Добросовестность в российской правовой практике

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Добросовестность в российской правовой практике

И.Г. Федин, аспирант Алтайского государственного университета

В статье с практических позиций рассматриваются вопросы, связанные с отсутствием достаточной разработки в российской юридической науке такой универсальной категории, как «добросовестность», тогда как условия глобализации обязывают прибегнуть к таким мероприятиям. В отличие от предшествующих исследований в этой области автор предлагает оригинальный подход к пониманию развития добросовестности в отечественном правоведении, чем обосновывает сущность и тождественность правовых понятий «совесть» и «добросовестность». Исследуя проблемы, связанные с данными категориями, автор приходит к выводу, что увеличение их концентрации в российском законодательстве напрямую связано с падением нравственности населения страны, а применение концептов, связанных с понятием «совесть», обосновывается эффективностью воспитательного воздействия, оказываемого ими. В завершение работы делается вывод, что в настоящее время, когда перед страной стоит задача формирования развитого и самодостаточного государства, воспитание добросовестности населения позволит укрепить экономический оборот и основать его на началах, свойственных цивилизационным основам России.

Ключевые слова: добро, совесть, добросовестность, bona fides, обычай, нравственные нормы, генезис правовых категорий, российская правовая культура.

I.G. Fedin, postgraduate student of Altai State University

CONSCIENTIOUSNESS IN THE RUSSIAN LEGAL PRACTICE

The article from a practical point of view addresses issues related to the lack of sufficient development in the Russian legal science of such universal category as «conscientiousness», whereas the conditions of globalization oblige to resort to such measures. Unlike previous research in this area, the author suggests an original approach to understanding the development of good faith in the Russian jurisprudence, which substantiates the essence and identity of the legal concepts of «conscience» and «сonscientiousness».

Exploring the problems associated with these categories, the author concludes that the increase in their concentration in the Russian legislation is directly related to the decline in the morality of the population, and the use of concepts related to the concept of «conscience» is justified by the effectiveness of the educational impact of them. As part of the completion of the work, it is concluded that at present, when the country is faced with the task of forming a developed and self-sufficient state, educating the goodfaith of the population will strengthen the economic turnover and base it on the principles typical of the civilizational foundations of Russia.

Key words: good, conscience, conscientiousness, bona fides, custom, ethical standards, genesis of legal categories, Russian legal culture.

В настоящее время, когда в условиях глобализации на фоне борьбы различных идеологических течений моральные основания права придаются остракизму, перед Российской Федерацией стоит задача формирования полноценного гражданского общества путем развития права. Одним из факторов укрепления правовой системы в таких условиях является развитие в отечественном законодательстве традиционных регуляторов. К числу последних относится активно развивающийся на сегодняшний день во всех отраслях российской системы права принцип добросовестности.

Несмотря на огромное множество правовых исследований, посвященных рассмотрению принципа добросовестности, науковедческий анализ соответствующей категории в рамках отечественной правовой культуры не производился, поскольку данный принцип принято рассматривать исключительно как концепт, вытекающий из древнеримского «bona fides». Так, в одном из исследований, касающихся добросовестности, Л.А. Ломакина указала, что «категория добросовестности исторически уходит своими корнями в римское право (bona fides)...» [10, с. 66]. Это предопределяет необходимость постановки и рассмотрения вопроса, вынесенного в название настоящей статьи.

Как следует из понятия «добросовестность», оно является составным из понятий «добро» и «совесть». И если понятие «добро», которое согласно «Словарю русского языка» С.И. Ожегова следует понимать как все хорошее и полезное [13, с. 165], не вызывает затруднений при поверхностной референции, то слово «совесть» является более сложным для характеристики.

Согласно толковому словарю В.И. Даля, в понятии «совесть» среди прочих признаков необходимо выделять такие черты, как внутреннее сознание добра и зла; чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее ото лжи и зла; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда, в различной степени развития [5, с. 515-516]. Таким образом, сравнивая понятия «совесть» и «добросовестность», необходимо констатировать, что совесть как определенный механизм даже без явной ссылки на другие понятия содержит в себе необходимость оценки волевых актов на предмет их соответствия концепту «добро». Полностью идентично следует характеризовать и понятие «добросовестность», как уже содержащее в себе ссылку на понятие «добро» и предопределяющее его учет в рамках совестных актов. Следовательно, понятие «добросовестность» и понятие «совесть» являются тождественными. Использование же в категории «добросовестность» ссылки на концепт «добро» обосновывается одним из сложившихся в российской культуре подходов к допустимому использованию данных понятий в рамках одной смысловой единицы. Предпочтение же, отдаваемое законодателем именно понятию «добросовестность», и его широкое распространение в нормативных актах объясняются реализацией таких принципов правотворческой техники при формулировании нормативных положений, как: изложение норм закона на простом и доступном языке, ясность и понятность закона для широкого круга лиц разного статуса, конкретность и определенность формулировок закона.

