Гражданско-правовой принцип сотрудничества в доктрине континентального права: распространение за пределы договорных правоотношений

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Пермский государственный национальный исследовательский университет

Гражданско-правовой принцип сотрудничества в доктрине континентального права: распространение за пределы договорных правоотношений

Введение: в статье рассматривается гражданско-правовой принцип сотрудничества относительно возможностей его реализации в различных гражданско-правовых отношениях. Традиционно принцип сотрудничества рассматривается как в российской, так и в зарубежной литературе как принцип исполнения договорного обязательства либо как группа дополнительных обязанностей сторон договора, проистекающих из принципа добросовестности. Более детальное рассмотрение идеи сотрудничества позволяет сделать вывод о реализуемости данного принципа и в других видах гражданско-правовых отношений

Цель: обосновать возможность реализации принципа сотрудничества в иных, помимо договорных, гражданско-правовых отношениях, а именно: в вещных, преддоговорных правоотношениях и обязательствах из причинения вреда (охранительных правоотношениях)

Методы: общенаучный диалектический метод; частно-научные методы: метод сравнительного правоведения, формально-юридический метод, юридико-догматический метод, историко-правовой метод.

Результаты: анализ содержания правового регулирования таких относительных правоотношений, как договорные, преддоговорные и охранительные, а также вещных правоотношений, как разновидности абсолютных правоотношений показал, что принцип сотрудничества успешно реализуется в данных видах правоотношений. Это позволяет говорить об отраслевом характере рассматриваемого принципа.

Выводы: принцип сотрудничества выполняет две функции: во-первых, способствует более эффективному достижению цели гражданского правоотношения; во-вторых, служит механизмом преодоления непредвиденных обстоятельств, препятствующих достижению цели правоотношения. Данные функции реализуются во всех рассмотренных видах правоотношений: в договорных, когда возникают препятствия к исполнению договора, не предусмотренные содержанием договора; в преддоговорных, когда возникают препятствия для достижения цели переговоров (заключения гражданско-правового договора); в охранительных когда создается риск увеличения вреда или невозможности в полном объеме оперативно компенсировать ущерб; в вещных когда происходит случайная утрата вещи обладателем права на нее.

Ключевые слова: принцип сотрудничества; принцип добросовестности; принцип содействия; обязанность сотрудничать; “duty to cooperate”; Treu und Glauben, bonne foi; bona fides; преддоговорные правоотношения

Annotation

The civil law principle of cooperation in the continental la wdoctrine: extension beyond contractual legal relations

A.A. Fedoseev, Perm State University

Introduction: the article analyzes the possibility of the civil law principle of cooperation being implemented in various types of relations under civil law. Traditionally, the cooperation principle is considered in both Russian and foreign literature as the principle of fulfillment of a contractual obligation or as a group of additional duties imposed on the parties to a contract and arising from the good faith principle. A more detailed study of the idea of cooperation allows us to draw a conclusion about the feasibility of this principle in other types of relations under civil law.

Purpose: to justify the possibility of the cooperation principle being implemented in civil law relations other than contractual relations, namely in legal relations in rem, pre-contractual legal relations, and obligations arising from the infliction of harm (i.e. obligations in tort, or protective legal relations).

Methods: general scientific dialectical method; special scientific methods such as the method of comparative law, the technical method, the legal-dogmatic method, the historical legal method.

Results: analysis of legal regulation of such relative legal relations as contractual, pre-contractual, and protective, as well as legal relations in rem as a form of absolute legal relations, has shown that the cooperation principle is successfully implemented in these types of legal relations. Therefore, it is possible to consider this principle to pertain to the branch of civil law as a whole.

Conclusions: the cooperation principle performs two functions: first, based on this principle, it is possible to achieve the purpose of civil law relations in a more efficient way; second, this principle serves as a mechanism to overcome unforeseen circumstances that prevent the purpose of legal relations from being achieved. These functions are carried out in all the types of legal relations considered: in contractual relations when there arise obstacles to the performance of a contract not specified in the contractual provisions; in pre-contractual relations when there arise obstacles to achieving the purpose of negotiations (i.e. conclusion of a civil law contract); in protective relations when there is a risk of an increase in harm or a risk of inability to fully reimburse damage in a timely manner; in relations in rem when there occurs an accidental loss of a thing by the right holder.

Keywords: cooperation principle; good faith; duty to cooperate; True und Glauben; bonne foe; bona fides; pre-contractual legal relations

Введение

Проблема реализации идеи социального сотрудничества в рамках частноправовых отношений актуальна для многих государств, включая страны континентальной Европы и Россию.

Долгое время считалось, что сотрудничество, как форма социального взаимодействия или модель построения регулируемых правом отношений, может быть использована только в рамках узкого круга договорных отношений. Однако в настоящее время обнаруживают себя развитие идеологии общественной солидарности и накопление социальных противоречий, что все больше обостряет необходимость в появлении универсального правового инструмента, который бы позволял реализовать концепцию социального сотрудничества не только в рамках гражданско-правовых договоров, но и в других регулируемых правом частных отношениях. Таким инструментом может быть то, что в Западной Европе принято называть «обязанность сотрудничать», а в России «принцип сотрудничества».

Актуальность исследования. Ввиду отсутствия комплексных правовых исследований феномена сотрудничества применительно к иным, помимо договорных, правоотношениям изучение возможности реализации доктрины социального сотрудничества посредством правовых средств по-прежнему остается актуальным. Об этом свидетельствуют четыре аспекта: социальный, экономический, правоприменительный и правотворческий.

