Запрет определенных действий: актуальные проблемы теории и практики

The article is devoted to one of the controversial problems of criminal procedure law from the theoretical, legal and practical sides, namely, the application of the prohibition of certain actions as one of the preventive measures.

Particular attention is paid to a number of issues of its legislative regulation, since, according to the authors of the article, it is advisable to choose the measure of restraint in question without a court decision.

The article also formulates other recommendations aimed at improving the criminal procedure legislation, in terms of regulating the preventive measure being analyzed, aimed both at improving the effectiveness of its application and at observing, protecting and implementing the constitutional rights and freedoms of participants in criminal proceedings.

Key words: prohibition of certain actions, preventive measures, criminal procedural coercion.

Основная часть

В соответствии со ст. 2 Конституции РФ человек, его права и свободы являются высшей ценностью государства. Часть 3 ст. 55 основного закона общества и государства устанавливает, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в целях защиты ценностей, охраняемых Конституцией РФ. Одним из таких федеральных законов является Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее - УПК РФ), в нормах которого содержится право правоохранительных органов ограничивать конституционные права и свободы человека при избрании мер пресечения.

Институт мер пресечения в российском уголовно-процессуальном законодательстве за время своего существования неоднократно претерпевал изменения. В основном они касались тех мер пресечения, которые ограничивают конституционные права и свободы граждан и применяются только по судебному решению. Совершенствование норм УПК РФ в данной части позволяет констатировать, что законодатель стремится к минимизации избрания и применения самой строгой меры пресечения - заключения под стражу. Законодатель вводит альтернативные ей, более мягкие меры пресечения, добиваясь увеличения случаев избрания и применения мер пресечения, не связанных с изоляцией граждан от общества.

Применение любой меры пресечения ограничивает конституционные права и свободы граждан, поэтому необходимо установить на законодательном уровне внушительный перечень мер пресечения, который позволит правоприменителю выбрать меру пресечения в зависимости от особенностей личности преступника, а также конкретных обстоятельств дела.

Избрание оптимальной меры пресечения, полагаем, обеспечит как безопасность участников уголовного судопроизводства, так и значительно сократит время предварительного расследования, создавая материальные и процессуальные условия для соблюдения принципа разумности.

Многие ученые-процессуалисты утверждают, что необходимо расширить перечень мер пресечения, т.к. имеющийся в УПК РФ их перечень является недостаточно эффективным. Например, по обоснованному мнению Н.А. Андроника [1, с. 76], следователи в основном избирают такие меры пресечения, как содержание под стражей и подписка о невыезде и надлежащем поведении, однако ст. 98 УПК РФ предусматривает большее количество мер пресечения.

В пояснительной записке к проекту Федерального закона «О внесении изменений в уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части избрания и применения мер пресечения в виде залога, запрета определенных действий и домашнего ареста)» [10] также обращено внимание на то, что ни залог, ни домашний арест не стали реальной альтернативой заключению под стражу, в связи с чем последняя остается наиболее применяемой мерой пресечения.

В указанной пояснительной записке приведены основания для увеличения количества случаев применения мер пресечения, альтернативных содержанию под стражей. Во-первых, обращено внимание на то, что на содержание под стражей обвиняемых и подозреваемых требуются колоссальные денежные средства, которые предоставляются государством. Следовательно, уменьшение случаев избрания и применения заключения под стражу как меры пресечения приведет к положительному экономическому эффекту. Во-вторых, если заключение под стражу будет реже избираться, то сократится количество жалоб в ЕСПЧ от подозреваемых и обвиняемых о возмещении вреда, связанного с нарушением прав личности при избрании указанной меры пресечения. В-третьих, в связи с установлением в нормах статей 106 и 107 УПК РФ права избирать наряду с данными мерами пресечения дополнительные запреты, предусмотренные в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, прогнозировалось расширение практики применения залога и домашнего ареста с установлением запретов совершения определенных действий.

Анализ практики избрания и применения меры пресечения, предусмотренной ст. 105.1 УПК РФ, к сожалению, не позволил сделать вывод о сокращении количества случаев избрания и применения меры пресечения в виде заключения под стражу.

Так, согласно данным, содержащимся в отчетах о работе районных (городских) судов Алтайского края по рассмотрению уголовных дел за 12 месяцев 2018, 2019 и 2020 гг., запрет определенных действий применялся 1 раз в 2018 г., и по 5 раз в 2019 и 2020 гг., в то время как заключение под стражу было избрано 393 раза в 2018 г., 446 - в 2019 г. и 451 - в 2020 г. [14].

