Институт привлечения в качестве обвиняемого в уголовном процессе России: его "классические" и "упрощенные" формы в контексте обсуждаемых в доктрине новаций

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт привлечения в качестве обвиняемого в уголовном процессе России: его «классические» и «упрощенные» формы в контексте обсуждаемых в доктрине новаций

Ковтун Николай Николаевич

профессор кафедры уголовного процесса

Нижегородской академии МВД России

доктор юридических наук, профессор

Ковтун Ирина Сергеевна

доцент кафедры гражданского права

ННГУ им. Н.И. Лобачевского

кандидат юридических наук

Аннотация

обвиняемый уголовный ответственность

В работе исследуются оптимальность, суть и значение института привлечения в качестве обвиняемого, его соотношение с институтом привлечения к уголовной ответственности, вскрываются коллизии, связанные с актом привлечения в качестве обвиняемого в той или иной процессуальной форме.

Ключевые слова: обвинение следственное и государственное, привлечение к уголовной ответственности, дознание, обвинительный акт, уголовный иск.

Institute of engaging in the capacity of accused in the Russian criminal process: its «classic» and «simplified» forms in the context of innovations discussed in the doctrine

Kovtun Nikolai Nikolaievich - Professor, the Department of Criminal Procedure, the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Doctor of Law, Professor.

Kovtun Irina Sergeevna - Associate Professor, the Department of Civil Law, the National Research Nizhny Novgorod State University named after N.I. Lobachevsky, PhD in law, Associate Professor.

Annotation

This research explores the optimality, essence and significance of the institution of prosecution as an accused, its relationship with the institution of criminal prosecution, and reveals conflicts related to the act of prosecution as an accused in one or another procedural form.

Keywords: investigative and state prosecution, criminal prosecution, inquiry, indictment, criminal claim.

Учитывая рамки данной работы, мы конвенционально не будем в очередной раз повторяться в вопросах о центральной роли, сути и назначении института привлечения в качестве обвиняемого, как в общей структуре уголовного судопроизводства России, так и в системе уголовно-процессуальных гарантий личности и правосудия. В указанном нет необходимости, ибо каждый из этих моментов более чем изучен в доктрине российского уголовно-процессуального права, в том числе на диссертационном и монографическом уровне. Для понимания наших позиций, расставим акценты.

Да, по идее, надо признать, как центральную роль этого акта в целом для уголовного судопроизводства России, так и известные акцентуации российской доктрины и практики о том, что именно в момент привлечения в качестве обвиняемого уголовно преследуемое лицо привлекается к уголовной ответственности [1, с. 404] Напомним, еще в 1973 году Верховный суд РСФСР по делу гр. Устинова указал: «датой привлечения лица к уголовной ответственности является дата вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого, а не время вынесения приговора».. Согласимся и с тем, что именно акт привлечения в качестве обвиняемого определяет предмет и пределы судебного разбирательства в первой инстанции; отчасти - сущность и содержание приговора. Отсюда детальная регламентация этого акта в нормах УПК РФ и особо трепетное отношение к его сути и содержанию, как со стороны прокурора (в дальнейшем - государственного обвинителя) или суда (органа отправления правосудия), так и со стороны защиты, пока не объективирующей явных попыток к нивелированию его юридической сути. Все вышеуказанное достаточно справедливо, и если доктрина перманентно и возвращается к этим моментам, то лишь в части коллизий, по сути которых:

сам акт привлечения в качестве обвиняемого (ст. 171 УПК РФ) не всегда отвечает признакам законности и обоснованности, объективируя, как юридическую квалификацию содеянного «с запасом», так и явное нежелание следователей приводить непосредственно в указанном акте систему доказательств, позволяющую стороне защиты своевременно верифицировать обоснованность тех или иных «следственных» утверждений;

не всегда этот акт отвечает и требованию своевременности, так как его вынесение и предъявление нередко «откладывается» на момент окончания предварительного расследования и предъявления всех материалов дела для ознакомления участникам процесса. В итоге эти акты реализовывается, если не одномоментно, то в порядке некой «поочередности», препятствуя эффективной защите от итоговых обвинительных утверждений;