Исходя из изложенного, в дальнейшем в рамках настоящего исследования генезиса соответствующего концепта в российской правовой культуре понятия «совесть» и «добросовестность» будут использоваться как синонимичные категории.

Нормы, определяющие добросовестное поведение как наиболее приемлемую форму общественной коммуникации, складывались на Руси в течение длительного времени и берут свое начало из древности. Известным является то, что одним из признаков норм-обычаев является регулирование ими наиболее устойчивых общественных отношений на протяжении длительного времени [19]. Вместе с тем, как указал В.М. Баранов, «нормы правового обычая нередко выражаются в пословицах, поговорках, афоризмах, обрядах» [1, с. 269]. Следовательно, древнюю историю формирования тех или иных правил поведения можно отследить через пословицы.

Применительно к рассматриваемому концепту исторические особенности отношения к нему со стороны общества определяют следующие пословицы: «Хоть мошна пуста, да совесть чиста»; «Лучше на гривну убытку, чем на алтын стыда»; «Деньги потеряешь - можно нажить, а совесть потеряешь - беду узнаешь»; «У него совести мешок: что хочешь по- ложь»; «Добрая совесть злому ненавистна»; «Добрая совесть любит обличение»; «Злая совесть стоит палача»; «Глаза - мера, душа - вера, совесть - порука»; «Они стыд за углом делили да за углом и схоронили»; «Душа - христианская, да совесть-то - цыганская»; «Совесть без зубов, а грызет»; «Волосом сед, а совести нет» [18]. Перечисленные пословицы показывают, что в архетипе русского правосознания с древних времен запечатлен ряд правил, указывающих на истинно добросовестное поведение как естественное для человеческих отношений.

В.В. Сорокин, выражая подобную точку зрения, писал по этому поводу: «У русского народа с момента его зарождения и поры становления бездушные юридические нормы вытеснялись правовыми ценностями религиозно-нравственного порядка, теплом сердечных человеческих отношений» [26, с. 301]. Законодательство древнерусского периода встречает ссылку на понятие «добро» как одно из немногих оценочных понятий. Русская Правда, например, в пространной редакции содержит норму наследственного права следующего содержания: «А матери который сынъ добръ, перваго ли, другаго ли, тому же дасть свое; аче и вси сынове еи будуть лиси, а дчери можеть дати, кто ю кормить» [21]. Такой пример древнерусского права явно свидетельствует о поддержании в обществе перечисленных выше стереотипов поведения. Дефицит на нормы, связанные с принуждением к «доброй совести», говорит об отсутствии значимости законодательных регуляторов в этой области.

Другие памятники последующего древнего правотворчества также не обнаруживают актов, регулирующих вопросы, связанные с совестью. Но в дальнейшем соответствующие акты начинают получать развитие. Одно из самых главных наставлений памятника ХУТ в. «Домострой», адресованных домочадцам, звучит следующим образом: «Следовать всем христианским законам и жить с чистой совестью и в правде, с верой творя волю Божию и соблюдая заповеди его, и себя утверждая в страхе Божьем, в праведном житии....» [17]. Это положение указывает на то, что необходимость в принуждении к совестливому поведению все еще отсутствовала.

Особое отношение к добросовестности участников правоотношений в российской правовой культуре показывает учреждение в Российской империи в 1775 г. особого органа «Совестного суда», который не имел аналогов в Европе [22, с. 122]. Данный суд был призван рассматривать дела не по закону, а «по совести», руководствуясь принципом «естественной справедливости». Роль данного органа сводилась к тому, чтобы стороны конфликта посредством суда совести могли разрешить спор не с помощью закона, а обоюдно, руководствуясь добросовестными и обоюдными намерениями. Это указывает на то, что соответствующие правовые конструкции зиждились на началах саморегуляции. Правовое регулирование того периода осуществлялось путем сочетания нормативного и обычного регулирования на основе традиционной нравственности, в т.ч. совести.

