Гражданско-правовой принцип сотрудничества в доктрине континентального права: распространение за пределы договорных правоотношений

Полагаем, что единственной гарантией защиты интересов стороны фидуциарного договора в России остается принцип надлежащего исполнения обязательств, который существует независимо от принципа сотрудничества. По этой причине приходится констатировать, что принцип сотрудничества в фидуциарных сделках реализуется так же, как и в иных реляционных договорах.

Как уже было отмечено, принцип сотрудничества является проявлением принципа добросовестности или, по терминологии российской правовой науки, императивом принципа добросовестности. Но чем же обусловлено выделение в содержании принципа добросовестности самостоятельного принципа сотрудничества? Ответ на этот вопрос следует из перечня функций, которые «выполняет» принцип сотрудничества для сторон договора.

Достижение общей цели сторон договора может осуществляться разными способами, одним из которых является взаимная помощь сторон договора друг другу в осуществлении субъективных прав и исполнении юридических обязанностей. При этом построение отношений с контрагентом на основе сотрудничества, скорее всего, не будет единственно достаточным для достижения цели договора. Иными словами, обязанность сотрудничать носит факультативный характер и имеет своей целью обеспечение не простого, а эффективного исполнения договора. Учитывая это, первой функцией принципа сотрудничества назовем повышение степени эффективности исполнения договора.

Практике известны случаи, когда просто формальное осуществление сторонами договора своих прав и исполнение обязанностей не позволяет достигнуть цели договора: в ходе исполнения договора могут возникнуть или обнаружиться обстоятельства, объективно препятствующие исполнению договора (полагаем, что законная цель любого договора достигается через его исполнение).

Очень иллюстративное дело было рассмотрено в Арбитражном суде Брянской области. В суд с иском к государственному автономному учреждению здравоохранения обратился индивидуальный предприниматель. Он просил признать недействительным односторонний отказ ответчика от исполнения договора поставки медицинского оборудования. Одновременно в тот же суд с иском обратился ответчик по иску предпринимателя (учреждение здравоохранения) к этому же предпринимателю. Предметом второго иска было признание недействительным одностороннего отказа предпринимателя от исполнения указанного договора поставки оборудования. Дела были объединены в одно производство.

В ходе рассмотрения дела установлено, что между сторонами заключен договор поставки оборудования, по которому предприниматель обязался поставить учреждению здравоохранения восемь коробов с оборудованием. В качестве места разгрузки был определен первый этаж поликлиники. В ходе исполнения договора предприниматель столкнулся с проблемой: габариты восьмого короба превышали размер дверного проема поликлиники, что делало невозможным исполнение договора в оставшейся части. Об этом обстоятельстве предприниматель сообщил руководству учреждения, которым меры по устранению препятствия предприняты не были. Тогда предприниматель направил в адрес заказчика уведомление об одностороннем отказе от исполнения договора по причине невозможности его исполнения.

Судом первой инстанции иск предпринимателя оставлен без удовлетворения, а иск учреждения удовлетворен, отказ предпринимателя признан недействительным. Суд апелляционной инстанции с таким решением согласился.

Арбитражным судом Центрального округа судебные постановления нижестоящих судов были отменены, дело направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Основанием для отмены судебных постановлений послужило то, что судами не была дана надлежащая оценка поведения руководства учреждения здравоохранения с точки зрения добросовестности и необходимости содействия исполнению обязательства: установлено, что учреждение не предпринимало мер по устранению непредвиденных и в связи с этим не учтенных при заключении договора обстоятельств Постановление Арбитражного суда Центрального округа Брянской обл. от 10.07.2019 по делу № А09-9792/2018. Доступ из справ.-правовой систе мы «КонсультантПлюс»..

В описанном деле суд фактически признал, что принцип сотрудничества предполагает совместную деятельность сторон договора по устранению непредвиденных обстоятельств. В этом проявляется вторая функция принципа сотрудничества: устранение непредвиденных на момент заключения договора обстоятельств, препятствующих к достижению цели договора.

Таким образом, в договорных правоотношениях (обязательствах) принцип сотрудничества проявляется всегда, но в разном объеме: большей степени сотрудничества требуется в реляционных договорах, меньшей - в дискретных. При этом принцип сотрудничества имеет две функции: 1) обеспечение наиболее эффективного достижения цели договора и 2) устранение непредвиденных на момент заключения договора обстоятельств, которые препятствуют достижению его цели. Так как принцип сотрудничества исторически сформировался в рамках договорного права, данные функции принципа могут быть применены и при рассмотрении принципа применительно к другим гражданско-правовым отношениям.

Реализация принципа сотрудничества (обязанности сотрудничать) во внедоговорных обязательственных правоотношениях

Возможность реализации принципа сотрудничества мы наблюдаем и во внедоговорных обязательствах, т. е. относительных правоотношениях, в силу которых одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенные действия либо воздержаться от совершения каких-либо действий, юридическим фактом - основанием возникновения которых служит иное, помимо договора, явление реальной действительности.

Среди всех известных видов внедоговорных обязательств реализацию принципа сотрудничества можно обнаружить, как минимум, в двух случаях: в преддоговорных правоотношениях и обязательствах из причинения вреда.

Преддоговорные правоотношения мы рассматриваем как разновидность внедоговорных неимущественных обязательств, целью которых является подготовка к заключению гражданско-правового договора.

Юридическим фактом - основанием возникновения преддоговорного обязательства служит либо вступление в переговоры о заключении договора [4, с. 22], либо момент, когда поведение сторон, вступивших в переговоры, явно свидетельствует о намерении заключить договор или вести переговоры об их заключении (направление предложения делать оферты, подписание промежуточных протоколов, соглашений и меморандумов, осуществление согласованных расходов на подготовку к будущему договору, парафирование согласованного текста договора и т.п.) [1, с. 9], либо, как отмечают А. Шварц и Р. Е. Скотт, «...стороны согласовали все существенные условия и намерены увековечить это соглашение в официальном документе» («.the parties have agreed on all material terms and intend to memorialize this agreement in a formal document») [34, p. 664].