без особого рвения относятся следователи и к притязаниям стороны защиты на более подробное (детальное) разъяснение сути обвинения, как в юридической, так и фактической части, констатируя, что «...в постановлении все подробно описано - можно и ознакомиться» [2, с. 15-18];

наконец, все более объективируются суждения доктрины о сугубо «служебной»/«процессуальной» роли постановления о привлечении в качестве обвиняемого в современном процессе. Суть последней заключается в том, что нередко этот акт призван лишь обеспечить публичную законность применения тех или иных мер принуждения к подозреваемым (ст. 100 УПК РФ), «законность» следственных ходатайств к суду (ч. 2 ст. 29 УПК РФ), бесконфликтное «взаимодействие» с надзирающим прокурором (etc). Реальным же актом обвинения (утверждения о виновности) и привлечения к уголовной ответственности служит акт вынесения обвинительного заключения, с его утверждением управомоченным прокурором - как объективации обвинения государственного, как уголовного иска к суду с целью разрешения по существу основного вопроса уголовного дела.

В итоге именно в последнем контексте в российской доктрине по нарастающей объективируются суждения о том, что, как для целей защиты, так и для формирования официального процессуального статуса уголовно преследуемого лица, оптимальным является акт уведомления о подозрении (аналог - УПК Украины [3, с. 23-31]. Соответственно, акт вынесения и предъявления «дежурного» обвинения становится явно излишним [4, с. 38-40; 5, с. 26-28], а фигура обвиняемого и непосредственно акт публичного обвинения должны объективироваться исключительно в форме обвинения государственного; как уголовный иск/притязание обвинительной власти на разрешение дела в суде [6. с. 123-128].

Ревнители процессуальных традиций не приемлют подобных «новаций», настаивая на том, что исключительно «классический» институт вынесения и предъявления обвинения (ст. 171-175 УПК РФ) гарантирует, как конституционное право уголовно преследуемых лиц на эффективную защиту от обвинения, так и в целом систему согласованных уголовно-процессуальных гарантий. В итоге обеспечение этих двух составляющих надлежащей процессуальной формы утверждения о виновности императивно требует: своевременного ознакомления заинтересованных лиц с формулой и формулировкой сформированного обвинения; детального разъяснения его юридической и фактической сути; допроса обвиняемого по существу обвинения. И, конечно, полной и всесторонней проверки доводов и версий стороны защиты, приводимых в защиту, ибо именно последнее нередко позволяет скорректировать обвинение, своевременно полностью или в части его исключить. Отсюда процессуальная форма этого акта должна оставаться незыблемой, строго «классической».

Последние аргументы весомы. При этом несколько «забываются» несколько упрощенные формы института привлечения в качестве обвиняемого, установленные для таких форм предварительного расследования, как дознание ординарное (гл. 32 УПК РФ) и дознание сокращенное (гл. 32.1 УПК РФ). В первом случае именно обвинительным актом подозреваемый ставится в процессуальное положение обвиняемого, а сам акт (по аналогии с обвинительным заключением) включает в себя: и исчерпывающую юридическую квалификацию обвинения (с указанием пункта, части, статьи, квалифицирующих признаков конкретной нормы УК РФ), и детальное описание фактической стороны обвинения; причем с приведением и анализом сформированных доказательств по делу и итоговым выводом следственных органов, по сути, последних (ст. 225 УПК РФ).

Во втором случае актом обвинения выступает обвинительное постановление (ч. 1-2 ст. 226.7 УПК РФ), форма и содержание которого, по факту, аналогичны и обвинительному заключению, и обвинительному акту. Принципиально и то, что эти процессуальные акты предъявляются обвиняемому вместе с материалами дела, оконченного расследованием и сторона защиты, соответственно, во-первых, имеет возможность подвергнуть оценке, как формулу, так и формулировку итогового обвинения в его полном и систематизированном виде. Во-вторых, возможность верифицировать суть и содержание этого акта посредством самостоятельного изучения системы сформированных доказательств по делу и правильности их «следственной» интерпретации в обвинительном акте (обвинительном постановлении).

В итоге в названных процессуальных порядках институт (акт) обвинения, по идее, явно «выигрывает» у порядка классического и по качеству итоговых документов, и по возможностям их самостоятельной верификации стороной защиты. Кроме того, имеющийся и достаточно апробированный «упрощенный» порядок как бы «вбирает» в себя основные посылы тех процессуальных новаций, которые столь широко обсуждаются уголовно-процессуальной доктриной. Он же, по идее, более чем наглядно подтверждает архаичность действующего института привлечения в качестве обвиняемого в его «классическом» виде.

Однако «плюсы» быстро заканчиваются при более скрупулезном анализе исследуемых «упрощенных» порядков. Во-первых, ни по нормам гл. 32 УПК РФ, ни по нормам гл. 32.1 УПК РФ суть итогового обвинения, изложенного в указанных итоговых актах, ни обвиняемому, ни его защитнику никто не разъясняет (и разъяснять, подчеркнем, не обязан). Аналогично в законе отсутствует обязанность дознавателя допросить обвиняемого по существу «предъявленного» ему обвинения, выслушать доводы и версии в свою защиту, принять меры к их всесторонней и полной проверке. По букве закона, допрос обвиняемого - «по обвинению в форме дознания» - в принципе, не предусмотрен. В итоге дело поступает к прокурору, а затем и в суд первой инстанции с фактически невыясненной позицией обвиняемого по сути предъявленного ему обвинения. Между тем были времена и прецеденты высшей судебной инстанции, когда указанное однозначно признавалось существенным нарушением закона. Соответственно, объективировались решения-прецеденты о возвращении дела на дополнительное расследование (для устранения названных нарушений). Сейчас - времена иные; указанную пробельность суды согласованно «не замечают». Не реагируют и прокуроры при изучении дела и названных актов в порядке статей 226, 226.8 УПК РФ. Но самое интересное в том, что на столь «вопиющее» нарушение прав обвиняемого нет реакции со стороны адвокатов, оказывающих квалифицированную юридическую помощь своим доверителям. При общих суммарных показателях более двадцати тысяч дел, рассмотренных и разрешенных судами с итоговым обвинительным актом или обвинительным постановлением, жалоб адвокатов на указанный факт, в принципе, не наблюдается. Как следствие, указанный «факт/нарушение», скорее, надуман, чем действительно значим для стороны защиты.

Кроме того, возражения, по юридической сути и содержанию обвинительных актов, формируемых по итогам дознания, вполне могут быть изложены в ходатайствах стороны защиты, подлежащих обязательному разрешению на этапе ознакомления с материалами дела. Могут и нередко действительно заявляются стороной защиты, обязывая орган дознания/дознавателя к их немедленному, законному и обоснованному разрешению. При этом законность и обоснованность их разрешения дополнительно становится предметом непосредственной проверки и оценки, во- первых, прокурора, утверждающего обвинительный акт; во-вторых, суда - в стадии подготовки дела к судебному заседанию (гл. 3334 УПК РФ). И нам, признаем, в целом не известна статистика или иные эмпирические данные, свидетельствующие о том, что подобная форма формирования и предъявления, действительно, объективировались в качестве структурной проблемы уголовного судопроизводства России.

Несколько интереснее проблема (возможного конфликта) «решена» применительно к сокращенной форме дознания, ибо здесь сторона защиты вообще не вправе ставить под сомнение ни юридическую, ни фактическую сторону обвинения (пп. 2 ч. 2 ст. 226.1 УПК РФ), под явной угрозой отказа следственных органов от заключенного соглашения на упрощенный порядок.

Таким образом, если мы все же воспримем как более эффективные и оптимальные процедуры/аналоги уведомления о подозрении, а равно процесс публичного обвинения исключительно «через» итоговый обвинительный акт (включая его утверждение прокурором), единственное, что надо решать: это проблему (возможного) допроса по сути предъявленного подозреваемому обвинения. Прежде всего - в случае явного и острого конфликта стороны защиты и стороны обвинения по поводу итоговых обвинительных утверждений.

Вторая сторона предлагаемых доктриной новаций обсуждается не столь широко; между тем она принципиальна, по сути. Проблема в соотношении обвинения «следственного» и обвинения «государственного». Первое - суть утверждение следственных органов, и объективируется посредством составления и предъявления постановления о привлечении в качестве обвиняемого (ст. 171-172 УПК); причем, как уже отмечалось, утверждения не окончательного, не всегда достаточно обоснованного, выполняющего «служебную» роль. Второе (контуры которого мы обсуждаем), обвинение «государственное»; суть уголовный иск/ притязание, вносимый на рассмотрение и разрешение суда обвинительной властью. При форме расследования «предварительное следствие» это обвинение объективируется в виде обвинительного заключения официально утвержденного управомоченным прокурором. Именно оно (в виде копии этого процессуального акта) императивно вручается стороне защиты; причем бремя такого вручения справедливо возложено на прокурора - деятеля обвинительной власти, «ока государева», стороны в судебном процессе. Без его утверждения дело не может быть назначено к судебному рассмотрению и разрешению по существу (ст. 237 УПК РФ); суд не работает с обвинением «следственным», не оценивает его как иск/притязание. В итоге все, по идее, согласовано: лицо обвиняется (привлекается к уголовной ответственности!) органом государственной власти, исключительно на который возложено бремя (именем государства) вносить его в суд, отстаивать данное обвинение непосредственно перед независимым и беспристрастным судом.

Принципиально иная ситуация имеет место при реализации расследования в форме дознания (как ординарного, так и сокращенного). Здесь копия обвинительного акта/постановления, как уже отмечалось, вручается (для ознакомления) обвиняемому вместе с материалами дела; вручается дознавателем, как обвинение «следственное». По факту, это завуалированный акт предъявления «следственного» обвинения. Завуалированный настолько, что его несколько трудно «распознать» в общих процедурах ознакомления с материалами дела, оконченного расследованием, разрешением связанных с этим ходатайств, процессуальным оформлением итогов ознакомления (etc). Данный акт процессуально никак не оформлен, не акцентирован, растянут во времени. Не может он рассматриваться и как акт предъявления обвинения государственного (как акт привлечения к уголовной ответственности), так как предметом изучения и утверждения прокурором он еще не был. В результате, если это обвинение «следственное», в чем его исходная суть; если это привлечение к уголовной ответственности, «к чему» будет привлечен обвиняемый буквально через несколько суток, когда прокурор утвердит этот акт, объективировав его как акт государственный, как уголовный иск- притязание. Опять к уголовной ответственности (но уже «государственной»!), - и сколько раз надо будет повторить эти «игры»?

Кроме того, прокурор, как известно, может не утвердить указанный акт; может кардинально изменить его в юридической и фактической части; может изменить форму расследования и направить уголовное дело для дальнейшего производства в форме предварительного следствия (ст. 226 УПК РФ). В первой ситуации (прокурор изменил обвинение) обвиняемый привлекается уже новому обвинению, нередко - кардинально отличному от первоначального/«следственного»; при этом и этот акт происходит латентно, без установленной процессуальной формы, без возможностей высказать возражения, по сути, последнего.

Еще «интереснее» ситуация при направлении дела прокурором в следственный орган (ст. 226 УПК РФ). Поясним: с одной стороны, лицо уже приобрело процессуальный статус обвиняемого по делу (обвинительный акт предъявлен!); с другой, следователь (приняв дело к своему производству) вновь обязан реализовать акт привлечения в качестве обвиняемого в его «классической» форме (ст. 171-174 УПК РФ). Иначе в дальнейшем это дело не может быть направлено в суд; позиции судебной практики здесь однозначны. Как следствие, обвинение, сформированное и предъявленное в обвинительном акте (обвинительном постановлении), не более чем процессуальная фикция, явно игнорируемая органом предварительного следствия, в силу чего последний, в принципе, не воспринимает уголовно-преследуемое лицо (с обвинительным актом) как «подлинно» обвиняемого.

Указанные «игры», конечно, весьма познавательны с позиций уголовно-процессуальной доктрины, но столь же абсурдны с позиций практических, ибо сторона защиты, к примеру, в целом вправе потребовать, чтобы обвинительный акт/обвинительное постановление предъявлялись для ознакомления вместе с материалами дела в уже в «легально- сформированном» (утвержденном прокурором) виде, как акт, обладающий властными реквизитами - как публичный уголовный иск-притязание для суда.