Таким образом, в Алтайском крае запрет определенных действий не стал альтернативой заключению под стражу.

В ходе проведенного авторами исследования была предпринята попытка установить причины сложившейся ситуации.

В уголовно-процессуальной науке высказано две точки зрения относительно введения запрета определенных действий как меры пресечения. С точки зрения первой группы авторов [8, с. 167], новая мера пресечения действительно станет альтернативой заключению под стражу. Согласно второй [7, с. 123] - запрет определенных действий будет применяться только после необходимых изменений и усовершенствований норм, регулирующих данную меру пресечения. Третья группа исследователей выразили мнение, согласно которому рассматриваемая мера пресечения производна от домашнего ареста [4, с. 162].

Введение новой меры пресечения не установило ясности в ее назначении, как обоснованно отмечают Н.Н. Загвоздкин и С.А. Кузора. Ученые также обращают внимание на сходство части запретов, перечисленных в ст. 105.1 УПК РФ и содержащихся ранее в нормах ст. 107 УПК РФ [5, с. 84].

Действительно, изучив ранее действующую редакцию ст. 107 УПК РФ, делаем вывод о том, что запрет определенных действий состоит из норм, ранее регламентировавших домашний арест. Те запреты, которые возлагались на подозреваемых и обвиняемых в ч. 7 ст. 107 УПК РФ, исключены из ранее действовавшей редакции ст. 107 УПК РФ, а введены в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, регламентирующую запрет определенных действий. Законодатель фактически выделил из одной меры пресечения другую. Отметим и то, что ранее домашний арест подразумевал полную или частичную изоляцию от общества, сейчас же в ч. 1 ст. 107 УПК РФ содержится норма об «изоляции от общества». То есть в новой редакции УПК РФ частичная изоляция от общества характеризует новую меру пресечения, а домашний арест состоит в полной изоляции от общества.

Одним из дискуссионных аспектов является расположение введенной меры в ст. 98 УПК РФ. В уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации меры пресечения располагаются в зависимости от степени ограничения конституционных прав и свобод граждан [15, с. 350].

Место запрета определенных действий в перечне мер пресечения представляется нелогичным, т.к. ее введение имело целью сократить количество случаев избрания заключения под стражу. В связи с изложенным считаем логичным закрепление запрета определенных действий между домашним арестом и заключением под стражу.

В настоящее время расположение данной меры в п. 4.1 ст. 98 УПК РФ позволяет считать ее самой мягкой из мер пресечения, избираемых по судебному решению.

Также противоречивое расположение запрета определенных действий дает почву для размышления и рассмотрения вопроса об ее избрании на основании решения следователя (дознавателя). Данный вывод является следствием того, что запрет определенных действий содержится в п. 4 ст. 98 УПК РФ под литерой один, т.е. после меры пресечения «присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым», которая назначается по решению следователя или дознавателя. По нашему мнению, установление права следователям избирать меру пресечения в виде запрета определенных действий с согласия руководителя следственного органа или дознавателям с согласия прокурора соответственно будет способствовать количественному увеличению применяемости новой меры пресечения.

Полагаем, изменения процессуального порядка избрания меры пресечения в виде запрета определенных действий путем его упрощения (без получения судебного решения) позволит увеличить количество случаев ее избрания и применения, что, в свою очередь, обеспечит сокращение количества случаев избрания меры пресечения в виде заключения под стражу.

Требование части 1 ст. 97 УПК РФ гласит, что дознаватель, следователь или суд вправе применить только одну из мер пресечения. При этом запрет определенных действий рассматривается как в качестве самостоятельной меры пресечения, так и в качестве дополнительной (ч. 1.1 ст. 97 УПК РФ).

В соответствии с ч. 8.1 ст. 106 УПК РФ при избрании залога суд вправе возложить на подозреваемого или обвиняемого обязанности по соблюдению запретов, указанных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ. Кроме того, в части 7 ст. 107 УПК РФ аналогичное право предоставляется суду при избрании домашнего ареста. Проанализировав данные положения, приходим к выводу, что нормы ч. 1 и 1.1 ст. 97 УПК РФ противоречат друг другу. Поэтому перед правоприменителями возникает дуальность, с одной стороны, с целью эффективного воздействия на подозреваемых и обвиняемых, обеспечения ведения предварительного расследования применение запрета определенных действий пусть и в усеченном виде наряду с другими мерами пресечения является рациональным решением, с другой стороны, это противоречит нормам, установленным в ч. 1 ст. 97 УПК РФ.