Социальный аспект демонстрирует важность поддержки отношений сотрудничества в обществе. Так, исследования социальных взаимодействий с применением методологии теории игр на примере игровых моделей «Дилемма заключенного» и «Повторяющаяся дилемма заключенного» показали, что социальное взаимодействие по модели сотрудничества является для человека желаемым и естественным способом построения отношений [20] даже в условиях ограниченности или отсутствия информации о контрагенте [30].

Те же исследования обнажили другую проблему: оказалось, что субъекты социального взаимодействия принимают решение о построении своих отношений по модели сотрудничества только в том случае, если осознают, что отказ от сотрудничества сегодня поставит их в невыгодное положение завтра. Это приводит к двум возможным последствиям:

1) либо отношения по модели сотрудничества не развиваются;

2) либо динамика отношений по модели сотрудничества структурируется на два этапа «ознакомительный» этап, когда контрагенты проверяют друг друга на возможность доверия и сотрудничества, и этап собственно сотрудничества.

Первое последствие приводит к росту транзакционных издержек, так как требует от субъектов гражданского оборота прилагать больше усилий на проверку контрагентов. Второе последствие увеличивает время, необходимое для формирования эффективного взаимодействия по модели сотрудничества. Одним словом, оба варианта являются для общества и каждого его члена в отдельности менее выгодными, чем изначальное сотрудничество.

Для того чтобы такое «изначальное сотрудничество» возникло, необходимо создать соответствующие условия, при которых гражданский оборот представлял бы из себя аналог повторяющейся дилеммы заключенного. Это возможно только посредством стимулирования отношений сотрудничества со стороны третьего лица, авторитет которого признается участниками гражданского оборота. Из известных нам, на роль такого субъекта больше всего подходит государство, так как только государство имеет легитимную возможность принуждать участников гражданского оборота действовать определенным образом.

В связи с тем, что институциональным регулятором частноправовых отношений в странах континентального права, включая Западную Европу и Россию, является гражданское право, такое стимулирование должно быть реализовано посредством гражданско-правового регулирования на уровне принципов права или всеобщих абстрактных обязанностей, воздействующих на все регулируемые гражданским правом общественные отношения.

Экономический аспект демонстрирует востребованность идеи сотрудничества для бизнес-структур.

В экономической науке уже более тридцати лет развивается учение о конкурентном сотрудничестве [21; 33], ознаменовавшее появление сетевой формы хозяйственной деятельности, предполагающей создание между независимыми хозяйствующими субъектами системы долгосрочных связей (межфирменных сетей), построенных на принципе единства конкуренции и сотрудничества.

В рамках антимонопольного права в последние годы все большее распространение получают идеи, допускающие одобрение горизонтальных соглашений между участниками одного товарного рынка. Такие соглашения традиционно квалифицировались антимонопольными органами как антиконкурентные, приводящие к созданию картелей и тем самым противоречащие интересам общества, и особенно потребителей [37]. Сегодня все больше укореняется идея о безвредности сотрудничества в отношениях между субъектами малого бизнеса, так как в этом случае создается возможность для конкурирования незащищенных субъектов с громадными корпорациями, поглощающими целые отрасли экономики и не замечающими при этом из-за масштабности целей деятельности потер ь своей эффективности в сравнении с мелкими предприятиями.

Гражданское право, а также торговое право (в тех странах, где реализована идея дуализма частного права, например во Франции и Германии) как источники правового регулирования частноправовых, в т.ч. предпринимательских, отношений должны предоставлять участникам гражданского оборота правила ведения бизнеса, адекватные сложившейся экономической ситуации.

Правоприменительный аспект определяется особенностями применения законодательства для целей обеспечения отношений сотрудничества, что требует создания соответствующих правовых механизмов. В Западной Европе этим механизмом является комплекс вытекающих из понятия доброй совести обязанностей по сотрудничеству. Однако перечень таких обязанностей сложно признать нормативно определенным, что приводит к известной степени ситуационности правового регулирования. В свою очередь, это нарушает принцип правовой определенности и создает для участников гражданского оборота риски привлечения к ответственности за нарушение неопределенной обязанности сотрудничать и увеличивает транзакционные издержки, снижению которых идея социального сотрудничества при построении отношений, регулируемых частным правом, должна способствовать. Иными словами, отсутствие целостного понимания концепции сотрудничества, а также нераскрытость ее потенциала для всего частноправового регулирования приводят к обратному эффекту.

Правотворческий аспект раскрывается через проблему законодательного регулирования отношений сотрудничества. Концепция сотрудничества в европейском континентальном праве реализована или через обязанность сотрудничать (“duty to cooperate”) (страны Европейского Союза), или через принцип сотрудничества (Россия). Согласно господствующему мнению, принцип сотрудничества (обязанность сотрудничать) реализуется исключительно в договорных правоотношениях. Представляется, что это противоречит генезису и содержанию концепции сотрудничества, проистекающей во всех юрисдикциях из принципа добросовестности, которому сегодня придается общеправовой характер. Опираясь на последнее обстоятельство, трудно считать логически непротиворечивым суждение о том, что проистекающая из общеправового принципа идея о сотрудничестве субъектов частного права не реализуется в иных, помимо договорных, отношениях. Анализ правового регулирования некоторых не договорных правоотношений через призму классификации частноправовых отношений на относительные и абсолютные дает основания для вывода о реализуемости концепции сотрудничества и за пределами договорного права. Если это так, то правовые исследования концепции социального сотрудничества должны стать основанием для соответствующего реформирования законодательства стран континентальной Европы хотя бы в части признания за принципом сотрудничества или «обязанностью сотрудничества» значения всеобщей, универсальной идеи, определяющей характер осуществления участниками частноправовых отношений своих прав и исполнения обязанностей.