Несмотря на ярко выраженные в правосознании русского народа ориентированные на добросовестность черты национального характера, в дальнейшем в связи с постепенной трансформацией сложившегося уклада и копированием западных образцов законодательного регулирования одноименный принцип получает свое постепенное развитие в российском законодательстве. Так, изданный в 1832 г. Свод законов Российской империи уже содержал статьи со ссылкой на добросовестность. Например, в статье 1538 и статье 1539 данного нормативного акта добросовестность фигурирует в качестве основания для толкования сделки [24]. В дальнейшем тенденцию к формализации права и отклонению законодателя от традиционных взглядов на добросовестность отразил отказ от «Суда совести» в 1866 г. [23, с. 160]. При этом в обществе того периода были еще сильны традиционные взгляды на необходимость добросовестного поведения без принудительного вмешательства государства. Например, известным является то, что еще в конце XIX в. если русский купец давал слово, уже не требовалось подписывать какие бы то ни было договоры, меморандумы, соглашения, обязательства. Между тем разрабатываемый Проект гражданского уложения Российской империи подготавливал почву для утверждения добросовестности в качестве главенствующего принципа частного права [20]. Таким образом, генезис принципа добросовестности в российском праве показывал противоречивые тенденции. С одной стороны, традиционный образ хозяйственных отношений в России требовал опираться на совесть, что исключало необходимость нормативной регуляции соответствующих секторов отношений, с другой - законодатель, компилируя западные образцы правового регулирования, стремился к повсеместному внедрению в законодательство принципа и конструкций, которые стало принято переводить понятием русского языка «добросовестность». При этом необходимо иметь в виду, что указанная компиляция была необоснованной, т.к. с иностранных западных языков понятия заимствующихся конструкций, традиционно приравниваемые к добросовестности и вытекающие из древнеримского «bona fides», не могли переводиться этим понятием, поскольку, как указывает А.В. Сергеева, будучи специалистом по преподаванию русского языка как иностранного: «Слово "совесть" как отдельная лексема отсутствует в европейских языках, поскольку переводится словом, производным от латинского consientia, что соответствует русскому "знание"» [25, с. 137].

Регрессивной трансформации добросовестности как категории российского правосознания и развитию одноименной правовой формы способствует дальнейшее внедрение в традиционное российское право западных идей. В.В. Сорокин отмечает, что в конце XIX - начале XX в. в российской правовой мысли наблюдается крен в пользу западнической теории «естественного права» [26, с. 429]. И.А. Ильин писал по этому поводу: «Весь внутренний правовой опыт человека начал постепенно мельчать и искажаться. Новое правосознание становилось все менее христианским, все менее религиозным, все более безбожным; религиозный дух и смысл начал все более и более покидать правовую и политическую жизнь.. Правосознание разучилось видеть добро и зло, право и бесправие; все стало условным и относительным, водворилась буржуазная беспринципность и социальное безразличие» [8, с. 215]. Снижение, таким образом, значимости традиционных регуляторов способствовало развитию принудительных механизмов обеспечения незлоупотребительного правоосуществления, в т.ч. категории «добросовестность» в формальном праве.

Говоря о дальнейшем генезисе принципа добросовестности в российском праве, необходимо отметить, что в современной юридической науке устоявшейся является точка зрения, указывающая на то, что в советский период истории категория «добросовестность» не была распространена и не развивалась, на что, например, указывает М.М. Якубчик [31, с. 113]. Однако, по нашему мнению, вопреки данной точке зрения именно в советский период истории России категория «добросовестность» в силу вышеуказанных причин получила свое развитие.

Так, в отличие от ранее существовавшего дореволюционного законодательства ГК РСФСР 1922 г. легально вводит в нормативное регулирование категорию «добросовестность», задействуя ее в регламентации договорных отношений (ст. 43, 197 кодекса), в регулировании вопросов, связанных с истребованием имущества от недобросовестного приобретателя (ст. 60 кодекса), в упорядочении отношений, связанных с возмещением убытков добросовестным и недобросовестным владельцем (ст. 59 кодекса) [3]. Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. [15] и Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. [4] используют понятие «добросовестность» и его антоним в каждом из этих документов при регулировании тех же отношений более пятнадцати раз, добавив категорию «добросовестность», помимо указанных отношений, в авторское право. В последующий период категория «добросовестность» также внедрялась в многочисленные законодательные и подзаконные, а также иные правовые акты, в т.ч. в законодательство об адвокатуре [12], о кооперации [14].