Одной из немаловажных проблем, возникших при введении меры пресечения в виде запрета определенных действий, стало эффективное ее исполнение. В соответствии с ч. 11 ст. 105.1 УПК РФ контроль за соблюдением подозреваемым и обвиняемым запретов, возложенных судом, осуществляется федеральным органом исполнительной власти, реализующим правоприменительные функции, а также функции по контролю и надзору в сфере исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных. При этом данным органам предоставляется право использовать специальные технические средства, с помощью которых осуществляется контроль исполнения меры пресечения. Однако как уровень развития технологий, так и количество имеющихся технических средств не позволяют выполнять сотрудникам ФСИН России полный контроль за исполнением запретов, возлагаемых судом на подозреваемых или обвиняемых. Прежде всего это касается реализации запрета на использование обвиняемым (подозреваемым) средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет, а также запрета отправлять и получать почтово-телеграфные отправления, общаться с определенными лицами. Видится, что контроль ФСИН РФ за исполнением установленного запрета может оказаться фикцией ввиду невозможности обеспечения контроля за его реализацией. Поэтому следователи и дознаватели, полагаем, в ближайшее время не будут избирать анализируемую меру пресечения.

Кроме того, пунктом 18 Порядка соблюдения обвиняемым (подозреваемым) возложенных судом запретов, утвержденного Приказом Министерства юстиции РФ, МВД России, Следственного комитета РФ и ФСБ России от 31 августа 2020 г. № 189/603/87/371 [11], предусмотрены права инспекции при осуществлении контроля за соблюдением подозреваемым или обвиняемым, в отношении которого избрана мера пресечения в виде запрета определенных действий, наказания. Установлено, что инспекция проводит проверки не реже 2 раз в неделю, за исключением ночного времени. Считаем, что запрет на проведение проверок в ночное время предоставляет обвиняемым (подозреваемым) возможность уехать в другой населенный пункт, за пределы РФ, скрыться от следствия и т.д. Данное положение является упущением законодателя и требует совершенствования.

Обращаясь к опыту зарубежных государств, в частности Республики Казахстан, видим, что орган, осуществляющий контроль за исполнением наказания, проверяет лицо 2 раза в неделю в дневное время и один раз в ночное [2, с. 26]. Полагаем, что предоставление аналогичных правомочий сотрудникам уголовно-исполнительной инспекции позволит осуществлять полноценный контроль за соблюдением обвиняемым (подозреваемым) запретов, возлагаемых судом, а также обеспечит исключение случаев их нарушения и противодействия уголовному расследованию.

В Постановлении Правительства РФ от 18 февраля 2013 г. № 134 «О порядке применения аудиовизуальных, электронных и иных технических средств контроля, которые могут использоваться в целях осуществления контроля за нахождением подозреваемого или обвиняемого в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением им наложенных судом запретов и (или) ограничений» [12] содержится перечень специальных технических средств, которые вправе применять сотрудники ФСИН РФ. Перечисленные в постановлении технические средства способны обеспечить контроль. В то же время отсутствуют средства, необходимые для контроля за запретом использования средств связи и информационно-телекоммуникацонной сети Интернет.

По мнению Е.И. Шигуровой и А.В. Шигурова, отсутствует точность в действиях сотрудников ФСИН РФ при контроле за соблюдением обвиняемым (подозреваемым) запрета встречаться с определенными лицами, за отправкой и получением почтово-телеграфных отправлений, а также использованием средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет [16]. То, что для обеспечения полного контроля за исполнением того или иного запрета отсутствуют специальные технические средства, подтверждает и В.С. Исаков [6, с. 638]. Полагаем, что в такой ситуации реализация полного контроля за соблюдением возложенных запретов будет финансово чрезвычайно обременительна либо вообще не выполнима.

Пункт 18 названного приказа МВД России № 603 от 31.08.2020 детально регламентирует порядок контроля запрета, закрепленного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ. В отношении других запретов предусмотрено, что во всех случаях осуществляется сбор информации с помощью специальных технических средств. При этом в ч. 11 ст. 105.1 УПК РФ содержится не обязанность, а право уголовно-исполнительной инспекции использовать технические средства. В связи с тем, что существует недостаточное количество технических средств контроля, УИИ использует их крайне редко, что свидетельствует о невозможности надлежащего контроля за исполнением возложенных судом запретов. Изложенное объясняется тем, что при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подозреваемый или обвиняемый находится под контролем сотрудников ФСИН РФ, и, соответственно, у него отсутствует возможность скрыться, оказать противодействие расследованию или угрожать участникам уголовного судопроизводства, что, думается, сложнее обеспечить при применении запрета определенных действий.

