Проблемы толкования признака "иные тяжкие последствия" при квалификации насильственных половых преступлений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Алтайский государственный университет

Проблемы толкования признака «иные тяжкие последствия» при квалификации насильственных половых преступлений

Н.В. Тыдыкова, канд. юрид. наук, доцент

Статья посвящена вопросам толкования квалифицирующего признака насильственных половых преступлений «иные тяжкие последствия». Отмечается, что рекомендации постановления Пленума Верховного Суда РФ не решают всех возникающих вопросов. Сформулировано предложение по расширению предложенной трактовки. Доказывается необходимость указания на то, что не только самоубийство или покушение на самоубийство потерпевших, но и те же действия со стороны близких лиц необходимо квалифицировать по рассматриваемому признаку. С приведением дополнительных аргументов дана положительная оценка признания беременности потерпевшей иным тяжким последствием насильственных половых преступлений. В целях унификации правоприменительной практики предложено указать в соответствующем постановлении на то, что отношение виновного к иным тяжким последствиям может быть не только неосторожным, но и умышленным. Затронут вопрос об оценке изменения сексуальной ориентации в результате насильственного полового преступления.

Ключевые слова: изнасилование, насильственные действия сексуального характера, квалифицированный состав, тяжкие последствия, самоубийство, психическое заболевание, половая ориентация, оценочный признак, форма вины.

N.V. Tydykova, Candidate of Juridical Sciences, assistant-professor Altai State University

PROBLEMS OF INTERPRETATION OF THE SIGN «OTHER GRAVE CONSEQUENCES» UNDER QUALIFICATION OF VIOLENT SEXUAL CRIMES

The article is devoted to the interpretation of the qualifying sign of violent sexual crimes «other grave consequences». It is noted that the recommendations of the decision of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation do not solve all the issues that arise. A proposal to expand the proposed interpretation is formulated. It proves the necessity ofpointing out that not only suicide or attempted suicide of the victims, but also the same actions on the part of close people should be qualified according to the grounds. With additional arguments, a positive assessment was given of the recognition of pregnancy as a victim of other grave consequences of violent sexual crimes. In order to unify law enforcement practice, it was proposed to indicate in the relevant decree that the attitude of the perpetrator to other grave consequences can be not only negligence, but also intentional. The issue of assessing changes in sexual orientation as a result of a violent sexual offense is raised.

Key words: rape, sexual assault, qualified composition, grave consequences, suicide, mental illness, sexual orientation, evaluative signs, guilt form.

Составы изнасилования и насильственных действий сексуального характера содержат такой квалифицирующий признак, как «повлекшие иные тяжкие последствия». Этот термин в УК РФ встречается и в других составах и, являясь оценочным, в каждом случае требует разъяснения. Для целей квалификации насильственных половых преступлений по этому признаку Верховный Суд РФ в Постановлении от 04.12.2014 № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности» пояснил, что к иным тяжким последствиям при изнасиловании и насильственных действиях сексуального характера следует относить, в частности, самоубийство или попытку самоубийства потерпевшего лица, беременность потерпевшей и т.п.

В литературе критикуется такой подход Верховного Суда РФ, при котором нет указания на общий критерий, который бы позволил в каждом конкретном случае решать, относится ли то или иное обстоятельство к категории иных тяжких или нет. В приведенном разъяснении в незакрытом перечне указаны лишь частные случаи. Думается, что права Т.М. Лопатина, которая указывает, что сходные непосредственные объекты будут являться теми примерными рамками, которые ограничивают возможность выбора суда (жизнь и здоровье) [9, с. 152]. Н.Ф. Кузнецова отмечает, если объектом изнасилования является половая неприкосновенность и половая свобода личности, «иные тяжкие последствия» не могут измеряться единицами имущественного или организационного вреда [7, с. 52]. Действительно, сложно сформулировать рассматриваемый признак через конкретный критерий, поэтому думается, что указанный подход является оптимальным. Однако само содержание процитированного положения удачным признать нельзя, т.к. в такой трактовке без ответа остается целый ряд вопросов.

