The article deals with implementation of the constitutional provisions in the Criminal Procedure Code of the Russian Federation where the latter concerns realization of the legal proceedings on the basis of adversarial and equality of the involving parties in relation to prove in court with participating competent persons. The author shows negative practice of "neutralizing" a specialist to be taken by the defense to discredit an expert opinion which was achieved by projecting the status of a witness into a specialist, also the author criticizes the adjustments to be made in the summer of 2021 to the resolution of the Plenum of the Suprem e Court of the Russian Federation "On forensic examination in criminal cases" dated 21 December 2010 № 28 which excluded the possibility to use the assistance of a specialist to evaluate an expert's report. The author considers this innovation to be a significant limitation of the adversarial potential in the criminal proceedings which complicated the implementation of the defense party as well as limited cognitive capabilities of the court and other subjects of proving.

Key words: adversary principle and equality of the rights of the involving parties, an expert report, a review of an expert report, independent examination, forensic examination, competent persons

Основная часть

Современное отечественное уголовное судопроизводство, взявшее ориентир на воплощение в жизнь идеи состязательности сторон, начиная со времени принятия в 1993 г. Конституции РФ, по логике вещей должно приобретать с годами все новые и более эффективные механизмы реализации данного конституционного положения. Это должно выражаться в нормативном закреплении гарантий не декларативного, а реального равенства сторон в отстаивании своей позиции перед судом. Однако, по глубокому убеждению автора настоящей статьи, подобного явления в российском уголовном процессе не наблюдается, и, более того, прослеживаются тренды на «сворачивание» состязательных начал. Попытаемся обосновать наш тезис.

Провозглашенный в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ принцип «состязательности и равноправия сторон» (именно в такой транскрипции) приобрел в тексте ст. 429 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР иное, усеченное, звучание: «Предварительное слушание и производство в суде присяжных основываются на принципе состязательности»¹, что, как представляется, несколько отличается от первоначального замысла, воплощенного в Основном Законе страны. Формула, закрепленная в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, действительно с помощью специфических языковых средств четче раскрывает сущность данного правового явления, подчеркивая не только соперничество сторон (что вытекает из слова «состязательность»), но и режим этого соперничества, в котором стороны поставлены в равные условия.

Именно в таком своеобразном «тандеме» (состязательность + равноправие) и заключается глубинный смысл указанной нормативной идеи, которая должна была получить адекватное отражение в тексте отраслевых кодифицированных актов, а последние, судя по темпам законотворческого процесса, принимались практически в один период (во втором полугодии 2002 г.). Однако картина в данной части весьма неоднородна.

К чести разработчиков Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (ГПК РФ), следует подчеркнуть, что они дословно восприняли «конституционный дух» этого нормативного установления и в ст. 12 ГПК РФ закрепили данный принцип надлежащим образом: «Правосудие по гражданским делам осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон»².

Однако в Арбитражном процессуальном кодексе Российской Федерации³ равноправию и состязательности сторон как отдельным нормативным идеям посвящены уже самостоятельные статьи -- 8 и 9 соответственно, что позволяет говорить о двух разных принципах, автономно существующих в рамках Основных положений этого законодательного акта.

Еще дальше «пошли» разработчики Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ): в гл. 2 УПК РФ, которая посвящена принципам уголовного судопроизводства, не нашлось места конституционному положению о равноправии сторон, в то время как для состязательности сторон выделена отдельная статья 15. Вместе с тем в ч. 4 указанной статьи равноправие упомянуто в следующем контексте: «Стороны обвинения и защиты равноправны перед судом», чем фактически постулируется, что явление «равноправия» не обладает таким же статусом, как идея состязательности, что равноправие выступает необходимым условием для реализации самостоятельного принципа состязательности сторон. По сути, сказанное подтверждает и то обстоятельство, что разработчики УПК РФ придали идее «равноправия» менее значимый статус в иерархии уголовно-процессуальных категорий, закрепив ее в гл. 35 в качестве общего условия судебного разбирательства -- как равенство прав сторон (ст. 244 УПК РФ).

