Конституционные основы уголовной ответственности за злоупотребление правами и свободами

Размещено на http://www.allbest.ru/

Арбитражный суд Московской области

Конституционные основы уголовной ответственности за злоупотребление правами и свободами

О.С. Гузеева

Введение

предпосылкой криминализации общественно опасных деяний выступает их неправомерность, один из видов таких деяний - злоупотребление правом, при котором поведению субъекта, причиняющего вред правам и интересам иных лиц, присуща внешняя форма осуществления или реализации своего права. Уголовная ответственность за злоупотребление правом обладает спецификой, которая существенно отличает ее от иных криминализационных процессов. Цель: конституционно-правовой и уголовно-правовой анализ теоретических основ конструирования оснований уголовной ответственности за злоупотребление правом. Методы: системный анализ, формальная и диалектическая логика, моделирование, метод толкования правовых норм, метод конституционной экспертизы, сравнительно-правовой метод. Результаты: установлено, что злоупотребление правом охватывает собой и ситуации использования права во вред, и ситуации выхода субъекта за пределы предоставленного ему права. Следует различать два вида злоупотребления правом: 1. Злоупотребление правом со стороны официальных представителей государства. В уголовном праве оно порождает две проблемные ситуации: а) оценку действий государственных служащих, которые последовательно воплощают такую политику государства, которая по природе своей не является правовой и направлена на лишение либо ограничение граждан в их правах и свободах; б) оценку действий представителей государства по злоупотреблению своими служебными полномочиями в условиях, когда такие действия расходятся с содержанием правовой политики государства. 2. Злоупотребление правом со стороны частных лиц. В уголовноправовой оценке этого поведения следует различать: а) злоупотребление правом как способ преступления и б) злоупотребление правом как содержание поведения. Выводы: никакое злоупотребление правом не может влечь уголовной ответственности в случае, если оно не сопряжено с причинением или реальной угрозой причинения существенного вреда правам граждан. Оптимизация системы ответственности за злоупотребление правом обусловливает необходимость решения проблемы ответственности должностных лиц, реализующих антиправовую политику государства, а также ответственности частных лиц за злоупотребление правом во взаимодействии с государственными структурами. уголовный антиправовой злоупотребление

Ключевые слова: конституционализация уголовного права; злоупотребление правом; превышение права; правовая политика; неправовая политика; причинение вреда правам и интересам граждан; криминализация общественно опасных деяний

CONSTITUTIONAL FRAMEWORK OF CRIMINAL LIABILITY FOR ABUSE OF RIGHTS AND FREEDOMS

O. S. Guzeeva

Commercial Court of the Moscow region

Introduction: the prerequisite for socially dangerous acts to be criminalized is their illegality; one of the forms of such acts is abuse of rights, when the behavior of the subject causing harm to the rights and interests of other persons has an external form of exercising his/her right. Criminal liability for abuse of rights has specific features that significantly distinguish it from other criminalization processes. Purpose: to analyze the theoretical foundations for constructing the grounds of criminal liability for abuse of rights, with the analysis being performed through the prism of criminal law and constitutional provisions. Methods: system analysis, formal and dialectical logic, modeling, method of interpretation of legal norms, method of constitutional examination, comparative legal method. Results: abuse of rights covers both situations of using rights to the detriment and those where the person goes beyond the limits of the right granted to him/her. It is necessary to distinguish between two types of abuse of rights. 1) Abuse of rights by government officials. In criminal law, it generates two problem situations: a) an assessment of the actions of civil servants who consistently implement such a policy of the state that is not legal by its nature and is aimed at depriving citizens of their rights and fre e- doms or restricting those; b) an assessment of the actions of government officials who abuse their official powers in conditions when such actions contradict the legal policy of the state. 2) Abuse of rights by individuals. In criminal legal assessment of this behavior, one should distinguish: a) abuse of a right as a method of crime and b) abuse of a right as the content of behavior. Conclusions: no abuse of rights can entail criminal liability if it is not associated with the infliction or a real threat of infliction of substantial harm to the rights of citizens. It is essential to optimize the system of liability for abuse of rights and particularly to solve the problem of responsibility of officials implementing non-legal policy of the state and also responsibility ofpri- vate individuals for abuse of rights in cooperation with government agencies.

Keywords: constitutionalization of criminal law; abuse of rights; excess of the right; legal policy; non-legal policy; infliction of harm to the rights and interests of citizens; criminalization of socially dangerous acts

Одной из сложных в теоретическом и прикладном отношении проблем современного уголовного права выступает установление ответственности за злоупотребление правом [22, S. 701; 29]. При всей неоднозначности и дис- куссионности в части определения правовой природы злоупотребления правом имеются достаточные конституционные предпосылки для того, чтобы при определенных обстоятельствах оценивать злоупотребление правом в качестве преступления. Вместе с тем теория преступного злоупотребления правом в современной уголовно-правовой науке может считаться совершенно не разработанной, что закономерно обусловливает многочисленные сложности в практике применения уголовного закона.

