Создание оперативно-следственного инструментария: успехи законодателя и проблемы правоприменителей

Размещено на http://www.allbest.ru/

Академия управления МВД России

Создание оперативно-следственного инструментария: успехи законодателя и проблемы правоприменителей

Николай Владимирович Павличенко, заместитель начальника доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист

Российская Федерация, г. Москва

Аннотация

Актуальность: в настоящее время сложилась такая социально-правовая ситуация в сфере судопроизводства, когда на фоне изменившихся объективных обстоятельств и требований наблюдается вынужденное смешение функциональных и формальных составляющих оперативного и следственного инструментариев. Таким способом правоприменительное сообщество пытается хоть как-то нивелировать возникший дисбаланс и диссонанс устаревших уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных норм и изменившихся реалий (условий и обстоятельств) их прикладного применения.

Цель: изучить тенденции модернизации существующего процессуального и оперативного инструментария, выделить его необходимые качественные характеристики.

Методы: анализ, синтез, индукция, дедукция, формально-логический.

Выводы: в результате исследования авторы пришли к выводу о все большем симбиозе процессуального и оперативно-розыскного аспектов судопроизводства, закономерной их трансформации в единый инструментарий, одновременно сочетающий в себе когнитивные, доказательственные, процессуальные, оперативно-розыскные и гласно-негласные свойства, но также и об утрате как следственными действиями, так и оперативно-розыскными мероприятиями своих уникальных специфических черт.

Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность; следственные действия; оперативно-розыскные мероприятия; оперативно-розыскной инструментарий; судопроизводство.

Annotation

Creating Operational Investigative Tools: the Success of the Legislator and the Problems of Law Enforcement

NIKOLAY VLADIMIROVICH PAVLICHENKO, Doctor of Law, Professor,

Merited Lawyer of Russian Federation,

Deputy Head of Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia Russian Federation, Moscow

The relevance: currently, there is a social and legal situation in the field of legal proceedings, when against the background of changed objective circumstances and requirements, there is a forced mixing of functional and formal components of operational and investigative tools. In this way, the law enforcement community tries to somehow neutralize the resulting imbalance and dissonance of outdated criminal procedure and operational investigative norms and the changed realities (conditions and circumstances) of their application.

The objective: to study trends in the modernization of existing procedural and operational tools, to identify its necessary qualitative characteristics.

The methods: General scientific methods: analysis; synthesis, induction; deduction, formal-logical.

The conclusions: the study authors came to the conclusion about the increasing symbiosis of pro-

cedural and investigative aspects of the proceedings, naturally their transformation into a single Toolkit, combining cognitive, evidentiary, procedural, investigative and publicly unspoken properties, but also about the loss of investigatory actions and operatively-search actions their unique specific features.

Keywords: operational-search activity; investigative actions; operational-search activities; operational-search tools; legal proceedings.

Как известно, достижение познавательных целей современного уголовного судопроизводства достаточно полно обеспечивается двумя когнитивными инструментариями. Во-первых, непосредственно уголовно-процессуальным (следственным), включающим в себя совокупность всех следственных действий. Также сюда можно отнести и процессуальные действия, которые, будучи самостоятельными и независимыми от следственных действий, в определенных обстоятельствах играют вспомогательную, обеспечивающую их результативность роль. Во-вторых, оперативно-розыскным инструментарием, состоящим из оперативно-розыскных мероприятий, исчерпывающим образом перечисленных в ст. 6 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности».

Несомненно, оба эти инструментария направлены на достижение конечных целей судопроизводства, основаны на аналогичных методах познания (получения, фиксации и оценки информации), часть из них нередко осуществляется одним и тем же специальным субъектом, но в то же время каждый из них имеет свою специфику и отличия друг от друга. И специфика эта обусловлена не субъективным желанием участников процесса, а объективной необходимостью решать стоящие перед институтом судопроизводства задачи.

