Некоторые вопросы совершенствования уголовного законодательства Республики Казахстан в борьбе с экстремизмом

Размещено на http://www.allbest.ru/

Некоторые вопросы совершенствования уголовного законодательства Республики Казахстан в борьбе с экстремизмом

Райбаев Даулет Кумарбекович,

Карагандинскаяакадемия МВД РеспубликиКазахстанимени Б. Бейсенова, докторфилософии

В данной статье рассматриваются вопросы совершенствования правового обеспечения противодействия экстремизму в Республике Казахстан. экстремистское преступление законодательство казахстан

Анализ новых уголовно-правовых конструкций в отношении экстремистских преступлений позволил автору статьи выработать ряд предложений и рекомендаций по совершенствованию действующего уголовного законодательства Республики Казахстан.

Ключевые слова: противодействие экстремизму; унификация; уголовные правонарушения экстремистскойнаправленности; бланкетный характер; диспозиции норм.

Some issues of improving the criminal legislation of the Republic of Kazakhstan in the fight against extremism

RaybayevDauletKumarbekovich,

Karaganda Academy of the Ministry of internal Affairs Republic of Kazakhstan named after B. Beisenov Doctor of philosophy

This article discusses the issues of improving the legal support for countering extremism in the Republic of Kazakhstan.

The analysis of new criminal legal structures in relation to extremist crimes allowed the author to develop a number of proposals and recommendations for improving the current criminal legislation of the Republic of Kazakhstan.

Key words: countering extremism; unification; extremist criminal offenses; blanket character; dispositions of norms.

Вопрос совершенствования правового обеспечения противодействия экстремизму в Республике Казахстан остается крайне актуальным и после вступления в силу нового Уголовного кодекса Республики Казахстан См.: Уголовный кодекс Республики Казахстан от 3 июля 2014 г. № 226-V ЗРК (ред. от 11 января 2020 г.) [Электронный ресурс] // СПС «Эдтет» (дата обращения: 19 марта 2020 г.)., включившего значительное количество обновленных уголовно-правовых конструкций, направленных на противодействие данному общественно опасному явлению. Скорее, более справедливым будет утверждение о том, что изменения в уголовном законе порождают новые проблемы определения (конкретизации, унификации) значительного количества аспектов, сопряженных с совершением уголовно наказуемых действий экстремистского характера.

Единственный специальный законодательный акт Республики Казахстан, регламентирующий вопросы противодействия экстремизму, - Закон Республики Казахстан от 18 февраля 2005 г. № 31-III«О противодействии экстремизму» Закон Республики Казахстан от 18 февраля 2005 г. № 31-III «О противодействии экстремизму» (ред. от 1 марта 2017 г.) // СПС «Эдтет» (дата обращения: 19 марта 2020 г.). имеет существенные противоречия с новыми уголовно-правовыми предписаниями. В ст. 1 указанного Закона, содержащей основные понятия, используемые в данном нормативно-правовом акте, внесены только несколько изменений после вступления в силу действующего Уголовного кодекса Республики Казахстан (далее - УК РК). Впоследствии из видов финансирования экстремистской или террористической деятельности Законом Республики Казахстан от 16 ноября 2015 г. № 403-V«О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам благотворительности» Закон Республики Казахстан от 16 ноября 2015 г. № 403-V «О внесении изменений и дополнений в некоторые законо-дательные акты Республики Казахстан по вопросам благо-творительности». была исключена спонсорская помощь. В других вопросах корреляция предписаний Закона о противодействии экстремизму (далее - Закона) и УК РК выражена весьма слабо и порождает целый ряд вопросов.

Во-первых, выделение в тексте Закона трех видов экстремизма представляется автору статьи недостаточно верным. В частности, разжигание социальной, сословной розни данный Закон относит к разновидностям политического экстремизма, что с учетом сложностей в определении социальной группы (а тем более, сословия) является необоснованным. Критерии определения признаков социальной группы настолько неточны, что, по нашему мнению, позиции исследователей, полагающих необходимым исключить указание на социальную принадлежность и социальную рознь из определения экстремистских действий, следует признать обоснованными. Фактически же наука и практика претворяют в жизнь гораздо больше разновидностей экстремистских проявлений, нежели определены в анализируемом законодательном акте.