Первый блок этих вопросов связан с вариантами иных тяжких последствий. Верховный Суд РФ говорит о самоубийстве или попытке самоубийства только потерпевшего. Возникает закономерный вопрос, самоубийство или его попытка других лиц, например близких потерпевшему, могут быть квалифицированы как иные тяжкие последствия преступления? А.И. Коробеев приводит пример, когда мать потерпевшей совершила самоубийство в целях предотвращения изнасилования, и суд признал это обстоятельство иным тяжким последствием изнасилования [5, с. 125]. С таким подходом, когда и самоубийство других лиц следует квалифицировать как иные тяжкие последствия, соглашаются и другие авторы [2, с. 33], а некоторые даже предлагают соответствующей рекомендацией дополнить действующее постановление [8, с. 44]. Однако необходимо иметь в виду то, что самоубийство или покушение на самоубийство других лиц не всегда могут быть отнесены к иным тяжким последствиям, т.к. эти отдалённые последствия лежат за пределами объективной стороны изнасилования и не всегда могут охватываться сознанием и предвидением возможности их наступления со стороны виновного [10, с. 345]. В приведенном примере самоубийство было совершено в процессе изнасилования с целью его прекращения, поэтому оно верно было расценено как иное тяжкое последствие при условии, что виновный предвидел возможность его совершения или не предвидел, но при необходимой внимательности и предусмотрительности должен был и мог предвидеть эти последствия.

Получается, что в тех случаях, когда иное лицо присутствовало на месте совершения насильственного полового преступления и любым способом выражало намерение или возможность совершить самоубийство, возможно вменение рассматриваемого квалифицирующего признака. Что касается иных случаев, то можно предположить, что свойственное небрежности как разновидности неосторожности долженствование предвидения рассматриваемого последствия может иметь место в случае совершения насильственного полового преступления в отношении несовершеннолетнего лица (особенно малолетнего), при наступлении смерти потерпевшего (с любой формой вины) и в некоторых других случаях, перечень которых ввиду вариативности жизненных ситуаций представить сложно.

Поэтому, формулируя рекомендацию о квалификации по рассматриваемому квалифицирующему признаку случаев самоубийств и покушений на самоубийство иных лиц, помимо потерпевшего, Верховному Суду РФ следует указать, что это возможно лишь при установлении виновного отношения (как умысел, так и неосторожность) к таким последствиям со стороны лица, совершившего насильственное половое преступление. Это важно и в свете неоднозначного понимания потерпевшего в насильственных половых преступлениях, т.к. неясно, относить ли к этой категории лиц, к которым применялось насилие или угроза для преодоления сопротивления другого лица [13, с. 29-33]. Также следует понимать и то, что и без изменения текста обсуждаемого постановления рассматриваемая квалификация также возможна, т.к. в указанном постановлении рассмотрены лишь примерные варианты.

Нельзя квалифицировать как «иные тяжкие последствия» смерть потерпевшей, которая причиняется виновным умышленно. Несмотря на очевидность такого положения, в правоприменительной практике можно встретить примеры ошибок. Так, Г., желая сломить сопротивление Б., с целью совершения насильственного полового акта и иных действий сексуального характера, применяя физическое насилие, сдавил руками шею Б., в результате чего она потеряла сознание. Сломив сопротивление таким образом, Г. совершил с Б. насильственный половой акт и насильственные действия сексуального характера. Затем, осознавая, что Б. может сообщить о случившемся в правоохранительные органы, Г. задушил ее. Указанные действия Г. суд квалифицировал как изнасилование, повлекшее иные тяжкие последствия, насильственные действия сексуального характера, повлекшие иные тяжкие последствия, и как убийство, сопряженное с изнасилованием и насильственными действиями сексуального характера. Президиум Верховного Суда РФ, рассматривая надзорное представление заместителя Генерального прокурора РФ, изменил приговор и переквалифицировал действия Г. с п. «б» ч. 3 ст. 131 УК РФ на ч. 1 ст. 131 УК РФ, с п. «б» ч. 3 ст. 132 УК РФ на ч. 1 ст. 132 УК РФ, указав, что единственным тяжким последствием этих преступлений является смерть потерпевший Б., однако она нашла самостоятельную юридическую оценку по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ [12].

