Законодательство как средство публичной коммуникации в Поздней Римской империи в IV веке

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Законодательство как средство публичной коммуникации в Поздней Римской империи в IV веке

Владислав Алексеевич Конопаткин

Аннотация

В статье на основании анализа Кодекса Феодосия и нарративных источников делается вывод о высокой роли императорских конституций в осуществлении коммуникации между правителем и его подданными. При помощи законов государство формулировало видимый им миропорядок и передавало сведения о заботе правителя о римлянах.

Ключевые слова: символическая коммуникация, политическая имагология, Поздняя Античность, репрезентация власти

Abstract

The political changes taking place in the Roman Empire in the third and fifth centuries led to the need to expand the basis of the legitimacy of the emperor's power. One of the ways to achieve this goal was to try to convey to the population the intention to create a special world order in which the emperor takes care of the Romans and unconditionally controls the bureaucratic apparatus. The classics of ancient history studying the Code of Theodosius, sought to reconstruct the picture of historical reality of the period III-V centuries. However, with the development of historical science in the second half of XX century new approaches to the analysis of common historical sources have been developed. In particular, legal acts began to be regarded not only as a reflection of the established order in the state, but also as a means of communication of power both with its subjects and with its own state apparatus. Based on an analysis of Theodosius' code, epigraphic and narrative sources, the article concludes that imperial constitutions played a high role in maintaining the legitimacy of the emperor's power. It is not so much the content of the law as the process of its publication, which took a ritual form.

Key words: symbolic communication, political imagology, Late Antiquity, representation of power

Основная часть

Ослабление Римской империи в III веке показало необходимость укрепления центральной власти. С целью недопущения распада государства следовало организовать эффективный контроль над ресурсами для финансирования армии. Реформами императоров Диоклетиана и Константина была создана разветвленная чиновничья структура, центр которой находился при императорском дворе. В связи с тем, что именно воля императора являлась основным источником власти, высшими полномочиями обладали чиновники, изначально отвечавшие за личное хозяйство императора. Служба в императорском аппарате управления стала основой формирования новой имперской элиты, интегрированной в единую имперскую систему. Зачастую эта новая региональная аристократия пользовалась полученными должностями для преследования собственных интересов, хотя их власть и зависела от центра.

В этом ключе чрезвычайно высокой оказалась роль законодательства, посредством которого формулировалась модель государственного управления, заключающаяся в определении полномочий центральных и региональных чиновников, органов власти и устройства империи в целом. При этом законодательство имело не только нормативную, но и коммуникативную функцию. Константин стал использовать коммуникативный потенциал законодательства для завоевания благосклонности своих подданных и контроля над представителями имперского правительства. Август произвел значительные изменения в управлении и законодательстве и одновременно предпринимал шаги по укреплению превосходства императора над быстро растущим чиновничеством [11; 16; 17; 20; 24].

Главное свидетельство обозначенной деятельности - Кодекс Феодосия. Это официальное собрание императорских постановлений - конституций, к ним относятся эдикты, декреты, рескрипты, мандаты Августов Рима с 313 по 438 годы. Традиционно Кодекс Феодосия воспринимался как источник, в котором заключены сведения об устройстве позднеантичного общества. Классики антиковедения, как, например, Т. Моммзен, А. Джонс, посредством изучения данного текста стремились восстановить картину исторической действительности периода III-Vвеков [2; 3; 15; 27]. Однако с развитием исторической науки в течение второй половины XX века выработались новые подходы для анализа привычных исторических источников [6; 7; 12; 18]. В частности, законодательные акты стали рассматриваться не только как отражение сложившегося порядка в государстве, но и в качестве средств коммуникации власти как со своими подданными, так и с собственным государственным аппаратом. Приверженцами такого подхода являются К. Андо [4], Дж. Диллон [10], К. Райтценштайн-Рониг [25], Н. Ленски [21], а также С. Шмидт-Хофнер [26]. Именно их работы легли в основу данной статьи.

В коммуникации главным является информационный обмен в обществе по разным каналам при помощи различных коммуникативных средств. В нашем случае таким средством выступают законодательные акты. Обнародование императорских конституций выступало коммуникативной стратегией, которая понимается как совокупность реализуемых в коммуникативном акте ходов, запланированных говорящим заранее и направленных на достижение коммуникативной цели. Целью правителя являлось донесение сообщения о видимом им миропорядке, в котором его власть над государством безгранична, а сам он заботится обо всех слоях населения и стремится удовлетворить все их чаяния, до разных адресатов: народа Рима, армии, чиновничьего аппарата, аристократии.