Рассмотрение преддоговорных правоотношений как разновидности внедоговорных обязательств оправдывается тем, что преддоговорное правоотношение по содержанию является обязательственным, поскольку соответствует определению обязательства, закрепленному в пункте 1 статьи 307 ГК РФ или параграфе 21 ГГУ, которое можно сформулировать так: «обязательство - это относительное правоотношение, в силу которого одно лицо (должник) обязано совершать в пользу другого лица (кредитора) определенные содержанием правоотношения действия; например, передать имущество, выполнить работу, оказать услугу, внести вклад в совместную деятельность, уплатить деньги и т.п. либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности». По назначению преддоговорное правоотношение является организационным, т. е. направленным на создание другого - организуемого - правоотношения, которым в этом случае будет выступать заключаемый посредством переговоров договор.

Относя организационные, т. е. неимущественные, преддоговорные правоотношения к категории обязательств, мы соглашаемся с возможностью существования самостоятельной группы обязательств, не опосредующих товарооборот (неимущественных обязательств). Такая точка зрения не является общепризнанной, поэтому требует пояснения.

Существуют два мнения относительно природы обязательства. Согласно первому подходу, одним из основных признаков обязательства является его функция - обеспечение динамики имущественного оборота [5, с. 29]. Такое понимание можно назвать классическим. Оно пришло в современную цивилистику из римского права: «.только то может быть предметом обязательства, что может быть выплачено деньгами.» [15, с. 114].

Основными аргументами сторонников этого подхода являются, во-первых, отсутствие возможности принудительного исполнения неимущественного обязательства, не обладающего имущественной санкцией, и, во-вторых, обращение неимущественного обязательства к личности должника, а не к его имуществу: по мнению сторонников классического подхода, обращение к личности означает ограничение правоспособности должника, а потому не допустимо [18, с. 24-25].

Сторонники данной точки зрения считают, что правоотношения, не являющиеся собственно обязательственными, т. е. не опосредующие товарооборот (например, предварительные договоры), «.непосредственно обслуживают имущественный оборот, неотделимы от него и в этом смысле не имеют самостоятельного значения.» [5, с. 26].

Последнее утверждение, особенно со ссылкой в качестве примера на предварительный договор, спорно. Чтобы в этом убедиться, необходимо понять экономическую функцию данной договорной конструкции, ответив на вопрос о том, почему стороны предварительного договора, если они уже достигли соглашения о том, что между ними будет заключен основной договор, не могут сразу заключить основной договор, например, с условием об оплате в кредит (ст. 488 ГК РФ) или с условием о сохранении права собственности за продавцом до оплаты товара (ст. 491 ГК РФ), либо же с отменительными условиями, или прибегнуть к конструкции опционного договора.

По всей видимости, это объясняется тем, что предварительный договор предоставляет сторонам несколько большие возможности, чем просто гарантирование заключения основного договора. Например, заключая предварительный договор купли-продажи недвижимого имущества, стороны могут заранее предполагать возможность того, что основной договор все-таки не будет заключен (это объясняет выбор именно модели предварительного договора, а не опционного договора или основного договора). Мотивом такого подхода может служить стремление покупателя остановить процедуру продажи имущества, чтобы выиграть время на осмотр альтернативных объектов и не утратить при этом возможность купить объект, в отношении которого заключается предварительный договор. Для продавца такая конструкция может быть выгодна тем, что предварительный договор может предусматривать вознаграждение продавца в случае одностороннего отказа покупателя от исполнения предварительного договора (плату за выход из договора).

Кроме предварительного договора существуют и другие примеры организационных обязательств: например, обязательства из договора организации перевозки грузов, учредительный договор, договор простого товарищества, государственный контракт на поставку для государственных и муниципальных нужд, договоры между транспортными организациями [11].

Альтернативой классическому подходу является признание самостоятельного значения неимущественных обязательств. Одним из инициаторов такого подхода был немецкий ученый Рудольф фон Иеринг. Суть подхода заключается в том, что действия неимущественного характера тоже могут быть предметом обязательства, что подтверждается наличием в пределах гражданского права «...областей неимущественного характера - прежде всего личных семейных отношений» [15, с. 115], а в современной юриспруденции и организационных отношений, в т. ч. преддоговорных.

Отказ от признания за организационными правоотношениями характера обязательств создает искусственную проблему квалификации преддоговорных правоотношений. Данные правоотношения невозможно отнести к договорным, так как отсутствует соответствующий юридический факт (договор). При этом в доктрине отсутствует учение о существующих за пределами обязательства самостоятельных организационных правоотношениях sui generis Организационные правоотношения, как правило, рассматриваются в контексте обязательств: либо как самостоятельные неимущественные обязательства, либо как тесно связанные с обязательствами и потому несамостоятельные правоотношения.. Учитывая это, преддоговорные правоотношения мы рассматриваем как разновидность вне- договорных организационных (неимущественных) обязательств. Этого же подхода придерживается германский законодатель: в силу подпункта 1 пункта 2 параграфа 311 ГГУ, вступление в переговоры о заключении договора является основанием для возникновения обязательства, содержащего обязанности согласно абзацу 2 параграфа 241 ГГУ; в соответствии с пунктом 3 параграфа 311 ГГУ, обязательство, содержащее обязанности согласно абзацу 2 параграфа 241 ГГУ, может также возникнуть в отношении лиц, которые сами не должны стать сторонами в договоре. Такое обязательство возникает, в частности, когда третье лицо пользуется особым доверием и таким образом оказывает значительное влияние на предварительные переговоры или на заключение договора.

Правовой науке известны две основных процедуры заключения договора: 1) классическая процедура с использованием акцепта и оферты и 2) заключение договора посредством переговоров. Помимо основных существуют еще специальные процедуры: заключение договора на торгах, заключение публичного договора, с помощью электронных сетей, с использованием писем о подтверждении и т. д. [10, с. 80].

