена Сергеевна

Показано, что статистически фиксируемое количество убийств в России не соответствует действительному в силу различных причин, которые подробно проанализированы в статье. Опираясь на фундаментальные теоретические положения уголовного права и международные документы, автор предлагает для целенаправленного криминологического исследования обособить все преступления, связанные с причинением смерти, в отдельную классификационную группу под названием «гомицидальная преступность (гомицид)». Выделены подгруппы гомицидальной преступности, обоснованы теоретические и методологические основы такой классификации, даны рекомендации по совершенствованию правоприменительной и предупредительно-профилактической деятельности в сфере гомицидальной преступности.

Ключевые слова: убийство, гомицид, «группы смерти», косвенный умысел, причинная связь, предупреждение преступности.

Ways to improve the prevention of crimes related to causing death (homicide)

преступность причинение смерть гомицидальная

The author comes to the conclusion that the statistically recorded number of murders in Russia does not correspond to their actual state due to various reasons, which are analyzed in detail. Based on the fundamental theoretical provisions of criminal law and international documents, the author proposes to separate all crimes related to causing death into a separate classification group called «homicidal crime (homicide)» for purposeful criminological research. There are sub-groups homicidally crime, substantiated the theoretical and methodological basis of this classification, recommendations for improving enforcement in qualifying homicidally crime and preventive activities in this field.

Key words: murder, homicide, «death groups», indirect intent, causation, crime prevention.

Высокий уровень смертности от внешних причин в России требует особенного внимания исследователей. По официальным данным, в нашей стране ежегодно около 1/3 деяний, связанных с криминальным лишением жизни, квалифицируется как убийство. В своих работах автор отмечал, что остальные деяния получают правовую оценку по другим статьям уголовного закона, в том числе, вследствие устойчиво сложившейся в судебно-следственной практике неправильной оценки направленности умысла виновного и недооценки характера развития цепи причинно-следственных связей, приводящих к смерти [1, с. 187-217, 234-253]. Это обесценивает человеческую жизнь, искажает судебную статистику, снижает возможности общей и специальной превенции правовых норм, затрудняет предупредительно-профилактическую работу и порождает еще целый ряд негативных последствий как юридического, так и социального характера.

Повышение эффективности обеспечения безопасности жизни человека видится в объединении всех преступлений, влекущих смерть, в новую криминологическую группу для их целенаправленного изучения гомицид, под которым автор понимает умышленные и неосторожные общественно опасные деяния, прямо или опосредованно посягающие на жизнь человека, и который предлагается структурировать следующим образом: собственно гомицид, т.е. умышленные преступления, составы которых прямо включают в качестве конструктивного элемента умышленное причинение смерти, в том числе при наличии смягчающих обстоятельств; сопутствующий гомицид умышленные преступления, результатом которых зачастую является лишение жизни, что предусмотрено соответствующим составом в качестве неосторожных последствий либо в качестве «иных» тяжких последствий преступления; псевдосопутствующий гомицид преступления, по формальным признакам сходные с деяниями второй группы, но в действительности смерть потерпевшего в них оказывается следствием не неосторожности, а косвенного умысла; неосторожный гомицид преступления, основные составы которых включают в качестве конструктивного элемента причинение смерти по неосторожности, либо связаны с причинением смерти по неосторожности, либо формулировка «иные тяжкие последствия» в которых предполагает возможность наступления смерти по неосторожности; псевдонеосторожный гомицид преступления, по формальным признакам попадающие в группу «неосторожный гомицид», но на самом деле смерть потерпевшего в них является следствием не неосторожности, а косвенного умысла.

В частности, умышленное дерзкое пренебрежение водителем не только правилами дорожного движения, но и общепринятыми мерами безопасности, даже при отсутствии прямого умысла на причинение смерти либо вреда здоровью с использованием транспортного средства, не может во всех случаях расцениваться как неосторожное деяние. О косвенном умысле лица по отношению к тяжким последствиям может свидетельствовать совокупность факторов:

1) доминирование над ситуацией, предшествующей дорожно-транспортному происшествию;

2) умышленное обострение этой ситуации и создание угрозы для жизни и здоровья людей;

3) психофизиологическое состояние водителя, при котором становится реальной возможность причинения вреда жизни и здоровью других лиц;

4) предшествующий событию опыт систематических нарушений правил дорожного движения, свидетельствующий о нигилистическом отношении к закону и пренебрежительном отношении к жизни и здоровью других лиц (отсутствие или лишение водительских прав, ранее совершаемые преступления либо административные правонарушения против жизни и здоровья или безопасности дорожного движения). Поэтому некоторые аварии с тяжкими последствиями следует отнести к псевдонеосторожному гомициду.