Многие из, казалось бы, рутинных административных текстов, сохранившихся в Кодексе Феодосия, служили в первую очередь средством, с помощью которого римские императоры сообщали своим подданным о благосклонности, заботе или, напротив, запугивали и предостерегали нерадивых чиновников. Законодательство позволяло правителям не столько установить справедливое общество, сколько формулировать его образ. Императорская конституция очерчивала рамки дозволенного в римском обществе, а также проговаривала место императора в нем как вершителя верховного правосудия.

Таким образом Константин использовал указы для обращения ко всем своим подданным не только для распространения новых законов и процедур, регулировавших жизнь в империи в нормативном поле, но с помощью указа голос Августа могли услышать жители самых дальних уголков империи. И голос правителя убеждал их в стремлении навести порядок: покарать преступников, искоренить мздоимцев и нерадивых чиновников, а также обеспечить римлян безопасностью и возможностью справедливого суда. Данные указы принимали форму эдиктов, сохранившихся в Кодексе Феодосия. Наиболее ярко этот процесс проявлялся в периоды правления Константина и Валентиниана-Валента. На их примере попробуем раскрыть коммуникативный потенциал императорских конституций на предмет формирования образа общественного устройства во главе с Августом.

Прежде чем мы перейдем к анализу конкретных эдиктов, имеющих больше коммуникативный, чем нормативный потенциал, необходимо прояснить особенности императорских законов и их публикации, а также публичной сферы в Позднем Риме. Закон имел постоянную структуру и состоял из трех частей: вводной, где указывалась дата принятия и адресат; основной, оговаривающей содержание закона; санкции - указание на ответственность за нарушение норм.

В Кодексе Феодосия сохраненыуказы конкретным должностным лицам и эдикты, которые предполагалось довести до сведения всех жителей империи, забота об этом ложилась на плечи региональных чиновников. Этого добивались путем публикации эдиктов в самом людном месте, где все могли его прочесть: inceleberrimislocisurbiumsingularum (Cod. Theod. 11.5.3, 16.5.37) - чаще всего на перекрестках, у городских ворот и на центральных площадях. Иногда оговаривался даже материал, на котором закон должен быть опубликован, например, бронза (Ibid. 11.27.1), но чаще их размещали на камне. Тексты законов озвучивались на публике в церемониальной форме [4. С. 101-108]. По сообщению Авсония, объявление новых норм оказывалось важным событием: гражданин шел к месту его опубликования, кланялся и читал документы с «благоговением, страхом и трепетом», либо бросался на землю, слушая его объявление глашатаем (Auson. Grat. act. 10.50). Вероятно, автор выдавал желаемое за действительное, однако императорские конституции были тесно связаны с фигурой самого императора, а потому взаимодействие с ними должно носить тот же характер, что и встреча с самим Августом. Зачитывая закон, римлянин слушал «голос императора».

В сентябре 325 года в Никомедии был издан указ, обращенный ко всем провинциям, говоривший о возможности каждого подданного напрямую обращаться к императору по поводу злоупотреблений или ошибок местных чиновников (Cod. Theod. 9.1.4), причем, император связывал это решение с желанием сохранить благосклонность богов к себе и государству (Ibid.). Следует отметить, что возможность римлян обращаться к носителям власти за помощью имеет свои корни в республиканском времени, не исчезла она и в период принципата. Константин показывал себя продолжателем традиций римской государственности, потому он в ранний период своего правления изображался как Октавиан Август, который в свою очередь носил имя «Восстановителя республики». Данное свидетельство показывает стремление высшей власти продемонстрировать собственную преемственность с ранней эпохой, и тем самым создать образ непрерывности власти и обоснованности сложившегося порядка.