Принцип сотрудничества (обязанность сотрудничать) как проявление принципа добросовестности

В западноевропейской континентальной традиции концепция сотрудничества находит свое выражение в понятии «обязанность сотрудничать» (“duty to cooperate”) и рассматривается в контексте принципа добросовестности [23, p. 17; 29; 31, p. 5].

В России, правовая система которой относится к романо-германской правовой семье, сотрудничество рассматривается в качестве самостоятельного принципа права, являющегося составной частью более общего принципа добросовестности [14, с. 91].

Таким образом, взгляды на концепцию сотрудничества в Западной Европе и в России различаются. Вместе с тем существенных отличий между «обязанностью сотрудничать» и принципом сотрудничества все же не обнаруживается: можно считать, что единственным серьезным отличием двух подходов является разное наименование института. Думается, это обусловлено разным пониманием такого явления, как принцип права.

По общему признанию, принцип права представляет собой универсальную, всеобщую идею, определяющую характер правового регулирования. По-другому принцип можно определить как наиболее абстрактную норму, регулирующую определенные (и не всегда однородные) общественные отношения. Изучение западноевропейской литературы о принципах права обнаруживает, что у европейских исследователей непопулярной является идея о субординации принципов права. Более востребованной методологией остается выделение отдельных групп обязанностей в рамках традиционно признанных принципов права. «Обязанность сотрудничать» является тому примером авторы выделяют ее как элемент принципа добросовестности, не определяя при этом как самостоятельный принцип.

Совсем другая тенденция наблюдается в российской цивилистике. Здесь главенствует подход, прямо допускающий «пересечение» разных принципов права и даже их субординацию по отношению друг к другу [5, с. 70], не лишая при этом субординированный принцип общеправового характера, присущего и субординирующему принципу. По этой причине в российском праве возможно существование сложной системы субординированных и скоординированных друг с другом принципов права.

Поскольку принцип сотрудничества является проявлением принципа добросовестности, в рамках настоящей статьи нами был избран следующий порядок рассуждения: сначала рассмотрим особенности понимания добросовестности как правового принципа и проявление в нем идеи сотрудничества, а затем обратимся к детальному рассмотрению сотрудничества как элемента принципа добросовестности. Принцип сотрудничества рассмотрим в контексте деления гражданско-правовых отношений на относительные и абсолютные. Для наглядности в качестве относительных рассмотрим договорные, преддоговорные обязательства и обязательства из причинения вреда. В качестве абсолютных вещные правоотношения.

Здесь, однако, следует заметить: для европейской юридической науки соотношение добросовестности и сотрудничества может выглядеть и по-другому. Например, французские Ассоциация Анри Капитана и Общество сравнительного правоведения предложили три ключевых принципа европейского договорного права: «договорная свобода» (contractual freedom), «договорная безопасность» (contractual security) и «договорная лояльность» (contractual “loyalty”). При этом в содержание последнего были включены такие категории, как «добросовестность», «справедливость» и «сотрудничество» в договорных отношениях [32, pp. 11-12]. В этой структуре принцип сотрудничества представлен наравне с принципом добросовестности как субпринцип, который включается в принцип лояльности.

Принимая во внимание вышеизложенные рассуждения, полагаем, что решение вопроса о соотношении принципа добросовестности и категории сотрудничества имеет по большей части конвенциональную природу. Рассмотрение принципа сотрудничества в содержании принципа добросовестности или наравне с ним в составе принципа лояльности, как представляется, на результаты исследования принципа сотрудничества не влияет. По этой причине и далее мы будем придерживаться общепризнанной и привычной для нас концепции включения принципа сотрудничества в содержание принципа добросовестности.

Принцип добросовестности рассматривается как в западноевропейской континентальной, так и в российской доктринах в качестве общеправового принципа, определяющего правовое регулирование всех гражданско-правовых отношений.

В западной континентальной Европе существуют два разных и вместе с тем очень весомых подхода к пониманию принципа добр осовестности, ярко отражающих проявление идеи сотрудничества. Эти подходы приняты в Германии (Treu und Glauben) и во Франции (bonne foi).

Обе идеи уходят своими корнями в древнеримскую юриспруденцию, к институту bona fides, служившему критерием определения характера исполнения должником своего обязательства. Согласно bona fides, должник должен был осуществлять исполнение обязательства с учетом не только формальных норм, но и общепризнанных этических правил и нравственных начал поведения членов общества. Критерий bona fides применялся при толковании договоров, оценке действий участников отношений: на предмет возможного наличия в них признаков недобросовестного поведения; при формулировании дополнительных обязанностей на основе обычаев; как основание для возникновения обязанности по возмещению убытков, причиненных поведением, которое противоречило требованиям честного оборота или взаимного сотрудничества [12, с. 99].

Критерий bona fides диктовал: обязанность по раскрытию всей известной информации, необходимой для построения взаимных отношений; требование ясности, четкости и недвусмысленности условий договора; необходимость предоставления дополнительных сведений, имеющих значение для стабильности договорного правоотношения, хоть стороны об этом изначально и не договаривались; исключение притворства, проявление заботливости и т.д. [17, с. 116].

Во французском праве концепция bona fides получила свое развитие намного раньше, чем в германском или российском. Так, первые нормы о добросовестности (bonne foi) были еще в 1804 году закреплены в статье 1134 ФГК, определяющей, что договоры, заключенные надлежащим образом, должны исполняться их сторонами добросовестно.

Характеризуя указанное требование, французский ученый Р. Демог отмечал: «Контрагенты образуют некий микромир. Это небольшая компания, в которой каждый должен работать ради общей цели, которая является суммой индивидуальных целей, преследуемых каждым, как в гражданском или коммерческом обществе. Тогда противостояние между правом кредитора и интересами должника имеет тенденцию заменяться определенным союзом» («Les contractants forment une sorte de microcosme. C'est une petite societe ou chacun doit travailler dans un but commun qui est la somme des buts individuels poursuivis par chacun, absolument comme dans la societe civile ou commerciale. Alors a l'opposition entre le droit du creancier et l'interet du debiteur tend a se substituer une certaine union») [23, p. 9].

Таким образом, принцип добросовестности в континентальной Европе стал рассматриваться как принцип исполнения договора, участники которого стремятся достичь общей цели, представляющей собой совокупность личных целей каждого. Сотрудничество же становится механизмом достижения общей цели.

В последующем принцип добросовестности в европейских юрисдикциях стал признаваться общеправовым принципом. Соответствующая норма была впервые закреплена в статье 2 швейцарского Гражданского кодекса [27, p. 13]. Затем постепенно аналогичное правило нашло свое отражение и в других европейских странах или в текстах нормативно-правовых актов, или на уровне судебной практики. В России принцип добросовестности был закреплен как отраслевой гражданско-правовой принцип в пункте 3 статьи 1 ГК РФ только в 2012 году с принятием Федерального закона «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: Федер. закон от 30 дек. 2012 г. №302-ФЗ (ред. от 04.03.2013) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2012. №53, ч. 1, ст.7627..

Во Франции принцип добросовестности признается в настоящее время общим принципом права [24, р. 23-39]. 16 февраля 2016 года Правительством Франции на основании специальных полномочий, предоставленных парламентом Франции законом №3 2015-177 от 16 февраля 2016 «О модернизации и упрощении законодательства и процедур в области правосудия и внутренних дел» был принят ордонанс №2016-131 «О реформе договорного права, общего режима и оснований обязательств», которым внесены масштабные изменения в ФГК.

Ключевыми для принципа добросовестности стали два положения. Во-первых, в статье 6 ФГК был сформулирован общий порядок применения принципа добросовестности: закреплена норма, предусматривающая запрет отступать в договорах от норм закона, касающихся общественного порядка и нравственности. Данное правило фактически наделило нормы, касающиеся принципа добросовестности, характером императивных. Во-вторых, в результате реформы произошло полное изменение текста статьи 1134. В действующей ныне редакции данная норма предусматривает последствия ошибки в существенных качествах контрагента и более не закрепляет ни принцип добросовестности, ни обязанность сотрудничать («L'erreur sur les qualites essentielles du cocontractant n'est une cause de nullite que dans les contrats conclus en consideration de la personne»). Норма о добросовестности при исполнении договоров была перенесена в отдельную статью 1104, предусмотревшую распространение принципа добросовестности не только на этап исполнения договора, но и на преддоговорную стадию («Les contrats doivent etre negocies, formes et executes de bonne foi. Cette disposition est d'ordre public»).

Как можно заметить, несмотря на признание за принципом добросовестности общеправового значения, ФГК даже в новой редакции закрепляет его лишь в нормах, адресованных сторонам договорных и в некоторых случаях преддоговорных правоотношений. Это означает, что обязанность сотрудничества по-прежнему рассматривается французами как атрибут договорного права.

В Германии принцип доброй совести (Treu und Glauben) нашел свое применение позже, чем во Франции. Реализацию принципа Treu und Glauben современные исследователи обнаруживают не только в договорном, но и в вещном, семейном, трудовом и даже публичном праве [12, с. 97-98; 36, р. 17; 28, S. 127; 22].

Характеризуя принцип добросовестности, немецкие исследователи отмечают его конкретизирующую, дополняющую, ограничительную и корректирующую функции [26].

Конкретизирующая функция определяет то, каким образом реализуются права и выполняются обязанности. Ограничительная функция служит способом установления границ действия субъективного права, поведение за пределами которых подлежит квалификации в качестве злоупотребления правом. Корректирующая функция позволяет с помощью принципа добросовестности изменить содержание правоотношения в тех случаях, когда, например, формальное исполнение обязанностей будет приводить к явным нарушениям целей правового регулирования Примером реализации корректирующей функции принципа добросовестности следует признать запрет кредитору настаивать на исполнении обязательства должником в месте, хоть и соответствующем условиям договора, но обременительно неудобном для должника.. Дополняющая функция предполагает обоснование через содержание принципа добросовестности дополнительных обязанностей, не вытекающих из непосредственного содержания правоотношения [12].

В ходе интеграционных процессов в Европе принцип добросовестности получил признание в проектах по гармонизации частного права стран Европейского Союза. Например, принцип добросовестности упоминается в статье 1 («...a contract can also be created by conclusive behaviors, following a previous statement of intent or according to usage or good faith» [курсив наш. А.Ф.]), статье 6 («Each of the parties is free to undertake negotiations with a view to concluding a contract without being held at all responsible if said contract is not drawn up, unless his behavior is contrary to good faith» [курсив наш. А.Ф.]), статье 7 («In the event of information being omitted or falsely or partially declared, if the contract has not been made or is null, that party who has acted contrary to good faith [курсив наш. А.Ф.] is responsible to the other party...») проекта Европейского Гражданского кодекса.