Во-вторых, в упомянутом Законе религиозный экстремизм определяется как «разжигание религиозной вражды или розни, в том числе связанной с насилием или призывами к насилию, а также применение любой религиозной практики, вызывающей угрозу безопасности, жизни, здоровью, нравственности или правам и свободам граждан». В данном контексте имеет место полное противоречие пониманию экстремизма в действующем уголовном законодательстве. Здесь следует сразу оговориться, что непосредственно термин «экстремизм» в тексте уголовного закона упоминается, но отсутствует его определение в ст. 3 УК РК. Таким образом, в тех составах, где используется понятие «экстремизм» (в частности, в ст. 258, ст. 405 УК РК), следует предположить бланкетный характер диспозиций соответствующих норм, предполагающий обращение к положениям других нормативно-правовых актов, в данной ситуации - к разъяснениям Закона о противодействии экстремизму. Соответственно, религиозный экстремизм следует трактовать в той интерпретации, которая представлена в анализируемом специальном законодательном акте. И здесь возникают вполне ощутимые сложности следующего характера. Среди объектов посягательства религиозного экстремизма называются жизнь, здоровье, нравственность, права и свободы граждан¹, иными словами, общественные отношения, обеспечивающие реализацию охраняемых законом социальных ценностей См.: Уголовное право. Особенная часть / под ред. Б. В. Здравомыслова. М.: Юристь, 1996. ^{См.: Бурковская В. А. Криминальный религиозный экстре-мизм: уголовно-правовые и криминологические основы противодействия: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2007. С. 218.}. Анализ перечня экстремистских преступлений, приведенного в п. 39 ст. 3 УК РК, показывает, что большинство из перечисленных объектов посягательства не имеют отношения к приведенному в специальном Законе перечню. В частности, если жизнь, здоровье, права и свободы могут, по крайней мере, выступать в качестве дополнительных объектов религиозно-экстремистских преступлений, определенных перечнем п. 39 ст. 3 УК РК, то нравственность как объект религиозно-экстремистских преступлений в настоящее время никак не обозначена в уголовном законе.

Полагаем, что данное расхождение требует соответствующей корректировки. Основной мотив экстремистских преступлений фактически указан в п. 6 ч. 2 ст. 54 УК РК, содержащей перечень обстоятельств, отягчающих уголовную ответственность и наказание - «совершение уголовного правонарушения по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды». Данный мотив в разных интерпретациях встречается в значительном количестве статей Особенной части. Например, в п. 11 ч. 2 ст. 99 УК РК «Убийство» и п. 8 ч. 2 ст. 106 «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» он звучит как «по мотиву социальной, национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды», а в п. 3 ч. 2 ст. 314 УК РК «Надругательство над телами умерших и местами их захоронения» - «по мотиву национальной, расовой или религиозной ненависти или вражды». Таким образом, в уголовном законе отсутствует необходимое единообразие, что неизбежно снижает его эффективность. Вследствие чего необходимо приведение формулировки данного квалифицирующего мотива экстремистского (в том числе и религиозно-экстремистского) характера к единому варианту формулировки в тексте уголовного закона.

Здесь также следует отметить, что ст. 314 УК РК «Надругательство над телами умерших и местами их захоронения», где также предусмотрен экстремистский мотив его совершения, как раз и посягает на отношения общественной нравственности, о чем упоминает ст. 1 Закона о противодействии экстремизму. Таким образом, возникает вопрос: соответствует ли действующая редакция УК РК (а именно перечень экстремистских преступлений) общегосударственной политике понимания и противодействия экстремистским проявлениям? К какой группе следует относить ряд уголовных правонарушений, в которых в качестве квалифицирующего признака предусматривается экстремистский мотив совершения по мотивам социальной, национальной, расовой или религиозной ненависти или вражды? По нашему мнению, данная группа деяний также должна быть обособлена и ее экстремистский характер должен быть обозначен. Полагаем, эта группа уголовных правонарушений должна быть названа «уголовные правонарушения экстремистского характера» и включена наряду с понятием «экстремистские преступления» в ст. 3 УК РК. Кроме того, считаем, что данная группа уголовно-наказуемых деяний экстремистского характера может быть оформлена аналогичным перечневым способом, включая все составы уголовных правонарушений, где в качестве квалифицирующего признака включен указанный экстремистский мотив. Следует отметить, что такого рода подход отнесения деяний с квалифицированным экстремистским мотивам к преступлениям экстремистской направленности сохраняется, в частности, в российском уголовном законодательстве См.: Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (ред. от 18 февраля 2020 г.). URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_10699..