Приступая к разработке такой теории, сформулируем исходный тезис: злоупотребление правом как разновидность деяния, которое может служить предпосылкой установления уголовной ответственности, обладает признаком противоправности. Известную дискуссию о том, что злоупотребление правом не является видом противоправного поведения, в некоторой степени может примирить подход А. А. Малиновского, согласно которому злоупотребления субъективными правами целесообразно классифицировать как правомерные (легальные) и противоправные. Если причинение вреда участникам общественных отношений противозаконно, то это противоправное злоупотребление правом. Если нет - правомерное. Таким образом, пишет автор, злоупотребление правом не является ни самостоятельным видом правового поведения, ни разновидностью исключительно противоправного либо только правомерного поведения [9, с. 11]. Такой подход в полной мере разделяет отечественный законодатель, что следует из сопоставления нормативных дефиниций злоупотребления правом в различных законах. С одной стороны, закон «О референдуме Российской Федерации» О референдуме Российской Федерации: Федер. консти- туц. закон от 28 июня 2004 г. № 5-ФКЗ (ред. от 18.06.2017) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2004. № 27, ст. 2710. в статье 68 к случаям злоупотребления свободой массовой информации относит деяния, которые в уголовном законе прямо признаются преступлениями (призывы к насильственному захвату власти, пропаганда войны и др.). С другой стороны, закон «О средствах массовой информации» в статье 51 причисляет к случаям злоупотребления правами журналиста непреступные и непротивоправные деяния в виде распространения слухов или сокрытия информации О средствах массовой информации: закон РФ от 27 дек. 1991 г. № 2124-1 (ред. от 01.03.2020) // Ведомости СНД и, а закон «О порядке рассмотрения обращения граждан Российской Федерации»ВС РФ. 1992. № 7, ст. 300. в статье 11 рассматривает в качестве злоупотребления правом нецензурные либо оскорбительные выражения, угрозы жизни, здоровью и имуществу должностного лица, а также членов его семьи.

Как бы то ни было, наличие неправомерности в злоупотреблении правом (пусть даже в части объема этого понятия) исключать категорически нельзя. Эта неправомерность поведения создает необходимые основания для применения средств публично-правовой ответственности в целях предупреждения злоупотребления правом [17; pp. 10-12; 18, pp. 140-142].

Конституционной основой таких мер выступают положения части 3 статьи 17 Конституции РФ о том, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Конституционный Суд РФ также подтвердил, что осуществление гражданином его прав и свобод, а равно использование легальных правовых конструкций и средств не относится к правонарушениям лишь до тех пор, пока или если их не используют в противоправной деятельности, подобно тому, как не исключены злоупотребление правом и противоправное поведение с применением законных, необходимых в правопорядке институтов, средств или процедур, в т. ч. собственности, договора, судопроизводства и др., при том что сами они правомерны и не могут служить основанием произвольных правоограничений .

В ситуации защиты частных и публичных интересов от злоупотребления правом возникает крайне сложная задача организовать правовое регулирование таким образом, чтобы, с одной стороны, обеспечить надежность и эффективность такой защиты, а с другой стороны, не допустить неоправданного ограничения свободы и усмотрения человека в осуществлении принадлежащих ему прав [19, pp. 203-205; 23, S. 753]. Как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ, в случаях когда конституционные нормы позволяют устанавливать ограничения закрепляемых ими прав, федеральный законодатель должен использовать не чрезмерные, а только необходимые и обусловленные конституционно признаваемыми целями таких ограничений меры, не прибегая к способам регулирования, которые посягали бы на само существо того или иного права и приводили бы к утрате его реального содержания; при определении условий реализации фундаментальных прав и их возможных ограничений, даже имея намерение воспрепятствовать злоупотреблению правом, он обязан обеспечивать - исходя из принципа равенства и вытекающих из него критериев разумности, необходимости и соразмерности - баланс конституционных ценностей, а также прав и законных интересов участников конкретных правоотношений По делу о проверке конституционности подпункта 6 пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Феде-рации и пункта 2 Перечня заболеваний, при наличии ко-торых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство), взять в прием-ную или патронатную семью, в связи с жалобой гражда-нина К.С. и гражданки Р.С.»: постановление Конституц. Суда РФ от 20 июня 2018 г. № 25-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx; По делу о проверке конституционности подпункта 1 статьи 1301, подпункта 1 статьи 1311 и подпункта 1 пункта 4 статьи 1515 Гражданского кодекса Российской Федерации в свя-зи с запросами Арбитражного суда Алтайского края: по-становление Конституц. Суда РФ от 13.12.2016 № 28-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx..

Решению этой задачи в сфере уголовного права будет способствовать надлежащее понимание общих и специфических признаков злоупотребления правом, значимых для построения эффективной уголовно-правовой теории.

Общие признаки злоупотребления правом, как представляется, вполне удачно определены В. М. Барановым и Р. А. Ромашовым. Авторы пишут:

во-первых, категория «злоупотребление правом» носит частный характер и связана со злоупотреблением со стороны конкретного субъекта, наделенного функциональными правомочиями и способного с их помощью совершить зло в отношении контрсубъекта;

во-вторых, понимание злоупотребления правом в качестве вида юридически значимой деятельности, осуществляемой управомоченным субъектом, исключает саму возможность использования в качестве инструмента зла объективного права, злоупотребить можно лишь правом субъективным;

- в-третьих, необходимо акцентировать внимание на то, что в качестве злоупотребления правом следует рассматривать не всякое правоограничивающее воздействие, а лишь то, которое характеризуется негативной оценкой (осознанием вредоносности правового воздействия), формируемой на психологическом уровне как у субъекта применения права, так и у адресата правореализационного воздействия [1, с. 11-12].