Специальные процедуры в рамках настоящей статьи мы не рассматриваем, поскольку они существуют либо для какой-то определенной цели (например, торги) и регулируются в императивном порядке специальным законодательством, либо представляют собой частный случай договорного обязательства (предварительный договор, рамочный договор, опцион на заключение договора, опционный договор и т. д.).

В рамках классической процедуры принцип сотрудничества нереализуем. Причиной является то, что принцип сотрудничества определяет характер осуществления прав и исполнения обязанностей, уже существующих в рамках какого-то обязательства. В классической процедуре мы не можем установить наличие такого обязательства. Согласно ст. 435 ГК РФ, офертой признается адресованное одному или нескольким конкретным лицам предложение, которое достаточно определенно и выражает намерение лица, сделавшего предложение, считать себя заключившим договор с адресатом, которым будет принято предложение. Акцептом признается ответ лица, которому адресована оферта, о ее принятии (ст. 438 ГК РФ). Договор при таком способе считается заключенным с момента принятия акцепта (п. 1 ст. 433 ГК РФ). Как видно, до надлежащего акцепта стороны классических преддоговорных отношений Эти отношения не регулируются правом, поэтому мы называем их преддоговорными отношениями, а не право отношениями. не связаны преддоговорным правоотношением и могут действовать исходя из своих личных целей, не учитывая интересы отсутствующего пока контрагента.

Совсем иная ситуация наблюдается в процедуре заключения договоров посредством переговоров. Переговоры - более гибкий и неформальный способ. Ключевым достоинством переговоров является то, что при таком способе между субъектами гражданского права (сторонами переговоров) еще до заключения договора может возникнуть особое правоотношение, что приводит к связанности субъектов друг с другом. Последнее обстоятельство повышает степень обеспеченности интересов участников переговоров и в то же время налагает на них дополнительную ответственность за соблюдение интересов контрагента. Поэтому основная норма, регулирующая порядок ведения переговоров, как в российском (п. 2 ст. 434.1 ГК РФ), так и в западноевропейских правопорядках [35; 39, pp. 171-198; 34, pp. 668-673], определяет, что при вступлении в переговоры о заключении договора, в ходе их проведения и по их завершении стороны обязаны действовать добросовестно.

Авторы компаративного исследования преддоговорной ответственности в странах англосаксонской и континентальной правовых семей И. Швенцер, П. Хачем и К. Ки отмечают, что во всех правовых системах, в которых закреплен принцип добросовестности, признается правило о том, что при ведении переговоров стороны принимают на себя определенную степень ответственности за защиту законных интересов другой стороны. В рамках преддоговорных правоотношений авторы обнаруживают три дополнительные группы обязанностей, содержательно раскрывающих императивы принципа добросовестности применительно к преддоговорным правоотношениям. Такие группы включают в себя: 1) информационные обязанности («information duties»); 2) требование честного поведения («...certain honest behavior...») и 3) требование по сохранению конфиденциальности информации («duties of confidentiality») [35].

Все три группы мы обнаруживаем в тексте статьи 434.1 ГК РФ, регулирующей порядок ведения переговоров. Так, согласно пункту 2, не допускается вступление в переговоры или их продолжение при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения (требование честного поведения), недобросовестными действиями предполагаются предоставление неполной или недостоверной информации (информационные обязанности) и внезапное и неоправданное прекращение переговоров при обстоятельствах, когда другая сторона не могла разумно этого ожидать (требование честного поведения) Честное поведение предполагает открытое отношение к контрагенту. Внезапное и неоправданное прерывание переговоров, если контрагент действительно полагался на то, что договор все же будет заключен, свидетельствует о нарушении обязанности вести переговоры в открытую, т. е. является нарушением требования честного поведения.. Согласно пункту 4 статьи 434.1 ГК РФ, если в ходе переговоров сторона получает информацию, которая передана ей в качестве конфиденциальной, она обязана не раскрывать эту информацию и не использовать ее ненадлежащим образом для своих целей независимо от того, будет ли заключен договор (требование по сохранению конфиденциальной информации).

Если все преддоговорное отношение регулируется принципом добросовестности, то тогда справедлив вывод о том, что и принцип сотрудничества здесь также находит свою реализацию, что свидетельствует о возможности его применения за пределами договорных правоотношений.

Интересным представляется порассуждать над возможностью реализации идеи сотрудничества во внедоговорных обязательствах из причинения вреда (деликтных обязательствах).

В отличие от преддоговорных правоотношений и договоров, стороны деликтного обязательства вступают в правовую связь против своей воли (однако стоит предположить, что потерпевший, наверное, хотел бы избежать участи быть потерпевшим). Если учитывать хотя бы только это обстоятельство, можно подумать, что никакого сотрудничества здесь быть не может. По крайней мере, до тех пор пока между сторонами деликтного правоотношения не будет достигнуто соглашение о порядке возмещения ущерба.

Все же представляется, что ситуация не является столь однозначной. Если мы проанализируем положения ФГК, ГГУ, ГК РФ и Модельные правила европейского частного права, то обнаружим во всех актах одно и то же правило о том, что лицо, причинившее вред, обязано этот вред возместить (ст. 1382 ФГК; параграфы 249, 823 ГГУ; ст. 1064 ГК РФ; ст. VI.- 1:101 Модельных правил европейского частного права). Таким образом, в силу факта причинения вреда личности или имуществу между сторонами возникает правоотношение, целью которого является возмещение потерпевшему причиненного вреда или, как точно выразился германский законодатель, восстановление положения, которое существовало бы, если обстоятельство, обязывающее к возмещению, не наступило бы (п. 1 параграфа 249 ГГУ).

Достижение указанной цели требует соблюдения двух условий: во-первых, проведения сторонами обязательства из причинения вреда мероприятий, направленных на минимизацию размера вреда, а также на предотвращение дальнейшего увеличения размера вреда; во- вторых, принятия сторонами обязательства из причинения вреда (как причинителем вреда, так и самим потерпевшим) всех возможных мер по получению потерпевшим причитающегося ему возмещения.