Константин подчеркивал, что цель эдикта - обеспечение равными возможностями для подачи жалоб всех слоёв общества: как богатые, так и бедные должны быть выслушаны без каких-либо различий (Ibid. 1.5.1). Август обещал лично рассмотреть все жалобы, инициировать расследование и по необходимости «отомстить» чиновникам, не следовавшим своему долгу. Торжественно повторяя слова своего обращения, Константин свидетельствует о личной готовности защищать своих подданных и мстить - не за них, а за себя. Чиновничье нарушение воспринималось им как оскорбление, нанесенное лично императору, поскольку он делился властью, делегируя часть собственного государства и полномочий. При этом не оговариваются ни сами нарушения, ни конкретные наказания - все это следует понимать так, что перед нами некое политическое сообщение, а не нормативный акт.

В 337 году вышел схожий указ, который при этом содержит больше конкретики. В нем говорится, что должна наказываться алчность чиновников, которые только за взятку согласны выполнять свои функции (Ibid. 1.16.7). Местные должностные лица могут в качестве наказания назначить нарушителю отрубание рук или обезглавливание - praesidesили comites (Ibid.). Однако эти наказания следует воспринимать не буквально, а метафорически, потому как тон указа очень эмоциональный, даже гневный - император скорее отчитывает и запугивает чиновников, нежели пытается законодательно закрепить форму наказания за взятки. Также оговаривалось, что каждый пострадавший должен быть выслушан с целью содействия суду. При этом все судебные процессы, будь то гражданские или уголовные, должны быть публичными, для чего глашатай призывал народ явиться в суд (Ibid. 1.12.1). Публичность была необходима для предотвращения коррупционных схем, поскольку местные чиновники чаще всего были влиятельны в регионе, где они занимали должность [29; 17. P. 115]. Но также открытость процесса для всех заинтересованных лиц позволяла им осознать сопричастность в осуществлении справедливости и почувствовать заботу императора напрямую. Это обеспечивалось тем, что Константин принимал решение самостоятельно (Ibid.), выслушав все стороны, правда неясно, как он сумеет присутствовать на каждом процессе в империи.

Однако и обвинитель должен предоставить собственные доказательства (Ibid. 9.1.4), а в случае неудачи он рисковал быть наказанным так же, как и нарушитель (Ibid. 9.10.3). В ходе расследования при отсутствии признания могли применяться даже пытки (Ibid. 9.5.1). Подобное отношение связано с мнением императора о корыстных истцах как о «чуме, подлежащей уничтожению», и их необходимо задушить и отрезать им языки (Ibid. 10.10.2). Справедливость Августа была направлена не только на простой народ, но и на самих чиновников.

В другой части того же указа Константин разрешил публичные выступления против управляющих провинциями - аккламации (Ibid. 1.16.6). Аккламации и участие плебса в императорских делах всегда являлись важной составляющей императорского правления, в том числе в Поздней античности. Недаром Константин даже позаботился о том, чтобы и в Константинополе был собственный плебс - важная опора императорского режима [20. P. 120]. Однако мы не можем быть уверены в истинности аккламаций - являлись ли они спонтанными проявлениями воли граждан? Император, следуя призывам толпы, демонстрировал легитимность своего правления, однако зачастую массовые аккламации были срежиссированы могущественными патронами, использующими профессиональных агитаторов, которые задавали толпе нужную повестку [25. P. 273].

Другими словами, император не мог быть уверен в искренности аккламаций, поэтому не стремился рисковать и позволять толпе выкрикивать свои требования, неисполнение которых могло привести к открытому протесту. Император Лев, например, пытался даже ограничить практику аккламаций (CodIust9.30.2). Но император позволял гражданам выражать свою позицию через «ритуальный» протест против практики злоупотреблений должностью. В 371 году Валентиниан заявил, что право подавать заявления о деятельности чиновников ко двору императора входит в число обычаев римлян antiquaetsollemnia, и предоставил для этой цели императорскую почтовую службу (Cod. Theod. 8.5.32). Однако, если подлинность этой формы публичного выражения было исключительно трудно определить, и аккламации могли привести к беспорядкам, которые трудно контролировать, следует поставить вопрос, почему Константин и его преемники продолжали признавать и придавать им существенное значение. Ответ, вероятно, кроется в фикции непосредственности данного средства общения между императором и народом. При помощи толпы можно было контролировать провинциальные власти, поскольку те держали в голове возможность выступления населения против них. Привлекая во внимание вышесказанное о стремлении императора убедить подданных в даруемой им защите, а также позиционировать себя как союзника простых римлян в осуществлении справедливых разбирательств и наказаний, Август противостоял региональным чиновникам совместно с населением провинций. А ключевым способом для этого являлись аккламации, которые в явной форме представляли коммуникацию между властью и её подданными.