Необходимо ясно понимать, что функциональная уникальность и обусловленные ею специфические особенности и преимущества того и другого инструментария определяются именно разностью целей и задач (что в общем-то свойственно Каждый из рассматриваемых инструментариев предоставляет процессу судопроизводства то, что не может предоставить другой, жертвуя в то же время некоторыми качествами. Для процессуального инструментария это невозможность работать скрытно/негласно, отсутствие вариативности (определенная обязательность, шаблонность, последовательность и протяженность действий). Для оперативного -- это некоторая доказательственная ущербность полученных результатов, а порой и полная невозможность их предоставления в суд. Понимание этого является определенным гарантом признания имеющихся специфик, достоинств и недостатков каждого, а в целом -- исключительности и незаменимости данных инструментариев в том качестве, состоянии и статусе, в котором они сейчас находятся.

Существующие процессуальный и оперативный инструментарии, конечно же, не абсолютны и не безупречны, но в целом достаточно эффективны. Однако и они не статичны и не неизменны. Попытки оптимизации и следственного, и оперативно-розыскного инструментариев происходят перманентно и отражены в огромном количестве федеральных законов, внесших дополнения и изменения как в Уголовно-процессуальный кодекс, так и в Закон об ОРД. При этом все они носят редакционный характер и принципиально не затрагивают ни следственных действий, ни оперативно-розыскных мероприятий. Отдельные придаваемые некоторым инструментам качества (например, отказ от обязательного участия понятых в следственных действиях или возможность использования результатов негласных ОРМ в суде), несомненно, были революционны и прагматичны, но, к сожалению, не повлияли радикально на их общие свойства и характеристики в целом. Следственный остался следственным, оперативный -- оперативным.

Но попытки модернизации не прекращаются. Опыт отдельных государств ближнего и дальнего зарубежья наглядно свидетельствует о реальных возможностях и перспективах оптимизации инструментариев уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности. В ряде государств вопрос ставится не о сочетании, а о переплетении этих видов деятельности [4, с. 156].

Однако сегодняшние российские тенденции таковы, что в процессе амбициозного, зачастую субъективного противостояния пользователей и сторонников (правоведов, правотворцев, правоприменителей) каждого из инструментариев и в многолетних перманентных усилиях доказать приоритет и исключительность каждого из них сами инструментарии (и следственные действия, и оперативно-розыскные мероприятия) в стремлении соответствовать требованиям, предъявляемым к противоположному, «топорно» и примитивно переделываются и видоизменяются под некий пока еще фантомный универсальный инструмент судопроизводства, в идеале обладающий одновременно и оперативным, и следственным функционалом.

Однако в конъюнктурной погоне за новейшей обоюдоприемлемой формой когнитивных оперативно-розыскных или процессуальных инструментов новаторы забывают или осознанно жертвуют сущностью, определяющей их деятельностную уникальность и неповторимость, тем самым превращая рационализированные многолетней практикой прагматичные средства познания в «нормативно и функционально сырые» прототипы общеприменимых в уголовном процессе и ОРД познавательных инструментариев. Универсальность, как некая разносторонность, способность одновременно соответствовать максимально широкому перечню требований, выполнять разнообразные (нередко прямо противоположные) обязанности, действия, функции и пр., имеет не только положительные (нередко -- условные) свойства, но и, как правило, определенные вполне осязаемые недостатки.

На наш взгляд, недостатков у такого преобразования (в данном случае мы не согласны с самим форматом преобразований, а не с фактом) едва ли не больше, чем преимуществ, и их итоговая ценность и прагматичность оказывается под большим вопросом.

Рассматривая генезис любого инструмента и любого вида социальной деятельности, можно категорично констатировать постепенную специализацию (целенаправленное выделение) инструментов, инструментариев (как совокупности инструментов и технологий их использования) и непосредственных пользователей (исполнителей) в зависимости от стоящих целей и задач, а также условий и обстоятельств, в которых происходит их реализация. Это объективно позволяло выделять необходимые качества и далее целенаправленно культивировать их в требуемые уникальные для какого-то вида деятельности характеристики. Наиболее ярко и красочно это можно продемонстрировать на примере эволюции одного из самых древних инструментов -- ножа, от заостренного камня, используемого первобытным человеком для всех без исключения нужд, до современных образцов кухонных (для мяса, овощей, рыбы и пр.), столовых, столярных, кожевенных, туристических, охотничьих, боевых и пр. ножей, с разнообразными формами, размерами, весом, твердостью, количеством лезвий и дополнительных опций и т. п. Попытки примитивной универсализации (простого сложения функций, например добавления пилы, штопора, компаса и пр.), конечно, придавали ножу некоторые дополнительные возможности, но при этом трансформировали и основной функционал -- добавляли ненужный вес, меняли размер, форму, эргономику и т. п., что, несомненно, ухудшало основное предназначение. И здесь мы хотели бы отметить важнейший момент, имеющий более широкое (всеобъемлющее) значение -- относительно успешные (как правило, редкие) попытки универсализации носили характер не примитивного сложения форм, а «содержательного» симбиоза на уровне интеграции качественных характеристик. Этот тезис, по нашему мнению, можно всецело экстраполировать и на современное состояние когнитивно-познавательных инструментариев судопроизводства, на процесс их оптимизации (или создание единого).

Все большая специализация профессий и видов деятельности наблюдалась и наблюдается в функциональной сфере всех без исключения областей жизнедеятельности -- медицины, инженерии, военного дела, торговли, юриспруденции и др. Изначально единый в своем функционале «врач общей практики» со временем специализировался на терапевта, хирурга, стоматолога, кардиолога, анестезиолога и пр., что позволяло концентрироваться на специфических родах деятельности, прогрессировать в них и создавать свой инструментарий. Так же и правоприменители постепенно от общей защитно-правовой деятельности разделились на направления работы -- патрульно-постовую службу, уголовный розыск, службу участковых, следствие, конвойные подразделения и др.

Нами уже утверждалось, что современные правоохранительные системы неизбежно переходят на все более специализированные методы работы. «Абсолютно все без исключения полицейские системы мира построены на определенной функциональной специализации сотрудников, исключающей (или существенно снижающей) возможность и необходимость знания исполнителями специфики иных, не свойственных им, функциональных обязанностей» [6, с. 8]. И эта специализация не может не отразиться и на используемых инструментариях.

Рассматриваемые нами единые когда-то подразделения сейчас распределены функционально на те, которые работают по линии раскрытия (расследования) преступлений против личности, имущественных, экономических, коррупционных преступлений, по розыску преступников и др. И ввиду разрастания видов преступлений вполне вероятно, что и количество профессиональных специализаций в правоохранительном ведомстве будет только увеличиваться. При этом разные цели и задачи требуют разного инструментария (функционала), а стремительный технологический прогресс (включающий в себя в том числе и многочисленные правовые изменения) лишь обостряет имеющиеся между этими инструментариями противоречия, деструктивно влияя в конечном итоге на общую результативность. И тот, и другой инструментарий сегодня испытывают определенные трудности в эффективном и легитимном достижении своих конечных целей. Очевидно, что необходима серьезная функционально-правовая ревизия нынешнего состояния процессуального и оперативного инструментария с последующими изменениями обоих, позволяющими решать ранее неоднократно указанные проблемы подготовки и проведения следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, предоставления результатов ОРД в суд и правовой оценки их как доказательств, либо с последующим созданием единого оперативно-следственного инструментария, одновременно сочетающего в себе при необходимости качества и оперативно-розыскной деятельности, и уголовного процесса -- конспиративность, вариативность осуществления, разумную процедуру и стандарт оформления, доказательственный потенциал и др. Не отдельные черты, а именно качественные (более того -- сущностные) характеристики обоих инструментариев должны лечь в основу их универсализации, но никак не простое смешение форм.

Правоприменительный инструментарий (в совокупности следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий) является воплощением и сочетанием последних достижений стремительного технического прогресса и, к сожалению, не успевающих за ними нормативных правовых актов, призванных своевременно и в полном объеме регулировать использование этих достижений. В настоящее время объективно сложилась такая социально-правовая ситуация в сфере судопроизводства, когда на фоне изменившихся объективных обстоятельств, требований процессуальной и оперативной практики и недостаточной правовой регламентации наблюдается вынужденное смешение функциональных, формальных и нормативных (правовых) составляющих оперативного и следственного инструментариев. Таким способом правоприменительное сообщество пытается хоть как-то нивелировать возникший дисбаланс и диссонанс устаревших уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных норм и изменившихся реалий (условий и обстоятельств) их прикладного применения. уголовный процессуальный розыскной оперативный