Такое, казалось бы, совсем «невинное» допущение разработчиков УПК РФ в части реципирования конституционных идей. Однако оно привело к недостаточному и неточному, на наш взгляд, воплощению в нормах кодекса положений, определяющих «сам дух» состязательного судопроизводства. Схематизированное отражение в ст. 15 УПК РФ состязательности сторон в виде набора обязательных атрибутов сразу выглядит неубедительно при анализе системы норм, регулирующих досудебное производство, где состязательность сторон «случается изредка» -- только при наличии трехсубъектных отношений с участием суда, который уполномочен разрешать правовой спор. В остальных ситуациях, несмотря на утверждение Конституционного Суда РФ¹, в досудебном производстве состязательность сторон не реализуется, ибо лидирующим субъектом в состязательной схеме становится следователь (он же -- представитель стороны обвинения), что явно не соответствует расстановке сил по схеме ст. 15 УПК РФ. И только при поступлении уголовного дела в суд создаются все формальные условия для воплощения в жизнь уголовно-процессуального принципа состязательности сторон, когда функция разрешения уголовного дела осуществляется судом.

Неточное воплощение конституционной идеи состязательности и равноправия сторон в тексте УПК РФ проявляется и в отсутствии действенных механизмов обеспечения равенства процессуальных возможностей сторон в ряде судебных процедур. Весь вышеизложенный экскурс, посвященный анализу нормативного закрепления конституционного установления в отраслевом процессуальном законе, был предпринят нами для того, чтобы продемонстрировать, как это негативно отразилось на регулировании правоотношений с участием сведущих лиц.

Не секрет, что проявление принципа состязательности сторон в первую очередь наблюдается в ходе судебного следствия, где стороны должны иметь равные возможности по представлению суду доказательств, участию в их исследовании, нивелированию значимости доказательств противоположной стороны и отстаиванию качества и юридической силы собственных доказательств.

Объективизации процедур судебного следствия, безусловно, способствует широкое вовлечение в процесс доказывания лиц, обладающих специальными познаниями², которых мы по традиции в этой статье будем именовать «сведущими лицами»³. Это и эксперт, чье участие в доказывании было признано столь значимым, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации (ВС РФ) специально посвятил порядку его вовлечения в судебное производство и процедуре проведения экспертизы в суде отдельное постановление № 28 от 21 декабря 2010 г., подчеркнув «необходимость наиболее полного использования достижений науки и техники в целях всестороннего и объективного исследования обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, путем производства судебной экспертизы во всех случаях, когда для разрешения возникших в ходе судебного разбирательства вопросов требуется проведение исследования с использованием специальных знаний»⁴. Это и специалист, чья консультационная роль в деле оценки заключения эксперта отмечена Пленумом ВС РФ в постановлении № 51 от 19 декабря 2017 г.: «Если из устных разъяснений или заключения специалиста следует, что имеются основания назначения дополнительной или повторной экспертизы, суду по ходатайству стороны или по собственной инициативе следует обсудить вопрос о назначении такой экспертизы»⁵.

Вместе с тем в силу публичного порядка производства по уголовным делам потенциал судебной экспертизы востребован именно лидирующими субъектами, которые наделены эксклюзивным полномочием по ее назначению и, соответственно, закреплению процессуального статуса судебного эксперта (в досудебном производстве это осуществляется следователем, дознавателем, а в судебных стадиях -- судом).

Наличие такой возможности у стороны обвинения в досудебном производстве -- существенное преимущество перед стороной защиты, особенно в контексте реализации принципа состязательности. Об этом неравенстве еще 10 декабря 2019 г. говорил Генри Резник в своем обращении к Президенту Российской Федерации на заседании Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека: «...сторона защиты практически бесправна в вопросе проведения экспертизы: ее может назначить только следователь или суд. И хотя защитник вправе представлять свои кандидатуры для проведения экспертиз, случаев, когда бы следователь привлекал в комиссию экспертов кандидатов, предложенных адвокатом, Генри Резник не припомнил Вице-президент ФПА РФ заявил о необходимости предоставления стороне защиты права проводить полноценную экспертизу»¹.

Из-за невозможности назначения экспертизы представителями стороны защиты² для них существуют два пути представления альтернативного компетентного мнения, основанного на применении специальных познаний, о чем мы писали ранее во многих наших работах:

1) проведение несудебной экспертизы на коммерческой основе;

2) привлечение к доказыванию специалиста-консультанта, дающего показания или заключение.