Большой интерес для понимания обязанности сотрудничать в западноевропейском континентальном праве представляют Модельные правила европейского частного права, являющиеся составной частью документа под названием «Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of reference (DCFR)». Данный документ представляет собой акт кодификации общеевропейских подходов к регулированию частноправовых отношений, воплощающий современную модель гражданского права, созданную с учетом практики ведущих государств членов Европейского Союза.

Сотрудничество упоминается в Модельных правилах европейского частного права сразу в нескольких статьях. Статья III.-1:104 так и называется: «Cooperation». В ней закрепляется генеральная обязанность должника и кредитора сотрудничать друг с другом в тех случаях и в том объеме, когда это можно разумно ожидать в связи с исполнением обязанности должника. Примерно такое же правило установлено статьей IV.E.-2:201 («The parties to a contract within the scope of this Part of Book IV must collaborate actively and loyally and co-ordinate their respective [курсив наш. А.Ф.] efforts in order to achieve the objectives of the contract»).

Более детально механизм сотрудничества раскрывается в статье IV.C.-2:103 («Obligation to co-operate») применительно к договорам оказания услуг. В ней, в частности, раскрываются следующие атрибуты обязанности сотрудничать:

а) заказчик обязан отвечать на разумные запросы исполнителя о предоставлении информации в той мере, в которой она может разумно рассматриваться как необходимая для выполнения исполнителем обязанностей по договору;

б) заказчик обязан давать указания по поводу оказания услуги в той мере, в какой такие указания могут разумно рассматриваться как необходимые для выполнения исполнителем обязанностей, предусмотренных договором;

в) заказчик, если на нем лежит обязанность получить какие -либо разрешения или лицензии, должен их своевременно получить, если данное обстоятельство может разумно рассматриваться как необходимое для выполнения исполнителем обязанностей, предусмотренных договором;

г) исполнитель обязан предоставить заказчику разумную возможность контролировать выполнение исполнителем обязанностей, предусмотренных договором;

д) стороны обязаны координировать свои усилия в той мере, в какой это может разумно рассматриваться как необходимое условие выполнения ими своих обязанностей, предусмотренных договором.

В определенной степени аналогичное регулирование применяется в строительном подряде (ст.IV.C.-3:102), в других договорах по переработке вещей (ст.IV.C.-4:102), в договорах поручения применительно к обязанностям принципала (ст.IV.D.-2:101), в договорах франчайзинга (ст. IV.E.-4:103) и т.д.

Нетрудно заметить, что во всех перечисленных случаях обязанность сотрудничать признается лишь в договорных отношениях. Вероятно, это является результатом компромисса, достижение которого было целью авторов DCFR, и Модельных правил европейского частного права в частности. Такое положение дел совсем не означает, что европейская обязанность сотрудничать не может быть реализована за пределами договорного права. Забегая вперед, отметим, что мы придерживаемся универсального характера принципа сотрудничества, что дозволяется общеправовым характером принципа добросовестности, в содержании которого существует принцип сотрудничества.

Для того чтобы убедиться в правильности такого подхода, необходимо рассмотреть обязанность сотрудничать через учение об абсолютных и относительных правоотношениях. Это учение формулировалось немецким профессором права О. Вендтом еще в XIX веке. Характеризуя относительные права, О. Вендт отмечал, что они исчерпываются отношениями между конкретными субъектами и приводят к action in personam, абсолютные же, наоборот, не зависят от отношений конкретных субъектов, противостоят каждому и приводят к action in rem [38, pp. 18-19].

В XIX веке уже российский ученый В.К. Райхер [16] обобщил теоретический материал по проблеме деления частных прав на относительные и абсолютные, что стало предпосылкой современного понимания теории относительных и абсолютных прав. С современных позиций можно сформулировать их следующие ключевые признаки.

Во-первых, субъекту относительного права (правоотношения) всегда противостоит конкретный, заранее определенный другой субъект, являющийся второй стороной этого же правоотношения. Например, кредитору всегда противостоит должник, а должнику кредитор. При этом за относительным правоотношением признается способность воздействовать на права и интересы третьих лиц, которые стороной правоотношения не являются.

Субъекту абсолютного права (правоотношения), являющемуся обладателем права (управомоченным лицом), противостоят все другие субъекты гражданского права, личности и даже количество которых не определены. Это означает, что каждое абсолютное правоотношение охватывает собой всех правосубъектных членов общества.

Во-вторых, относительное право реализуется, главным образом, в совершении стороной относительного правоотношения действий в интересах другой стороны. Например, обязательственное правоотношение реализуется путем совершения должником действий, составляющих предмет обязательства, в интересах кредитора. Но из данного правила могут быть и исключения, одним из которых можно назвать правоотношение из договора простого товарищества, общая модель которого предполагает обязанность участников договора самостоятельно совершать действия для достижения целей совместной деятельности.

Абсолютное право реализуется в обеспечении управомоченному лицу (правообладателю) возможности осуществлять с принадлежащим ему объектом права (вещью, произведением, изобретением, товарным знаком и т.д.) любые действия, не запрещенные законом, в т.ч. разрешать или запрещать использование объекта третьими лицами.

