О влиянии компонентов законодательной техники на дифференциацию и индивидуализацию ответственности несовершеннолетних в уголовном и уголовно-исполнительном праве

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

О влиянии компонентов законодательной техники на дифференциацию и индивидуализацию ответственности несовершеннолетних в уголовном и уголовно-исполнительном праве

About the impact of the components of the legislative machinery differentiation and individualization of juvenile responsibility in criminal and penal enforcement law

Кругликов Лев Леонидович Lev L. Kruglikov

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки, заведующий кафедрой уголовного права и криминологии, Ярославский государственный университет имени П.Г. Демидова

Санташов Андрей Леонидович Andrey L. Santashov

кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии, Вологодский институт права и экономики ФСИН России

В статье рассматриваются проблемы использования компонентов законодательной техники при конструировании норм отечественного уголовного и уголовно-исполнительного законодательства в динамическом аспекте. Авторы приходят к выводу о влиянии такого использования на дифференциацию и индивидуализацию ответственности несовершеннолетних, нарушивших уголовно-правовой запрет. Неправильное применение законодателем этих компонентов может привести к еще большей безнаказанности лиц данной возрастной категории в сфере уголовно-правовых отношений, что недопустимо в направлении совершенствования практики противодействия преступности в стране.

Ключевые слова: уголовная политика, законодательная техника, аксиомы, презумпции, фикции, преступление, наказание, дифференциации и индивидуализация ответственности, несовершеннолетние осужденные.

The article deals with the problems of using the components of legislative technology in the design of the norms of domestic criminal and penal legislation in the dynamic aspect. The authors come to the conclusion about the impact of such use on the differentiation and individualization of the responsibility of minors who violated the criminal law prohibition. Incorrect application by the legislator of these components can lead to even greater impunity for persons of this age category in the field of criminal legal relations, which is unacceptable in the direction of improving the practice of countering crime in the country.

Keywords: criminal policy, legislative technique, axioms, presumptions, fictions, crime, punishment, differentiation and individualization of responsibility, juvenile convicts.

Несмотря на достаточно высокую степень научных изысканий, связанных с повышением качества подготовки нормативных документов, эффективно применяющихся в сфере охраны и регулирования определенных общественных отношений, в современной юридической литературе нет единого понимания как отдельных компонентов законодательной техники, так и степени их влияния на построение уголовного и уголовно-исполнительного законодательства.

В научных исследованиях нередко отмечается, что данная техника якобы абсолютно не учитывается законодателем при формировании его воли в связи с нормативной регламентацией и охраной наличествующих в социуме общественных отношений, то есть по сути принимаемого правового решения [1, с. 44]. На заключительных этапах правотворческой деятельности действительно совершается своеобразная трансформация законодательной мысли в содержание права, с последующей ее структуризацией в форму нормативного акта. Однако на этих стадиях правотворческого процесса рассматриваемая техника и ее элементы уже применяются [2, с. 53-54]. В силу этого мы присоединяемся к точке зрения о том, что законодательную технику как структурную категорию общей теории права необходимо понимать в широком смысле, предполагающем ее наличие на всех стадиях правотворческого процесса: от формулирования содержательной компоненты права, до его композиционного и структурного оформления [3, с. 188].

Анализ различных научных изысканий по поводу онтологической сущности компонентов законодательной техники позволяет признать в качестве наиболее обоснованного мнение о том, что основу законодательной техники составляют технические средства и приемы [4, с. 140; 5, с. 5]. По этому поводу небезынтересную аналогию провел С.С. Алексеев, указав, что в промышленности средством выступает оборудование, а методы и приемы по его использованию аккумулирует в себе производственная технология. Примерно то же самое можно увидеть и в праве, «оборудованием» которого являются юридические конструкции и юридическая терминология, а «технология» представлена совокупностью

различных способов изложения нормативного акта [4, с. 268]. Это наблюдение позволило С.С. Алексееву сформулировать предположение о том, что в основу содержания законодательной техники положены только юридические средства и приемы. Правила по использованию средств и приемов в процессе нормотворчества производны от последних, а потому не могут признаваться обособленным компонентом законодательной техники [4, с. 142].

Современный уровень развития российской правовой науки позволяет выделить следующие виды средств законодательной техники: терминология; аксиомы; презумпции; юридические конструкции; символы; юридические фикции [6, с. 56], имеющие большое значение для обеспечения необходимого уровня законодательного построения норм, регламентирующих ответственность несовершеннолетних, совершивших преступления. Со временем правовая теория и уголовно-правовая наука может вычленить новые средства и дополнить этот перечень.