В-третьих, дополнительным аргументом к формулированию отдельного перечня уголовных правонарушений экстремистской направленности является криминализация отдельных административных деликтов в разряд уголовных проступков. Так, ст. 183 УК РК предусматривает состав уголовного проступка, регламентирующего ответственность за дачу разрешения на публикацию в средствах массовой информации экстремистских материалов, направленных на разжигание национальной, родовой, расовой, социальной и религиозной вражды, пропагандирующих сословную исключительность и преследующих иные экстремистские цели, указанные в диспозиции данной статьи. Сразу следует обратить внимание опять-таки на нарушение последовательности и единообразия формулировки экстремистского мотива, а также на употребление достаточно сомнительного термина «сословная исключительность», который в совокупности с другими, ранее упомянутыми нами терминами и понятиями еще более усложняет категориальный аппарат уголовно-правовой характеристики экстремистских проявлений. Кроме того, необходимо констатировать, что данное уголовно наказуемое деяние, определенное законодателем как уголовный проступок (хоть и с максимальными сроками и размерами соответствующих уголовных наказаний), непосредственно сопряжено с экстремистской преступностью, что, по нашему мнению, должно быть отражено в тексте уголовного закона. В связи с чем полагаем, что в ранее предложенный нами дополнительный перечень уголовных правонарушений экстремистского характера должен быть включен и данный состав уголовного правонарушения. Все это в совокупности позволит в большей степени охватить все уголовно-правовые меры противодействия экстремистской, в том числе и религиозно-экстремистской, преступности.

В-четвертых, иные положения Закона о противодействии экстремизму и уголовное законодательство Республики Казахстан требуют детальной унификации терминологии, употребления единых понятий и их дефиниций. Так, термин «экстремизм», как было указано выше, должен быть доработан и в единообразном варианте включен в оба нормативно-правовых акта. Следует выработать стройные и функциональные определения таких понятий, как «экстремистская подготовка», «экстремистская деятельность», «вербовка», и целого ряда других терминов и понятий (в том числе оценочного порядка), определение которых отсутствует и в Законе о противодействии экстремизму, и в УК РК.

Ранее, описывая объективные признаки религиозно-экстремистской преступности, указывалось на необходимость конкретизации (максимальной детализации) многих оценочных понятий соответствующих составов уголовных правонарушений. Разработка стройного понятийно-категориального аппарата для антиэкстремистского законодательства Республики Казахстан должна учитывать филологические, теологические, исторические, культурологические, социологические и иные аспекты религиозного и иных видов экстремизма. Кроме того, правоприменительная практика нуждается в единообразных правилах квалификации, разграничения соответствующих составов экстремистских преступлений, реализации уголовной ответственности и назначения наказания за их совершение. Так сложилось, что в большинстве стран постсоветского пространства по-прежнему особое значение придается актам официального толкования, издаваемым высшими судебными инстанциями. Верховный Суд Республики Казахстан также дает разъяснения в специальном нормативном постановлении, касающемся уголовной ответственности и наказания за террористические и экстремистские преступления См.: Нормативное постановление верховного суда от 8 де-кабря 2017 г. № 11 «О некоторых вопросах судебной прак-тики по применению законодательства о террористических и экстремистских преступлениях»., в котором п. 17 посвящен экстремистским преступлениям, где раскрываются такие же понятия, что и в Законе о противодействии экстремизму.

Несмотря на существенные отличия в понятийном аппарате и способах криминализации преступлений экстремистской направленности, сложившиеся к настоящему времени в Республике Казахстан и Российской Федерации, считаем возможным обратить внимание на отдельные положительные моменты постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». URL: http://base.garant.ru/58202247., концепция которых в адаптированном варианте может быть воспринята и в условиях казахстанской законодательной и правоприменительной практики: четкое корреспондирование с международно-правовыми стандартами и конвенциями по вопросам противодействия экстремизму в преамбуле постановления; установление правил квалификации и разграничения составов экстремистских преступлений; акцентирование внимания и разъяснения мотива преступлений экстремистской направленности; расшифровка и детализация объективных признаков экстремистских преступлений; специальные оговорки в отношении недопустимости ограничения свободы высказываний и выражения своих мыслей, в частности о том, что «критика в средствах массовой информации должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений сама по себе не должна рассматриваться во всех случаях как действие, направленное на унижение достоинства человека или группы лиц, поскольку в отношении указанных лиц пределы допустимой критики шире, чем в отношении частных лиц», и некоторые другие вопросы.

