Исторический аспект провокации в сыскной деятельности полиции

Размещено на http://www.allbest.ru/

Восточно-Сибирский институт МВД России (по организации службы)

Исторический аспект провокации в сыскной деятельности полиции

Черкашин Роман Николаевич, заместитель начальника

Аннотация

В статье рассматривается понятие и сущность провокации с исторической точки зрения, различные подходы к её толкованию и пониманию роли в борьбе с преступностью, сложившиеся проблемы проведения полицейского сыска, её становление в царской полиции, проблемы соотношения и разграничения оперативного эксперимента и провокации.

Ключевые слова: провокация преступлений, политическая провокация, историко-правовой анализ, полицейский агент, провокатор, оперативно-сыскная деятельность, тайная полиция, жандармерия, революционное движение.

Abstract

HISTORICAL ASPECT OF PROVOCATION IN THE DETECTIVE WORK OF THE POLICE

Cherkashin Roman Nikolaevich,

Deputy Chief of East-Siberian Institute of the MIA of Russia (for organization of the security service)

The article examines the concept and essence of provocation from a historical point of view, various approaches to its interpretation and understanding of the role in the fight against crime, the existing problems of conducting police investigation, its formation in the tsarist police, the problems of correlation and differentiation of operational experiment and provocation.

Keywords: provocation of crimes, political provocation, historical and legal analysis, police agent, provocateur, operational and investigative activities, secret police, gendarmerie, revolutionary movement.

Рассмотрение любого явления без достаточного изучения накопленного опыта, без знания его истории не будет иметь под собой научного обоснования. Любые закрепленные нормы и обычаи в обществе представляют определенный интерес для современных ученых и исследователей с целью изучения, а в дальнейшем проведении анализа истории их возникновения, формирования и развития. Именно они, на наш взгляд, способствуют правильному восприятию и пониманию всех стадий создания правовых норм, потребность и необходимость в которых сложилась исторически в том или ином обществе, содействуют выработке определенных инструментов управления и правового регулирования, что является характерным и к институту провокации в сыскной деятельности полиции Российского государства.

Любые изменения происходят на заранее подготовленной платформе по написанному для этих перемен сценарию с учетом норм, обычаев, традиций и уже приобретенного опыта и образа жизни. С уверенностью можно утверждать, что реки прошлого постепенно перетекают в будущее, и какими бы узкими и неглубокими они нам ни казались, они объективно помогают оценить обстановку, в которой будут происходить или уже происходят изменения.

С учетом этих познаний история провокации в трехмерном изображении предстает перед исследователями, чтобы полнее и объективнее изучить и понять эту проблему.

Исследование понятия и сущности провокации с исторической точки зрения, в настоящей статье преследует следующие цели: во-первых, рассмотрения генезиса данного института и анализ его развития; во-вторых сравнение становления провокации в различные временные периоды в целях выявления, изучения исторического опыта в рамках закона провокации способствующей решению задач сыскной деятельности при проведении розыскных мероприятий. И в-третьих изучение эффективности правоприменительной практики, границ провокации в рамках действовавшего законодательства и её допустимости в полицейской деятельности. провокация преступность полицейский сыск

Кроме того, сравнительный историко-правовой анализ провокации в деятельности полиции в различные временные периоды представляет определенный интерес ещё и потому, что позволяет выявить предпосылки, необходимость её проведения в отечественном сыскном и оперативно-розыскном законодательстве в различные годы и этапы развития.

Сейчас уже сложно и практически невозможно установить документы, в которых впервые упоминается слово «провокация» и то, какое значение ему придавалось изначально.

На данный момент нет единого подхода к пониманию термина «провокация». Смысл этого понятия можно понимать совершенно по -разному, так же, как, условно говоря, подразумеваем «позитивные» значения «здоровье», «политика», «законность» и т. д. или же «негативные» -- «угроза», «война», «ловушка» и т. д. Однако, стоит отметить, что значение слова «провокация» в сознании большинства людей чаще всего ассоциируется с негативным оттенком.

Однако рассматривая провокацию через призму историко-правового анализа как явления, мы видим, что изначально в трактовку самого понятия была заложено значение, которое несло, прежде всего, юридический смысл.

Полный Церковно-славянский словарь XIX в. протоирея Григория Дьяченко под провокацией подразумевает значение, как обращение к высшему суду. [1, с. 506] В толковый словарь Даля в то время слово «провокация» еще не было включено. [2, с. 60] Вместе с тем в дореволюционной России, позаимствованный во Франции и занявший прочное место вооруженный поединок, имеющий целью смыть кровью оскорбление за нанесённую обиду и урон чести, трактовал значение провокации, как вызов на дуэль. [3] В XIX в. во Франции зарождается понятие полицейской провокации, главная роль в которой определена тайному полицейскому агенту, или agent provocateur, который специально нелестно отзывается о правительстве, чтобы своими действиями выявлять собеседников единомышленников, недовольных правительством, и доносить на них.