Продолжая наши рассуждения об использовании компонентов законодательной техники, необходимо отметить, что в правовой литературе научному анализу главным образом подвергалась статическая сторона рассматриваемых правовых явлений, что обусловило не- разрешенность вопросов взаимозаменяемости и взаимодействия средств, имманентных ей, что в итоге приводит к снижению их значимости, функций и роли в уголовном и уголовно-исполнительном праве. На наш взгляд, использование компонентов законодательной техники в динамическом аспекте оказывает прямое и непосредственное влияние на дифференциацию и индивидуализацию ответственности как генеральные направления уголовной политики государства. Продемонстрируем это утверждение на ряде следующих примеров.

Так, установление границ судейского усмотрения при назначении уголовных наказаний является первостепенным вопросом уголовной политики, которая не может игнорировать такие обстоятельства, как уровень доверия к судьям, степень развития правосознания и правовой культуры граждан, характер их мотивации к правопослушному поведению и т. п. Вместе с тем, заняв определенную позицию в этом вопросе, нормотворец обязан изыскать соответствующие формы для ее надлежащего выражения в законе, существенное содействие в чем может оказать законодательная техника. Установление той или иной технической формы для определения наказания накладывает свою печать на все построение уголовного закона. По этому поводу П.И. Люблинский писал, что понимание техники определения наказаний выступает иногда главным фактором к уяснению всей системы построения общей и особенной части кодекса [7, с. 38].

Вспомним известное с древнейших времен в юриспруденции утверждение: «Нет преступления без наказания», указывающее на то, что эти две важнейшие категории уголовного права диалектически связаны друг с другом. В этой связи возникает очевидный и актуальный вопрос: к какому виду средств законодательной техники относится указанное положение: к аксиоме, презумпции или все-таки фикции? В связи с тем, что в рассматриваемой юридической формуле не говорится о явлениях, лишенных объективных признаков и не поддающихся осмыслению, то будто бы и не имеет смысла вести речь о фикции в данном случае. Однако, не все так просто, если принять во внимание происходящую в отечественной уголовной политике метаморфозу с дуалистической связкой «преступление - наказание» применительно к различным категориям граждан, в том числе не достигших совершеннолетнего возраста.

Анализ развития уголовного законодательства позволяет судить о том, что достаточно продолжительное время аксиоматичный характер имело такое утверждение, что за совершенное преступлением непременно следует мера реагирования в виде наказания. Вместе с тем, по истечении некоторого времени в правоприменительную практику последовало внедрение условного осуждения, которое стало все больше и больше разрушать незыблемость связи между преступным деянием и наказанием за него, отводя его как бы на «второй план». Следует отметить, что эта тенденция в настоящее время все более крепнет, приобретая характер обычной практики. Так, например, если в 1958 году было условно осуждено 6,3% преступников, то в 1959 - 11,5%, в 1960 - 17,1%, а в 1997 году условно осуждены были уже 52,2% лиц, совершивших преступные деяния [8, с. 9]. Только за прошедший 2017 год условное осуждение к лишению свободы было применено в отношении 177 048 правонарушителей, а из 20 624 осужденных несовершеннолетних условно к лишению свободы были осуждены 7 920 человек [9].

Сложившаяся ситуация вызывает у существенной части правоведов некоторый скептицизм. По этому поводу А.Н. Кондалов верно отмечает, что условное осуждение не должно подменять собой реальные меры государственного принуждения, несмотря на свои кажущиеся «магические» свойства в достижении целей уголовного наказания [10, с. 6]. Именно поэтому некоторые авторы предлагают разработку сдерживающих средств и методов, направленных на ужесточение требований к практическому применению данного осуждения. Для приближения ситуации к достижению целей уголовной ответственности, по их мнению, целесообразно установить запрет на избрание условного осуждения в отношении лиц, совершивших особо тяжкие преступные деяния, а также к тем, кому может быть назначен срок изоляции от общества свыше пяти лет за совершение тяжкого преступления [11, с. 136], что следует признать разумным.

В рамках рассматриваемой проблематики интерес вызывает точка зрения И.Л. Петрухина, указывающая на существование некой корреляционной взаимообусловленности между темпами развития уголовной политики и динамикой преступности, показателями судимости, числом арестов и задержаний. Эта динамика изменяется в сторону увеличения при реформировании уголовной политики в направлении усиления ее строгости и снижается при доминировании либеральных тенденций в этой политике [12, с. 4]. Так, например, статистические данные о числе осужденных в России свидетельствуют о том, что общее количество несовершеннолетних осужденных уменьшилось с 120 574 лиц в 1997 году до 20 624 в 2017 году, и реально из них отбывают наказание далеко не многие [13].