Целенаправленное изучение гомицидальных преступлений преследует цель реального, а не декларируемого повышения ценности человеческой жизни и усиления ее защиты, что невозможно без коренного пересмотра отношения к охране личности потерпевших. Защита прав и законных интересов потерпевших должна быть приоритетной по сравнению с защитой прав преступников, что имеет место в настоящее время. Одним из способов движения в этом направлении должно стать возложение риска неблагоприятных последствий на преступника, а не на потерпевшего.

На сегодня экспертная (в частности, судебномедицинская) оценка причинно-следственных связей между деянием и последствиями превалирует над правовой оценкой и, по существу, предопределяет последнюю. Будучи установленной экспертным путем, так называемая нетипичная, косвенная причинная связь, обусловленная присоединением привходящих обстоятельств, расценивается следственносудебной практикой как прерывающая течение причинности. Поэтому, например, отдаленные или связанные с особенностями организма потерпевшего последствия не вменяются. Хотя такое положение противоречит закону, в судебноследственной практике оно стало господствующим. Проведенный опрос показал, что некоторые судьи имеют лишь приблизительное представление о теоретической основе каузальности, а значит, не ориентируются в задачах, которые стоят перед ними при вынесении приговора. Сложившаяся ситуация недопустима и требует изменений. Из норм уголовного закона не вытекает, что один вид причинной связи имеет уголовно-правовое значение, а другой не имеет. Полагаем, что в уголовном законе следует закрепить положение о том, что в случаях, когда для квалификации закон требует наступления определенных последствий, они могут вменяться в вину лицу, если деяние было необходимым условием их наступления. Все последующие вопросы привлечения к уголовной ответственности лежат в плоскости психического отношения лица к совершенному общественно опасному деянию (установления его вины).

Мало у кого вызывает сомнение тот факт, что уголовная политика в последние годы привела к масштабным и далеко не всегда обоснованным изменениям отечественного законодательства в сфере предупреждения преступлений. В частности, анализ уголовных дел о суицидах детей и молодежи показал, что деятельность «групп смерти» всего лишь «ложная мишень», которая позволяет отвлечь внимание общества от объективных причин и избежать затратных профилактических мероприятий. Этот подход не нов: в советские времена уже отрицалось наличие причин преступности в обществе, строящем коммунизм, а существование преступности объяснялось пережитками прошлого в сознании отдельных людей и влиянием капиталистического окружения. В свое время этот постулат был подвергнут разгромной критике, считаем, что возвращаться к столь сомнительному утверждению в XXI в. не стоит.

Совершенно очевидно, что самоубийства несовершеннолетних и многочисленные, ранее неизвестные акты насилия со стороны молодых людей (избиения сверстников и детей младшего возраста с видеозаписью и последующим размещением в Интернете, аналогичные действия с жестокими убийствами животных, перестрелки с полицией, убийства и поножовщины в школах с последующим самоубийством виновных) основаны на внутренних причинах современного российского общества.

Отчужденность отдельного человека, равнодушие друг к другу, неудовлетворенность своим положением, социальная фрустрация, огрубление нравов, агрессия и насилие, расслоение общества по материальным и властным признакам, заменившим марксовское деление общества на классы в связи с отношением к собственности на средства производства, избирательное действие закона, отсутствие справедливости, стрессы, вызванные пресловутым ЕГЭ, в этом надо искать причины упомянутых негативных явлений. Возложение ответственности на «группы смерти» и «иностранных эмиссаров» играет плохую роль, ибо отвлекает внимание от истинных причин и препятствует борьбе с ними [2, с. 80-103]. Одновременно создается парадоксальная ситуация: с одной стороны, определенная часть депутатского корпуса и журналистов призывает общество и госструктуры к непримиримой борьбе с несуществующими «группами смерти», а с другой вполне реальные виновники доведения до реальных самоубийств остаются безнаказанными, а специально принятые по этому поводу жесткие законы не используются.

Проблемы предупреждения гомицидальных преступлений усугубляются и отсутствием единообразных научных подходов к решению этой задачи. Так, ранее никто не оспаривал эффективность борьбы с некоторыми видами насильственной преступности путем применения уголовно-правовых норм с так называемой «двойной превенцией» [3, с. 301; 4, с. 341; 5; 6, с. 410; 7]. Однако в недавно проведенном исследовании сотрудники Академии Генеральной прокуратуры РФ пришли к выводу о том, что роль норм двойной превенции несколько преувеличена, поскольку причинные комплексы тяжких и менее опасных преступлений на 69% совпадают [8, с. 484-488]. С таким выводом вряд ли можно согласиться. То, что причинные комплексы разных групп преступлений во многом совпадают, вполне естественно. Криминологами давно установлено, что причины преступности растворены в окружающей действительности и детерминируют совершение различных правонарушений [9, с. 153]. А вот если первый преступный дебют повлечет адекватное реагирование, то более тяжкое преступление может и не состояться. Именно в этом заключается неоспоримый профилактический потенциал норм с двойной превенцией.