Таким образом, цель вышеприведенных указов Константина можно определить следующим образом: с одной стороны, император стремился посредством использования судов и глашатаев обеспечить публичное исполнение законов, а с другой - инициировать ритуальную коммуникацию императора и граждан, причем, исполнял приговор именно Август, но публика, вероятно, осознавала собственное участие в судьбе нарушителя закона в сотрудничестве с императором [25. P. 273].

Отличительной характеристикой законодательства в этой области является показная жестокость императора: он угрожает отрубанием рук, декапитацией (Ibid. 9.1.4), публичным сожжением (Ibid. 10.4.1), а ложным доносчикам грозит удушением и отрыванием языка (Ibid. 10.10.2). В Риме, в целом, суд, пытки и казни носили явно художественный и театрализованный характер. Подробно этот вопрос был изучен В. Слатером, который также отмечал, что антиковеды не любят заострять на нем внимание.

Чье-либо наказание, как в Греции, так и в Риме, обязательно должно быть засвидетельствовано, а потому проводилось публично: рабов пытали на рыночных площадях, преступников помещали в колодки и выставляли на всеобщее обозрение, даже выкалывание глаз или насаждение на копье могли быть увидены мимопроходящим путником. Однако Рим в этом ключе ушел намного дальше и акты государственной мести не скрывались в застенках, а со временем вместо форума стали использовать театры и амфитеатры, где преступников или даже подозреваемых подвергали мучительным пыткам на глазах римлян, которые могли потребовать милости или же, наоборот, подвергнуть жертву более изощренным страданиям. Это явление не просто отражало участие толпы в свершении правосудия, но создавало ощущение настоящей драмы. В гладиаторских боях участники могли быть облачены в одеяния мифологических фигур, но также и казнь преступника разыгрывалась как реконструкция какого-либо древнего сюжета. Таким образом, осуществление наказания тесно переплеталось как с развлечением, так и с переживанием особого чувственного опыта вовлеченности в происходящий процесс [28. P. 146-148].

При Константине не произошло радикальных изменений, а скорее наоборот - «театр наказания» был теснее связан с системой коммуникации между правителем и его подданными. «Акт правосудия» представлял собой следующее: в торжественной обстановке в амфитеатре выступал rector, преступник подвергался пыткам, а присутствующие на этом торжестве выкрикивали либо одобрение, либо осуждение. После чего преступника ждала казнь с разного рода унижениями: преступника под крики толпы вели по улицам, а после убивали либо же бросали на растерзание к зверям на арену (damnatiadbestias) [25. P. 284]; имело мест и публичное сожжение, применявшееся по отношению к угнетавшим население чиновникам (Salv. Gub. 4.12-13). В целом нам сложно переоценить изобретательность римлян в области жестокости пыток и казней.

Практика публичных казней имела долгую историю, и Константин использует сложившиеся за века представления римлян о публичных казнях в собственных постановлениях, во-первых, указывая на изощренный характер наказаний, во-вторых, апеллируя к публичности их исполнения (publiceconcremare) (Cod. Theod. 10.4.1). Зрелище казни должно демонстрировать торжество правосудия и победу императорского миропорядка. С одной стороны, потому что происходящее подвластно воле Августа, а с другой - вершившееся правосудие происходило в строгом соответствии с обозначенными императором границами дозволенного.

Тем не менее указы Константина необходимо рассматривать не как прямой приказ о наказании, а как форму текстуальной постановки государственной мести: в воображении читающего (или слушающего) данные документы осуществлялась жестокая казнь преступника еще до момента самого суда. К такому выводу подталкивают несколько обстоятельств. В частности, непоследовательность императорских конституций: в одних он описывает сцены жестокой казни, а в других - требует не спешить с вынесением смертных приговоров, отменяет смертные наказания (Ibid. 15.12.1; 9.40.1), также, в целом, есть мало свидетельств проведения публичных убийств в правление Константина. То есть стремление к осуществлению смертных кар вряд ли было характеристикой времени его императорства, тем не менее в текстах закона казни употреблялись неоднократно и всячески подчеркивались.

Таким образом, законодательство Константина, во-первых, создало правовой дискурс о функции императорской власти по борьбе со злоупотреблением властью - император выступал благодетелем, поскольку преступник ставил под угрозу процветание Империи. Во-вторых, текстовая, а иногда и ритуальная инсценировка имперской строгости представляла собой важную составляющую дискурса легитимного правления. Важным становилось не само исполнение закона, а текст документа, который апеллировал к неизбежности страшной кары. В то же время Константин сохранил казнь человека как прерогативу государства. Так рабовладельцам было запрещено налагать смертные наказания на подвластных им людей (Ibid. 9.12.1).

Система коммуникации императора с подданными посредством закона просуществовала долго и новое выражение получила в период правления Валентиниана и Валента. В 364-365 годах выпускалось около 80 указов ежегодно - максимальное количество за всю историю империи [26. P. 67]. Валентиниан явился ставленником солдат (Amm. Marc. XXVI. II. 3.), что создавало проблему легитимности новоизбранного императора. Ведь еще при Константине закрепился династический принцип наследования власти [5. P. 247; 13; 23. P. 62-63; 1]. Одним из способов укрепления власти в сложившихся условиях - использование императорских указов как средства коммуникации с теми группами населения, поддержки которых императоры искали. К таковым относится армия, которая являлась опорой режима и играла чрезвычайно важную роль в стабильности государства [13; 19; 22; 30], сенаторы, увеличивающие своё влияние в этот период [9. P. 276-288; 15. P. 552-557; 8. P. 789-790; 7. P. 93-100, 115-116], римские граждане в целом в лице римского плебса или разного рода провинциалов [11; 20].

Рассмотрим примеры обращений императора посредством эдиктов к названным группам. Осенью 364 года Валентиниан и Валент выпустили указ о награждении ветеранов: вышедшие на пенсию солдаты могли выбрать себе землю для поселения, получить определенное количество материальных средств, а также освобождались (как и их потомки) от уплаты налогов (Cod. Theod. 7.20.8). С одной стороны, в этом законе нет ничего удивительного: император покровительствует военным, которые его выбрали. Однако ни до, ни после не было выпущено подобных законов (если бы выход на пенсию ветеранов сопровождался императорскими указами, то такие документы были бы обнаружены в больших количествах), да и в самой практике не содержалось ничего новаторского. Награждение ветеранов - это традиционное мероприятие, осуществляемое ещё консулами республиканского периода, но здесь мы наблюдаем изданный в отношении ветеранов специальный закон.

Валентиниан, в целом, уделял большое внимание армии, стремясь завоевать ее поддержку: он старался быть ближе к солдатам и обещал жертвовать им деньги (Amm. Marc. 26.2.6-10). Упоминания этих пожертвований содержатся и в законах (Cod. Theod. 13.1.5, 12.3.2, 13.1.6). И традиционное мероприятие - награждение ветеранов - облекалось в торжественную форму императорского эдикта. Это было сделано, по-видимому, потому что указы отличались высокой публичностью, гарантировавшей распространение среди населения слуха об императорском благодеянии. Таким образом, ветеранский эдикт 364 года является одним из примеров законов, изданных императорами с целью, которая не имела ничего общего с регулятивными практиками, но оказывалась связанной с извлечением выгоды из коммуникативного потенциала самих законов.

Заручиться поддержкой сената было также важно для новых императоров: сенаторы имели огромные земельные владения, большие клиентские сети, они занимали большое число чиновничьих должностей и, конечно, были очень влиятельны. Поэтому Валент и Валентиниан почти не смещали сенаторов с их постов, позволяли исповедовать «отцам» языческие культы (Ibid. 9.16.9; Zos. Neahist. 4.3.2 f.; Symm. Rel. 3.20). Однако вряд ли подобных мер было достаточно, поэтому императоры использовали возможности издания эдиктов для убеждения сената в поддержке его императорами.

В период с 364 по 365 гг. издано большое число эдиктов, адресатами которых были, очевидно, сенаторы. Это законы, касающиеся обязанностей декурионов (Cod. Theod. 12.1.57); возможностей продвижения из курии в сенат (Ibid. 12.1.69; 12.1.74-76); о защите земельной собственности сенаторов (Ibid. 9.42.6; 5.15.15, 17; 5.11.8, 9; 7.7.1, 2; 10.10.9); о новых налоговых льготах для сенаторов и подтверждения предыдущих (Ibid. 13.1.3). Все конституции, во-первых, повторяли существующую практику, а во-вторых, могли быть оформлены в виде частной переписки, а не в форме эдикта [26. P. 81].

В качестве одного из важнейших адресатов императорских конституций выступал народ Рима - выпускалось огромное количество эдиктов, направленных на борьбу с коррупцией, или, точнее, на создание образа борьбы с ней (Ibid. 8.11.2; 7.4.1, 3, 16, 20, 21; 1.16.5; 7.4.12; 8.1.9; 8.4.10; 8.15.3; 11.1.9; 11.7.9). Коррупция в этих случаях понималась как злоупотребление своим положением для извлечения собственной выгоды. Будь это внезапный сбор налогов по особым случаям (Ibid. 8.11.2; 8.1.9) или изымание дополнительных средств армией на территории их нахождения (Ibid. 7.4.20). Отдельным эдиктом были оговорены обязанности актуариев по снабжению армии на римских территориях, чтобы те не собирали провизию слишком много и часто (Ibid. 7.4.13), хотя этот вопрос мог быть решен при помощи официального письма, как это делалось раньше (Ibid. 7.4.11), однако императоры решили сделать заботу об этом деле достоянием общественности. Большое число указов сообщало о снабжении Рима едой (Ibid. 7.4.10; 13.5.10); о ценах на вино (Ibid. 11.2.2); против коррупции в поставках хлеба и вина (Ibid. 11.8.1; 11.2.1, 2; 13.5.11). Затрагиваемые в обозначенных документах темы наверняка были предметом особой озабоченности основной массы римлян, поскольку в них оговаривались главные потребности граждан, а император проявлял заботу в этом отношении.

Путем издания большого числа эдиктов Валент и Валентиниан позиционировали себя как защитники римского народа от всяческих бед. При помощи указов императоры могли продемонстрировать такие добродетели, как справедливость и сострадание к людям, а также мощную власть над государственным аппаратом, которая в действительности, возможно, была не так сильна. Вероятно, наряду с населением, адресатом указа был и административный аппарат, как это происходило и при Константине.

Приведенные законы предполагалось публиковать с характерным для эдиктов церемониалом, описанным нами выше, однако большинство из дел, обсуждаемых в указах, могли быть решены без публичного обнародования императорских решений, но в таком случае императоры бы лишились возможности сообщить людям о своей активной деятельности. Внося традиционные императорские практики в содержание законов, касающихся небольших частных вопросов, либо повторяющих уже изданный закон, новые императоры производили тексты в большом количестве и довольно часто. Тем самым они сообщали подданным о своей заботе, проявляли благосклонность к отдельным группам и демонстрировали собственную власть.

Таким образом, император Константин заложил основы практики по использованию указов, обращенных ко всем жителям империи как прямого обращения к своим подданным с целью достижения их лояльности. Статус римских эдиктов в правовом поле был менее важен, чем возможность с их помощью добиваться общения с разными группами, населяющими Римскую империю. Данная тенденция продолжила свое существование и в периоды правлений следующих императоров, что говорит нам о складывании практики использования законодательства с целью передачи информации населению государства. Главным образом, правящие круги при помощи эдиктов демонстрировали свою справедливость, заботу и тем самым стремились легитимировать свое положение.

Список источников

1. Миролюбов И.А. Династическая политика императора Константина Великого. Санкт-Петербург: Алетейя, 2021. 224 с.

2. Моммзен Т. История римских императоров. По конспектам Себастьяна и Пауля Хензелей 1882-1886 гг. / пер. с нем. Т.А. Орестовой. Санкт-Петербург: Ювента, 2002. 632 с.

3. Покровский И.А. История римского права. Санкт-Петербург: издательство «Летний сад», 1999. 430 с.

4. Ando C. Imperial Ideology and Provincial Loyalty. Berkeley: University of California Press, 2000. 520 p.

5. Borm H. Born to be Emperor: The Pninciple of Succession and the Roman Monarchy // Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. / Ed. J. Wienand. New-York: Oxford University Press, 2014. P. 239-264.