Оба способа являют собой, казалось бы, эффективные механизмы внедрения состязательных начал в доказывание с привлечением сведущих лиц, но в реалиях их воплощение в практическую плоскость встречает существенные затруднения.

Что касается первого способа, то таковой действующим уголовно-процессуальным законодательством не предусмотрен, что сразу дает в руки стороне обвинения весомый аргумент о недопустимости использования в доказывании по уголовному делу заключения несудебной экспертизы. И хотя формально заключение несудебной экспертизы подходит под признаки документа-доказательства, закрепленные в ст. 84 УПК РФ³, правоприменители не желают видеть такое доказательство в материалах уголовного дела, всячески препятствуя его приобщению к уголовному делу.

Ввиду отсутствия в уголовно-процессуальном законе регламентации несудебной экспертизы защитники, чтобы хоть как-то легализовать ее результаты в деле, договариваются со сведущими лицами (частными экспертами) об оформлении данных проведенного в таком формате исследования в виде заключения специалиста. И это является грубейшей тактической ошибкой, потому что судебная практика вполне обоснованно не признает возможным проведение исследований специалистом⁴, о чем, начиная с появления в 2003 г. в УПК РФ новых источников доказательств -- заключений и показаний специалиста⁵, автор настоящей статьи постоянно пишет в своих публикациях.

Проверочные инстанции в ряде решений отмечают, что суд первой инстанции «обоснованно не принял в качестве доказательства представленное стороной защиты заключение специалистов N из-за нарушения процессуального порядка назначения и производства данного исследования, которым материалы уголовного дела для исследования не предоставлялись, само исследование проведено вне рамок уголовного дела, специалисты не предупреждались об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 УК РФ»⁶. Примечательно, что апелляционный суд ошибочно проецирует на получение стороной защиты письменного заключения сведущего лица процедуру проведения судебной экспертизы. Именно такой подход, который можно встретить во многих судебных решениях¹, подтверждает сам факт неприятия судейским сообществом идеи несудебной экспертизы в уголовном процессе.

Попытка стороны защиты в состязательном процессе опереться на компетентное мнение сведущего лица для усиления аргументации своей правовой позиции по делу нередко встречает отрицательное отношение суда -- даже на самом «высоком уровне». Так, Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ в апелляционном определении от 22 мая 2019 г. № 58-АПУ19-4 отметила:

«Утверждение стороны защиты и осужденного о том, что они якобы были лишены возможности эффективно оспаривать имеющиеся в материалах уголовного дела заключения эксперта и представить суду альтернативное мнение специалиста относительно причины смерти потерпевшего, в связи с чем, по их мнению, нарушена состязательность и равенство сторон, не соответствует действительности... а сам факт того, что им было отказано в удовлетворении ряда ходатайств, не может свидетельствовать о том, что им кто-либо препятствовал эффективно оспаривать доказательства в суде и тем более что был якобы нарушен принцип состязательности и равенства сторон (выделено нами. -- Е. З.)»².

Иными словами, отказ суда первой инстанции приобщить к материалам уголовного дела заключение специалиста, приглашенного стороной защиты, допросить специалиста по вопросам экспертной методики -- это не нарушение права стороны на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон!

Отметим, что попытки ограничения участия в судебном следствии специалиста нередко начинались уже в подготовительной части судебного заседания -- на этапе удаления свидетелей из зала судебного заседания (ст. 264 УПК РФ). Как правило, приглашенные в процесс защитником специалисты находятся в зале судебного заседания и не покидают его, когда выполняются требования ст. 264 УПК РФ. В дальнейшем некоторые судьи при ходатайстве стороны защиты о допросе специалиста, явка которого обеспечена защитником, отказывали в допросе такого лица, ссылаясь на п. 21 постановления Пленума ВС РФ № 28 от 21 декабря 2010 г., где судьям предписывалось допрашивать специалиста как свидетеля: «Показания специалиста, приглашенного сторонами, даются им по правилам, предусмотренным для допроса лица в качестве свидетеля». Судьи утверждали, что это лицо не может быть допрошено в качестве свидетеля, потому что находилось в зале судебного заседания на протяжении всего судебного следствия. Доводы стороны защиты, что это лицо -- не свидетель, а специалист, приглашенный для разъяснения специального вопроса, не убеждали судей, которые апеллировали к вышеуказанному разъяснению Пленума ВС РФ. Разъяснению, надо сказать, ошибочному, не вытекающему из смысла закона и, прежде всего, его новых норм (чч. 3 и 4 ст. 80 УПК РФ).