Ученые также отмечают слабую корреляционную зависимость между регистрацией норм с «двойной превенцией» и тяжких насильственных преступлений. Однако совершенно очевидно, что причина заключается не в отсутствии объективной связи между динамикой этих деяний, а в существенном отличии особенностей организационно-правовой борьбы с ними. Так, фактическая декриминализация хулиганства в 2003 г. привела к тому, что регистрируемая часть этого вида преступлений к концу 2004 г. снизилась более чем в 5 раз (со 129,5 тыс. до 24,8 тыс. соответственно), а к началу 2018 г. уже почти в 60 раз (в 2017 г. зарегистрировано 2190 преступлений). Судя по официальным данным, в стране практически не осталось преступников-хулиганов, хотя на самом деле хулиганство как особый вид насильственных преступлений имеет широчайшее распространение.

Считаем, что в уголовный закон следует вернуть первоначальную редакцию ст. 213 УК РФ, диспозиция которой была универсальной и охватывала широкий перечень общественно опасных деяний. Своевременное и эффективное предупреждение таких преступлений всегда снижало и будет снижать вероятность совершения более тяжких преступлений. Аналогичная ситуация складывается и применительно к преступлению, предусмотренному ст. 116 УК РФ. Раньше бытовым убийствам более чем в половине случаев предшествовали побои, причем правовая оценка имела место в единичных случаях. Теперь и единичные случаи не могут наказываться в уголовном порядке. А это расхолаживает потерпевших и окружающих. Меняя порядок привлечения лиц к уголовной ответственности за причинение легкого вреда здоровью и побои с частного на публичный и наоборот, нетрудно заметить изменения в динамике не только названных выше преступлений, но и других, смежных с ними, например с истязаниями (ст. 117 УК РФ). Складывается впечатление, что число истязаний сокращается, хотя это не так. Профилактический потенциал имел и состав оскорбления, в котором заложена охрана чести и достоинства личности, пренебрежение которыми открывает путь к более серьезным и опасным нарушениям уголовного закона. Если охарактеризовать проблему в целом, то за названными законодательными новеллами стоит опасная тенденция в виде разрушения идеалов морали и социальной справедливости, заложенных в сам фундамент уголовного закона.

Для эффективного противодействия гомицидальной преступности полезны компаративные исследования. Долгое время криминологи всего мира обращаются к опыту противодействия убийствам в Японии, где их уровень составляет 0,3 на 100 тыс. населения (2011 г.), связывая его в основном с миролюбивыми чертами национального японского характера [10; 11, с. 167]. Однако эта версия подверглась критике самих японских криминологов, которые обстоятельно доказывают, что успех в борьбе не является исключительным в рамках тенденций убийств, характерных для экономически развитых, стабильных и процветающих стран того же региона (Южной Кореи и Китая). Они утверждают, что достигнутый результат в предупреждении гомицида заключается в комплексе условий, связанных с применением всех средств социального и специального контроля (например, активная работа японских полицейских в микрорайонах) [12, с. 388; 13, с. 233-237]. Кстати, несмотря на один из самых низких в мире показателей гомицида, уголовная политика здесь остается репрессивной.

Отмечается ослабление толерантностности к преступникам и в европейских странах, что повлекло более жесткий и менее гуманный подход, вследствие которого «в уголовной политике возобладал “новый реализм”, основанный на признании того факта, что попытки улучшить преступников и ресоциализировать заключенных... оказались иллюзорными» [14, с. 469], этот подход обусловлен не столько ухудшением криминальных реалий, сколько усилением предупредительной функции уголовного права, направленной на профилактику, «опережение» действий преступников, максимальное снижение рисков от преступности, соблюдение прав и законных интересов в первую очередь потерпевшего (яркий пример осуждение за убийство к пожизненному лишению свободы стритрейсеров в Берлине).