Анализ новых уголовно-правовых конструкций в отношении экстремистских преступлений позволил автору статьи выработать ряд предложений и рекомендаций по совершенствованию действующего уголовного законодательства Республики Казахстан.

Определенный вопрос с точки зрения законодательной логики вызывает норма ст. 24 УК РК «Приготовление к преступлению и покушение на преступление». Так, согласно ч. 2 ст. 24 УК РК уголовная ответственность наступает за приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению, а также за приготовление к террористическому преступлению. Согласно ч. 4 ст. 24 УК РК уголовная ответственность наступает за покушение на преступление средней тяжести, тяжкое или особо тяжкое преступление, а также за покушение на террористическое преступление. В данном контексте возникают следующие вопросы. Во-первых, по какому критерию законодатель обособленно выделяет именно террористические преступления, отказываясь от аналогичной оговорки в отношении экстремистских преступлений? Анализ по категориальной принадлежности всех террористических и экстремистских преступлений, выделенных законодателем, показывает, что данные разновидности посягательств имеют в общей совокупности примерно равную степень общественной опасности (формально определенную в санкциях соответствующих уголовно-правовых норм). Все террористические и экстремистские преступления (за исключением экстремистского преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 405 УК РК) относятся к категории тяжких и особо тяжких. Кроме того, перечни террористических и экстремистских преступлений не являются полностью обособленными и имеют совпадения по некоторым составам уголовных правонарушений (п. 30, 39 УК РК). Стоит также отметить, что большинство уголовно-правовых конструкций указывают на равнозначные специальные положения в отношении реализации уголовной ответственности за экстремистские и террористические преступления. И наконец, в чем заключается логика приведенных выше законодательных установлений ст. 24 УК РК, если все террористические преступления категориально, исходя из установлений ст. 11 УК РК, являются тяжкими или особо тяжкими? Следует констатировать, что в данном случае имеет место избыточность текста уголовного закона, выступающая одним из серьезных нарушений законодательной техники См.: Рарог А. И. Пробелы и избыточность в российском уго-ловном законе // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2009. № 2. С. 108..

Соответственно, наиболее верное решение в данной ситуации - изменение содержания ч. 2 и ч. 4 ст. 24 УК РК путем исключения специальной оговорки в

отношении террористических преступлений.

С другой стороны, здесь также следует принять во внимание «дух уголовного закона», концептуальную мысль казахстанского законодателя, который, пусть и ошибочно с точки зрения законодательной техники, но обоснованно в контексте реализации основных направлений современной уголовной политики, произвел попытку указать на повышенную степень общественной опасности соответствующих деяний, исходя из их характерологической специфики. Полагаем, что такое акцентирование соответствующего уголовноправового инструментария является вполне обоснованным.

Вместе с тем следует откорректировать соответствующие уголовно-правовые конструкции в нужном направлении. Учитывая вышеприведенную аргументацию относительно логически неверной редакции ч. 2 и ч. 4 ст. 24 УК РК, считаем возможным компенсировать данный недочет за счет корректировки другой нормы Общей части УК РК - ст. 56 УК РК «Назначение наказания за неоконченное преступление». Полагаем, что изменение редакции ч. 2, 3 указанной статьи позволит более точно и целесообразно отразить позицию законодателя в отношении особых условий уголовной ответственности за экстремистские и террористические преступления. По нашему мнению, в ч. 2, 3 ст. 56 УК РК при указании на размер наказания за приготовление к преступлению и покушение на преступление следует включить специальную оговорку в отношении террористических и экстремистских преступлений.

Итак, подводя итог приведенным выше рассуждениям, считаем возможным сформулировать следующие выводы:

1. Редакция ч. 2 и ч. 4 ст. 24 УК РК является логически неверной и морфологически избыточной, по причине чего требует корректировки - исключения специального указания на террористические преступления.

2. Формулирование специальных условий уголовной ответственности в отношении только террористических преступлений, исходя из концепции современной уголовной политики Республики Казахстан и приблизительной категориальной идентичности составов экстремистских и террористических преступлений, автору настоящей статьи представляется необоснованным.

3. В целях придания действующим уголовно-правовым конструкциям логической завершенности, считаем необходимым изменить редакцию ч. 2, 3 ст. 56 УК РК и изложить ее следующим образом:

- ч. 2 ст. 56 УК РК: «Срок или размер наказания за приготовление к преступлению не может превышать половины максимального срока или размера наиболее строгого наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса за оконченное преступление, за исключением террористических и экстремистских преступлений»;

- ч. 4 ст. 56 УК РК: «Срок или размер наказания за покушение на преступление не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса за оконченное преступление, за исключением террористических и экстремистских преступлений».