В то же время, несмотря на официальную государственную идеологию, отрицающую частноправовое регулирование, к которому традиционно относят принцип добросовестности, последний получил и свое начальное доктринальное оформление. Так, в 1966 г. В.П. Грибанов, перечисляя принципы советского права, указал, что к таковым относится и принцип добросовестности как одно из моральных начал, относящееся к правилам социалистического общежития и моральным принципам общества, играющее значительную роль в период строительства коммунизма [6]. Как видно, принцип добросовестности в советский период, хотя и не получал самостоятельного значения, однако развивался наряду с другими началами советского законодательства и рассматривался как конструкция, имеющая этическое содержание. Последний аспект указывает на то, что генезис категории «добросовестность» продолжал нести в себе преемственные черты поддержания в народе традиционной нравственности, основанной на совести.

Последующий ход изменений, касающихся добросовестности в отечественном правогенезе, отмечается в связи с известными событиями 90-х гг. XX в., дальнейшим упадком данного морального принципа в рамках правосознания, что на практике выразилось в кардинальном увеличении в обществе как разного рода злоупотреблений, так и правонарушений, в т.ч. уголовно-правовых деяний. Желание законодателя укрепить моральные основы не только хозяйственной жизни, но и иных общественных сфер страны привело к утверждению добросовестности как главенствующего принципа в современном отечественном праве.

Тем не менее на сегодняшний день добросовестность всеми участниками отечественной правовой сферы без исключения продолжает необоснованно рассматриваться как заимствованная категория, произошедшая от древнеримского «bona fides». Это обстоятельство не позволяет изжить множество проблем, связанных с развитием добросовестности в России как преобладающей модели социального поведения, отражающей традиционные взгляды на концепт «совесть» как необходимый аспект надлежащего отечественного социокультурного взаимодействия.

Вместе с тем категория «добросовестность» являет собой высокую степень самобытности в национальной культуре. Р.С. Сулипов, анализируя национальные правовые традиции, отмечает, что «особенностью российского правосознания стала неразрывная связь права с нравственными духовными началами, с христианской добродетелью. В правосознании россиян нравственное право в целом всегда доминировало над юридическим. Поступать по законам совести, а не по писаным законам было общепринято в России. Юридический закон был замещен законом моральным, вместо правового сознания функционировала религиозно ориентированная совесть» [27, с. 23]. Следовательно, «совесть» и идентичная ей категория «добросовестность» обладают такими религиозно-нравственными (духовными) чертами и высокой значимостью в национальном правосознании, которые возвышают последние над юридическими предписаниями. В этом проявляется не только самобытность категории «добросовестность», но и ее ценность для правового регулирования в целом. В.В. Безбах, рассматривая данные вопросы в рамках цивилистики, приходит к выводу, что «русская наука гражданского права повторила смену всех западноевропейских школ и течений, не утратив при этом собственных традиций и самостоятельности, «не позабыв конкретных задач русской действительности» [2, с. 141]. Это подтверждает полную актуальность указанных выводов о добросовестности и на сегодняшний день и указывает на возможность сохранения традиционного понимания определенных концептов в новых правовых формах.

По мнению Р.В. Насырова, «в российском правосознании проявляется глубинное стремление не просто к формальному порядку, а к "царству добра и справедливости". Но эта цель не может быть достигнута простым отождествлением закона (позитивного права) с нравственностью и справедливостью. Российская правовая культура сможет реализовать свои без сомнения положительные задатки, если в конце концов научится не противопоставлять закон и право (справедливость) и не растворять их друг в друге, а отведет формальному праву (закону) в общественной жизни свое место» [11, с. 191]. Таким образом, оптимальное сочетание традиционных для российского правосознания взглядов на концепт «совесть» с положениями законодательства является принципиально важной задачей для развития национального права и продвижения его в сторону «добра» и «справедливости».

Между тем общемировая культура на сегодняшний день проявляет обратные по значению тенденции, влияние которых на российское право, все более интегрирующееся в международную правовую систему, способствует отдалению национального правосознания от утверждения в нем идеалов «добра» и «совести» и замене их на утилитарные принципы западной культуры.

Такие веяния мировой культуры выражаются и в позициях отечественных ученых, исследующих категорию «добросовестность». Например, А.В. Ульянов считает, что в современный период с устранением идеологических барьеров отпала необходимость наполнения категории «добросовестность» этическим содержанием. Необходимо согласиться с тем, что «добросовестность» и «недобросовестность» - этически нейтральные явления [28, с. 137]. По нашему мнению, такие подходы в свете изложенного об исследуемом предмете недопустимы. Перечисленные тенденции намеренной деградации и последующей редукции концептуальных основ российского правосознания «добра» и «совести» указывают на возросшую необходимость противодействия данным процессам посредством воспитания и укрепления указанных нравственных начал путем дальнейшего развития в российской правовой системе принципа «добросовестность». Подобные выводы в своих размышлениях отражает А.С. Панарин, отмечая, что «вопрос восстановления духовной власти высших начал совести, нормы и нравственного убеждения есть по истине главный вопрос современности» [16, с. 244]. Придерживаясь идентичной точки зрения, Л.В. Щенникова указала, «что принцип добросовестности должен выступить проводником идеи воспитания в людях качеств правдивости, почтительности, настойчивости, вежливости, доброты» [29, с. 10]. Следовательно, именно категория «добросовестность», согласуясь с потребностями и ценностями российского общества, эффективно реализует в рамках правового воздействия воспитательную функцию, стимулируя участников правоотношений подвергать свои действия сознательному анализу на предмет соответствия их концептам «добра» и «совести», что способствует восстановлению в стране нравственно-правовой культуры.

Как указывает В.Д. Зорькин, «Россия, ее система права все еще находятся в стадии переходного периода. Правовая реформа как необходимое условие этого перехода и дальнейшего развития России предполагает не только реформирование законодательства, судебной системы и других институтов власти, но и трансформацию правосознания - профессионального и обыденного. Будет оправданным утверждение, что главная из реформ, определяющая успех всех остальных, - правовая реформа, итогом которой должна стать соответствующая трансформация правосознания, в России все еще не завершена» [7, с. 451]. Народы и государства держатся только правосознанием своих граждан и своих правителей. И от воспитания его зависит вся будущность России [7, с. 79]. Считаем, что коннотация понятия «добросовестность» в праве путем включения в него традиционных смыслов и доктринального обоснования таких процедур является необходимой. Это позволит постепенно «скорректировать» правосознание и сформировать у населения правильное понимание концепта «добросовестность», направив развитие национального права в традиционное русло.

В одном из своих интервью, приуроченных к широкомасштабным изменениям в уголовном законодательстве страны, заслуженный адвокат Генрих Падва высказался: «Коррупцию нельзя искоренить, ее можно только свести к минимуму, но уголовного кодекса недостаточно. Нужно сделать так, чтобы за определенные действия было стыдно» [9]. Если же учесть, что стыд - это одна из внутренних психологических реакций на бессовестное поведение, то выходит, что укрепление добросовестности в правосознании путем воспитательного воздействия способствует минимизации правонарушений, в т.ч. коррупционных как одних из самых опасных и подавляющих.

По мнению Л.В. Щенниковой, выраженному в одной из работ данного автора, «учитывая принципы добросовестности и справедливости в гражданском законодательстве, мы сможем реально сделать российский рынок цивилизованным» [30, с. 121]. Считаем, что в настоящее время, когда перед страной стоит задача формирования развитого и самодостаточного государства, воспитание добросовестности населения позволит укрепить экономический оборот и основать его на началах, свойственных цивилизационным основам России.

Анализ рассматриваемой категории, учитывая ее правовую природу и многогранное положительное влияние, оказываемое на российское правосознание и право, позволяет охарактеризовать «добросовестность» как национальное достояние, заслуживающее защиты и охраны, как важнейшую ценность, имеющую значение не только для сохранения и развития подлинной правовой культуры страны, но и для существования российского государства в условиях мировой глобализации.

Литература

правоведение добросовестность государство

1. Баранов В.М. Теория государства и права: учебник / под ред. В.К. Бабаева. М.: Юристъ, 2003. 592 с.

2. Безбах В.В. Гражданское право // Развитие русского права во второй половине XIX - начале XX века / В.М. Клеандрова, Л.Е. Лаптева, Е.А. Скрипилев; отв. ред. Е.А. Скрипилев. М.: Наука, 1997. 368 с.

3. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года // Электронный фонд правовой и нормативно-технической документации. URL: http://docs.cntd.ru/document/901808921 (дата обращения: 10.01.2018).