Новым положением в упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда РФ является рекомендация о признании беременности потерпевшей от изнасилования иным тяжким последствием. Среди ученых нет единства во мнении о таком решении вопроса. Так, Л.В. Лобанова критически относится к указанию на беременность как на вариант тяжкого последствия. Она считает, что тяжким последствием может признаваться только такая беременность, которая создает опасность для жизни и здоровья [8, с. 46]. И.В. Пантюхина проанализировала мнения различных исследователей этого вопроса и пришла к выводу о том, что, как правило, большинство исследователей мужского пола не видят необходимости особенного выделения такого последствия изнасилования, как беременность, в то время как большинство женщин высказывают пожелания выделения специального квалифицирующего признака [11, с. 91]. Думается, что необходимо быть в первую очередь объективным при решении такого рода вопросов и не ставить его решение в зависимость от гендерных интересов.

Во-первых, такое последствие, как беременность, наступившая в результате изнасилования, является дополнительным психотравмирующим фактором ситуации, а в случае ее сохранения долгие годы (возможно даже на протяжении всей жизни потерпевшей) ребенок может стать болезненным напоминанием о факте сексуального насилия. Во-вторых, такая беременность может стать негативным социальным фактором для потерпевшей и будущего ребенка. В-третьих, определить опасность для жизни и здоровья беременности для потерпевшей на начальном этапе не представляется возможным, т.к. такая опасность может развиваться и на поздних сроках беременности и даже в родах. В-четвертых, прерывание беременности несет потенциальную опасность для жизни и здоровья потерпевшей, что может быть выявлено не сразу, а спустя годы или даже десятилетия. В-пятых, беременность в раннем возрасте опасна для дальнейшего репродуктивного развития, психического здоровья и процесса социализации. А беременность в позднем возрасте чревата осложнениями со здоровьем и рождением ребенка с патологиями здоровья. В-шестых, отказ от ребенка после его рождения - тоже негативное социальное и психологическое последствие как для женщины, так и для ребенка. Такими аргументами хотелось бы поддержать позицию Верховного Суда РФ.

В тексте указанного постановления Пленума Верховного Суда РФ никаких других обстоятельств, которые можно было бы назвать иными тяжкими, не приводится. В литературе предлагается относить к иным тяжким последствиям и обострение психических заболеваний, которыми лицо страдало ранее, дается историческое обоснование и даже предлагается такое положение закрепить в постановлении Пленума Верховного Суда РФ [8, с. 45]. Думается, что такое предложение вполне разумно, т.к. психическое заболевание может быть учтено в квалификации содеянного только в том случае, если потерпевший им раньше не страдал и оно возникло как последствие совершенного в отношении него преступления. Если же потерпевший страдал психическим заболеванием и ранее, то изменения состояния здоровья потерпевшего крайне сложно учесть при квалификации содеянного и назначении наказания.

Не рассматривается в литературе такое возможное последствие насильственных половых преступлений, как изменение у потерпевшего сексуальной ориентации с гетеросексуальной на гомосексуальную или наоборот. Такое возможно как в случае изнасилования, когда у потерпевшей развивается неприятие мужчин и контактов с ними, так и в случае совершения насильственного мужеложства или лесбиянства, которые как альтернативный опыт (особенно в раннем возрасте) могут повлиять на сексуальные предпочтения. Причины отсутствия научной дискуссии по этому поводу очевидны. Во-первых, отсутствует «запрос» правоприменительной практики на оценку такого рода ситуаций, в РФ вообще не принято говорить на тему сексуальной ориентации, а тем более о гомосексуализме, в силу чего такие случаи просто не выявляются и невозможно их исследование. Во- вторых, постановка вопроса о признании гомосексуализма потерпевшего тяжким последствием может показаться нетолерантной и направленной на дискриминацию гомосексуалистов. А если говорить и о том, что в качестве иного тяжкого последствия можно называть изменение гомосексуальной ориентации на гетеросексуальную, то в этом просматривается пропаганда гомосексуализма. В-третьих, установить причинную связь между фактом сексуального насилия и изменением ориентации крайне затруднительно.