К причинам уменьшения количества несовершеннолетних осужденных, реально отбывающих наказание, относятся, прежде всего, гуманистические новеллы, внесенные в УК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2003 года № 162 «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» [14], которым, в частности, устанавливалось, что:

- к лицам, не достигшим совершеннолетнего возраста, признанным виновными в совершении преступных деяний, судом могут быть назначены альтернативные наказанию меры государственного принуждения, например, такие как принудительные меры воспитательного воздействия, а при освобождении от отбытия наказания существует возможность помещения этих лиц в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа (ч. 2 ст. 87 УК РФ);

- штраф, назначенный судом несовершеннолетнему осужденному, может быть взыскан с его родителей или иных законных представителей при условии наличия согласия последних (ч. 2 ст. 88 УК РФ), что нарушает принцип вины и личной ответственности в уголовном праве;

- наказание в виде лишения свободы запрещено назначать лицам, не достигшим несовершеннолетнего возраста, в случае признания их виновными в совершении впервые преступлений небольшой или средней тяжести, в случае недостижения ими на момент совершения этих преступных деяний шестнадцатилетнего возраста, а также всем без исключения несовершеннолетним, впервые совершившим деяния, запрещенные УК РФ, оцениваемые как преступления небольшой тяжести (ч. 6 ст. 88 УК РФ);

- в том случае, если несовершеннолетнее лицо, в отношении которого избрано условное осуждение, совершает во время испытательного срока новое преступное деяние, не являющееся по степени своей тяжести особо тяжким, суд, основываясь на обстоятельствах произошедшего, а также личности виновного, имеет право повторно принять решение о данном осуждении и установить при этом новый испытательный срок с возложением дополнительных обязанностей, предусмотренных частью 5 статьи 73 УК РФ (ч. 6.2 ст. 88 УК РФ);

- применение такой меры государственного реагирования, как принудительные меры воспитательного воздействия, уже не стало зависеть от того, совершал ли несовершеннолетний преступление впервые или же нет;

- несовершеннолетний, осужденный к наказанию в виде лишения свободы, имеет возможность освободиться от наказания и в случае совершения им тяжкого преступного деяния (ч. 2 ст. 92 УК РФ);

- лица, совершившие преступления в несовершеннолетнем возрасте, могут быть освобождены от отбывания наказания в виде лишения свободы условно-досрочно после фактического

- отбытия ими не менее одной трети назначенного судом срока этого наказания (ст. 93 УК РФ).

В то же время, как правильно отмечается в научной литературе, несмотря на изменения в уголовной политике, связанные с влиянием различных факторов, существуют определенные объективные пределы корректировки уголовной политики, особенно в направлении либерализации. В первую очередь это касается реализации наказания, которое эффективно только в том случае, если имеет карательные признаки. Если эти признаки нивелируются, то и наказание теряет свои функциональные возможности [15-17]. В связи с этими соображениями абсолютно необъяснимыми становятся решения законодателя о возможности: взыскания штрафа с родителей несовершеннолетнего преступника; неназначения ему наказания и применения условно-досрочного освобождения даже при совершении тяжкого преступления; снижения на половину нижнего предела размера наказания, указанного в санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ, при назначении лишения свободы за совершение как тяжкого, так и особо тяжкого преступного деяния; назначения условного осуждения повторно в случае совершения преступного деяния во время испытательного срока и т. д.

Вследствие гуманистических тенденций в сфере уголовного законотворчества и практики его применения формула «за преступлением следует неотвратимое наказание» утратила свою незыблемость, получив в итоге статус презумпции, необязательный характер которой, полагаем, все больше будет набирать свои обороты. Подобная тенденция обусловлена в том числе и укреплением основ в национальной уголовной политике института освобождения от уголовной ответственности и наказания, благодаря которой порядка трети лиц несовершеннолетнего возраста, совершивших преступные деяния, ежегодно имеют возможность избежать уголовного наказания на вполне законных основаниях в силу деятельного раскаяния, примирения с потерпевшим, по причине истечения сроков давности, применения принудительных мер воспитательного воздействия (ст. 75-78, 90 УК РФ).

Наглядно ситуацию по реальному соотношению количества совершенных преступлений и осуждения за них виновных несовершеннолетних можно продемонстрировать следующим образом (см. табл. [18]):

дифференциация индивидуализация ответственность несовершеннолетний