Уголовно-процессуальный закон не устанавливает такой функции уголовно-исполнительной инспекции, как осуществление контроля за исполнением мер пресечений, поэтому для того, чтобы обеспечить контроль за исполнением запретов, установленных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, необходимо определить в уголовно-исполнительном законе соответствующие нормы.

Таким образом, необходимо пересмотреть уголовно-исполнительный закон в части контроля за соблюдением подозреваемым или обвиняемым возложенных судом запретов, т.к. надлежащее производство предварительного расследования зависит от эффективности осуществления контроля за исполнением мер пресечения. Кроме того, это послужит одним из оснований для избрания новой меры пресечения как альтернативы заключению под стражу.

Проблемным аспектом является то, что введенный запрет определенных действий не является экономически выгоднее заключения под стражу, затраты на реализацию новой меры пресечения не были прописаны в пояснительной записке к законопроекту.

Помимо этого, для реализации контроля за исполнением запретов, перечисленных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, необходимо техническое оборудование, требующее затрат на его функционирование и обслуживание, а также наем и выплату заработной платы квалифицированным сотрудникам, имеющим навыки и специальные знания в сфере применения различных технологий.

Рассматривая правоприменительную практику зарубежных стран, отметим, что в США все расходы, возникающие при применении технических средств, а также затраты, возникающие при оплате работы служб, осуществляющих надзор за исполнением запретов, возлагаются на подозреваемых или обвиняемых, в отношении которых они применяются [18, с. 90]. Данная практика могла бы иметь широкое распространение у российских правоприменителей, но в соответствии со ст. 19 Конституции РФ, закрепляющей принцип равенства всех перед законом, материальное положение обвиняемых (подозреваемых) не может служить основанием для избрания более мягкой меры пресечения.

В части 10 ст. 105.1 УПК РФ установлен максимальный срок избрания запрета определенных действий в зависимости от степени тяжести совершенного преступления, который не может превышать соответственно 12, 24 или 36 месяцев.

Таким образом, срок применения новой меры пресечения зависит от характера и степени общественной опасности совершенного преступления, а по продолжительности превышает не только срок других мер пресечений, но и срок предварительного расследования в целом. Так, в ч. 5 ст. 162 УПК РФ установлено, что продлить срок предварительного следствия свыше 12 месяцев можно лишь в исключительных случаях и только по уголовному делу, расследование которого представляет особую сложность, а ч. 10 ст. 105.1 УПК РФ никакие критерии сложности не устанавливает. Поэтому представляется возможным сделать вывод о несоответствии введенных норм положениям уголовно-процессуального законодательства в части, касающейся разумного срока уголовного судопроизводства, установленного в ст. 6.1 УПК РФ.

Часть 5 ст. 105.1 УПК РФ предусматривает, что в случае возложения на подозреваемого или обвиняемого запрета управлять автомобилем или иным транспортным средством у него дознавателем, следователем или судом изымается водительское удостоверение, которое приобщается к уголовному делу и хранится при нем до отмены запрета. По обоснованному мнению А.В. Орлова, в норму, регламентирующую запреты, установленные в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, можно внести изменения, касающиеся новых запретов, таких как «запрет на приобретение подозреваемым или обвиняемым алкоголя в определенных случаях» или же «запрет делать ставки на тотализаторе» и т.д. [13, с. 56].

Предложение об установлении открытого перечня запретов высказывает и Д.А. Воронов, который предлагает предоставить возможность их определения суду исходя из конкретных обстоятельств уголовного дела [3, с. 24]. Высказанную позицию поддерживают и другие исследователи, в частности Е.И. Шигурова [17, с. 114].

Разделяя приведенные мнения ученых-процессуалистов, также предлагаем установить в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ открытый перечень запретов, что позволит правоприменителю избирать запреты в зависимости от вида, характера, субъекта преступления, степени его общественной опасности, наступивших последствий и иных признаков.

Резюмируя вышеизложенное, сделаем вывод о том, что введенная в целях альтернативы заключения под стражу мера пресечения «запрет определенных действий», к сожалению, в настоящее время не стала той мерой, которую правоприменитель может избирать в отношении обвиняемых (подозреваемых), минуя ряд проблем.