Проведение мероприятий по минимизации вреда необходимо, поскольку с повышением подлежащих выплате сумм снижается вероятность того, что у причинителя вреда хватит финансовых возможностей для их выплаты. Примерами таких мероприятий могут быть своевременное обращение потерпевшего за медицинской помощью, консервация поврежденного имущества, предоставление причинителем вреда средств для оперативной помощи потерпевшему и т. д.

Если обязанность причинителя вреда по совершению действий, направленных на устранение вреда и его минимизацию вытекает из принципов неприкосновенности собственности и неприкосновенности личности, то в отношении аналогичной обязанности потерпевшего этот вывод однозначно не следует. Совершая действия по своевременному обращению за медицинской помощью или консервации поврежденного имущества, зная при этом, что делинквент будет в любом случае обязан возместить ущерб в полном объеме, потерпевший фактически помогает делинквенту, уменьшая степень (размер) его ответственности за совершенный деликт. Разве это не может считаться проявлением добросовестности в форме сотрудничества?

Принятие сторонами обязательства из причинения вреда всех возможных мер, направленных на получение потерпевшим причитающегося полного возмещения, позволяет расширить перечень источников, из которых потерпевший сможет получить удовлетворение. В этом случае источником обязанностей также является принцип сотрудничества. Как было отмечено ранее, причинитель вреда обязан возместить потерпевшему причиненный вред. С чисто практических целей это может означать, что причинитель вреда должен предоставить потерпевшему возмещение из собственных средств (стоимости собственного имущества), за исключением случаев, когда вред может быть возмещен за счет имущества иных лиц, например законных представителей, если вред причинен несовершеннолетним гражданином (ст. 1073, 1074 ГК РФ; параграф 832 ГГУ). В таком случае при недостаточности имущества причинитель вреда будет продолжать оставаться должником потерпевшего, как минимум, до истечения сроков давности взыскания долга (исковой давности, сроков принудительного исполнения решения о взыскании ущерба и т. д.). Очевидно, что такое положение дел не отвечает требованию соблюдения справедливости и добросовестности. Нарушение справедливости заключается в том, что нарушенный охраняемый законом интерес потерпевшего оказывается без надлежащей защиты, а нарушение добросовестности - в том, что виновник получает возможность не стремиться к возмещению ущерба со ссылкой на отсутствие у него имущества. Чтобы этого не происходило, обязанность причинителя вреда возместить причиненный ущерб необходимо толковать шире, используя для этого принцип добросовестности, детализируя его через принцип сотрудничества.

Реализация принципа сотрудничества применительно к обязанности делинквента возместить причиненный ущерб будет означать возникновение у последнего обязанности не только возместить вред за счет собственного имущества, но и предпринять меры по получению потерпевшим удовлетворения за счет иных источников. Таким «иным источником» может быть страховое возмещение, если ответственность причинителя вреда была застрахована [25], либо если застрахованными оказались жизнь, здоровье или имущество потерпевшего. Аналогичная обязанность по получению удовлетворения из иных источников должна налагаться и на потерпевшего. Так, например, если потерпевшим был застрахован риск причинения вреда его имуществу, обращение за возмещением только к делинквенту, игнорируя при этом возможность получить страховое возмещение, следует признать недобросовестным поведением, так как в этом случае потерпевший, если у него нет разумных мотивов не обращаться за выплатой страхового возмещения, очевидно, реализует свое право на получение возмещения ущерба непосредственно от причинителя вреда не с целью восстановить свое имущественное положение, а с целью ухудшить имущественное положение причинителя вреда.

Подводя итог, необходимо признать, что перенесение взгляда с узкого круга договорных правоотношений на всю совокупность относительных правоотношений позволяет установить возможность реализации принципа сотрудничества не только в договорных обязательствах, но также и в обязательствах из причинения вреда и преддоговорных правоотношениях.

Реализация принципа сотрудничества (обязанности сотрудничать) в вещных правоотношениях

Как было отмечено выше, в западноевропейской науке высказывается два мнения насчет применения принципа добросовестности и обязанности сотрудничать за пределами договорных правоотношений. Французский подход не предполагает распространения обязанности сотрудничать на иные, помимо договорных, правоотношения. Немецкий подход допускает существование обязанности сотрудничать как дополнительной обязанности, входящей в содержание гражданского правоотношения и обосновываемой через действие принципа доброй совести. Общеевропейский компромиссный подход (DCFR) по своему содержанию оказывается ближе к французской модели.

В этой связи исходя из французского подхода рассмотреть реализацию обязанности сотрудничать и принципа сотрудничества в абсолютных правоотношениях невозможно. Однако с позиций немецкого и российского права ситуация представляется совершенно иной.

Для того чтобы понять механизм реализации принципа сотрудничества в вещных правоотношениях, являющихся абсолютными, необходимо определиться с основными положениями теории абсолютных правоотношений, которых придерживаемся мы и которые можно считать общепризнанными в континентальной юридической науке.

Во-первых, абсолютные правоотношения - это правоотношения между субъектом-право-обладателем абсолютного права (права собственности, сервитута, права залога, права застройки, исключительного права на результат интеллектуальной деятельности и т. д.) и всеми иными правосубъектными лицами, как юридическими, так и физическими, как знакомыми, так и незнакомыми обладателю абсолютного права и друг другу.

Во-вторых, объектом абсолютного правоотношения является поведение субъектов правоотношения, определяемое его содержанием. Объект права, по отношению к которому у обладателя абсолютного права (управомоченного лица, правообладателя) возникает абсолютное право, не стоит смешивать с объектом правоотношения. Чтобы не путаться в терминологии, для целей нашего исследования будем такие объекты (вещи, произведения, изобретения, средства индивидуализации и т. д.) именовать понятием «предмет правоотношения».