Остается только с удовлетворением отметить, что летом 2021 г. п. 21 был исключен³ из постановления Пленума ВС РФ № 28 от 21 декабря 2010 г. и данная негативная практика, хочется надеяться, ушла в прошлое (хотя, как свидетельствуют некоторые исследования [4, с. 206; 5, с. 70], судебная практика весьма инертна...).

Вообще, что касается корректировки новым постановлением от 29 июня 2021 г. № 22 правовых позиций Пленума ВС РФ по вопросам участия в суде специалиста, следует констатировать, что корректировка оказалась весьма радикальной: из текста постановления № 28 был исключен принципиально важный с точки зрения состязательности сторон абзац 2 п. 19, а также пп. 20--22, разъясняющие порядок привлечения специалиста к участию в судебном следствии (в том числе -- для оценки заключения эксперта). Этот исключенный абзац 2 п. 19 гласил: «Для оказания помощи в оценке заключения эксперта (курсив наш. -- Е. З.) и допросе эксперта по ходатайству стороны или по инициативе суда может привлекаться специалист. Разъяснения специалист дает в форме устных показаний или письменного заключения».

По сути, «вместе с водой выплеснули и младенца» -- то самое ценное положение постановления № 28, которое поясняло механизм состязания в суде сторон с использованием помощи сведущих лиц, когда компетентному мнению судебного эксперта, проводившего экспертизу в досудебном производстве, защита противопоставляла не менее компетентное мнение специалиста. Ликвидация такой возможности -- явное ограничение состязательного познавательного потенциала в суде. Не секрет, что правоприменители (и следователи, и дознаватели, и прокурорские работники, и сами судьи) редко обладают достаточно глубокими специальными познаниями для компетентной оценки качества проведенного экспертом исследования, корректности применения экспертной методики, правильности оценки выявленных экспертом признаков. Описанная известным дореволюционным процессуалистом Л. Е. Владимировым образная картина с судьей, следующим за экспертом, как следует слепой за своим поводырем [6, с. 197], не утратила в наше время актуальности. Более того, усложнение экспертных методик, увеличение их числа, как объективная тенденция развития науки и техники, часто усиливает это негативное явление в виде чрезмерного доверия правоприменителей выводам судебного эксперта. Данная тенденция диктует необходимость привлечения «стороннего взгляда» компетентного лица, не зависящего от обвинителя, способного выявить экспертные ошибки. Об этом, по сути, еще в прошлом веке писал видный юрист и судебный оратор Сергеич (П. С. Пороховщиков): «Если в процессе есть эксперт со стороны противника, и экспертиза имеет значение, оратор должен выставить эксперта не менее сведущего и решительного со своей стороны. Не сделать этого -- легкомыслие непростительное. Пока эксперт один, он не уязвим, хотя бы говорил вздор. Дайте ему противника, речения оракула превращаются в самолюбивый спор» [7, с. 210].

При всей логической целесообразности привлечения специалиста для оценки заключения эксперта в реалиях состязательного судопроизводства отказ Пленума ВС РФ от этой очевидно полезной технологии познания судебной истины можно расценить именно как отход от генеральной линии на укрепление состязательных начал в уголовном судопроизводстве, которую заложил в своих решениях Конституционный Суд РФ, осуществив в рамках судебной реформы 1990-х гг. свою «тихую революцию»¹. Следуя яркой лексике профессора В. П. Божьева [8], деятельность Пленума ВС РФ в части «сворачивания» состязательности сторон с участием сведущих лиц в уголовном процессе можно не менее образно назвать «тихой контрреволюцией Пленума Верховного Суда РФ».