На страницах статьи мы обратили внимание на достаточное количество упущений в ст. 105.1 УПК РФ, наличие которых создает проблемы для реализации предусмотренных в рассматриваемой статье положений.

Несовершенством законодательной регламентации ст. 105.1 УПК РФ, полагаем, следует объяснять то, что за три года существования исследуемая мера пресечения так и не стала альтернативой заключению под стражу.

В целом для повышения эффективности меры пресечения в виде запрета определенных действий назрела необходимость совершенствования норм российского уголовно-процессуального законодательства.

Литература

1. Андроник Н.А. Эффективность мер пресечения, избираемых по судебному решению в уголовном судопроизводстве России: монография. Екатеринбург: Уральский юридический институт МВД России, 2016. 88 с.

2. Балтабаев К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: автореф. дис.... канд. юрид. наук. Караганда, 2001. 28 с.

3. Воронов Д.А. Запрет определенных действий в рамках залога, домашнего ареста и новой меры пресечения // Российский судья. 2016. № 3. С. 21-24.

4. Головинская И.В. О расширении перечня мер пресечения // Территория науки. 2018. № 2. С. 157-163.

5. Загвоздкин Н.Н., Кузора С.А. Запрет определенных действий. Анализ правоприменительной практики // Закон и право. 2018. № 12. С. 84-86.

6. Исаков В.С. О новой мере пресечения в виде запрета определенных действий // Аллея науки. 2018. № 5 (21). С. 632-639.

7. Николаева М.И. Новая мера пресечения «запрет определенных действий» в уголовном процессе России // Вестник Владимирского юридического института. 2018. № 2 (47). С. 117-123.

8. Новикова Е.А., Черкасова Е.А., Лакеева Е.В. Запрет определенных действий как мера пресечения в уголовном судопроизводстве // Социально-политические науки. 2018. № 3. С. 165-167.

9. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: федеральный закон от 18 апреля 2018 г. № 72-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2018. № 17. Ст. 2421.

10. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части избрания и применения мер пресечения в виде залога, запрета определенных действий и домашнего ареста): Пояснительная записка к проекту Федерального закона № 900722-6. URL: http://asozd.duma.gov.ru (дата обращения: 25.03.2021).

11. О порядке применения аудиовизуальных, электронных и иных технических средств контроля, которые могут использоваться в целях осуществления контроля за нахождением подозреваемого или обвиняемого в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста, а также за соблюдением возложенных судом запретов подозреваемым или обвиняемым, в отношении которого в виде меры пресечения избран запрет определенных действий, домашний арест или залог: постановление Правительства РФ от 18 февраля 2013 г. № 134 // Собрание законодательства РФ. 2013. № 8. Ст. 838.

12. Об утверждении Порядка осуществления контроля за нахождением подозреваемых или обвиняемых в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением возложенных судом запретов подозреваемыми или обвиняемыми, в отношении которых в качестве меры пресечения избран запрет определенных действий, домашний арест или залог [Электронный ресурс]: приказ Минюста России № 189, МВД России № 603, СК России № 87, ФСБ России № 371 от 31.08.2020. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

13. Орлов А.В. Запрет определенных действий в системе мер пресечения // Вестник Самарского юридического института. 2018. № 5 (31). С. 53-57.

14. Отчет о работе районных (городских) судов по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 2018, 2019, 2020 гг. URL: http://usd.alt.sudrf.m/modules.php?name=stat&id=546 (дата обращения: 01.04.2021).

15. Шахбанова Х.М. Понятие мер процессуального пресечения и основания их применения // Уголовное право в эволюционирующем обществе: проблемы и перспективы. Курск, 2015. С. 348-353.

16. Шигуров А.В., Шигурова Е.И. Проблемы института домашнего ареста в российском уголовном процессе // Политика, государство и право. 2016. № 3. URL: http://politika.snauka.ru/2016/03/3765 (дата обращения: 12.04.2021).

17. Шигурова Е.И. Юридическая техника регулирования статуса потерпевшего по УПК Украины, Эстонии, Латвии // Актуальные проблемы юридической техники в правотворческой и правоприменительной деятельности. Саранск, 2014. С. 114-120.

18. Янин М.Г. Запрет определенных действий как альтернатива заключению под стражу // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2019. № 4 (50). С. 85-91.

Размещено на Allbest.ru