Требует пересмотра и отечественная практика назначения наказаний за гомицидальные преступления по принципу усреднения сроков наказания в виде лишения свободы, в том числе вследствие нарушения логики построения санкций за деяния, разные по степени общественной опасности, но имеющие одну направленность. Очевидно, что как все виды наказаний (ст. 44 УК РФ) представляют собой систему взаимосвязи между отдельными видами карательных мер, образующих лестницу наказаний, находящуюся в определенной, иерархически заданной последовательности, так и преступления, имеющие одну направленность, но отличающиеся по степени общественной опасности, также можно выстроить в последовательный ряд, ориентируясь на санкцию статьи. Представляется, что точка отсчета лестницы наказаний должна начинаться со степени вреда, от которого законодатель защищает уголовно-правовыми средствами. Соответственно, самая мягкая санкция должна быть у преступления, имеющего наименьшую степень общественной опасности, а самая строгая у наиболее опасного посягательства.

И, безусловно, следует стремиться к установлению единых стандартов статистики, способствующих формированию системы «ровных» оценок гомицида во всех государствах. Изучение Международной классификации преступлений для статистических целей, разработанной в 2015 г. УНП ООН на сорок шестой сессии статистической комиссии, показало, что документ надлежащего качества уже создан, однако его положения в части измерения уровня гомицида в нашем государстве не применяются.

Считаем, что гомицидальные преступления, представляющие собой один из важнейших индикаторов безопасности и социального благополучия, должны подвергаться анализу и предупредительному воздействию с учетом общих критериев и рекомендаций международного сообщества, прежде всего Организации Объединенных Наций. В частности, положения, сформулированные в ходе Тринадцатого Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию (2015 г.), а также изложенные в проекте Глобального плана действий по борьбе с насилием, предложенного Всемирной организацией здравоохранения (2016 г.) [15], могут быть положены в основу Национальной стратегии предупреждения гибели людей в результате противоправных действий.

Таким образом, для эффективного противодействия гомицидальной преступности следует использовать достижения мировой и отечественной криминологии. Желаемые успехи могут быть достигнуты при эффективном применении целого комплекса взаимосвязанных мероприятий, затрагивающих все сферы жизни общества. При этом успехи в реализации одной меры усиливают предупредительный потенциал другой. И наоборот, игнорирование или упущение в решении любой, казалось бы, малозначительной задачи может отрицательно сказаться на эффективности всей предупредительной системы.

1. Стешич Е.С. Криминология гомицида. М., 2019.

2. Грибанов Е.В. Преступность несовершеннолетних в контексте культуральной криминологии. Краснодар, 2017.

3. Криминология: учеб. / под ред. В.Н. Кудрявцева и В.Е. Эминова. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2010.

4. Криминология: учеб. для вузов / под общ. ред. А.И. Долговой. М., 1997.

5. Корецкий Д.А. Проблема адекватности мер борьбы с преступностью ее современному состоянию // Законность. 2003. № 2.

6. Клейменов М.П. Криминология: учеб. М., 2018.

7. Игнатов А.Н., Вишневецкий К.В., Кашкаров А. А. Концептуальные основы, направления и меры противодействия криминальному насилию // Юридическая наука и практика: Вестн. Нижегород. акад. МВД России. 2018. № 2(42).

8. Теоретические основы предупреждения преступности на современном этапе развития российского общества / П.В. Агапов, Г.В. Антонов-Романовский, В.К. Артеменков [и др.]; под общ, ред. Р.В. Жубрина; Акад. Гэнер. прокуратуры РФ. М., 2016.

9. Лунеев В. В. Мотивация преступного поведения. М., 1991.

10. The Global Study on Homicide 2013. The United Nations Office on Drugs and Crime (UNODC). URL: http://www.unodc.org/unodc/en/ data-and-analysis/ (дата обращения: 28.12.2018).

11. Квашис В.Е., Морозов Н.А. Особенности причинного комплекса преступности в Японии (методологический аспект) // Общество и право. 2015. № 1(51).

12. Ellis T., Hamai K. Homicide in Japan // The Handbook of Homicide. Fiona Brookman, Edward R. Maguire, Mike Maguire. Wiley-Blackwell, 2017.

13. Клейменов И.М. Криминология в Китае и Японии // Вестн. Омск. ун-та. Серия «Право». 2012. № 3(32).

14. Ведерникова О.Н. Уголовно-правовые проблемы борьбы с преступностью в европейских странах // Уголовное право. Актуальные проблемы теории и практики: сб. очерков / под ред. В.В. Лунеева. М., 2010.

15. Всемирная организация здравоохранения, шестьдесят девятая сессия Всемирной ассамблеи здравоохранения А69/9. Пункт 12.3 предварительной повестки дня 11 марта 2016 г. Проект Глобального плана действий по борьбе с насилием. URL: http://apps.who.int/ gb/ebwha/pdf_files/WHA69/A69_9-ru.pdf (дата обращения: 28.12.2018).

Размещено на Allbest.ru