Злоупотребление правом, верно резюмирует А. А. Малиновский, представляет собой такой способ осуществления субъективного права в противоречии с его назначением, посредством которого причиняется вред личности, обществу, государству [9, с. 9-10].

Эти тезисы в полной мере распространяют свою силу на сферу уголовно-правовой теории. Однако они нуждаются в последовательном развертывании и дополнениях, значимых для разработки частных, отраслевых аспектов преступного злоупотребления правом. Некоторые авторские рассуждения на этот счет представляются в нижеследующем изложении.

Злоупотребление правом и превышение права

Одним из сложных и актуальных вопросов теории права, помимо отмеченного выше вопроса о соотношении злоупотребления правом и правонарушения, выступает вопрос о содержательной характеристике и границах действий, которые образуют феномен злоупотребления правом [28, pp. 2-3].

Начнем с того, что некоторыми специалистами в принципе отрицается сама идея злоупотребления правом. Так, Н. С. Малеин писал, что в оценке связи права и поведения возможен лишь один из двух вариантов: либо субъект действует в границах принадлежащего ему права и тогда он не злоупотребляет своим правом, либо он выходит за пределы, установленные законом, и таким образом, нарушая закон, не злоупотребляет правом, а совершает элементарное правонарушение, за которое должна следовать ответственность. В обоих случаях, утверждал автор, для идеи и общей нормы о злоупотреблении правом нет места [8, с. 160].

Однако развитие правовой теории продемонстрировало недостаточность такого дуалистического понимания правовой действительности. Объективная невозможность урегулировать во всех деталях и применительно ко всем ситуациям объем и порядок реализации каждого субъективного права лица, особенно в рамках правового режима, основанного на принципе «разрешено все, что не запрещено законом», способствует многочисленным случаям такого осуществления права, которое, не будучи прямо запрещенным, тем не менее, причиняет вред конституционным ценностям, а потому требует правовой реакции в форме ответственности виновного лица. Для обоснования ответственности здесь (как и в любом ином случае) необходимо установить признак противоправности поведения. Сделать это, отрицая концепцию злоупотребления правом, можно только при одном допущении: признать, что охранительные отрасли права (в т. ч. уголовное) устанавливают пределы и порядок реализации некоторых прав человека и гражданина, а сами такие деяния обладают «прямой уголовной противоправностью». Такой подход, как известно, представлен в отраслевой уголовно-правовой науке. Еще Н. Д. Дурманов отмечал, что невозможно найти, кроме как в уголовном законе, норм, которые предусматривали бы запрет множества наказуемых деяний, в первую очередь преступлений против личности и ряда иных [5, с. 96]. Однако нами он оценивается критически, исходя из понимания социального предназначения отрасли и вытекающего из конституционных принципов требования недопустимости установления ответственности за деяния, которые не обладают признаком противоправности. Сложнее, но гораздо разумнее и эффективней обосновать противоправность подобного рода деяний именно тем фактом, что при их совершении управомоченное лицо злоупотребляет своим субъективным правом.

Общим местом всех рассуждений о злоупотреблении правом является понимание того, что причинение вреда происходит в результате действий, при которых субъект формально использует возможности, предоставленные ему правом [27, S. 294-295]. Здесь возникает весьма сложный и важный для обоснования ответственности за вред вопрос: остается ли в процессе деятельности субъект в пределах своего права или же выходит за пределы его осуществления? В его решении сложились два основных подхода.

Первый подход: специфический признак злоупотребления состоит в том, что лицо действует в границах субъективного права, в связи с этим злоупотребление и не рассматривается специалистами в качестве вида правонарушения. Так, В. П. Грибанов в своем классическом определении указал, что о злоупотреблении правом речь может идти лишь в случае, когда управомоченный субъект, действуя в границах принадлежащего ему субъективного права, в рамках тех возможностей, которые составляют содержание данного права, использует такие формы его реализации, которые выходят за установленные законом пределы осуществления права [4, с. 46-47]. Ему вторят другие специалисты: «противоправное злоупотребление правом отличается от "обычного" правонарушения тем, что субъект в данном случае совершает противоправное деяние посредством осуществления своего субъективного права... Субъектом противоправного злоупотребления правом может быть только управомоченное лицо, т.е. лицо, наделенное конкретным субъективным правом. Злоупотребляя правом, субъект не присваивает не принадлежащие ему права (полномочия) и не превышает их» [9, с. 40].

Второй подход: злоупотребление правом предполагает в т. ч. и выход за пределы его осуществления. Исследователи, придерживающиеся этой точки зрения, указывают: «злоупотребление гражданским правом - это один из видов правонарушения. Оно заключается в превышении пределов дозволенного гражданским правом осуществления своих правомочий» [7, с. 4].

Вопрос о том, ограничивается ли злоупотребление правом только его использованием во вред или же включает в себя и случаи превышения права, имеет значение для решения не только общетеоретических, но и многих отраслевых проблем. В рамках уголовного права он обсуждается, прежде всего, при рассмотрении составов должных преступлений, предусмотренных статьями 285 и 286 УК РФ. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» О судебной практике по делам о злоупотреблении долж-ностными полномочиями и о превышении должностных полномочий: постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 16 окт. 2009 г. № 19. URL https://vsrf.ru/documents/ own/?category=resolutions_plenum_supreme_court_rassian& year=2021. дал разъяснения на этот счет, призванные разграничить на практике злоупотребление должностными полномочиями и превышение полномочий. Однако в науке достаточно сильна теоретическая позиция, согласно которой природа данных составов преступлений, по сути своей, едина. А. Я. Светлов, к примеру, писал, что практика относит все случаи превышения полномочий к служебному злоупотреблению и предлагал объединить эти два состава преступления [13, с. 181-185].