В-третьих, содержанием абсолютного правоотношения служит комплекс прав и обязанностей, которые в общем виде можно охарактеризовать как, с одной стороны, право обладателя абсолютного права (управомоченного лица, правообладателя) осуществлять с предметом правоотношения любые действия, если только они не нарушают прав и охраняемых законом интересов третьих лиц; и с другой стороны, обязанность каждого иного субъекта (обязанного лица) воздерживаться от любого поведения, которое может хоть как-то помешать обладателю абсолютного права (управомоченному лицу, правообладателю) в осуществлении им его абсолютного права на предмет правоотношения.

Теперь, когда мы определились с ключевыми категориями абсолютного правоотношения, перейдем к рассмотрению вопроса о возможности реализации принципа сотрудничества в вещных правоотношениях, являющихся классическим и достаточно наглядным примером абсолютного правоотношения.

Как показано выше, из содержания принципа сотрудничества выделяются дополнительные обязанности, вытекающие из представлений о добросовестности и расширяющие содержание гражданского правоотношения с целью обеспечить достижение его цели наиболее эффективным образом, а также предоставить субъектам правоотношений необходимый для устранения непредвиденных препятствий к достижению цели правоотношения инструментарий.

Цель вещного правоотношения состоит в обеспечении управомоченному лицу господства над вещью, его исключительного права предпринимать с ней любые действия, не запрещенные законом и не нарушающие охраняемые законом интересы иных лиц. Исходя из этого принцип сотрудничества, как источник дополнительных обязанностей, должен вступать в действие тогда, когда происходит какое- то событие, в результате которого управомоченное лицо утрачивает господство над вещью. При этом такое «отложенное включение» принципа не означает, что в момент утраты господства над вещью происходит изменение содержания правоотношения и оно дополняется необходимостью осуществлять права и исполнять обязанности на основе сотрудничества. Вытекающие из принципа сотрудничества дополнительные обязанности наполняют содержание любого правоотношения, где такой принцип реализуем, в момент возникновения соответствующего правоотношения, а «включение» принципа - это всего лишь акт реализации содержания правоотношения.

Утрата господства может происходить двумя способами: во-первых, в результате действий обязанного лица (например, присвоение обязанным лицом вещи управомоченного лица), что является основанием для применения вещно-правовых способов защиты (негаторного или виндикационного иска, иска об исключении имущества из описи и т. д.) и не требует обращения к императивам принципа сотрудничества; во-вторых, в результате случайного стечения обстоятельств, когда правонарушение, как и правонарушитель, отсутствует, но управомоченное лицо все равно лишается господства над вещью. Наглядным примером является потеря вещи, влекущая за собой появление у обязанного лица, нашедшего вещь Мы используем термин «обязанное лицо», определяя тем самым правовой статус субъекта гражданского права в данном абсолютном правоотношении. Когда субъект на ходит потерянную вещь, он продолжает оставаться обязанным лицом в абсолютном правоотношении собственности, но при этом его статус дополняется статусом лица, нашедшего вещь. Таким образом, субъект становится «обязанным лицом, нашедшим вещь»., целого комплекса прав и обязанностей по поводу находки, регулируемых в Германии параграфами 965-971 ГГУ, а в России статьями 227 и 230 ГК РФ.

Несмотря на различия в юрисдикциях, регулирование последствий находки в целом одинаково. Первое, что бросается в глаза при прочтении параграфа 965 ГГУ и статьи 227 ГК РФ, - это возникновение у лица, нашедшего вещь, обязанности сообщить о находке потерявшему, собственнику или другому управомоченному на получение вещи лицу, а при отсутствии сведений о таких лицах - компетентному учреждению (Германия) либо полиции или органу местного самоуправления (Россия).

Следующими обязанностями нашедшего находку лица в Германии становятся обязанности хранить вещь либо продать ее, если она является скоропортящейся (параграф 966 ГГУ), а также вернуть вещь либо выручку от ее продажи собственнику или иному лицу, управомоченному на получение вещи (параграф 969 ГГУ).

В России действуют схожие правила с той лишь разницей, что обязанное лицо, нашедшее вещь, не обязано, а имеет право хранить вещь. Если желания хранить вещь у нашедшего ее нет, он вправе сдать ее на хранение в органы полиции или орган местного самоуправления.

При квалификации правоотношения, возникающего между управомоченным лицом и обязанным лицом, нашедшим вещь, можно предположить, что между нашедшим вещь лицом и управомоченным лицом в силу факта находки возникает особое правоотношение, содержанием которого являются описанные выше права и обязанности нашедшего вещь лица, а также права и обязанности управомоченного лица. Однако, с нашей точки зрения, такой вывод был бы неправильным.

Бесспорно, что потеря вещи является юридическим фактом (событием). Юридический факт может служить основанием для возникновения гражданского правоотношения.

Если в отношениях по поводу находки участвуют два субъекта - управомоченное лицо и нашедшее вещь обязанное лицо, то такое правоотношение можно попытаться квалифицировать как относительное. Однако уже сами нормы ГГУ и ГК РФ предусматривают ситуацию, когда лицу, нашедшему вещь, сведения о личности управомоченного лица и его местонахождении неизвестны. Если учитывать случайный характер находки, можно с определенной долей уверенности сказать, что ситуаций, когда нашедшее вещь лицо не знает о личности управомоченного лица, большинство. Кроме того, из этого также справедливо весьма вероятное предположение о том, что стороны такого правоотношения не будут знать не только друг о друге, но и вообще о каком бы то ни было новом правоотношении. Справедливо ли будет признать существование относительного правоотношения, в котором стороны не знают друг друга и, скорее всего, даже не догадываются о возникновении самого правоотношения? Представляется, что существование такого типа относительных правоотношений невозможно хотя бы потому, что в них отсутствует возможность сформулировать с должной степенью определенности их содержание и субъектный состав.

