Правовое регулирование смарт-контрактов: новеллы законодательства и технические решения

Размещено на http://www.allbest.ru/

Правовое регулирование смарт-контрактов: новеллы законодательства и технические решения

В.Ю. Карпычев, доктор техн. наук, профессор Приволжский институт повышения квалификации ФНС России

М.В. Карпычев, канд. юрид. наук, доцент

Нижегородский государственный университет имени

Н.И. Лобачевского

В статье исследовано соответствие новелл Федерального закона от 18 марта 2019 г. № 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса РФ» доктринальным представлениям о техническом облике и правовом режиме современной цифровой технологии - смарт-контракта.

Сделан вывод о существенном расхождении легатимизированных требований с возможностями существующих смарт-технологий. Предложены варианты устранения выявленных несоответствий.

Ключевые слова: смарт-контракт, самоисполняемый договор, цифровые права, правовое регулирование.

LEGAL REGULATION OF SMART CONTRACTS: NOVELTIES OF LEGISLATION AND TECHNICAL SOLUTIONS

V.Yu. Karpychev, Doctor of Technical Sciences, professor the FTS of Russia Training Institute

M.V Karpychev, Candidate of Juridical Sciences, assistant-professor National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod

The article examines the compliance of the novelties of the Federal Law № 34-FZ of March 18, 2019 amended Part One, Two and Article 1124 of Part Three of the Civil Code of the Russian Federation with doctrinal ideas about the technical appearance and legal regime of modern digital technology-smart contract.

It is concluded that the legatimized requirements differ significantly from the capabilities of existing smart technologies. Variants of elimination of the revealed discrepancies are offered.

Key words: smart contract, self-executing contract, digital rights, legal regulation.

Федеральным законом от 18 марта 2019 г. № 34- ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей ГК РФ» (далее - Закон «О цифровых правах») урегулированы некоторые про-блемные вопросы ведения договорной деятельности с использованием информационных технологий. В этой связи представляет теоретический и практический интерес исследование влияния этого закона на возможности и перспективы использования смарт- контракта (smart-contract, далее - S-контракт) - со-временного технико-правового феномена .

В технической и правовой специальной литературе предложено большое количество определений этого термина. Вся отечественная правовая литература отдает предпочтение определению S-контракта Н. Сабо: «цифровое представление набора обязательств между сторонами, включающее в себя протокол исполнения этих обязательств» [9]. Таким образом, по Н. Сабо, S-контракт представляет цифровое выражение текста договора и алгоритм его (само) исполнения.

Технически идея S-контракта достаточно успешно была впервые реализована на платформе Ethereum (Эфириум), принципиальной новацией которой было выполнение S-функций в среде блокчейна (БЧ). При этом Ethereum задуман как бизнес-проект, т.е. использование S-контракта сторонами договорной дея-тельности предполагается на возмездной основе.

Спецификация функционала и основных технико-правовых характеристик такого S-контракта отра-жается в следующем определении: S-контрактом может именоваться специализированное программное обеспечение (программа ЭВМ в значении ст. 1261 ГК РФ, ПО), содержащее элементы искусственного интеллекта (смарт) и предназначенное для поддержки экономической деятельности в части фиксации условий договора, автоматического их исполнения при реализации набора детерминированных условий и гарантированного хранения данных по исполненным договорам. Таким образом, термин S-контракт в данном контексте является ИТ-жаргонизмом и всего лишь указывает на возможное использование в до-говорных отношениях S-технологии (IT), реализованной в программном обеспечении с конкретным назначением и функциональной архитектурой [4, с. 106]. правовое регулирование смарт контракт

Доминирование Ethereum как наиболее отработанного средства реализации S-контракта сформировало вышеописанный обобщенный технический облик S-контракта и породило серьезную научную дискуссию о его месте в отечественном договорном праве. Прежде всего это выразилось в попытках определить правовую сущность S-контракта и отразить ее в определении. Для целей настоящей статьи приведем в некотором роде итоговое определение, предложенное в проекте Федерального закона «О цифровых финансовых активах», которое, на наш взгляд, также достаточно отчетливо отражают технико-правовую природу S-контракта на платформе Ethereum: «смарт-контракт - это договор в электронной форме , исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций (блокчейне - авт.) в строго определенной таким договором после-довательности и при наступлении определенных им обстоятельств» [7].

Для установления взаимовлияния правовых и технических характеристик S-контракта рассмотрим упрощенный функционал Ethereum и определим его соответствие Закону «О цифровых правах».

Смарт-функция. Будем понимать под фиксацией условий договора представление сформулированных на естественном языке условий договора и обязательств сторон в электронном виде. В общем случае в договорах можно выделить три группы условий , имеющих значение для программной реализации.