«...Во второй половине XIX века в России в стремительно развивающимся обществе, наполненном революционными идеями, в которое входили разночинцы и выкресты, словосочетание „полицейский провокатор^ принимает форму разговорного, отчасти жаргонного языка в обществе российских аристократов и интеллигентов. Впоследствии данный термин обретает уже во всяких разговорах в обществе ярко выраженную негативную окраску. На рубеже XIX и ХХ веков в России полицейский провокатор (провокатор охранки) становится полноправным действующим лицом борьбы с подпольщиками, ведущими антиправительственную и революционную деятельность» [4, с. 60].

В разрезе исследуемой проблемы, связанной с изучением исторических аспектов, становлению полицейской провокации в дореволюционной России, необходимо уделить должное внимание рассматриваемому вопросу провокации в деятельности царской полиции и использовании приемов в агентурно-оперативной работе сыскных отделов полиции.

В результате изучения и анализа архивных документов, исторической и научной литературы, в которых упоминаются понятия полицейской провокации и методов провокационной деятельности, представляется возможным сделать вывод о негативном восприятии значения этих слов. Полагаем, что немаловажно обратиться к воспоминаниям бывшего начальника Московского охранного отделения А. П. Мартынова, который, как нам представляется, достаточно правдоподобно и понятно рассказывает о бытующих в его время взглядах граждан на «полицейскую провокацию»: «В России к понятию „провокация^ относились весьма неопределенно и с предубеждением. Шло это, естественно, из тех левых кругов, которые видели провокацию во всем, что бы ни исходило от правительства и его агентов. Всякий, сотрудничающий с Министерством внутренних дел (тем более с Департаментом полиции и подавно) был „провокатором^... Все лица, по каким бы то ни было побуждениям сообщавшие правительству о лицах, активно работавших в революционном подполье, были „провокаторами^. Всё так или иначе враждебное или просто оппозиционное склоняло „провокацию^ на все лады» [5. с. 217].

Провокация преступления в истории дореволюционной России, безусловно, ассоциировалась с деятельностью полиции. В сложившихся условиях полиция откровенно использовала методы провокации в борьбе против активных участников, лидеров революционного движения и ярых противников царского режима. В истории российского государства политическая провокация была выражена ярким извращением зеркальных отражений противоречий политических взглядов, вражде идеологий и настроений в обществе, в то неспокойное, смутное время... Зависть, беднота, озлобление и жестокость народа, всевозможное натравливание, и конечно же, подстрекательство в полицейской деятельности, которая велась скрыто, законспирированно, как невидимый посторонним взглядом призыв к насилию и уничтожению ненавистного правящего режима, выступая в форме открытых противостояний из-за общественных интересов, непримиримых идей, внедренных в сознание враждующих сторон. Провокация преступлений со стороны государственных органов только увеличивала степень накала, историческая непримиримость классовой борьбы нарастала.

В 1826 г. в Российской империи было создано крупное самостоятельное подразделение полицейского надзора и сыска, имевшее яркий политический окрас своей деятельности -- Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии.

Жандармерия стала «тёмной» силой, вооруженной армией находящейся в непосредственном подчинении третьего отделения. Жандармская полиция довольно успешно играла роль «первой скрипки» в политических провокациях.

Жандармерия активно набирала обороты своей «шпионской» деятельности и уже беспринципно вмешивалась в жизнь общества, не ограничиваясь только расследованием дел с политическим уклоном и собиранием информации. Так, впервые в истории Министерства внутренних дел органы политического сыска создали свой исполнительный орган. В скором времени жандармская организация окутала в свою «паутину» широкие просторы России, и поистине стала бедствием народа.

Затем, уже в 1880 г. охранные отделения, или отделения по охранению общественной безопасности и порядка стали специализированной тайной полицией, занимавшейся политическим надзором и сыском на новом историческом этапе.

Жандармский полковник и надворный советник Сергей Васильевич Зубатов начинал с должности полицейского агента. В революционной среде, зная эту сыскную работы изнутри, понимал, что жесткие меры государства против отдельных активистов и революционных организаций приводят к противоположным результатам, озлобляют противника. Сам Зубатов вошел в историю как внедривший в рабочую среду «полицейского социализма», так называемой зубатовщины, как эффективного средства противодействия революционной агитации и антиправительственным настроениям. Провокатор этот был своего рода мастер «перевоплощения», имел много масок, вёл «двойную» игру, лицемерил. Как правило, он вел себя, как простой наблюдатель, доносчик, никого не провоцировал на преступные действия, однако и сам не принимал никакого активного участия. Он, словно губка, «впитывал» значимую информацию, тайно наблюдал за фигурантами, с которыми общался и регулярно доносил всю собранную информацию в своих сообщениях. Охранка агентов такого плана условно называла между собой «вспомогательными», т. к. они имели второстепенное значение.