4. Гражданский кодекс РСФСР 1964 года // Библиотека нормативно-правовых актов Союза Советских Социалистических Республик. URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/usr_6095.htm (дата обращения: 19.01.2018).

5. Даль В.И. Толковый словарь великорусского языка: в 4 т.; т. 4: С-У М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. 576 с.

6. Грибанов В.П. Принципы осуществления гражданских прав // Вестник Московского университета. Серия: Право. 1966. № 3. URL: http://civil.consultant.ru/elib/books/1/page_22.html (дата обращения: 21.01.2018).

7. Зорькин В.Д. Россия и Конституция в XXI веке. 2-е изд., доп. М.: Норма, 2008. 592 с.

8. Ильин И.А. Путь духовного обновления / сост., авт. предисл., отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2011. 1216 с.

9. Интервью адвоката Генриха Падвы // Самое важное / Punctum Saliens (Выпуск 09). URL: https://www. youtube.com/watch?v=VWyyAdkB59A (дата обращения: 26.01.2018).

10. Ломакина Л.А. Влияние судебной практики на совершенствование законодательства о дисциплинарной ответственности // Журнал российского права. 2015. № 4. С. 61-66.

11. Насыров Р.В. Человек как самоценность: О формулировке ст. 2 Конституции РФ 1993 г. Барнаул, 2008. 344 с.

12. Об утверждении Положения об адвокатуре РСФСР: Закон РСФСР от 20.11.1980 // Ведомости ВС РСФСР. 1980. № 48. Ст. 1596.

13. Ожегов С.И. Словарь русского языка: около 60 000 слов и фразеологических выражений / под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. 25 изд., испр. и доп. М.: ООО «Издательство Оникс», 2006. 972 с.

14. О кооперации в СССР: Закон СССР от 26.05.1988 № 8998-XI (ред. от 07.03.1991, с изм. от 15.04.1998) // Ведомости ВС СССР. 1988. № 22. Ст. 355.

15. Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 года // Электронный фонд правовой и нормативно-технической документации. URL: http://docs.cntd.ru/document/901868109 (дата обращения: 10.01.2018).

16. Панарин А.С. Православная цивилизация в современном мире. М.: Эксмо: Алгоритм, 2001. 541 с.

17. Пилипов В. Так ли плох был домострой. URL: http://www.12urokovpravoslavia.ru/content/12/10-06.html (дата обращения: 06.01.2018).

18. Пословицы о совести // Большой сборник пословиц. URL: http://posloviz.ru/category/sovest (дата обращения: 25.12.2017).

19. Право в системе социального регулирования. URL: https://textbook.news/osnovyi-prava_816/pravo- sisteme-sotsialnogo-114034.html (дата обращения: 25.12.2017).

20. Проект Гражданского уложения Российской империи. URL: http://constitutions.ru/?p=4930 (дата обращения: 07.01.2018).

21. Пространная Русская Правда (по Троицкому списку второй половины XIV в.). URL: http://belpc.ru/ education/teachers/senchilov/theory/prost_r_p.html (дата обращения: 06.01.2018).

22. Разумов Е.В. Правоприменительная практика совестных судов Российской Империи // Теория и практика общественного развития. 2014. № 17. С. 122-123.

23. Разумов Е.В. Создание и деятельность совестного суда в казанской губернии // Теория и практика общественного развития. 2014. № 16. С. 159-160.

24. Свод Законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. СПб., 1900.

25. Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. 8-е изд. М.: Флинта: Наука, 2012. 320 с.

26. Сорокин В.В. Понятие и сущность права в духовной культуре России: монография. М.: Проспект, 2007. 480 с.

27. Сулипов Р.С. Правовые традиции России: теоретико-правовой аспект: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск, 2013. 28 с.

28. Ульянов А.В. Добросовестность в гражданском праве // Журнал российского права. 2014. № 6. С. 133140.

29. Щенникова Л.В. Идеология гражданского законодательства // Законодательство. 2010. № 4. С. 10-13.

30. Щенникова Л.В. Справедливость и добросовестность в гражданском праве России (несколько вопросов теории и практики) // Государство и право. 1997. № 6. С. 119-121.

31. Якубчик М.М. Комплексное понятие добросовестности: соотношение с доктриной злоупотребления правом // Журнал российского права. 2012. № 10. С. 107-115.

Размещено на Allbest.ru