6. Brown P. The world of late antiquity: From Marcus Aurelius to Muhammad. London: Thames and Hudson, 1971.216 p.

7. Brown P. Through the Eye of a Needle: Wealth, the Fall of Rome and the Making of Christianity in the West 350 - 550 AD. Princeton: Princeton University Press, 2012. 792 p.

8. Cameron Al. The Last Pagans of Rome. Oxford: Oxford University Press, 2011. 578 p.

9. Demandt A. Die Spaetantike. Roemische geschichte von Diocletian bis Justinian 284-565 n. Chr. Muenchen: C.H. Beck, 1989. 612 p.

10. Dillon J. The Justice of Constantine. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2012. 310 p.

11. Eich P. The Common Denominator. Late Roman Imperial Bureacracy from a Comparative Perspective // State power in Ancient China and Rome / Ed. W. Scheidel. Oxfrod: Oxford University Press, 2015. P. 90-149.

12. Harries J. Law and Empire in Late Antiquity. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.246 p.

13. Hebblewhite M. The Emperor and the Army in the Later Roman Empire, AD 235-395. London: Routledge, 2017. 256 p.

14. Humphries M. From Usurper to Emperor: The Politics of Legitimation in the Age of Constantine // Journal of Late Antiquity. 2008. №1. P. 82-100.

15. Jones A.H.M. The Later Roman Empire 284-602. A Social, Economic and Administrative Survey. London: Basil Blackwell, 1964. 1515 p.

16. Kelly C. Pliny and Pacatus: Past and Present in Imperial Panegyric // Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. / Ed. J. Wienand. New-York: Oxford University Press, 2014. P. 215-238.

17. Kelly C. Ruling the Later Roman Empire. Cambridge: Belknap Press, 2004. 352 p.

18. Law, Society, and Authority in Late Antiquity / Ed. R.W. Mathisen. Oxford: Oxford University Press, 2001. 344 p.

19. Le A.D. War in Late Antiquity. A Social History. Oxford: Wiley-Blackwell, 2007. 308 p.

20. Lendon J.E. Empire of Honour: The Art of Government in the Roman World. Oxford: Oxford University press, 1997. 336 p.

21. Lenski N. Constantine and the Cities. Imperial Authority and Civic Politics. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2016. 416 p.

22. Liebeschuetz J.H.W. East and West in Late Antiquity: Invasion, Settlement, Ethnogenesis and Conflicts of Religion. Leiden: Brill, 2015. 477 p.

23. Mitchell S. A History of the Later Roman Empire, AD. 284. Oxford: Wiley-Blackwell, 2007. 568 p.

24. Omissi A. Emperors and Usurpers in the Later Roman Empire. Civil war, Panegyric, and the Construction of Legitimacy. Oxford: Oxford University Press, 2018. 368 p.

25. Reitzenstein-Ronning, C. Performing Justice. The penal code of Constantine the Great // Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. / Ed. J. Wienand. New-York: Oxford University Press, 2014. P. 265-288.

26. Schmidt-Hofner S. Ostentatious Legislation: Law and dynastic Change, AD 364-365. // Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. / Ed. J. Wienand. New-York: Oxford University Press, 2014. P. 67-99.

27. Schulz F. History of Roman Legal Science. Oxford: Clarendon press, 1967. 358 p.

28. Slater W.J. The Theatricality of Justice // The Classical Bulletin. 1995. Vol. 71. P. 143-157.

29. Szidat J. Gaul and the Roman Emperors of the Fourth Century // Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. Ed. J. Wienand. New-York: Oxford University Press, 2014. P. 119-134.

30. Whitby M. Emperors and Armies, AD 235-395 // Approaching late Antiquity: The Transformation from Early to Late empire / Eds. Swain S., Edwards M. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 156-186.

References

1. Mirolyubov, I.A. (2021). Dinasticheskaya politika imperatora Konstantina Velikogo [Dynastic policy of Emperor Constantine the Great]. St. Petersburg, Aletheia, 224 p. (in Russ.).

2. Mommsen, Т. (2002). Istoriya rimskikh imperatorov. Po konspektam Sebast'yana i Paulya Khenzeley 1882-1886 gg. [History of the Roman Emperors. According to the notes of Sebastian and Paul Hensel 1882-1886]. St. Petersburg, Juventa, 632 p. (in Russ.).