Само по себе правило, предусматривающее обязанность нашедшего вещь вернуть ее управомоченному лицу, подразумевает, что потеря вещи не прекращает вещного правоотношения. Следовательно, обязанное лицо, нашедшее чужую вещь, продолжает находиться в статусе обязанного субъекта абсолютного вещного правоотношения, существующего между управомоченным лицом и всеми иными лицами, обязанными не нарушать вещное право. Говорить о возникновении в связи с находкой самостоятельного абсолютного правоотношения тоже вряд ли уместно, так как в этом случае не обеспечивается реализация такого признака абсолютного правоотношения, как участие в нем в качестве субъекта неопределенного круга лиц (всех правосубъектных лиц).

Если вещное правоотношение устанавливает принадлежность вещи определенному лицу, логичным является предположение о том, что ординарное развитие рассматриваемого вида правоотношения предполагает только такую модель, когда управомоченное лицо обладает вещью (на праве собственности либо ином вещном праве), а все иные лица не вмешиваются в дела управомоченного лица и не препятствуют ему делать с вещью все что угодно, если только это не выходит за пределы осуществления прав.

Предполагается ли на момент возникновения правоотношения, что управомоченное лицо потеряет вещь в будущем? Представляется, что нет, ведь потеря вещи - это событие случайное, не зависящее от воли субъектов вещного правоотношения. Если вещь выбывает из владения управомоченного лица по его воле, такое выбытие должно быть квалифицировано как распоряжение вещью, а не ее потеря. Если же вещь выбыла из владения управомоченного лица не по его воле, но по воле любого обязанного субъекта, который, например, решил украсть вещь, то такое выбытие следует признать основанием для возникновения у управомоченного лица права на защиту Для целей настоящего исследования право на защиту мы рассматриваем как элемент содержания гражданского правоотношения, не разделяя это право с двумя другими известными правомочиями (право на собственные действия и право требовать совершения определенного поведения), составляющими субъективное право. Можно согласиться, что такой подход не лишен методологических противоречий, связанных с отсутствием в научной литературе единого понимания места права на защиту (либо это третье правомочие в составе субъективного права, либо самостоятельное субъективное право, либо право на собственные действия, созревшее для защиты). Полагаем, что отмеченные допущения и противоречия не влияют на обоснованность выводов исследования.. Из этого следует, что находка потерянной вещи, как юридический факт, не влечет за собой возникновение нового правоотношения.

В таком случае потеря, как случайная утрата обладателем вещного права владения вещью, раскрывается через два признака. Во- первых, она изначально не предусмотрена содержанием вещного правоотношения. Во- вторых, факт потери вещи служит объективным (т. е. не зависящим от воли субъектов правоотношения) препятствием для достижения цели правоотношения (обеспечить принадлежность вещи управомоченному лицу) и при этом не сопровождается нарушением вещного права, так как отсутствует событие правонарушения.

Полагаем, что отношения по поводу находки справедливо признавать элементом содержания абсолютного вещного правоотношения, вытекающего из содержания принципа сотрудничества. Это означает, что правовое регулирование последствий находки чужой вещи, которая была случайно утрачена управомоченным лицом, в действительности демонстрирует проявление вытекающих из принципа добросовестности, но нашедших свою самостоятельную позитивацию в содержании принципа сотрудничества дополнительных обязанностей субъектов вещного правоотношения по оказанию друг другу необходимого содействия (взаимопомощи) для достижения цели абсолютного вещного правоотношения - обеспечения обладателю права господства над вещью.

Заключение

Настоящее исследование посвящено проблеме реализации гражданско-правового принципа сотрудничества в иных, помимо договорных, гражданско-правовых отношениях. Данная проблема определила цель исследования: обосновать возможность реализации принципа сотрудничества в вещных, преддоговорных и охранительных (из причинения вреда) правоотношениях на основе норм ФГК, ГГУ, ГК РФ, проекта Европейского Гражданского кодекса и Модельных правил европейского частного права.

Для достижения данной цели договорные, преддоговорные, охранительные и вещные правоотношения были рассмотрены с применением критериев деления гражданских правоотношений на относительные и абсолютные. Это позволило структурировать рассматриваемые правоотношения и проанализировать их содержание применительно к содержанию принципа сотрудничества.

В результате применения описанной методологии цель исследования была достигнута, получены следующие результаты.

Во-первых, установлено, что обязанность сотрудничать рассматривается во всех трех рассмотренных юрисдикциях главным образом как проявление принципа добросовестности. Разница заключается лишь в определении природы самой обязанности: в Западной Европе ее рассматривают как общую обязанность, вытекающую из принципа добросовестности, в России - как самостоятельный принцип гражданского права, существующий в содержании принципа добросовестности.

Во-вторых, принцип сотрудничества имеет две функции: 1) обеспечение наиболее эффективного достижения цели договора; 2) устранение непредвиденных на момент заключения договора обстоятельств, которые препятствуют достижению его цели. Данные функции обнаруживаются при анализе особенностей реализации принципа в договорных правоотношениях, но могут быть применены и к другим видам гражданских правоотношений.

В-третьих, в договорных правоотношениях принцип сотрудничества реализуется неравномерно - объем требуемого сотрудничества зависит от отнесения договора к категории дискретных либо реляционных договоров.

В-четвертых, принцип сотрудничества реализуется в преддоговорных правоотношениях так же, как и в договорных. Отличие заключается лишь в том, что преддоговорные правоотношения, не урегулированные соглашением сторон, требуют большей степени сотрудничества, так как регулирование таких правоотношений имеет большую неопределенность.

В-пятых, в охранительных обязательствах (из причинения вреда) принцип сотрудничества реализуется в двух правилах: 1) обязанность сторон обязательства из причинения вреда предпринять меры по минимизации причиненного делинквентом ущерба; 2) обязанность сторон обязательства из причинения вреда предпринять все возможные меры по обеспечению получения потерпевшим причитающегося ему возмещения ущерба.

В-шестых, реализация принципа сотрудничества в вещных правоотношениях наблюдается в нормах, регулирующих последствия факта находки. Имеющиеся теоретические конструкции не позволяют считать права и обязанности обладателя вещного права и обязанного лица, нашедшего чужую вещь, содержанием какого- то самостоятельного правоотношения. По этой причине обязанность нашедшего чужую вещь лица по уведомлению об этом управомоченного лица, а также возврату найденной вещи следует считать дополнительной обязанностью такого обязанного лица, вытекающей из принципа сотрудничества.

Полученные результаты в полной мере свидетельствуют о реализуемости гражданско-правового принципа сотрудничества за пределами договорных обязательств, что, в свою очередь, означает приобретение принципом сотрудничества характера общеотраслевого принципа гражданского права.

Библиографический список

1. Богданов В.В. Преддоговорные правоотношения в российском гражданском праве: дис. ...канд. юрид. наук. М., 2011. 155 с.

2. Гайдаенко Шер Н.И. Альтернативные механизмы разрешения споров как инструмент формирования благоприятной среды для предпринимательской деятельности (опыт России и зарубежных стран): монография. М., 2016. 248 с.

3. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. М., 2003. 816 с.

4. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo): автореф. дис. .канд. юрид. наук. М., 2009. 26 с.

5. Гражданское право: учебник; в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2019. Т. 3. 480 с.

6. Заем, кредит, факторинг, вклад и счет: постатейный комментарий к статьям 807 - 860.15 Гражданского кодекса Российской Федерации / В.В. Байбак, О.М. Иванов, А.Г. Карапетов и др.; отв. ред. А.Г. Карапетов. М.: Статут, 2019. 916 с.

7. Защита гражданских прав: избранные аспекты: сб. ст. / Ю.Н. Алферова, Ю.В. Байгушева, Ю.В. Виниченко и др.; рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. М.: Статут, 2017. 432 с.

8. Кругликова Е.В. Титульное обеспечение как способ обеспечения исполнения обязательств // Вопросы российской юстиции. 2019. № 3. С. 414-432.

9. Кузнецова О.А. Нормы-принципы российского гражданского права. М.: Статут, 2006. 269 с.

10. Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа: юридический аспект. М.: Статут, 2005. 363 с.

11. Морозов С.Ю. Система транспортных организационных договоров. М.: Норма, 2011. 352 c.

12. Нам К.В. История принципа добросовестности (TREU UND GLAUBEN) до принятия Германского гражданского уложения // Lex Russica. 2018. № 5 (138). С. 97-108.

13. Нам К.В. Развитие принципа добросовестности (Treu und Glauben). Современный этап. Внутренняя систематика // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. № 7. С. 83-114.

14. Панченко П.В. Принцип содействия сторон обязательства в российском гражданском праве: дис. ...канд. юрид. наук. М., 2018. 188 с.

15. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Пг.: Изд. юрид. кн. склада «ПРАВО», 1917. 328 с.

16. Райхер В.К. Абсолютные и относительные права. (К проблеме деления хозяйственных прав). В особенности применительно к советскому праву // Вестник гражданского права. 2007. № 2, т. 7. С. 144-204.

17. Сорокина Е.А. Принцип добросовестности (BONNE FOI) в договорном праве Франции // Юридические записки. 2011. № 1. с. 114-123.

18. Шполтаков О.В. Правовое регулирование преддоговорных отношений в российском гражданском праве: дис. .канд. юрид. наук. М., 2016. 179 с.

19. Adar Y., Gelbard M. The Role of Remedies in The Relational Theory of Contract - A Preliminary Inquiry // European Review of Contract Law. 2011. Issue 7.

20. Axelrod R., Hamilton W.D. The Evolution of Cooperation // Science, New Series. 1981. Vol. 211, Issue 4489. Pp. 1390-1396.

21. Brandenburger A., Nalebuff B. Competition: 1. A Revolutionary Mind-Set that Competition and Cooperation. 2. The Game Theory Strategy that's Changing the Game of Business. New York, 1996. 304 p.

22. Brox H., Walker W.-D. Allgemeines Schuldrecht. 41. Auflage, 2017. § 7. Rn. 1. 494 p.

23. Demogue R. Traite des obligations en general. 1931. T. VI. 756 p.

24. General clauses and standards in European contract law: comparative law, EC law and contract law codification; ed. by S. Grundmann, D. Mazeaud. Kluwer Law International. 2006. 221 p.

25. Giles N.J. Rethinking the cooperation clause in standard liability insurance contracts // University of Pennsylvania Law Review. Jan. 2013. Vol. 161. Pp. 585-621.

26. Gruneberg Ch. Palandt Kommentar zum BGB. 75. Auflage, 2016. § 242. Rn. 15-16.

27. Huageng Xu. The trust mechanism in private law: fiduciary duty and good faith as examples // Renmin Chinese Law Review: Selected Papers of The Jurist. 2019. Vol. 7. Pp. 1-19.

28. Larenz K. Lehrbuch des Schuldrechts. Erster Band: Allgemeiner Teil. Munchen, 1987. 668 S.

29. Mekki M. The General Principles of Contract Law in the `Ordonnance' on the Reform of Contract Law // Louisiana Law Review. 2016. LXXVI. Pp. 1193-1211.

30. Parikshit G., Debraj R. Cooperation in Community Interaction without Information Flows // The Review of Economic Studies. 1996. Vol. 63, Issue 3. Pp. 491-519.

31. Pedamon C., Vassileva R. The Duty to Cooperate in English and French Contract Law. One Channel, Two Distinct Views // Forthcoming in the Journal of Comparative Law. 2019. Vol. XIV, Issue 1. Pp. 1-25.

32. Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR). Full edition. Vol. I. Munich: sellier, 2009. 1604 p.

33. Rothschild M. Bionomics: Economy as Ecosystem. New York: Henry Holt, 1992.

34. Schwartz A., Scott R. E. Precontractual liability and preliminary agreements // Harvard Law Review. 2007. Vol. 120, Issue 3.

35. Schwenzer I., Hachem P., Kee C. Global Sales and contract law. New York: Oxford University Press Inc., 2012.

36. Stratz H.-W. Treu und Glauben. Band 1: Beitrage und Materialien zur Entwicklung von Treu und Glauben in deutschen Privatrechtsquellen vom 13. bis zur Mitte 17. Jahrhunderts. Paderborn, Schoningh, 1997.