Следует также обратить внимание на стилистические ошибки в тексте уголовного закона, касающиеся предмета нашего исследования. В частности, в п. 6 ч. 2 ст. 54 УК РК «Обстоятельства, отягчающие уголовную ответственность и наказание» имеет место формулировка «совершение уголовного правонарушения по мотиву национальной, расовой и религиозной ненависти или вражды». Здесь необходима определенная корректировка текста уголовного закона путем включения стилистических изменений в указанную морфологическую единицу текста: «совершение уголовного правонарушения по мотиву национальной, расовой или религиозной ненависти либо вражды...». Данная формулировка более точно отражает альтернативность указанного перечня.

Аналогичные стилистические изменения должны быть включены и в редакцию ст. 183 УК РК: формулировка «дача разрешения на публикацию в печать и других средствах массовой информации сведений и материалов, направленных на разжигание национальной, родовой, расовой, социальной и религиозной вражды. » также должна быть изменена посредством замены перечислительного союза «и» на альтернативный союз «или».

Автор статьи также полагает, что перечень общественно опасных посягательств экстремистского толка, сформулированный в п. 39 ст. 3 УК РК, должен быть распространен и на ч. 1 ст. 404 УК РК, поскольку объективные признаки данного посягательства, непосредственно указанные в этой части статьи, в полной степени отвечают признакам посягательств религиозно-экстремистского толка: сопряженность с насилием над гражданами, побуждение граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или совершению иных противоправных деяний. В связи с чем позиция законодателя, ограничившего перечень экстремистских преступлений только ч. 2 и ч. 3 ст. 404 УК РК, нам представляется неаргументированной и, видимо, объясняется повышенным динамизмом современного уголовного законодательства, всегда сопряженного с негативными сопутствующими факторами в вопросах законодательной техники. Дополнительным обоснованием нашей позиции является следующее обстоятельство: даже если предположить разнородность объективных признаков деяний, предусмотренных ч. 1 и ч. 2 ст. 404 УК РК (хотя данное обстоятельство также, на наш взгляд, является спорным и формулировка составов ст. 404 УК РК нуждается в доработке), редакция ч. 3 ст. 404 УК РК при ее логическом и филологическом толковании свидетельствует о том, что данный состав экстремистского преступления является сопряженным как с ч. 1, так и с

ч. 2 ст. 404 УК РК. В связи с чем непонятна позиция законодателя, который активное участие в деятельности общественного объединения, указанного в ч. 1 ст. 404 УК РК, относит к экстремистским преступлениям, а непосредственно создание и руководство данным общественным, религиозным объединением либо партией не включает в соответствующий перечень. Полагаем, что данное несоответствие носит явный характер и требует корректировки положений уголовного закона.

Учитывая выводы, полученные в ходе исследования признаков субъекта религиозно-экстремистских преступлений, считаем также необходимым дополнить перечень ч. 2 ст. 15 УК РК, называющий уголовные правонарушения, за которые уголовная ответственность наступает с 14-летнего возраста, указанием на ст. 182, 259 и 260 УК РК.

Библиографический список

1. Уголовное право. Особенная часть / под ред. Б. В. Здравомыслова. - Москва: Юристь, 1996.

2. Бурковская В. А. Криминальный религиозный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические основы противодействия: дис. ... канд. юрид. наук / В. А. Бурковская. - Москва, 2007.

3. Рарог А. И. Пробелы и избыточность в российском уголовном законе / А. И. Рарог // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. - 2009. - № 2.

Bibliograficheskijspisok

1. Ugolovnoepravo. Osobennayachast' / pod red. B. V. Zdravomyslova. - Moskva: YUrist) 1996. - 454 s.

2. Burkovskaya V. A. Kriminal'nyjreligioznyjekstremizm: ugolovno-pravovyeikriminologicheskieosnovyprotivodejstviya: dis. ... kand. yurid. nauk/ V. A. Burkovskaya. - Moskva, 2007. - S. 218.

3. Rarog A. I. Probelyiizbytochnost' v rossijskomugolovnomzakone/ A. I. Rarog// Biznes v zakone. Ekonomiko-yuridicheskijzhurnal. - 2009. - № 2.

Размещено на Allbest.ru