МКБ-10 не содержит такого расстройства, как гомосексуализм, но среди психологических и поведенческих расстройств, связанных с половым развитием и ориентацией, называет эгодистоническую половую ориентацию, т.е. состояние, при котором половая принадлежность и сексуальное влечение (гетеросексуальное, гомосексуальное, бисексуальное или пре- пубертатное) не вызывают сомнений, но индивид желает это изменить в связи с присоединившимися психологическими нарушениями и расстройствами поведения и может добиваться лечения для такого изменения. Отдельно выделяется расстройство сексуальных отношений, которое имеет место, когда половая принадлежность или сексуальная ориентация (гетеросексуальная, гомосексуальная или бисексуальная) являются причиной трудностей в формировании и поддержании связи с сексуальным партнером. Так как эти состояния находятся в группе расстройств зрелой личности и поведения у взрослых, то их возникновение у потерпевшего правильно квалифицировать как наступление тяжкого вреда здоровью по признаку наступления психического заболевания.

В литературе соответствующей тематики высказываются предложения о необходимости очень широкого толкования содержания признака «иные тяжкие последствия» с отнесением к этой категории таких последствий, как отказ жениха жениться, лишение крова и пищи со стороны родственников среди лиц определенных национальностей, распад семьи потерпевшей, муж которой, узнав о совершенном преступлении, немедленно разводится с ней [6, с. 145]. Думается, что такую рекомендацию следует расценивать как возможный вариант квалификации в ограниченном числе случаев - тех, когда возможно установить виновное отношение лица, совершившего насильственное половое преступление, к такого рода последствиям.

Второй блок вопросов о квалификации по рассматриваемому квалифицирующему признаку связан с определением формы вины, которой характеризуется отношение виновного к наступлению иных тяжких последствий. Различные авторы, исследуя данный квалифицирующий признак, вполне обоснованно задаются вопросом: относится ли вина в форме неосторожности к признаку «иные тяжкие последствия» или нет [1; 14, с. 49]?

Основываясь на разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ о том, что заражение ВИЧ-инфекцией может быть как умышленным, так и неосторожным, отдельные авторы высказывают вполне логичное мнение о допущении умысла к иным тяжким последствиям [4, с. 63]. Кроме того, в практической плоскости это оправданно, т.к. действительно возможны ситуации, когда виновный желал наступления таких тяжких последствий, которые сами по себе не образуют самостоятельных преступлений. Например, виновный мог желать наступления беременности потерпевшей или не желать, но относиться к такой возможности безразлично. Если признать возможность квалификации содеянного по рассматриваемому признаку только при неосторожном отношении, то такое последствие, как беременность, можно расценить в качестве такового лишь при легкомыслии и небрежности. Предположительно такая форма вины может иметь место, если при сексуальном контакте использовались заведомо ненадежные средства контрацепции или средства с низкой контрацептивной эффективностью. Если такие средства не использовались, то можно говорить об умышленной форме вины. Аналогичная проблема может возникнуть и в случае умышленного отношения виновного к самоубийству или покушению на самоубийство потерпевшей от насильственного полового преступления. Статьи 110 и 110.1 УК РФ, по которым может быть квалифицировано умышленное доведение до самоубийства и склонение к нему, среди признаков объективной стороны содержат закрытый перечень способов, под которые не подпадает рассматриваемый нами. Кроме того, наказание, назначенное в таком случае по правилам назначения наказания при совокупности преступлений, было бы ниже, чем то, которое возможно было бы назначить по п. «п» ч. 3 ст. 131 или ст. 132 УК РФ. В частности, поэтому следует указание на неосторожную форму вины в законодательной конструкции рассматриваемого квалифицирующего признака относить только к тяжкому вреду здоровья, но не к заражению ВИЧ-инфекцией и не к наступлению иных тяжких последствий.