В политической истории России начало XX столетия сложилось как достаточно сложный период. Наращивание антиправительственных сил, разжёгших пожар первой русской революции, вынудило руководителей центрального аппарата политической полиции выработать новые методы, направленные на борьбу с революционными массами. В новых условиях постепенно произошло реформирование структуры местных охранительных учреждений, совершенствование организационных функций и основных приемов розыскной деятельности, начали создаваться новые подразделения.

Министр внутренних дел Российской империи В. К. Плеве 12 августа 1902 г. подписал приказ, в соответствии с требованиями которого, так называемая тайная полиция создавались там, где зарождались антиправительственные организации, усиливалось революционное настроение. [6. с.]

Начиная с 1902 г. практически во всех крупных городах Российской империи: в Вильно, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе, Харькове, Перми, Нижнем Новгороде, Симферополе; годом позже в Ростове-на-Дону, Полтаве, Кишиневе, Уфе, Томске, Иркутске и Красноярске «тайная полиция» разворачивает активную деятельность, в которой используются методы провокации преступлений.

Подводя итог, считаем необходимым сказать, что вопросы провокации нуждались в тщательной проработке законодательными органами. Провокация преступления по своей природе во многом схожа с подстрекательством, в частности, по таким признакам, как совместное участие в деянии двух или более лиц, некоторая договоренность между ними, действия лиц, подразумевающие подкуп, уговоры, угрозы, обман и т. п., в результате совместных действий совершается одно или более преступлений. Безусловно, такие противозаконные действия полицейских политического сыска не только очерняли имидж фискальных органов, но и вносили сомнение в законность действий правоохранительных органов Российского государства, что в дальнейшем сказывалось на форсированном процессе по формированию отрицательного мнения о политическом сыске в целом. Доктор исторических наук З. И. Перегудова, ведущий специалист в области изучения истории политического сыска, совершенно верно подмечает: «Вопрос о „провокаторах^ и о провокационной деятельности секретной агентуры настолько сложен, что требует специальных изысканий. Здесь же можно лишь сказать, что позиция Департамента полиции и Министерства внутренних дел по этому вопросу не оставалась неизменной. Не было единства взглядов по отношению к провокаторству и внутри Департамента и Министерства внутренних дел. Эти разногласия существенно влияли на постановку всей розыскной работы Департамента» [7, с. 6].

Осуждение методов работы царской полиции, привлечение к ответственности провокаторов и попытки искоренения провокаций в работе правоохранительных органов не снизили накала по данному вопросу. Проблема провокации преступления продолжала оставаться актуальной и в советский период. Ответственность за провокацию взятки либо коммерческого подкупа появится только в 1996 г. с введением нового уголовного закона. Статья 304 современного уголовного закона впервые помещена в главу о преступлениях против правосудия. Длительное отсутствие нормативного регулирования провоцирующего поведения не могло не сказаться на развитии института провокации в уголовном праве. В настоящий момент продолжает существовать множество дискуссионных вопросов, связанных с пониманием существа провокации преступления в уголовном праве.

Библиографические ссылки

1. Полный церковно-славянский словарь: словарь: [16+] / сост. Дьяченко Григорий (прот.). -- М.: БММ (Бертельсманн Медиа Москау), 2013. -- 506 с. -- Режим доступа: по подписке. -- URL: http://bibHodub.ru/mdex.php?page=book&id=481084 (дата обращения: 10.06.2020). -- ISBN 978-5-88353-562-7.

2. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: избр. ст. / В. И. Даль; совмещ. ред. изд. В. И. Даля и И. А. Бодуэна де Куртенэ; [науч. ред. Л. В. Беловинский]. -- М.: ОЛМА Медиа Групп, 2009. -- 573 c.

3. Брокгауз Ф. А. Энциклопедический словарь: современная версия / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. -- М.: Эксмо, 2002. -- 672 с.

4. Сысоев Н. Г. Тайный сыск России: От жандармов до чекистов / Н. Г. Сысоев. -- М., 2005. -- 510 с.

5. Мартынов А. П. Моя служба в отдельном корпусе жандармов / А. П. Мартынов // Охранка: Воспоминания руководителей охранных отделений. -- М.: Новое литературное обозрение, 2004. -- Т. 2. -- 512 с.

6. ЦАНО (Центральный архив Нижегородской области). Ф. 916. Оп. 3. Ед. хр. 77. Совершенно секретные циркуляры Департамента полиции о порядке ведения политического розыска и комплектовании штата секретных сотрудников охранных отделений.

7. Перегудова З. И. Политический сыск России. 1880--1917 / З. И. Перегудова. -- М.: РОССПЭН, 2000. -- 432 с.

Размещено на Allbest.ru