В-третьих, относительные права защищаются личными исками, предметом которых является, как правило, обязание второй стороны относительного правоотношения совершить определенные действия. При этом удовлетворение требований истца иногда невозможно без совершения другой стороной правоотношения определенных действий, несмотря на наличие соответствующего решения суда.

Абсолютные права защищаются абсолютно правовыми способами защиты, предусматривающими возврат истцу господства над принадлежащим ему объектом права.

Относительных правоотношений большинство. К их числу относятся: обязательственные правоотношения, включая договорные, охранительные (из причинения вреда) и преддоговорные; корпоративные правоотношения; семейно-правовые отношения (при отнесении семейного права в структуру гражданского права) и др.

Перечень абсолютных прав строго ограничен законом и подчинен принципу numerus clausus, что обусловлено неопределенностью субъектного состава правоотношения и вытекающим из этого требованием нормативной определенности объема и содержания абсолютных прав. К абсолютным можно отнести вещные права (право собственности, сервитуты, право залога, право застройки и т.д.), интеллектуальные права (исключительные права на произведения, неимущественные права авторов произведений, патентные права и т.д.), права на средства индивидуализации бизнеса (товарные знаки, фирменные наименования и т.д.), некоторые разновидности корпоративных прав (например, абсолютный характер имеет право участника корпорации на долю в капитале корпорации, противостоящее неопределенному кругу субъектов права, обязанных не нарушать право участника на долю).

Описанные характеристики ряда гражданских прав, как относительных и абсолютных, позволяют по-другому взглянуть на реализацию в соответствующих правоотношениях принципа сотрудничества и обнаружить возможность распространения действия этого принципа за пределы договорных правоотношений, в чем мы убедимся далее.

Реализация принципа сотрудничества (обязанности сотрудничать) в договорных правоотношениях

Договорные правоотношения являются самой распространенной разновидностью относительных гражданско-правовых отношений. Поскольку принцип сотрудничества применительно к договорным правоотношениям, как было отмечено выше, уже неоднократно попадал в фокус внимания исследователей, реализация принципа сотрудничества в договорных правоотношениях является достаточно (и, в общем-то, единственно) изученным аспектом концепции сотрудничества субъектов частного права. Подтверждение правильности этого вывода можно также обнаружить в процитированных нами ранее текстах нормативно-правовых актов, регулирующих обязательственное право на территории европейских государств. Тот же вывод вытекает и из содержания приведенных выше норм Модельных правил европейского частного права и проекта Европейского Гражданского кодекса.

Договорное правоотношение (обязательство) само по себе является актом взаимного согласия субъектов гражданского права. Как было отмечено, еще в первой половине XIX века французский ученый Р. Демог сравнивал договор с микрокосмом, небольшой компанией, где каждый должен работать ради общей цели, которая является суммой индивидуальных целей каждого участника договора. Такой подход привел к тому, что отношения кредитора и должника в договорном обязательстве стали рассматриваться не как противостояние, а как союз сторон, имеющих помимо основных обязанностей, предусмотренных договором, еще и обязанность сотрудничать друг другом. Новая теория получила название теории договорной солидарности, в рамках которой были сформулированы две концепции сотрудничества:

1) альтруистическое сотрудничество и

2) «кооперативный индивидуализм».

Первая отсылает к моральным ценностям (уважение, доверие, бескорыстие) и самоотречению и предполагает обязательство должника исполнять договор в интересах кредитора. Вторая концепция, наоборот, не требует от сторон договора отказа от личных интересов, но предполагает возможность удовлетворения личных интересов только через сотрудничество, развитию которого должно способствовать правовое регулирование [2]. Нет оснований не согласиться со вторым подходом.

В немецкой правовой доктрине обязанности по сотрудничеству, основой для которых стал принцип доброй совести (Treu und Glauben), включаются в содержание договорного правоотношения в качестве групп дополнительных (вспомогательных) обязанностей, как связанных, так и не связанных с предметом обязательства [13].

Связанными с предметом обязательства признаются обязанности по сотрудничеству. К их числу относятся обязанности по информированию, разъяснению, предоставлению отчета, консультированию, по обеспечению действительности заключенного договора, предоставлению требуемых документов, подаче необходимых заявлений в компетентные органы, получению разрешений со стороны третьих лиц и т.д. [13].

Не связанными с предметом обязательства считаются охранительные обязанности. Формально они не называются обязанностями по сотрудничеству, однако и в них можно усмотреть признаки сотрудничества. Охранительные обязанности предполагают обязанность сторон учитывать и охранять права и интересы друг друга, что обусловлено особым доверительным характером отношений сторон договора, которые делают права и интересы сторон более уязвимыми [13].

Все договорные правоотношения по степени реализации в них идеи сотрудничества можно распределить на две группы: дискретные договоры (discrete contracts) и реляционные договоры (relation contracts). Такой классификации придерживался английский судья Г. Легатта в деле Yam Seng Pte Limited v International Trade Corporation Limited [31]. Данный подход представляется удачным, так как позволяет классифицировать гражданско-правовые договоры по критерию реализации в них принципа сотрудничества независимо от юрисдикции, в которой находится субъект, осуществляющий классификацию.

Дискретными можно считать договоры, в которых степень доверия сторон и требуемой взаимопомощи не имеет существенного значения. Здесь принцип сотрудничества проявляется наименьшим образом. К этой группе относятся «разовые» договоры, не предполагающие длительного взаимодействия [19, p. 409]. В таких договорах целью взаимодействия субъектов права является цель конкретного договора (например, возмездно передать вещь из собственности продавца в собственность покупателя, перевести груз из пункта «А» в пункт «Б» за плату и т.д.).