Такой взгляд на соотношение составов преступлений, предусмотренных статьями 285 и 286 УК РФ, отражает, на наш взгляд, верное общетеоретическое понимание единой природы злоупотребления правом и превышения права. Рассматривая эти нормы, теоретики права указывают, что из текста закона, «в чем конкретно заключается содержательное отличие злоупотребления полномочиями от присвоения либо превышения, понять весьма сложно. ... законодатель волевым и вольным образом повторяет одни и те же положения, меняя лишь названия статей, что само по себе с технико-юридической точки зрения вызывает, по меньшей степени, сомнение в целесообразности и эффективности подобного подхода к созданию одного из важнейших и острых в репрессивном ключе российских законов» [1, с. 13].

Для понимания сущности злоупотребления субъективным правом, - считает А. А. Малиновский, - целесообразно различать пределы субъективного права и пределы осуществления субъективного права. Пределы субъективного права представляют собой установленные действующим законодательством абсолютно-определенные (императивные) предписания, четко регламентирующие меру свободы управомоченного лица. Пределы осуществления субъективного права выражаются в относительно-определенных предписаниях, предоставляющих возможность управомоченному лицу осуществлять право по своему усмотрению [9, с. 10]. Поддерживая эту идею, нельзя, однако, категорично утверждать, что выход за абсолютные пределы права есть превышение права и правонарушение, тогда как выход за относительные пределы осуществления права есть собственно злоупотребление правом, не относящееся к категории правонарушений. Категоричность исключается в силу того, что и пределы права, и порядок его осуществления не всегда определены непосредственно в нормативных актах, а если и определены, то далеко не всегда с исчерпывающей полнотой и ясностью [25, р. 336]. А потому предложенный А. А. Малиновским критерий разграничения злоупотребления правом и превышения правом не вполне удачный. Отсутствие четких критериев для установления пределов и порядка осуществления права позволяет не дифференцировать, а как раз объединить превышение и злоупотребление правом в единый комплекс правовых явлений.

Специфика злоупотребления правом как особого вида поведения в сфере права состоит, на наш взгляд, в том, что право в данном случае выступает крайне значимой, но лишь внешней формой деятельности, которая содержательно подчинена цели причинения вреда, а ссылка на право выступает в качестве попытки виновного лица обосновать правомерность своего поведения.

На таком понимании злоупотребления, по сути, строится и практика Европейского Суда по правам человека [24; 21, рр. 92-94] . Известно, что на общеевропейском уровне концепция злоупотребления правом в качестве правового основания установления публичной ответственности отражена в статье 17 Европейской конвенции 1950 года. Как признают комментаторы, «статья 17 Конвенции, так называемая клаузула о злоупотреблении, позволяет применять меры в отношении индивида, который пытается использовать Конвенцию в подрывных целях»; «государство, вероятнее всего, может прибегнуть к помощи данной статьи, чтобы не позволить человеку ссылаться на его или ее права ... для достижения результатов, разрушительных для конвенциональных прав, осуществляемых другим человеком» [11, с. 1132-1133].

Подход к оценке злоупотребления правом с точки зрения соотношения формы и содержания позволяет лучше понять и специфику этого поведения, и основания противодействия ему публично-правовыми средствами. Отметим в связи с этим два обстоятельства.

Первое, принципиально важное, состоит в том, что при оценке злоупотребления правом форма поведения субъекта не может и не должна превалировать над его содержанием. В этом отношении следует признать общую значимость разработанной для целей налогообложения доктрины приоритета существа над формой [14], которая была поддержана Европейским Судом по правам человека1. Если суть поведения субъекта состоит в причинении вреда правам и интересам иных лиц, форма его выражения не имеет значения для правовой оценки. Ссылка на субъективное право не может оправдать причинение вреда конституционным ценностям, а потому государство, действуя в интересах достижения баланса частных и публичных интересов, имеет право и обязано установить и реализовать ответственность лиц, использующих свое право во вред иным. Однако акцент исключительно на самом факте причиненного вреда при конструировании уголовно-правовых норм недостаточен ни для обоснования ответственности, ни для решения задач превентивного порядка. В этих целях государство призвано: а) определить содержание, порядок реализации и пределы субъективных прав граждан с тем, чтобы дать ясный сигнал гражданам о модели правомерного поведения; б) определить, причинение какого вреда и каким объектам в результате злоупотребления правом требует публично-правовой ответственности, чтобы не вводить необоснованных уголовно-правовых ограничений субъективных прав.

С этим связано и второе обстоятельство, требующее внимания. В Конституции РФ прямо указано, что «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Объект вреда определен вполне отчетливо - «права и свободы других лиц». На этом акцентирует внимание и Европейский Суд по правам человека, пола- 1 Дело «ОАО “Нефтяная компания ЮКОС” [OAO Neftyanaya Kompaniya “YUKOS”] против Российской Федерации» (жалоба № 14902/04): постановление Европейского Суда по правам человека от 20 сент. 2011 г. [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

статья 17 Европейской конвенции относительно злоупотребления правом не может быть использована, если речь идет об иных интересах. Суд, в частности, признал, что санкции не могут быть оправданы концепцией противодействия злоупотреблению правом в случаях, когда такое осуществление прав причиняет вред интересам, не охраняемым прямо Конвенцией (в частности, территориальному единству государства) Объединенная коммунистическая партия Турции (United Communist Party of Turkey) и другие против Турции» (жа-лоба № 19392/92): постановление Европейского Суда по правам человека от 30 янв. 1998 г. [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс»..