Существенные условия (данные) в смысле ст. 432 ГК РФ. Концепция Ethereum не предусматривает работу с такими условиями (данными). Тем не менее при разработке S-контракта они могут быть включены в тело программы (представлены некоторым количеством переменных), хотя и не требуются для ее работы. Необходимость такого решения обусловлена общим требованием к договорам о включении в них всех существенных условий.

Далее при компиляции исходных кодов S-контракта в БЧ существенные условия становятся практически нечитаемыми. Последнее означает невозможность выполнения Закона «О цифровых правах» в части обеспечения воспроизведения на материальном носителе в неизменном виде содержания сделки (п. 1 ст. 160 ГК РФ).

Особым существенным условием в данном контексте является предмет договора. Закон «О цифровых правах» вводит в ГК РФ понятие цифровые права - обязательственные и иные права (ст. 141.1 ГК РФ), которые, как представляется, и будут основным предметом S-контрактов. Для распоряжения цифровыми правами (деньгами) в Ethereum предусмотрен специальный функционал (кошелек).

«Условные» условия (не тавтология), как правило, входят в любой договор и связаны с определенными событиями (например, наступление момента времени) или действиями, по совершении которых стороны должны выполнить договорные обязательства.

Формализация таких условий - достаточно сложная техническая и новая для юриспруденции задача, которая заключается в автоматизации выявления фактов возникновения предопределенных условий дого-вора и выполнения соответствующих обязательств.

Для формализации таких условий в Ethereum (язык Solidity) используется логическая конструкция «Если... И..., То..., Иначе...», которая и придает работе S-контракта смарт-эффект, т.е. некоторое чело-векоподобное функционирование.

Включение в алгоритм S-контракта блока логических правил «Если... То...» реализует функцию ав-томатической активации S-контракта при наступлении предопределенных событий в информационной системе и окружающей среде. Эта возможность позволяет интерпретировать S-контракт как самоиспол- няемый1 договор, т.е. договор, в котором исполнение сторонами обязательств осуществляется «при на-ступлении определенных обстоятельств без отдельно выраженного дополнительного волеизъявления сторон путем применения определенных условиями сделки информационных технологий» (ч. 2 ст. 309 ГК РФ).

Дополнительным следствием формализации договора является повышение его определенности, четкости формулировок и, соответственно, снижение необходимости его толкования (ст. 431 ГК РФ).

Блокчейн-технология S-контракта. Полная архитектура S-контракта по версии Etherium включает также технологию распределенного реестра (БЧ) данных всех транзакций (исполнения обязательств), выполняемых программой. В данной статье БЧ рассматривается как «многофункциональная и много-уровневая информационная технология, предназначенная для надежного учета различных активов» [5]. Наличие БЧ-функционала прямо предусмотрено в проекте Федерального закона № 419059-7.

Также БЧ обеспечивает уникальные потребительские свойства (характеристики) S-контракта (не-изменность, децентрализация, анонимность, доступность, защищенность и др.) [5, 6], некоторые из них позволяют реализовать оригинальные договорные характеристики.

В частности, невозможность изменения S-контракта в силу специфики хранения информации в БЧ может быть гарантией от одностороннего изменения обязательств, но при этом исключает легитимное внесение изменений в S-контракт или 1 расторжение его в одностороннем порядке. Практически по договоренности сторон S-контракт может быть «брошен», например, только путем вывода денежных средств из кошелька одной из сторон (проверить возможность). Дальнейшее урегулирование отношений сторон может происходить уже вне рамок S-контракта.

В целом характеристики S-контракта, обеспечиваемые БЧ, с гражданско-правовой точки зрения имеют весьма неоднозначную оценку. Рискнем предположить, что именно это обстоятельство явилось одной из причин отсутствия в Законе «О цифровых правах» регулирования БЧ-технологии.

Еще одним важным с правовой точки зрения свойством S-контракта в соответствии с Законом «О цифровых правах» должно стать предоставление возможности третьим лицам (суду) достоверно опреде-лять авторство лица, заключившего контракт (выразившего волю).

По общему правилу выполнение требования достоверного установления авторства сторон обеспе-чивается усиленной электронной подписью (подп. 2 п. 3 ст. 5 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ «Об электронной подписи»). Закон о цифровых правах повышает вариативность требований законодательства о наличии подписи, допуская использовать «любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю».

Рассмотрим, как отвечает данному требованию S-контракт на платформе Ethereum. В Ethereum ре-шается задача предоставления доступа к S-контракту в рамках процесса создания внешней учетной записи (Externally owned account, EOA), которая в том числе содержит публичный и приватный ключи [3, с. 36]. Создание EOA выполняется средствами клиента Ethereum (специальной программой - кошельком). Видимо, с гражданско-правовой точки зрения по умолчанию можно предполагать, что лицо, создавшее EOA (подписавшее S-контракт), действует по своей воле и в своих интересах.