Однако некоторые примеры из практики Верховного Суда РФ косвенно говорят о том, что отношение к иным тяжким последствиям может быть только неосторожным. Так, по одному уже упоминавшемуся делу Президиум Верховного Суда РФ указал, что «в случае, когда смерть потерпевшей наступила в результате умышленных действий виновного, а причинение тяжких последствий по неосторожности судом не установлено, содеянное не может быть квалифицировано по п. "б" ч. 3 ст. 132 и п. "б" ч. 3 ст. 132 УК РФ» [12]. Именно четкое указание на неосторожную форму вины все-таки подводит к мысли о возможности квалификации содеянного виновным по данному квалифицирующему признаку именно при установлении неосторожной формы вины.

В литературе предлагается целый ряд способов, которыми может быть решена сложившаяся проблема [3, с. 32-33]. Думается, что наиболее правильным шагом будет формирование четкой позиции самого Верховного Суда РФ и отражение ее в соответствующем постановлении Пленума. Например, в пункте 13 вышеупомянутого постановления Пленума Верховного Суда РФ возможно указать на то, что действия виновного подлежат квалификации по пункту «б» части 3 статьи 131 и (или) по пункту «б» части 3 статьи 132 УК РФ как при неосторожном, так и при умышленном отношении к наступившим иным тяжким последствиям.

Таким образом, несмотря на то что рассмотренный квалифицирующий признак не является новым для составов насильственных половых преступлений, имеется практика его применения, некоторые вопросы относительно его содержания до сих пор не являются решенными. Видится правильным для формирования единообразной правоприменительной практики указать в вышеназванном постановлении на возможность квалификации по признаку «иные тяжкие последствия» в случаях самоубийства или покушения на самоубийство и иных, кроме потерпевшего, лиц и в случаях обострения психических заболеваний потерпевшего. В остальных случаях конкретный правоприменитель с учетом особенностей ситуации может принимать решение о признании тех или иных обстоятельств тяжкими последствиями.

изнасилование половой преступление

Литература

Андреева Л.А. Квалификация изнасилований. СПб., 1999. 516 с.

Бохан А. Вопросы квалификации изнасилований (ст. 131 УК РФ) и насильственных действий сексуального характера (ст. 132 УК РФ) // Уголовное право. 2014. № 5. С. 32-35.

Иванова Л.В. Психическое отношение лица к последствиям в преступлениях против личности, совершаемых с двойной формой вины // Российский следователь. 2017. № 5. C. 31-33.

Кахний М.В. Особо квалифицированные виды изнасилования: проблемы теории и правоприменения // Современное право. 2007. № 9. С. 62-64.

Коробеев А.И. Ответы на вопросы для обсуждения на конференции // Уголовное право. 2014. № 4. С. 119-127.

Коряковцев В.В., Питулько К.В. Руководство адвоката по уголовным делам. СПб.: Питер Пресс, 2006. 528 с.

Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» / науч. ред. В.Н. Кудрявцев. М.: Городец, 2007. 336 с.

Лобанова Л.В. Содержание квалифицирующего признака «иные тяжкие последствия изнасилования» в интерпретации Пленума Верховного Суда РФ // Вестник Волгоградского государственного университета. 2016. № 2 (31). С. 41-48.

Лопатина Т.М. Судейское усмотрение: теория и практика регионального применения // Журнал российского права. 2017. № 7. С. 149-156.

Оценочные признаки в Уголовном кодексе Российской Федерации: научное и судебное толкование: научно-практическое пособие / под ред. А.В. Галаховой. М., 2014. 736 с.

Пантюхина И.В. Оценка изнасилования, повлекшего беременность потерпевшей // Вопросы современной юриспруденции: сборник статей по мат-лам XXIII международной научно-практ. конф-ции. Новосибирск: СибАК, 2013. С. 89-95.

Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 4П12ПР. URL: http://www.supcourt.ru/search.php?s earchf=%E8%E7%ED%E0%F1%E8%EB%EE%E2%E0%ED%E8%E5+2012.

Тыдыкова Н.В. Уголовно-правовая характеристика и вопросы квалификации насильственных половых преступлений. М., 2013. 192 с.

Уголовное право. Особенная часть: учебник для вузов / отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова, Г.П. Новоселов. М., 2001. 180 с.

Размещено на Allbest.ru