К чему на практике привел «разворот на 180 градусов» в политике вовлечения в доказывание специалиста, можно со всей очевидностью проследить на примере многочисленных решений судов, признающих недопустимым доказательством заключения специалиста, представленные стороной защиты для опровержения выводов судебного эксперта.

Например, Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ в кассационном определении от 26 октября 2021 г. № 41-УД21-46-А3 согласилась с решением суда первой инстанции: «Судом обоснованно не были приняты во внимание показания и заключение специалиста Ш. в отношении заключения судебно-медицинской экспертизы трупа Филиппенко Ю. И., потому что они были направлены не на ответы на вопросы, когда на это требуются специальные познания, а на оценку уже имеющегося в деле заключения эксперта, что в данном случае недопустимо (выделено нами. -- Е. З.)»².

Критически отнесся к заключению специалиста Восьмой кассационный суд общей юрисдикции в определении от 19 июля 2023 г. по делу № 773258/2023: «Специалист, без проведения исследования трупа потерпевшей... и изучения соответствующей медицинской документации, в которой отражены сведения об оказанной ей медицинской помощи, дал оценку качеству заключений судебно-медицинских экспертиз. Вместе с тем оценка доказательств в соответствии со ст. 58 УПК РФ не входит в круг обязанностей специалиста. Такая оценка производится судом при разрешении уголовного дела и вынесении итогового решения (выделено нами. -- Е. З.)»¹.

Сходное отрицательное отношение суда первой инстанции поддержал в апелляционном определении Пятый апелляционный суд: «Вопреки доводам жалобы суд пришел к правильному выводу о том, что приобщенное защитником заключение специалистов (т. 13 л. д. 199-228) не может быть использовано как доказательство по делу, и сослался на ст. 58 УПК РФ, которая не относит к компетенции специалиста рецензирование экспертного заключения, направленного на оценку имеющихся в деле доказательств, что не входит в компетенцию специалиста (выделено нами. -- Е. З.), и указанная рецензия, как верно отмечено судом, не может быть признана допустимым доказательством»².

Думается, в реальной судебной практике подобных решений с обоснованием недопустимости осуществления специалистом оценки заключения эксперта можно найти десятки. Для судей весьма удобны коррективы прежнего постановления № 28 от 21 декабря 2010 г. Пленумом ВС РФ: по сути, нет теперь необходимости чрезмерно глубоко анализировать альтернативное мнение специалиста, представленное стороной защиты для дискредитации заключения судебного эксперта (учитывая сложность оценки научной обоснованности выводов эксперта, выявления нарушения требований экспертной методики и т. д.). Судьям легче оформлять мотивировочную часть приговоров, используя данные, отраженные в заключении эксперта -- теперь «единственном легальном» источнике сведений, полученных на основе специальных знаний.

В этих условиях, упрощающих жизнь судей и государственных обвинителей, условиях ликвидации реальной состязательности сторон при доказывании специальных вопросов, требующих познаний сведущих лиц, представителям адвокатского сообщества весьма некомфортно оказывать качественную юридическую помощь. Требуется разработка новых тактических приемов, минимизирующих эту потерю возможности опровергать в состязательном режиме выводы судебной экспертизы.