Далее функционал Ethereum производит криптографическое преобразование EOA и транзакций с по-следующей записью в БЧ.

С рядом оговорок предложенный в Ethereum алгоритм можно рассматривать как механизм создания своеобразной электронной подписи. При этом техническая концепция децентрализованной (само-управляемой) платформы Ethereum ограничивается анонимной идентификацией (без аутентификации) лица, создавшего EOA, и не предполагает участия в какой-либо форме третьих лиц в процессе работы с EOA. Поэтому штатная функциональная архитектура Ethereum не позволяет «достоверно определить лицо, выразившее волю» (требование п. 1 ст. 160 ГК РФ). Другими словами, S-контракт на платформе

Ethereum не отвечает требованиям отечественного законодательства.

Рассмотренное требование законодательства может быть обеспечено применением усиленной электронной подписи в соответствии с федеральным законом «Об электронной подписи», что, в свою оче-редь, требует разработки специальной программы- кошелька, совместимой с Ethereum.

Применение усиленной электронной подписи также обеспечивает невозможность отказа сторон (условие неотказуемости) от авторства S-контракта.

Исходя из вышеизложенного, представляется технически труднореализуемым создание S-контрактов на существующих платформах (Ethereum) в части соответствия действующему законодательству.

Важными, позитивными, на наш взгляд, и взаимосвязанными особенностями Закона «О цифровых правах» являются:

- отказ от использования термина смарт- контракт;

- отсутствие упоминания в законе технологии БЧ.

В Законе «О цифровых правах» акцент сделан на

сущностной с точки зрения гражданского права характеристике - самоисполняемости договора, хотя этого термина законодатель также не употребляет.

Легитимизация самоисполняемых договоров с технологической точки зрения означает возможность использования S-функционала S-контрактов без БЧ. С одной стороны, это существенно облегчает разработку и последующее использование самоисполняемых договоров. С другой стороны, исключает многие характеристики S-контрактов, обеспечиваемых БЧ.

При этом законодательство не запрещает использование S-контрактов с «классическим» (с БЧ) функ-ционалом.

Поэтому в случае использования таких платформ может быть применена модель регулирования отно-шений, аналогичная регулированию обязательств из игр и пари (п. 2 ст. 1062 ГК РФ), т.е. отказ в судебной защите по требованиям, связанным с использованием S-контрактов.

Решением данной проблемы может быть разработка отечественных платформ, отвечающих законо-дательству.

Также учитывая ряд организационных и экономических аспектов [2, с. 1480] использования концепции S-контрактов, полагаем, что наибольшую востребованность приобретают S-контракты в массовых простых сделках, обычно оформляемых в настоящее время типовыми договорами. Технологическим обеспечением таких S-договоров могут быть специализированные оболочки, шаблоны, созданные для конкретных договорных отношений, т.е. программный продукт, позволяющий пользователю не проводить программирование, а только формализовать и вводить данные, используя предоставленные оболочкой возможности.

Литература

1. Ефимова Л.Г. Понятие и правовые особенности электронного договора // Законы России: опыт, анализ, практика. 2019. № 7. С. 84-90.

2. Карпычев В.Ю. Использование смарт-контрактов в договорной деятельности: транзакционные издержки и ограничения // Экономический анализ: теория и практика. 2019. Т. 18. Вып. 8. С. 1478-1493.

3. Карпычев В.Ю. Функциональная модель смарт-контракта на платформе Ethereum // Труды НГТУ. 2019. № 2. С. 34-40.

4. Карпычев В.Ю., Карпычев М.В. Смарт-контракт: перспективы роботизации договорного права // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2019. № 2. C. 104-109.

5. Свон М. Схема новой экономики. М.: Олимп-Бизнес, 2016. 224 с.

6. Тапскотт Д. Технология блокчейн. То, что движет финансовой революцией сегодня. М.: Эксмо, 2017. 560 с.

7. Законопроект № 419059-7 «О цифровых финансовых активах». URL: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf /%28Spravka%29?OpenAgent&RN=419059-7.

8. Паспорт национального проекта «Национальная программа "Цифровая экономика Российской Федерации"»: утв. Президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным про-ектам, протокол от 04.06.2019 № 7 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант- Плюс».

9. A Formal Language for Analyzing Contracts / Nick Szabo. 2002. URL: http://www.fon.hum.uva.nl/rob/Courses/ InformationInSpeech/CDROM/Literature/LOTwinterschool2006/szabo.best.vwh.net/contractlanguage.html.

Размещено на Allbest.ru