3. Pokrovsky, I.A. (1999). Istoriya rimskogo prava [History of Roman law]. St. Petersburg, publishing house «Summer Garden», 430 p. (in Russ.).

4. Ando, C. (2000). Imperial Ideology and Provincial Loyalty. Berkeley, University of California Press, 520 p.

5. Borm, H. (2014). Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. Born to be Emperor: The Pninciple of Succession and the Roman Monarchy. New York, Oxford University Press, pp. 239-264.

6. Brown, P. (1971). The world of late antiquity: From Marcus Aurelius to Muhammad. London, Thames and Hudson, 216 p.

7. Brown, P. (2012). Through the Eye of a Needle: Wealth, the Fall ofRome and the Making of Christianity in the West 350-550 AD. Princeton, Princeton University Press, 792 p.

8. Cameron, Al. (2011). The Last Pagans ofRome. Oxford, Oxford University Press, 578 p.

9. Demandt, A. (1989). Die Spaetantike. Roemische geschichte von Diocletian bis Justinian 284-565 n. Chr. Muenchen, C.H. Beck, 612 p. (in Germ.).

10. Dillon, J. (2012). The Justice of Constantine. Ann Arbor, University of Michigan Press, 310 p.

11. Eich, P. (2015). State power in Ancient China and Rome. The Common Denominator. Late Roman Imperial Bureacracy from a Comparative Perspective. Oxfrod, Oxford University Press, pp. 90-149.

12. Harries, J. (2001). Law and Empire in Late Antiquity. Cambridge, Cambridge University Press, 246 p.

13. Hebblewhite, M. (2017). The Emperor and the Army in the Later Roman Empire, AD 235-395. London, Routledge, 256 p.

14. Humphries, M. (2008). From Usurper to Emperor: The Politics of Legitimation in the Age of Constantine. Journal of Late Antiquity, 1, pp. 82-100.

15. Jones, A.H.M. (1964). The Later Roman Empire 284-602. A Social, Economic and Administrative Survey. London, Basil Blackwell, 1515 p.

16. Kelly, C. (2014). Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. Pliny and Pacatus: Past and Present in Imperial Panegyric. New York, Oxford University Press, pp. 215 - 238.

17. Kelly, C. (2004). Ruling the Later Roman Empire. Cambridge, Belknap Press, 352 p.

18. Mathisen, R.W. (2001). Law, Society, and Authority in Late Antiquity. Oxford, Oxford University Press, 344 p.

19. Lee, A.D. (2007). War in Late Antiquity. A Social History. Oxford, Wiley-Blackwell, 308 p.

20. Lendon, J.E. (1997). Empire of Honour: The Art of Government in the Roman World. Oxford, Oxford University press, 336 p.

21. Lenski, N. (2016). Constantine and the Cities. Imperial Authority and Civic Politics. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 416 p.

22. Liebeschuetz, J.H.W. (2015). East and West in Late Antiquity: Invasion, Settlement, Ethnogenesis and Conflicts of Religion. Leiden, Brill, 477 p.

23. Mitchell, S.A. (2007) History of the Later Roman Empire, AD. 284 - 641. Oxford, Wiley-Blackwell, 568 p.

24. Omissi, A. (2018). Emperors and Usurpers in the Later Roman Empire. Civil war, Panegyric, and the Construction of Legitimacy. Oxford, Oxford University Press, 368 p.

25. Reitzenstein-Ronning, C. (2014). Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. The penal code of Constantine the Great. New York, Oxford University Press, pp. 265-288.

26. Schmidt-Hofner, S. (2014). Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. Ostentatious Legislation: Law and dynastic Change, AD 364-365. New York, Oxford University Press, pp. 67-99.

27. Schulz, F. (1967). History of Roman Legal Science. Oxford, Clarendon press, 358 p.

28. Slater, W.J. (1995). The Theatricality of Justice. The Classical Bulletin, 71, pp. 143-157.

29. Szidat, J. Contested Monarchy: Integrating the Roman Empire in the Fourth Century AD. Gaul and the Roman Emperors of the Fourth Century. New York, Oxford University Press, pp. 119-134.

30. Whitby, M. (2004). Approaching late Antiquity: The Transformation from Early to Late Empire. Emperors and Armies, AD 235-395. Oxford, Oxford University Press, pp. 156-186.

Размещено на Allbest.ru