Это ставит принципиальный вопрос относительно понимания такой категории, как «права и свободы других лиц» в качестве объекта, которому причиняется вред в результате злоупотребления правом. Представляется, что здесь недопустимо узкое толкование, ограничивающее «права и свободы» исключительно теми, что составляют традиционный объект преступлений против личности - жизнь, здоровье, свобода, честь, достоинство и др. При объективно тесной связи государственных, общественных и личных интересов посягательство на государственную и общественную безопасность не может не затрагивать прав и свобод граждан. Однако и отождествлять интересы государства и отдельного лица также недопустимо, они, как известно, в ряду случаев могут быть и диаметрально противоположными. В силу этого концепция злоупотребления правом не может быть применена для криминализации лишь таких случаев, когда в результате действий виновного страдают исключительно партикулярные интересы государства и не затрагиваются права и свободы граждан.

Косвенно это обстоятельство признает Конституционный Суд РФ, когда рассуждает о возможности применения наказания в виде лишения свободы к лицам, виновным в неоднократном нарушении порядка организации и проведения публичных мероприятий. Суд указал: «Избрание вида уголовного наказания и определение его размера в отношении конкретного лица, совершившего предусмотренное статьей 212.1 УК РФ преступление, должны быть обусловлены реальной степенью общественной опасности совершенного им деяния, что не подразумевает применение лишения свободы в случаях, когда нарушение установленного порядка организации либо проведения публичного мероприятия не было сопряжено с утратой им мирного характера, не подпадающей под признаки преступления, предусмотренного статьей 212 «Массовые беспорядки» УК РФ, или с причинением либо реальной угрозой причинения существенного вреда здоровью граждан, имуществу физических или юридических лиц, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности или иным конституционно охраняемым ценностям» По делу о проверке конституционности положений ста-тьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И. И. Дадина: постановление Конституц. Суда РФ от 10 февр. 2017 г. № 2-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx..

Полагаем, что этой позиции надо придать более общее значение и звучание в контексте обсуждаемой нами проблемы: никакое злоупотребление правом не может влечь за собой уголовную ответственность, если оно не сопряжено с причинением или реальной угрозой причинения существенного вреда правам граждан. Причинение вреда этому объекту может быть основной целью виновного лица, но оно может выступать и в качестве осознаваемых им побочных последствий, что, разумеется, влияет на установление объекта посягательства и оценку содеянного в целом. Однако без этого компонента, когда вред причиняется только интересам государства, криминализация злоупотребления правом представляется недопустимой.

Злоупотребление правом со стороны государственных служащих

Уголовное право, как известно, берет под защиту правоотношения, которые складываются едва ли не во всех сферах общественной жизни, как между гражданами, так и во взаимоотношениях между гражданами и государством. В силу этого в сферу уголовно-правового реагирования попадают не только случаи злоупотребления правами гражданами по отношению к другим частным лицам и государству, но и случаи, когда представители государства злоупотребляют своими правами во взаимоотношениях с гражданами [20; 26, S. 138]. Речь, разумеется, идет о злоупотреблении именно служебными правами и обязанностями, должностным статусом, положением, когда представитель государства действует в официальном качестве. В уголовном законе содержится целый ряд статей, описывающих такие злоупотребления, наиболее общие - статьи 285 и 286 УК РФ, которые дополняются массивом специальных норм.

В рассуждениях о злоупотреблении правом со стороны государственных служащих важно, однако, обратить внимание на наличие тесной связи между таким злоупотреблением и классическим нарушением прав человека со стороны государства. Эта связь не означает тождественности явлений. Необходимы одновременно и строго дифференцированный подход, и обобщенная оценка, учитывающая аспекты правовой политики государства.

Здесь следует различать, как минимум, две проблемные ситуации.

Первая ситуация заключается в необходимости оценки действий государственных служащих, которые последовательно реализуют такую политику государства, которая по природе своей не является правовой и направлена на лишение либо ограничение граждан в их правах и свободах. Сама эта политика, в принципе, может оцениваться как злоупотребление правом со стороны государства - легитимное использование закона в противоречии с целевым назначением и смыслом права во вред интересам человека. История содержит достаточно примеров на этот счет, когда должностные лица, формально выполняя свой служебный долг и реализуя заложенные в нормативных актах предписания, фактически проводили в жизнь политику правоограниче- ний и репрессий. Поведение должностных лиц здесь неотделимо от политики государства, является необходимым и последовательным ее воплощением.

Вторая ситуация заключается в оценке действий представителей государства по злоупотреблению своими служебными полномочиями в условиях, когда такие действия расходятся с содержанием правовой политики государства. Оставаясь в официальном статусе, злоупотребляя своими служебными правами и обязанностями, государственные служащие действуют в этом случае уже вопреки не только интересам граждан, но и интересам государства. Их поведение предельно четко дистанцируется от официального политикоправового курса, идет вразрез с ним.

Эти ситуации порождают крайне непростые в политико-правовом, конституционноправовом и уголовно-правовом аспектах вопросы об ответственности и государства как такового, и его конкретных представителей.

Общим местом этих различающихся ситуаций является непременная ответственность государства. Она имеет конституционноправовую природу, а содержательно выражается в политических, финансовых, гражданско- правовых и иных формах - от реабилитации до компенсации морального вреда. Значимые требования к такой ответственности констатированы Конституционным Судом РФ, который, в частности, применительно к проблеме компенсации вреда признал:

по смыслу статьи 53 Конституции РФ, каждый пострадавший от незаконных действий органов государственной власти или их должностных лиц вправе требовать от государства справедливого возмещения вреда, причем оно несет обязанность возместить вред, связанный с осуществлением государственной деятельности в различных ее сферах, независимо от возложения ответственности на конкретные органы государственной власти или должностных лиц и вне зависимости от вины этих лиц1;

государство принимает на себя ответственность за незаконные действия каждого должностного лица или органа власти, включая как издание нормативных актов, индивидуально-властных предписаний, так и фактические действия (противоправное, вредоносное поведение) либо бездействие, в частности несовершение государственным органом или должностным лицом тех действий, относящихся к сфере их публично-правовых (властных) обязанностей, которые они должны были совершить в соответствии с законом Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью «Уния» на нарушение конституционных прав и свобод статьями 1069 и 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации: определе-ние Конституц. Суда РФ от 04.06.2009 № 1005-О-О. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx.;

- перемены, произошедшие в организации власти, изменение правовой природы и полномочий органов, осуществляющих публичную власть, сами по себе не предполагают лишения гражданина права на возмещение вреда, который в качестве последствия незаконных действий (бездействия) уже не существующих органов власти возник для него в настоящее время По делу о проверке конституционности статей 15, 16 и 1069 Гражданского кодекса Российской Федерации, пунк-та 4 статьи 242.2 Бюджетного кодекса Российской Феде-рации и части 10 статьи 85 Федерального закона «Об об-щих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации в связи с жалобой администрации городского округа Верхняя Пышма»: постановление Кон-ституц. Суда РФ от 3 июля 2019 г. № 26-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx..

Не углубляясь в исследование вопроса об ответственности собственно государства (как очевидно выходящего за пределы нашей темы), обратим внимание на проблемы, возникающие с реализацией ответственности его представителей, действующих в качестве физических лиц. Их, как минимум, две основные: 1) о возможности привлечения должностных лиц к уголовной ответственности; 2) о квалификации их действий и их отграничении от ординарной правоприменительной ошибки. Они отчетливо коррелируют с выделенными ранее ситуациями, отражающими различную связь действий государственных служащих с официальной политикой.

Когда преступное поведение государственных служащих является продолжением «преступной политики» государства, смена политического курса всегда ставит вопрос о возможности привлечения таких лиц к ответственности в обновившихся политико-правовых условиях [16, pp. 245-246]. В российских условиях применительно к периоду смены политикоправового режима в 90-е годы прошлого столетия этот вопрос должен решаться на основании части 2 статьи 18 закона «О реабилитации жертв политических репрессий», где закреплено: «Признанные в установленном порядке виновными в преступлениях против правосудия работники органов ВЧК, ГПУ - ОГПУ, УНКВД - НКВД, МГБ, прокуратуры, судьи, члены комиссий, “особых совещаний”, “двоек”, “троек”, работники других органов, осуществлявших судебные полномочия, лица, участвовавшие в расследовании и рассмотрении дел о политических репрессиях, несут уголовную ответственность на основании действующего уголовного законодательства»1.

Между тем в реализации этого предписания существует целый ряд препятствий правового характера (включая доктрину исполнения приказа, сроки давности привлечения к ответственности, соблюдение процессуального порядка привлечения к ответственности отдельных категорий должностных лиц), а самое главное - политического свойства. В кратком изложении способствующие этому основные факторы, на наш взгляд, состоят в следующем:

в России, в отличие, например, от послевоенной Германии, не было официально установлено признаков преступления и вины в поведении самого государства и его органов в проведении неправовой политики, у нас признано наличие жертв репрессий, но не установлен их субъект;

положения закона «О реабилитации жертв политических репрессий» позволяют признавать виновными в репрессиях лишь представителей судебных и исполнительных органов власти, что не допускает постановки вопроса об ответственности представителей законодательных органов, общественных организаций и политических партий и косвенно отражает признание того, что неправовой характер носила не столько сама политика государства, сколько ее реализация на правоприменительном уровне;

в стране по-прежнему во многом сохраняется приоритет нормативисткого понимания права и отождествления права с законом, отсутствует развитая доктрина применения принципов права, что в целом снимает вопрос об ответственности за применение неправовых нормативных актов;

- наблюдается стремление не затрагивать политически чувствительные темы и вопросы истории, обсуждение и решение которых может послужить фактором деструкции социального мира и согласия.

И если правовые факторы могут считаться относительно легко преодолимыми за счет изменения законодательства и последовательного соблюдения принципов и норм международного права, то вторые требуют именно политических усилий, напряжения политической воли. В России, насколько можно судить, соответствующая политическая кампания не была развернута.

Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» (в преамбуле) признал, что за годы советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Конституционный Суд РФ также констатировал, что в стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеровПо делу о проверке конституционности Указов Прези-дента Российской Федерации от 23 августа 1991 года № 79 «О приостановлении деятельности Коммунистиче-ской партии РСФСР», от 25 августа 1991 года № 90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года № 169 «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР: постановление Конституц. Суда РФ от 30 нояб. 1992 г. № 9-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Ded- sion/Pages/default.aspx.. Россия как правопреемник СССР - «государства, с деятельностью которого связано причинение вреда, по своему характеру представляющего собой вред, реально неисчисляемый и невосполнимый», обязана стремиться к возможно более полному возмещению такого вреда По делу о проверке конституционности положений ста-тьи 13 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», пунктов 3 и 5 статьи 7, пункта 1 части 1 и части 2 статьи 8 Закона города Москвы «Об обеспечении права жителей города Москвы на жилые помещения» в связи с жалобами граждан А. Л. Мейсснер, Е.С. Михайловой и Е.Б. Шашевой: постановление Кон- ституц. Суда РФ от 10. дек. 2019 № 39-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx.. Формы и способы такого возмещения определены упомянутым Законом. При этом именно компенсационными мерами, восстановлением нарушенных прав и ограничивается, по сути, ответственность государства за политические репрессии, что прямо предписано целью закона «О реабилитации жертв политических репрессий», как она зафиксирована в его преамбуле. Практика ретроактивной публично-правовой ответственности представителей государства за реализацию неправовой политики в России не сложилась, о чем явно свидетельствует опыт работы Комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий.

Между тем с точки зрения сугубо правовых норм (и конституционных, и закона «О реабилитации жертв политических репрессий») препятствий к реализации ответственности виновных лиц нет [2]. В контексте нашей темы однако стоит отметить, что такая ответственность не может всецело строиться на концепции злоупотребления правом. В теоретическом отношении здесь важно различать два момента: применение неправовых законов (например, об ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду) и неправовое применение законов (например, осуждение по политическим мотивам за государственные или иные преступления). Предпосылки к такой градации содержат статьи 3 и 5 закона «О реабилитации жертв политических репрессий». Если в первом случае в действиях субъектов правоприменения признаки злоупотребления правом установить не представляется возможным, то во втором случае это вполне допустимо, что имеет существенное значение для решения важного вопроса о квалификации действий виновных лиц. Обратим внимание, что в статье 18 закона «О реабилитации жертв политических репрессий» говорится об ответственности лиц, признанных виновными «в преступлениях против правосудия». Тем самым, на наш взгляд, государство официально подтвердило, что с правовой точки зрения оно не намерено рассматривать политические репрессии как преступления самого государства против прав и свобод человека, но допускает оценку в качестве преступлений против правосудия лишь поведение конкретных должностных лиц, связанных с неправовым применением законов.

Это обстоятельство (сознательно воздержимся от его оценки) в конкретно-исторических условиях российской действительности во многом стирает различия между выделенными ранее ситуациями дифференцированного участия представителей государства в реализации его политического курса. Формально провозглашается, что правовая политика страны во все времена соответствовала конституционным стандартам, тогда как на правоприменительном уровне поведение отдельных должностных лиц выходило за рамки права и носило неправомерный характер.

При оценке такого поведения с точки зрения уголовного закона с необходимостью возникает вопрос о разграничении преступного злоупотребления правом и ошибки. Вопрос этот был отчасти рассмотрен Конституционным Судом РФ применительно к проблематике судебных ошибок, но, представляется, что его выводы имеют общий характер. Суд, в частности, признал, что федеральный законодатель выделяет две разновидности судебных ошибок. Во-первых, при осуществлении судебной деятельности возможны ошибки, не дискредитирующие априори лиц, их допустивших, которые возникают в ходе разрешения конкретного дела при толковании и применении норм материального или процессуального права и подлежат исправлению вышестоящими судебными инстанциями. Такие неумышленные судебные ошибки ординарного характера не могут расцениваться как проявление недобросовестного отношения судьи к своим профессиональным обязанностям и служить основанием для применения к нему мер взыскания. Во-вторых, возможен иной тип судебных ошибок, которые являются следствием некомпетентности или небрежности судьи, т. е. недобросовестного исполнения им функции по отправлению правосудия, приводящего к искажению фундаментальных принципов судопроизводства и грубому нарушению прав участников процесса. В тех случаях, когда обусловленное такой ошибкой вынесение неправосудного судебного акта не подпадает под признаки состава преступления, оно, тем не менее, может свидетельствовать либо о явной небрежности судьи, либо о его неспособности исполнять свои профессиональные обязанности, недопустимой при отправлении правосудия, а следовательно, являться основанием для применения к нему мер дисциплинарной ответственности По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 3, пункта 1 статьи 8 и пункта 1 статьи 12.1 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и статей 19, 21 и 22 Федерально-го закона «Об органах судейского сообщества в Россий-ской Федерации» в связи с жалобой гражданки А. В. Ма-тюшенко: постановление Конституц. Суда РФ от 20 июля 2011 г. № 19-П. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/ default.aspx.. Эти виновные ошибки, таким образом, могут быть либо непреступными либо преступными, а в последнем случае - либо умышленными, либо неосторожными, что напрямую влияет на квалификацию действий виновного лица (в частности, на применение ст. 305 или 293 УК РФ) [10]. Именно умышленные ошибки, которые, в силу собственно умышленного своего характера, плохо ассоциируются с этимологическим понятием ошибки Не случайно в литературе распространено мнение о том, что правоприменительные и судебные ошибки могут быть исключительно невиновными или, максимум, неосторож-ными [27]., и следует рассматривать в качестве проявления злоупотребления правом со стороны правоприменителя. Здесь имеют место сознательное использование предоставленных ему возможностей вопреки интересам права, искажение права и деформация правосудия.