Однако благие намерения нормотворцев и правоприменителей, а также реальная действительность, внося свои отдельные и зачастую разрозненные функционально-правовые коррективы в имеющиеся инструментарии ОРД и уголовного процесса, не столько придают им искомые (ожидаемые) качества, присущие противоположному инструментарию, сколько нивелируют собственные имеющиеся. Отсутствие необходимости участия понятых в следственном действии не делает его автоматически оперативно-розыскным мероприятием, со свойственным ОРД высоким вариативным потенциалом, а близкое к процессуальному документальное оформление оперативно-розыскного мероприятия не придает ему автоматически доказательственного статуса следственного действия. Очевидно, что затраченные усилия не оправдывают возлагаемых надежд и не приводят к ожидаемым результатам, оставляя ситуацию в положении status quo ante Положение, существовавшее ранее.. При этом в попытках придания одному инструментарию сущностных специфических особенностей другого «размывается» функциональная уникальность обоих.

В настоящее же время нормотворцы и правоприменители, столкнувшись с проблемами, порожденными эволюцией социума и техническим прогрессом, пытаются улучшить (а именно -- универсализировать) оба инструментария не рациональной научно обоснованной оптимизацией (в виде улучшения уже имеющихся качеств или придания недостающих) каждого из них в отдельности и не синтезом нового, обладающего одновременно уникальностью и достоинствами обоих (следственного и оперативно-розыскного), а вульгарным сложением внешних качеств одного и другого, способным привести лишь к созданию «малоэффективных примитивных гибридов оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий» -- изначально мертворожденных функционально-правовых мутантов. А осуществление всего вышеизложенного в обстановке правовой и легитимно-терминологической неопределенности еще более усугубляет и обостряет противоречия.

Яркими примерами могут служить до сих пор не нашедшие своего юридического разрешения «двойственные» статусы таких аналогичных (фактически -- идентичных) друг другу ОРМ и следственных действий, как «прослушивание телефонных переговоров» и «контроль и запись переговоров», «отождествление личности» и «предъявление для опознания», «исследование предметов и документов» и «судебная экспертиза», «контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений» и «наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка», что отражено в длящейся острой научной (но, к сожалению, безрезультатной) полемике правоведов [5, с. 88--93]. Фактически одни и те же функциональные действия (выполняемые в одних и тех же условиях, а порой одним и тем же субъектом) признаются диаметрально противоположными по своему процессуальному статусу. В итоге результаты оспариваются сторонами, с взаимными упреками в некомпетентности, затягиванием хода следствия или рассмотрения дела в суде и т. д. К тому же на фоне защиты прав человека и гражданина и попыток оптимизации судебной системы имплементируемые в реальную жизнь требования к процедуре получения и оценки данной информации все более нивелируют функциональную разницу между рассматриваемыми аналогичными ОРМ и следственными действиями, оставляя крайне актуальным и нерешенным вопрос о необходимости наличия двух практически одинаковых инструментариев.

Справедливости ради считаем необходимым отметить, что, на наш взгляд, попытки оптимизации инструментария судопроизводства носят все-таки большую направленность на оперативно-розыскные мероприятия. Отчасти это можно связать с традиционной (хотя и не бесспорной) консервативностью уголовного процесса и отсутствием законодательной регламентации проведения оперативно-розыскных мероприятий, чего нельзя сказать о следственных действиях. Но в то же время, признавая насущную необходимость изменений, научное сообщество и законодатель пока еще не могут (или не хотят) найти оптимальные пути решения этой проблемы. Как отмечает профессор В. В. Кальницкий, «в силу внутренней противоречивости подходов теория не дала согласованных обобщающих рекомендаций ни законодателю, ни суду как основному потенциальному потребителю оперативно-розыскной информации» [3, с. 71]. И в итоге правоприменители в лице сотрудников оперативных подразделений вынуждены приспосабливать имеющийся отчасти устаревший и оттого полулегитимный оперативно-розыскной инструментарий под изменившиеся (в чем-то отставшие, а в чем-то ушедшие вперед) социально-правовые и технологические реалии. А правовой и функциональный статус имеющегося инструментария регулярно подвергается критике (нередко объективной и правомерной) с негативными последствиями как для полученных результатов, так и для исполнителей, не виноватых в создавшихся несоответствиях и противоречиях и вынужденных работать с тем, что имеют.