В современных уголовно-процессуальных условиях указанное будет воспринято, безусловно, как нонсенс, как требование, не основанное на законе, не имеющее под собой оснований. Однако в контексте предлагаемой нам оптимизации (отказа от «классического» института привлечения в качестве обвиняемого и формирования надлежащего процессуального статуса уголовно преследуемого лица исключительно посредством уведомления о подозрении [7, с. 26-28]) следует кардинально пересмотреть как характер, так и последовательность, во-первых, ознакомления с материалами дела оконченного расследованием, во-вторых, акта привлечения к уголовной ответственности. Первое, признаем, носит важный, но сугубо процедурный характер, позволяющий стороне перед направлением дела в суд полно и всесторонне оценить, как фактическую, так и юридическую сторону «следственных» утверждений и субъективно верифицировать их через оценку сформированных следствием доказательств. Второе - суть акт формирования государственного обвинения (иска/притязания обвинительной власти к суду); акт реального привлечения к уголовной ответственности (как обязанности обвиняемого дать ответ за свершенное преступление, подвергнуться за него осуждению, наказанию, судимости). Данный акт должен быть окончательным, государственным - его нельзя повторять ни «дважды», ни «трижды» в угоду той или иной следственной ситуации. Как следствие, этот акт должен осуществляться исключительно обвинительной властью, на основе полного и всестороннего изучения дела, итоговых утверждений следственных органов, на основе формирования прокурором внутреннего убеждения о достаточности оснований для внесения уголовного иска в суд, его отстаивания перед судом. Именно в указанном суть, содержание и реально высокое назначение стадии формирования государственного обвинения, истинное значение которой незаслуженно нивелировано в несколько непонятный и ординарный процессуальный этап «... действий и решений прокурора по делу с обвинительным заключением; ст. 221-222 УПК РФ».

Литература

1. Александров А.С., Ковтун Н.Н., Поляков М.П., Сереброва С.П. Уголовный процесс России. М., 2003.

2. Александров А.И. Обеспечение права обвиняемого (подозреваемого) на защиту в уголовном процессе России: актуальные проблемы // Российский следователь. 2019. № 8.

3. Ковтун Н.Н. УПК РФ и УПК Украины: pro et contra в контексте сравнительно-правового анализа // Уголовное судопроизводство. 2013. № 1.

4. Гаврилов Б.Я. Предъявление обвинения: современное состояние и проблемы правоприменения // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2010. № 10.

5. Чабукиани О.А. Институт предъявления обвинения нуждается в упразднении // Вестник российской правовой академии. 2014. № 3.

6. Ковтун Н.Н. Формирование государственного обвинения как самостоятельная стадия уголовного судопроизводства России // Журнал российского права. 2019. № 9.

7. Спиридонова Ю.Н. Актуальные вопросы досудебного производства в уголовном процессе России // Российский следователь. 2019. № 1.

Bibliography

1. Alexandrov A.S., Kovtun N.N., Polyakov M.P., Serebrova S.P. The criminal process of Russia. M., 2003.

2. Alexandrov A.I. Ensuring the right of the accused (suspect) to defense in the criminal process of Russia: actual problems // Russian investigator. 2019. № 8.

3. Kovtun N.N. Code of Criminal Procedure of the RF and Code of Criminal Procedure of Ukraine: pro et contra in the context of comparative legal analysis // Criminal proceedings. 2013. № 1.

4. Gavrilov B.Ya. The indictment: current status and enforcement problems // Institute Herald: crime, punishment, correction. 2010. No. 10. S. 38-40.

5. Chabukiani O.A. The institute of indictment needs to be abolished // Bulletin of the Russian Law Academy. 2014. № 3.

6. Kovtun N.N. Formation of public prosecution as an independent stage of criminal proceedings in Russia // Journal of Russian Law. 2019. № 9.

7. Spiridonova Yu.N. Actual issues of pre-trial proceedings in the criminal process of Russia // Russian investigator. 2019. № 1.

Размещено на Allbest.ru