Злоупотребление правом со стороны частных лиц

Злоупотребление правом со стороны частных лиц в их взаимоотношениях между собой или с государством являет собой, пожалуй, наиболее распространенный и динамично развивающийся тип злоупотребления правом, что вполне объяснимо, поскольку динамика случаев злоупотребления является обратной стороной общей тенденции возрастания роли и значения права в общественной жизни и увеличения самого объема прав человека. Представить в рамках настоящей публикации детальный анализ всех возможных ситуаций преступного злоупотребления правами со стороны граждан не представляется возможным, а потому воспользуемся методом типологии, чтобы дать их наиболее общую характеристику.

Исследование показывает, что при совершении преступления злоупотребление правом может проявлять себя различным образом и соответственно по-разному отражаться в составе преступления. Признаками, на основе которых можно типологизировать эти проявления, целесообразно признать: а) место злоупотребления правом в механизме совершения преступления; б) отражение факта злоупотребления правом в ряду признаков состава преступления; в) вид злоупотребления правом - выходит ли субъект за пределы самого права или же за пределы реализации этого права.

С учетом этих обстоятельств можно выделить два основных подхода к уголовноправовой оценке злоупотребления правом со стороны частных лиц.

Злоупотребление правом как способ совершения преступления

В некоторых ситуациях злоупотребление правом выступает одним из возможных и криминологически отчетливо проявляющих себя способов причинения вреда. При этом злоупотребление проявляет себя по преимуществу в виде превышения установленных пределов реализации субъективного права. Законодатель не признает повышенную опасность такого способа совершения преступления, не придает ему дифференцирующего значения и не фиксирует в числе основных или квалифицирующих признаков состава преступления. Тем не менее именно посредством злоупотребления правом субъект причиняет вред тем или иным конституционным ценностям.

Судебная практика и криминальная действительность содержат ряд примеров такого поведения. В познавательных целях их удобно представить двумя группами, в зависимости от того, связано злоупотребление правом с обращением к официальным государственным структурам за правоприменительным оформлением действий виновного лица или нет.

Наиболее опасным с точки зрения характера и объемов причиняемого вреда выступает злоупотребление правом, в процессе которого виновное лицо требует санкционирования собственных действий со стороны государства и обращается за официальным оформлением, подтверждением собственных притязаний на право.

Так, согласно материалам одного из уголовных дел гражданка Огородникова, заключив договор купли-продажи квартиры и получив в полном объеме денежную сумму за проданный объект недвижимости, через определенное время через своего представителя обратилась в суд с иском о расторжении этого договора и признании за ней права собственности на этот объект по причине того, что покупатель квартиры якобы не исполнил своих обязательств по договору и не оплатил стоимость приобретенной квартиры. Суд, введенный Огородниковой и ее представителем в заблуждение, исковые требования удовлетворил, на основании судебного решения кадастровая служба выдала Огородниковой свидетельство о праве собственности. Позже уголовное дело в отношении Огородниковой было рассмотрено судом по признакам преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 УК РФ, и ей вынесен обвинительный приговор Приговор Первомайского районного суда г. Ижевска (Удмуртская Республика) от 08.05.2019 по делу № 1-1/2019. URL: https://sudact.ru/regular/doc/vxl91Z4sw0JU/..

Показательно, что Огородникова в последующем пыталась оспорить конституционность части 4 статьи 159 УК РФ именно на том основании, что эта норма, по ее мнению, допускает возможность осуждения гражданина за обращение в суд и за исполнение вступившего в законную силу решения суда. Конституционный Суд РФ не нашел оснований для принятия ее обращения к рассмотрению, обосновав свое решение общим тезисом о том, что действующее правовое регулирование не предполагает наступления уголовной ответственности за совершение правомерных действий Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан-.

В другом деле гражданин Каверин был осужден по части 3 статьи 30, части 4 статьи 159 УК РФ на том основании, что, имея право на реабилитацию в связи с прекращением в отношении него уголовного дела, обратился в суд с требованием о выплате ему компенсации расходов на юридическую помощь адвоката по этому уголовному делу, представив подложные документы, отражающие несоразмерно (в восемнадцать раз) завышенные исковые требования. Суд первой инстанции, будучи введенным в заблуждение, иск Каверина удовлетворил в полном объеме, при апелляционном рассмотрении сумма иска была снижена до фактически понесенных расходов, в связи с чем умысел Каверина на мошенничество в особо крупном размере не был реализован в полном объемеки Огородниковой Валерии Валерьевны на нарушение ее конституционных прав частью четвертой статьи 159 Уго-ловного кодекса Российской Федерации: определение Конституц. Суда РФ от 26 марта 2020 № 792-О. URL: http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx..

Каверин также обжаловал конституционность статьи 159 УК РФ на том основании, что, по его мнению, она позволяет привлекать к уголовной ответственности лицо, обратившееся в суд за защитой своих прав, признавать способом совершения преступления обращение в суд с заявлением о взыскании имущественного вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, а также не учитывает, что заявитель вправе защищать свои интересы любым доступным и не противоречащим закону способом. Конституционный Суд РФ признал эту жалобу не отвечающей критериям допустимости, хотя и не использовал при этом рассуждений относительно недопустимости злоупотребления правом .