Примером реализации принципа сотрудничества в дискретных договорах будет являться обязанность продавца обеспечить сохранность товара до его передачи покупателю даже в том случае, если риск случайной гибели товара в силу положений договора переходит к покупателю до момента фактической передачи (например, с момента оплаты, со дня заключения договора и т.д.) Данная обязанность следует из того, что при исполнении любого договора купли-продажи, продаваемый по которому товар на момент заключения договора находится у продавца, существует «временной лаг» между моментами заключения и оплаты договора и моментом получения товара покупателем. В такой ситуации покупатель объективно не может обеспечить сохранность имущества, несмотря на наличие на нем риска случайной гибели. В то же время продавцу, осуществлявшему хранение товара до его продажи, обеспечить сохранность имущества не будет столь обременительно.. Предваряя возможные возражения, необходимо отметить, что данная обязанность ни в коей мере не блокирует положение договора, устанавливающее более ранний момент перехода риска гибели товара. При применении принципа сотрудничества покупатель, к которому риск случайной гибели товара перешел до момента передачи товара, по-прежнему будет лишен возможности взыскать размер ущерба с продавца, но за одним исключением: если только продавец не нарушил императивов принципа сотрудничества и «попустительски» отнесся к условиям хранения проданного товара, т. е. действовал недобросовестно, чем создал препятствия к достижению цели сторон договора возмездной передаче товара в собственность покупателя.

Реляционные договоры предполагают длительное взаимодействие, в силу чего содержат «подразумеваемые» условия, которые могут быть прямо не оговорены в тексте договора [19, р. 409; 31, р. 3]. Такие «подразумеваемые» условия могут возникать на основе принципа сотрудничества в течение всего периода действия договора. Например, в ходе исполнения договора может возникнуть необходимость изменить порядок расчетов, место оказания услуг и т.д. Нет сомнений, что в силу принципа сотрудничества стороны такого договора могут даже не заключать дополнительных соглашений к договору, но внести в свои договоренности изменения, которых они обязаны придерживаться При этом, безусловно, такие договоренности не должны нарушать интересов третьих лиц. В противном случае по аналогии с договорами, требующими государственной регистрации (п.3 ст.433 ГК РФ), должен применяться принцип непротивопоставимости условий договора, не закрепленных в надлежащей форме, против третьих лиц. Возможность придания юридической силы договоренностям сторон, не зафиксированным в надлежащей форме, следует из толкования правовой позиции Пленума Верховного Суда РФ, изложенной в абзаце 3 пункта 43 постановления от 25 декабря 2018 г. №49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора». Данным абзацем предусмотрено, что условия договора подлежат толкованию таким образом, чтобы не позволить какой-либо стороне договора извлекать преимущество из незаконного или недобросовестного поведения; толкование договора не должно приводить к такому пониманию условия договора, которое стороны с очевидностью не могли иметь в виду..

Длительность взаимоотношений сторон реляционного договора может быть основанием для существования у субъектов договора при заключении реляционного договора более глобальных целей, чем это допускает содержание конкретного договора. Такая цель может охватываться целой системой взаимосвязанных договоров. Убедительным примером этого служит система договоров, формируемая в целях капитального строительства. В данных отношениях одинаково важное значение имеют и заказчик, и инвесторы, и генеральный подрядчик, и субподрядчики, и даже органы государственной власти, осуществляющие государственный надзор за процессом строительства. При этом для всех перечисленных субъектов существует общая цель окончить строительство: только в этом случае участники получат максимальное удовлетворение своих личных целей (заказчик право на оставление за собой прибыли от строительства, инвесторы право собственности на помещения в здании, подрядчики вознаграждение за произведенные работы).

В составе группы реляционных договоров обнаруживается самостоятельная группа фидуциарных сделок. Причиной отнесения их к реляционным договорам служит то, что доверие, свойственное в разной степени всем договорным обязательствам, играет здесь роль конститутивного признака. Если следовать из буквального толкования понятия фидуциарной сделки, т.е. сделки, основанной на доверии, можно предположить, что в данном виде обязательств принцип сотрудничества играет большую роль, чем в иных реляционных договорах. На самом деле это не так: большее значение в фидуциарных сделках имеет принцип надлежащего исполнения сторонами своих обязательств, чем принцип сотрудничества. Чтобы в этом убедиться, рассмотрим понятие фидуциарных сделок подробнее.

Ю.С. Гамбаров относил к фидуциарным сделки, которые «...сверх объявленных ими последствий, имеют целью произвести еще другие, уклоняющиеся от первых и остающиеся скрытыми для третьих лиц последствия» [3, с. 748].

О.С. Иоффе еще более конкретно определил понятие фидуциарной сделки как сделки, которая обусловливает несовпадение между внутренними отношениями участников и их внешним выражением. В качестве примера автор приводил договор комиссии [7].

Выходит, что фидуциарность как свойство сделки определяет характер внутренних отношений между субъектами договорного обязательства, заключающийся в предоставлении стороной договора другой стороне большего объема правомочий, чем это следует из формальных условий, открытых для третьих лиц. Вторым признаком фидуциарных сделок называют обязанность стороны сделки действовать не в своих интересах, а в интересах своего контрагента [7].

Пожалуй, самыми ярким из исследуемых в современной российской правовой науке примеров фидуциарных сделок является договор, предусматривающий передачу имущества в обеспечительную собственность кредитора (титульное обеспечение).

Титульное обеспечение - это непоименованный способ обеспечения исполнения обязательств. Оно реализуется в двух вариантах:

1) обеспечительное удержание права собственности и

2) обеспечительная передача права собственности [8, с. 423].

Обеспечительное удержание предполагает сохранение за кредитором права собственности на передаваемое должнику имущество до тех пор, пока должник не исполнит обеспечиваемое обязательство. Этот способ в России применяется в конструкциях выкупного лизинга, аренды с правом выкупа (ст.624 ГК РФ), купли-продажи с условием об удержании права собственности за продавцом до момента полной оплаты товара (ст.491 ГК РФ) [6, с. 98-99].

Обеспечительная передача собственности заключается в том, что должник в обеспечение исполнения обязательства перед кредитором передает свое имущество в собственность кредитора; при этом после исполнения обеспечиваемого обязательства кредитор обязан вернуть должнику предмет обеспечения обратно в собственность. Такая конструкция применяется в обеспечительном факторинге (ст.824 ГК РФ), когда исполнение обязательств клиента обеспечивается уступкой фактору права требования к должнику клиента; в возвратном лизинге (абз. 4 п.1 ст.4 Федерального закона «О финансовой аренде (лизинге)» Пленум ВАС РФ в постановлении от 14 марта 2014 г. №17 дал следующую характеристику выкупного лизинга: «По общему правилу в договоре выкупного лизинга имущественный интерес лизингодателя заключается в размещении и последующем возврате с прибылью денежных средств, а имущественный интерес лизингополучателя в приобретении предмета лизинга в собственность за счет средств, предоставленных лизингодателем, и при его содействии. Приобретение лизингодателем права собственности на предмет лизинга служит для него обеспечением обязательств лизингополучателя по уплате установленных договором платежей, а также гарантией возврата вложенного» [курсив наш. А.Ф.]. О финансовой аренде (лизинге): Федер. закон от 29 окт. 1998 г. №164-ФЗ (ред. от 16.10.2017) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1998. №44, ст. 5394.), когда продавцом и лизингополучателем выступает одно лицо; в договорах репо (ст.51.3 Федерального закона «О рынке ценных бумаг» О рынке ценных бумаг: Федер. закон от 22 апр. 1996 г. №39-ФЗ (ред. от. 31.07.2020) // Там же. 1996. №17, ст. 1918.), но только в том случае, если удается установить, что целью договора является не получение прибыли, например, от изменения курса валюты платежа (спекулятивная цель), а именно предоставление финансирования под титульное обеспечение ценными бумагами [6, с. 100].

Проблема применения данного способа обеспечения исполнения обязательств кроется в коллизии норм российского гражданского права, а также крайне осторожном отношении российского правопорядка к институту расщепленной (доверительной) собственности, возникшему в Средние века в Англии, востребованность которого объяснялась необходимостью обеспечить управление имуществом в отсутствие их реальных собственников (крестоносцев, исследователей-путешественников и т.д.). Для этого имущество как бы передавалось в собственность доверенных лиц (трастье), которые уже от своего имени, но в интересах учредителя и выгодоприобретателей траста осуществляли с имуществом необходимые фактические и юридические действия [27, pp. 9-10].

Коллизия норм российского гражданского права и института доверительной собственности состоит в том, что, с одной стороны, пункт 1 статьи 329 ГК РФ предусматривает открытый перечень способов обеспечения исполнения обязательств, допуская возможность предусмотреть договором любой способ обеспечения обязательств. С другой стороны, статья 209 ГК РФ закрепляет конструкцию унитарного права собственности, т. е. неделимого абсолютного права владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом, не допускающего существование двух абсолютных единоличных прав собственности на один объект.

Фидуциарность договора, предусматривающего передачу имущества должника в обеспечительную собственность кредитора, раскрывается в том, что кредитор получает имущество в собственность, что для российского гражданского оборота означает абсолютное право владеть, пользоваться и распоряжаться этим имуществом по своему усмотрению. Однако в силу содержания договора между таким кредитором и его должником правомочия кредитора как собственника ограничены. Вместе с тем действующее российское законодательство не содержит механизмов защиты прав должника, передавшего свое имущество в титульное обеспечение: в удовлетворении исковых требований должника о признании недействительной сделки по отчуждению обеспечивающего имущества кредитором в пользу третьего лица, являющегося добросовестным приобретателем, может быть отказано Например, судебной коллегией по гражданским делам Саратовского областного суда рассматривалось дело по иску должника, передавшего квартиру в собственность кредитора в обеспечение исполнения обязательств по договору займа, к новому собственнику квартиры, который приобрел ее у кредитора до наступления оснований к оставлению кредитором квартиры в своей собственности. В рамках данного дела ответчиком был заявлен довод о своей добросовестности, однако истцу удалось его опровергнуть: ответчик работал у кредитора и располагал сведениями об обстоятельствах предоставления займа (см. апелляционное определение Саратовского областного суда от 14.03.2018 по делу №33-1090/2018. Полагаем, что при доказанности добросовестности решение было бы противоположным, так как отечественное правовое регулирование не позволяет сформулировать презумпцию осведомленности приобретателя об обременении имущества титульным обеспечением. со ссылкой в том числе на постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. №6-П По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой и В.М. Ширяева: постановление Конституц. Суда РФ от 21 апр. 2003 г. №6-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 2003. №3..