Казалось бы, формально правы представители процессуальной школы, что «правосознание юристов не желает воспринимать результаты ОРД в качестве доказательств потому, что информацию получают в результате иной по юридической природе деятельности, существующей параллельно как равная уголовному судопроизводству. Если юридическая природа разная, то и юридическая природа результатов разная, и, как следствие, результаты с разной юридической природой не могут быть использованы для обоснования выводов в иной деятельности. Уголовное судопроизводство в силу своего консерватизма и процедурности (формальности) воспринимает в качестве доказательств сведения, полученные только в рамках данной процедуры» [1, с. 64]. Возможно ли подобный аргумент считать основанием к игнорированию когнитивных возможностей ОРД, отказу от дальнейших попыток синтеза единого инструментария (либо радикального усовершенствования существующих) и отрицанию самой возможности реформирования процесса? Подобное утверждение при всей своей правоте представляется полемичным.

В случае действительно такого радикального консерватизма уголовного процесса следовало бы до сих пор слепо придерживаться вполне традиционных и консервативных для своего времени процессуальных норм, а именно обычаев «Русской правды» -- испытания водой и огнем (аналогов ордалий) Ордалии (от англосакс. ordol, лат. ordalium - «приговор», «суд») - в широком смысле то же, что и «Божий суд»; в узком - суд путем испытания огнем и водой. Ордалии считаются одним из видов архаического права, впервые подобные испытания упоминаются еще в законах Хаммурапи. При испытании водой нужно было достать кольцо из кипятка, прыгнуть в реку с быстрым течением, испытуемого опускали в холодную воду связанным и т. д. Испытание огнем состояло в том, что испытуемый должен был держать руки на огне, проходить через горящий костер, держать руками раскаленное железо. Выдержавший эти испытания признавался оправданным, не выдержавший - виновным.. Однако никому из современных процессуалистов подобное не придет в голову, ибо общество и право давно пережили это и вышли на иной уровень своего развития. Так почему же вчера мы были готовы признать устаревшим позавчерашнее и отказаться от него, а сегодня боимся и не хотим признать устаревшим вчерашнее и взять на вооружение сегодняшнее с перспективой хотя бы на ближайшее будущее. Где те временные или иные критерии процессуальных институтов, выявив и оценив которые правоведы согласятся с тем, что они (процессуальные институты, принципы, положения и постулаты) уже устарели или по иным основаниям подлежат отмене, замене, обновлению и пр. При этом ведь речь идет не о полном и тотальном отказе от всех фундаментальных основ и достижений уголовного процесса как социально-правового феномена, а лишь о разумной оптимизации инструментария в соответствии с социально-правовыми изменениями жизни общества и государства. Авторы согласны с тем, что представителям и приверженцам традиционных процессуальных и оперативно-розыскных школ тяжело осознавать возможность столь радикальных изменений и даже ломки устоявшихся фундаментальных представлений, основ и базисных принципов своих дисциплин [3, с. 45].

Мы полагаем, что правовая ситуация на нормативно-функциональной границе уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности в ближайшей перспективе останется нестабильной. Предложения об универсализации оперативно-следственного инструментария постоянно звучат из уст современных ученых. Так, например, в 2015 г. в Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права Российской Федерации [2] авторским коллективом предложены тайные (негласные) следственные действия, основанные на применении скрытых либо зашифрованных средств и методов, когда доказательственную информацию не представляется возможным получить путем производства гласных следственных действий. Они должны реализовываться следователем, в том числе агентом под прикрытием, на любой стадии уголовного производства, но вне зала судебного заседания и без информирования заинтересованных лиц, по постановлению следственного судьи либо с санкции прокурора для раскрытия и расследования по общему правилу тяжкого или особо тяжкого преступления, получения фактических материалов для изобличения преступника, обоснования и поддержания обвинения против обвиняемого.

Несмотря на дискуссионность отдельных вышеприведенных предложений, считаем, что этот процесс реально происходит на наших глазах. Не секрет, что ряд следственных действий уже получил некоторые качества ОРД -- упрощенность проведения, оперативность, частичную негласность, что нужно оценить как несомненное достижение, хотя и недостаточное, не устраняющее проблему целиком. Но в то же время эта перемена спровоцировала прямое дублирование функций ОРМ и крайне нерациональное использование кадрового и функционально-технического потенциала: изначально предназначенные для решения этих же самых познавательных задач оперативные сотрудники и ОРМ остаются в стороне, полученные результаты по-прежнему оцениваются как недопустимые, а наработанные десятилетиями оперативный опыт и результативные тактики просто утрачиваются со временем и бездействием.

Достаточно посмотреть и оценить современную практику проведения таких следственных действий, как контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ), получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами (ст. 186.1 УПК РФ), и становится понятно, что фактически в уголовный процесс уже внедрены технологии получения информации, свойственные исключительно ОРД.

Применение ст. 193 УПК РФ «Предъявление для опознания» допускает опознание лица по фотографии и/или в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым, а негласный характер процедуры санкционирования отдельных следственных действий (ст. 165 УПК РФ) допускает рассмотрение ходатайства единолично судьей, участие в заседании ограниченного круга лиц -- прокурора и следователя (без подозреваемого или обвиняемого и его представителя) и т. п.

Как результат -- одновременное наличие двух (оперативного и следственного) конкурирующих между собой инструментариев с аналогичными познавательными возможностями, сравнимыми ресурсозатратами, но спорными (а порой полярно противоположными) доказательственными перспективами результатов. В итоге процессуальный инструментарий по- прежнему все еще не имеет (и потому не реализует) скорости и конспиративности оперативного, а тот, в свою очередь, постепенно становится менее востребован и результативен, теряет практику и вместе с ней наработанный опыт и эффективность. Очевидно, что позитивные по своей природе и ожидаемым целям намерения повлекли не только реальные положительные и прагматичные изменения функционала, но и невольную частичную его деградацию.

Список литературы

1. Баранов А. М. Использование результатов негласных способов собирания доказательств в уголовном судопроизводстве // Государство и право. 2007. № 8.

2. Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права Российской Федерации и комментарии к ней / под ред. А. С. Александрова. М., 2015.

3. Кальницкий В. В. Вопросы теории и практики уголовного судопроизводства: избранные труды. Омск, 2016.

4. Маркушин А. Г. Оперативно-розыскная деятельность: учебник для вузов. 2-е изд., пере- раб. и доп. М., 2013.

5. Павличенко Н. В., Самоделкин А. С. Неглас- ность в оперативно-розыскной деятельности // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2012. № 3 (22).

6. Тамбовцев А. И., Долгошеин П. С. Специфика компетентностного обучения и подготовки миротворцев ООН к мониторингу за деятельностью местной полиции страны пребывания // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2018. № 1 (72).

References

1. Baranov A. M. Ispol'zovanie rezul'tatov neglasnyh sposobov sobiraniya dokazatel'stv v ugolovnom sudoproizvodstve // Gosudarstvo i pravo. 2007. № 8.

2. Doktrinal'naya model' ugolovno-processual'nogo dokazatel'stvennogo prava Rossijskoj Federacii i kommentarii k nej / pod red. A. S. Aleksandrova. M., 2015.

3. KaTnickij V. V. Voprosy teorii i praktiki ugolovnogo sudoproizvodstva: izbrannye trudy. Omsk, 2016.

4. Markushin A. G. Operativno-rozysknaya deyatel'nost': uchebnik dlya vuzov. 2-e izd., pererab. i dop. M., 2013.

5. Pavlichenko N. V., Samodelkin A. S. Non-public character of operational search activities // Journal of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2012. № 3 (22).

6. Tambovcev A. I., Dolgoshein P. S. Specifika kom- petentnostnogo obucheniya i podgotovki mirot- vorcev OON k monitoringu za deyatel'nost'yu mestnoj policii strany prebyvaniya // Psiho- pedagogika v pravoohranitel'nyh organah. 2018. № 1 (72).

Размещено на Allbest.ru