37. Vaheesan S. Privileging Consolidation and Proscribing Cooperation: The Perversity of Contemporary Anti private law Law // Journal of Law and Political Economy. 2020. Issue 1. Pp. 28-45.

38. Wendt O. Lehrbuch der Pandekten. 1888. 922 p.

39. Yildirim A.E. The concept of pre- contractual duties and a comparison between The Draft Common Frame of Reference, English and Turkish legal systems // Ankara Avrupa Calismala- ri Dergisi. 2017. Issue 16(2).

References

1. Bogdanov V.V. Preddogovornye pravootnosheniya v rossiyskom grazhdanskom prave: dis. ... kand. jurid. nauk [Pre-Contractual Legal Relations in Russian Civil Law: Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2011. 155 p. (In Russ.).

2. Gaydaenko Sher N.I. Al'ternativnye mekhanizmy razresheniya sporov kak instrument formirovaniya blagopriyatnoy sredy dlya predpri- nimatel'skoy deyatel'nosti (opyt Rossii i zarubezhnykh stran): monografiya [Alternative Mechanisms of Dispute Resolution as a Tool for Creating a Favorable Environment for Entrepreneurial Activity (Experience of Russia and Foreign Countries): Monograph]. Moscow, 2016. 248 p. (In Russ.).

3. Gambarov Yu.S. Grazhdanskoe pravo. Obshhaya chast' [Civil Law. General Part]. Moscow, 2003. 816 p. (In Russ.).

4. Gnitsevich K.V. Preddogovornaya ot- vetstvennost' v grazhdanskom prave (culpa in con- trahendo): avtoref. dis. ... kand. jurid. nauk [Pre-Contractual Liability in Civil Law (culpa in contrahendo): Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2009. 26 p. (In Russ.).

5. Grazhdanskoe pravo: uchebnik: v 4 t. [Civil Law: Textbook: in 4 vols.]. Ed. by D.A. Sukhanov. 2nd ed., revised and expanded]. Moscow, 2019. Vol. III. 480 p. (In Russ.).

6. Zaem, kredit, faktoring, vklad i schet: postateynyy kommentariy k stat'yam 807 - 860.15 Grazhdanskogo kodeksa Rossiyskoy Federatsii [Loan, Credit, Factoring, Deposit and Account: Article-by-Article Commentary on Articles 807 - 860.15 of the Civil Code of the Russian Federation]. V.V. Baybak, O.M. Ivanov, A.G. Karapetov et al.; ed. by A.G. Karapetov. Moscow, 2019. 916 p. (In Russ.).

7. Zashhita grazhdanskikh prav: izbrannye aspekty: sbornik statey [Protection of Civil Rights: Selected Aspects: Collection of Articles]. Yu.N. Alferova, Yu.V. Baygusheva, Yu.V. Vinichenko et al.; ed. by M.A. Rozhkova. Moscow, 432 p. (In Russ.).

8. Kruglikova E.V. Titul'noe obespechenie kak sposob obespecheniya ispolneniya obyazatel'stv [Title Security as a Method of Securing Obligations]. Voprosy rossiyskoy yustitsii - Issues of Russian Justice. 2019. Issue 3. Pp. 414-432. (In Russ.).

9. Kuznetsova O.A. Normy-printsipy rossiyskogo grazhdanskogo prava [Norms-Principles of Russian Civil Law]. Moscow, 2006. 269 p. (In Russ.).

10. Kucher A.N. Teoriya i praktika preddogovornogo etapa: yuridicheskiy aspekt [Theory and Practice of the Pre-Contractual Stage: the Legal Aspect]. Moscow, 2005. 363 p. (In Russ.).

11. Morozov S.Yu. Sistema transportnykh organizatsionnykh dogovorov [System of Transport Organizational Contracts]. Moscow, 2011. 352 p. (In Russ.).

12. Nam K.V. Istoriya printsipa dobroso- vestnosti (TREU UND GLAUBEN) do prinyatiya Germanskogo grazhdanskogo ulozheniya [History of the Good Faith Principle (TREU UND GLAU- BEN) prior to the Adoption of the German Civil Code]. Lex Russica. 2018. Issue 5 (138). Pp. 97108. (In Russ.).

13. Nam K.V. Razvitie printsipa dobroso- vestnosti (Treu und Glauben). Sovremennyy etap. Vnutrennyaya sistematika [Development of the Good Faith Principle (Treu und Glauben). Modern Stage. Internal Systematics]. Vestnik ekonomi- cheskogo pravosudiya Rossiyskoy Federatsii - Herald of Economic Justice. 2018. Issue 7. Pp. 83-114. (In Russ.).

14. Panchenko P.V. Printsip sodeystviya storon obyazatel'stva v rossiyskom grazhdanskom prave: dis. ... kand. jurid. nauk [The Principle of Cooperation of the Parties to an Obligation in Russian Civil Law: Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2017. 188 p. (In Russ.).

15. Pokrovskiy I.A. Osnovnye problemy grazhdanskogo prava [Main Problems of Civil Law]. Petrograd, 1917. 328 p. (In Russ.).

16. Raykher V.K. Absolyutnye i otnositel'nye prava. (K probleme deleniya khozyaystvennykh prav). V osobennosti primenitel'no k sovetskomu pravu [Absolute and Relative Rights. (On the Problem of Economic Rights Division). Particularly with Regard to Soviet Law]. Vestnik grazhdanskogo prava - Civil Law Review. 2007. Issue 2. Vol. 7. Pp. 144-204. (In Russ.).

17. Sorokina E.A. Printsip dobrosovestnosti (BONNE FOI) v dogovornom prave Frantsii [Good Faith Principle (BONNE FOI) in French Contract Law]. Yuridicheskie zapiski - Legal Notes. 2011. Issue 1. Pp. 114-123. (In Russ.).