Полагаем, уж коль Пленум ВС РФ исключил право использовать помощь специалиста для оценки заключения эксперта, адвокату-защитнику следует по-иному презентовать результаты консультационной деятельности специалиста. Во-первых, обращаясь к специалисту в порядке ч. 3 ст. 80 УПК РФ, адвокат-защитник должен требовать от компетентного лица письменное заключение специалиста (а не рецензию, не акт несудебной экспертизы). Во-вторых, перед специалистом надлежит ставить «обезличенные» вопросы, касающиеся требований конкретной экспертной методики (но не их соблюдения конкретным экспертом в данном деле), касающиеся правил оценки тех или иных признаков, их достаточности для формулирования определенного вывода. Безусловно, правильная формулировка вопросов специалисту в этой непростой ситуации -- залог успеха привлечения специалиста для усиления позиции стороны защиты. Поэтому, в-третьих, целесообразно, чтобы специалист, приглашенный защитником для консультации, предварительно изучал заключение эксперта, выявлял в нем проблемные моменты, касающиеся примененной методики, сформулированных выводов и др., чтобы помочь защитнику корректно сформулировать вопросы для включения их в свое заключение. Например, в случае анализа заключения эксперта, исследовавшего каннабис, при выявлении проблемных аспектов в этом заключении перед специалистом можно поставить вопросы о процедуре взвешивания наркосодержащих растительных остатков, правилах поверки применяющегося оборудования, вопросы о морфологическом исследовании и типичных анатомо-морфологических признаках каннабиса, сходстве некоторых из них с признаками крапивы двудомной и т. д. «Обезличенные» вопросы позволят специалисту представить заключение как абстрактную консультацию по специальному вопросу, что лишает возможности оппонентов упрекнуть его в попытках оценить заключение конкретного эксперта. Статус-кво сохраняется, а в руках у стороны защиты имеется компетентное мнение о подлежащей применению экспертной методике, опираясь на которое, сам защитник может в суде поставить под сомнение выводы судебной экспертизы. А дальше -- «дело техники»: ссылаясь на ч. 4 ст. 271 УПК РФ, защитник ходатайствует о допросе специалиста, обеспечив заранее его явку. При допросе защитник спрашивает специалиста о требованиях методики, а потом акцентирует внимание суда на несоответствии заключения эксперта этим требованиям. Далее, ссылаясь на п. 16 действующего постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2017 г. № 51 «О практике применения законодательства при рассмотрении уголовных дел в суде первой инстанции (общий порядок судопроизводства)», защитник ходатайствует о назначении дополнительной или повторной судебной экспертизы.

Предложенный алгоритм поможет в обновившихся сложных условиях создать предпосылки для успешного конкурирования стороны защиты со стороной обвинения в вопросах оценки заключения судебного эксперта.

Литература

1. Махов В. Н. Использование знаний сведущих лиц при расследовании преступлений. Москва: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2000. 295 с.

2. Орлов Ю. К. Специалист -- это сведущее лицо, не заинтересованное в исходе дела // Российская юстиция. 2003. № 4. С. 36--37.

3. Орлов Ю. К. Современные проблемы доказывания и использования специальных знаний в уголовном судопроизводстве: науч.-учеб. пособие. Москва: Проспект, 2016. 213 с.

4. Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. Москва: Юрид. лит., 1991. 239 с.

5. Ашуров В. К. Следственная и судебная практика и их роль в обеспечении правильного применения норм уголовно-процессуального права: дис. канд. юрид. наук. Волгоград, 2015. 257 с.

6. Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Части: общ. и особ. 3-е изд., изм. и законч. Санкт-Петербург: Кн. маг. «Законоведение», 1910. 400 с.

7. Сергеич П. Искусство речи на суде. Москва: Госюриздат, 1960. 330 с.

8. Божьев В. П. «Тихая революция» Конституционного Суда в уголовном процессе Российской Федерации // Рос. юстиция. 2000. № 10. С. 9--11.

References

1. Makhov V. N. Using knowledge of competent persons while investigating crimes. Moscow: Publishing house of Russian Peoples' Friendship University; 2000: 295. (In Russ.).

2. Orlov Yu. K. A specialist is a competent person who is not interested in the outcome of the case. Russian Justice, 36--37, 2003. (In Russ.).

3. Orlov Yu. K. Modern problems of proving and using special knowledge in criminal proceedings. Scientific and textbook. Moscow: Prospekt; 2016: 213. (In Russ.).

4. Tomin V. T. Topical aspects of the criminal proceedings. Moscow: Legal literature; 1991: 239. (In Russ.).

5. Ashurov V. K. Investigative and judicial practice and their role while ensuring correct application of the norms of the criminal procedure law. Dissertation of candidate of juridical sciences. Volgograd; 2015: 257. (In Russ.).

6. Vladimirov L. Ye. Doctrine of criminal evidence. Parts: general and special, 3^rd ed., rev. and made. Saint Petersburg: Book shop "Law Science"; 1910: 400. (In Russ.).

7. Sergeych P. Art of speech in court. Moscow: Gosyurizdat; 1960: 330. (In Russ.).

8. Bozhyev V. P. "Silent revolution" of the Constitutional Court in the criminal process of the Russian Federation. Russian justice, 9--11, 2000. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru