Личный досмотр как средство отыскания предметов и документов, имеющих возможное доказательственное значение на стадии возбуждения уголовного дела: проблемы теории и практики

The article raises the issues of feasibility and aspects of frisk use as means of proving at the stage of criminal case initiation, which might often be the only reason to bring the case into action during the preliminary survey necessary before the initiation. The author analyses various judgements and reasonably concludes on the current issues. Furthermore, the paper renders upon the Constitutional Court of the Russian Federation's viewpoint on the frisk procedures in terms of evidentiary value at the pre-trial criminal procedure and mentions criminal procedure and non-criminal law patterns of frisk. Particular interest is paid to the frisk procedure in accordance with the Russian administrative, procedural and investigative legislation. Special attention is given to the issue of ensuring the rights and freedoms to those subjected to frisk at the stages of pre-trial criminal procedure as well as the barrister's presence during the frisk.

Keywords: evidence, frisk, evidentiary value at the stage of criminal case initiation, ensuring the rights of the criminal procedure participants

Одной из тенденций оперативно-следственной практики последних десятилетий является перенос усилий по осуществлению уголовного преследования по большинству потенциальных общественноопасных деяний со стадии предварительного расследования на первоначальный этап уголовного процесса. Когда принимался действующий Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ (далее -- УПК РФ), предназначение стадии возбуждения уголовного дела заключалось в сборе минимального объема информации в рамках незначительного по времени этапа (максимум 10 дней), для того чтобы в итоге прийти к выводу о возможной криминальности события либо отсутствии признаков такового и принятии в связи с этим соответствующего процессуального решения.

Закон не предусматривал (и не предусматривает) установления всех или даже большинства признаков состава преступления на этом этапе судопроизводства, для чего, по идее, предназначалась стадия предварительного расследования. М. Н. Меликян отмечает: «В создании института доследственной проверки присутствовала и своего рода правовая логика и здравый смысл, отсеивалось все, что вело к громоздкому, но бесполезному в данном случае предварительному следствию» [1, с. 69]. Однако такое положение дел, бывшее верным в эпоху действия УПК РСФСР 1960 г., к настоящему времени уже неактуально, так как именно на этапе доследственной проверки в порядке ст. 144 УПК РФ органы уголовного преследования в силу ряда обстоятельств вынуждены часто сосредоточивать свои усилия по установлению и доказыванию события преступления и причастности конкретных лиц к нему. Как отмечают специалисты, «стадия возбуждения стремительно утрачивает свое назначение: во-первых, быть гарантией прав личности от произвола властей путем разделения настоящей процессуальной и „альтер- процессуальной“ деятельности по выявлению и раскрытию преступлений, во-вторых, выступать своего рода информационным фильтром, т. е. поддерживать существующий режим уголовно-процессуального доказывания» [2].

В итоге одной из наиболее острых проблем досудебного производства в современном отечественном уголовном процессе, в том числе в контексте использования результатов оперативно-разыскной деятельности (далее -- ОРД) в формировании доказательств, составляет диспропорция между задачами по осуществлению эффективного уголовного преследования на первой стадии уголовного процесса и ограниченностью оперативно-разыскных и процессуальных средств собирания и проверки доказательственной информации. В качестве одного из аспектов данной проблематики выступает вопрос об отыскании на теле, одежде, иных вещах живого человека предметов и документов, впоследствии используемых в качестве доказательств по уголовным делам. Такая необходимость может возникнуть как в ходе обнаружения признаков возможного преступления в ходе административной деятельности (например, при осуществлении мероприятий по охране общественного порядка), так и при целенаправленной деятельности по раскрытию и документированию преступления.

В любом случае без отыскания и изъятия указанных предметов и документов успешное противодействие преступности по многим преступлениям будет крайне затруднено, а часто и просто невозможно, так как данные объекты, во-первых, являются системообразующими доказательствами по целому ряду категорий уголовных дел, в частности по делам о преступлениях в сфере незаконного оборота наркотиков, оружия и др., во-вторых, занимают далеко не последнее место в системе доказательств по имущественным, коррупционным и другим преступлениям. Все это обусловливает настоятельную и объективную практическую потребность в наличии у лица, осуществляющего раскрытие преступления, законного правового режима производства действий по отысканию и изъятию предметов и документов именно на стадии возбуждения уголовного дела. Однако законодатель не спешит учитывать реалии практики и такой режим не предусматривает. Специально предназначенное для этого следственное действие -- «личный обыск», как известно, должно осуществляться только по возбужденному уголовному делу, что автоматически исключает его из возможного арсенала таких средств.

Вместе с тем действующая редакция ст. 144 УПК РФ содержит формулировку, предусматривающую право лица, осуществляющего доследст- венную проверку, изымать предметы и документы в порядке, «установленном настоящим Кодексом», однако не поясняет, что это за порядок. В итоге это только способствовало появлению противоречивой и непоследовательной следственной практики. Поскольку отдельного процессуального действия, в рамках которого предусмотрено отыскание у лица указанных выше предметов и документов, закон не выделяет, некоторые правоприменители, в том числе надзорные органы, исходят из того, что допустимо применять выемку как следственное действие на стадии возбуждения уголовного дела. Однако отыскание предметов и документов, имеющих возможное доказательственное знач ение, часто невозможно без проведения поисковых действий, в силу чего выемка как следственное действие здесь не подходит, не говоря уже о том, что вопрос о ее применении в рамках доследственной проверки остается дискуссионным.

В итоге в качестве пути решения данного проблемного вопроса правоприменительная практика, как известно, пошла по пути интеграции в уголовно-процессуальную и оперативно-разыскную деятельность такой меры обеспечения производства по делу об административном правонарушении, как личный досмотр. Последнее уже достаточно давно вошло, что называется, «в кровь и плоть» практики уголовного преследования, в том числе на уровне судейского усмотрения. Личный досмотр, досмотр вещей, а также иные досмотры, формально предусмотренные Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (далее -- КоАП РФ) (досмотр транспортного средства и др.), осуществляемые в целях изобличения лица в возможной причастности к преступлению, уже давно и окончательно «прописались» в отечественном уголовном процессе как легальное средство добывания доказательственной информации, позволяющее, по сути, использовать поисковые действия принудительного характера еще до принятия решения о возбуждении уголовного дела. С другой стороны, такая практика в свою очередь породила немало вопросов, требующих решения, и неоднозначно трактуемых правоприменителями, и, увы, остающихся без внимания со стороны законодателя и высших судебных инстанций.

Осенью 2021 г. Конституционным Судом Российской Федерации (далее -- КС РФ) было принято толкование по указанной проблеме, позволившее ответить на некоторые насущные вопросы на уровне органа высшего конституционного контроля. Свою позицию КС РФ изложил в определении от 30 ноября 2021 г. № 2637-О См.: Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Комарова Сергея Александровича на нару-шение его конституционных прав положениями пункта 3 статьи 48 Федерального закона «О наркотических сред-ствах и психотропных веществах» и статьи 27.7 Кодекса Российской Федерации об административных правонару-шениях: определение Конституционного Суда Россий-ской Федерации от 30 ноября 2021 г. № 2637-О. URL: http://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision573539.pdf (дата обращения 08.07.2023)., принятом по итогам рассмотрения жалобы заявителя, утверждавшего, что нормы КоАП РФ и Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах» от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ позволяют оперативным сотрудникам полиции проводить при задержании лица его досмотр (личный досмотр), в результате которого изымать имущество гражданина, а также предоставляют правоприменителям возможность использовать в качестве процессуального источника доказательств по уголовному делу протокол такого досмотра.

Рассмотрев указанное заявление, КС РФ отверг доводы заявителя, указав, что «гарантированное статьей 51 (часть 1) Конституции Российской Федерации право не исключает возможность проведения различных процессуальных действий с участием подозреваемого или обвиняемого, а также использования документов, предметов одежды, образцов биологических тканей и пр. в целях получения доказательств -- при условии соблюдения установленной законом процедуры осуществления соответствующих действий, последующей судебной проверки и оценки полученных доказательств». Тем самым высший орган конституционного контроля поставил точку в споре о том, насколько допустимо применение личного досмотра и иных неуголовно-процессуальных средств собирания доказательств на стадии возбуждения уголовного дела, одобрив, по сути, сложившуюся задолго до этого практику. Полагаем, что с этого времени о том, почему и на каких основаниях личный досмотр, по идее проводящийся «в целях обнаружения орудий совершения либо предметов административного правонарушения» (ч. 1 ст. 27.7 КоАП РФ), используется в уголовно-процессуальной деятельности для целей уголовного преследования, уже в принципе бессмыслен и неактуален Этот вопрос периодически ставится стороной защиты в ходе судебного разбирательства по уголовным делам..

С другой стороны, КС РФ отметил, что при использовании таких средств должны соблюдаться установленные процедуры, а законность проведенного досмотра должна оцениваться по правилам уголовно-процессуального, а не административного законодательства.

Таким образом, обозначенная выше правовая позиция органа конституционного контроля опровергает высказывавшиеся в печати мнения о том, что гарантии для участников досмотра должны предусматриваться КоАП РФ, а не УПК РФ, так как это и другие действия не являются уголовно-процессуальными по причине их отсутствия в ч. 1. ст. 144 УПК РФ, на чем, к примеру, настаивал судья Верховного Суда РФ в отставке профессор М. С. Шалумов [3]. По сути, здесь речь идет о двойственном регулировании -- сами правила (процедуры) регулируются КоАП РФ, а процессуальные гарантии, в том числе общие требования к доказательствам, -- УПК РФ. По крайней мере, именно так мы толкуем формулировку КС РФ о том, что правоприменительным органам необходимо в своей деятельности ориентироваться на то, что лицу при применении к нему меры государственного принуждения в порядке гл. 27 КоАП РФ следует разъяснять имеющиеся у него процессуальные права (определение КС РФ от 30 ноября 2021 г. № 2637-О).

Следует констатировать, что в обозначенном выше определении КС РФ расставил точки над и применительно к следующим проблемным вопросам теоретического и прикладного характера, а именно:

1) окончательно подтвердил возможность использования личного досмотра, а также, думается, и иных административно-процессуальных действий в качестве легального способа собирания уголовно-процессуальных доказательств;

2) установил правовую позицию о том, что при производстве личного досмотра должны применяться правила (процедуры), предусмотренные на уровне административно-правового регулирования, в том числе разъяснение процессуальных прав;

3) закрепил, что доказательственное значение личного досмотра по уголовному делу определяется соответствием общим требованиям, предъявляемым к доказательствам уголовно-процессуальным законом, а не КоАП РФ;

4) уточнил характер личного досмотра как кратковременного и безотлагательного действия, не предполагающего получения согласия лица, в отношении которого он применяется.

Тот факт, что КС РФ наконец-то обратил внимание на существующую, как мы отмечали выше, десятилетия практику применения личного досмотра и иных средств обеспечения производства по делам об административных правонарушениях, нельзя не приветствовать. Ведь помимо того что суд своим решением «осветил» такую практику, он также определил правила производства личного досмотра, тем самым, как представляется, разрешив один из самых проблемных вопросов, возникающих при использовании досмотра в уголовно-процессуальных целях. А именно вопрос о том, по каким нормам следует оценивать законность личного досмотра? Отсутствие определенности в этом вопросе повлекло противоречивость и произвольность оценок судов, так как последние при оценке возражений со стороны защиты по поводу допустимости личного досмотра ссылались то на УПК РФ, то на КоАП РФ, то на нормы Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ (далее -- ФЗ «Об ОРД») или Федерального закона «О полиции» от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ (далее -- ФЗ «О полиции»).

Вместе с тем необходимо обратить внимание, что анализируемая нами позиция КС РФ не содержит прояснения ряда иных проблемных аспектов -- некоторые из них уже существовали ранее, а другие появились уже после анализируемого разъяснения. Попробуем выявить эти аспекты, кратко проанализировать и наметить пути их решения.

Представляется, что требуют прояснения следующие вопросы.

1. Вопрос о применении личного досмотра исключительно в рамках ОРД, т. е. когда еще отсутствует регистрация сообщения о преступлении в Книге учета заявлений (сообщений) о преступлениях, об административных правонарушениях, о происшествиях (КУСП) и, следовательно, уголовно-процессуальная деятельность.

Дело в том, что личный досмотр не включен в перечень оперативно-разыскных мероприятий (далее -- ОРМ) (ст. 6 ФЗ «Об ОРД»), но активно используется в оперативной практике. Как правило, на уровне федерального законодательства здесь ссылаются на нормы Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах», которые позволяют осуществлять досмотр граждан, почтовых и багажных отправлений, транспортных средств и перевозимых грузов при наличии достаточных оснований полагать, что осуществляются незаконные хранение, перевозка или пересылка наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров (ч. 3 ст. 48). Но этот закон регулирует правоотношения только в сфере оборота наркотиков, в то время как потребность в личном досмотре распространяется и на иные преступления.

В то же время отдельные специалисты отрицают правомерность личного досмотра по «наркотическим случаям», настаивая, что он может быть осуществлен только в том случае, если на территории, где он проводится, установлен специальный административно-правовой режим [4]. Что касается ФЗ «О полиции», то последний, утверждая право сотрудника полиции проводить досмотр, отсылает при этом к административному законодательству (п. 16 ст. 13), что не позволяет использовать его в качестве рамочного акта. Действуют здесь и различные ведомственные акты, такие как соответствующий приказ МВД, наделяющий правом составления протоколов об административном правонарушении оперативных уполномоченных См.: О должностных лицах системы Министерства внутренних дел Российской Федерации, уполномочен-ных составлять протоколы об административных право-нарушениях и осуществлять административное задер-жание: приказ МВД России от 30 августа 2017 г. № 685 // Справ.-правовая система «КонсультантПлюс». URL: https://www.consultant.ru (дата обращения: 07.02.2024)..

Очевидно, что действующего уровня нормативного регулирования недостаточно для ответа на этот вопрос. Полагаем, что здесь необходима четкая и недвусмысленная позиция высших судебных инстанций. В идеале следует решать вопрос о включении личного досмотра в перечень ОРМ, установленных ФЗ «Об ОРД».

2. Область применения личного досмотра. Так как личный досмотр, осуществляемый в уголовнопроцессуальных целях, активно применяется именно как средство по отысканию предметов и документов, имеющих потенциальное доказательственное значение, в качестве альтернативы личному обыску, то возникает вопрос о том, на каких этапах допустимо его использование как основного такого действия. На практике досмотр задействуется либо на этапе оперативной разработки (до регистрации повода к возбуждению уголовного дела), либо уже на этапе доследственной проверки в порядке статьи 144 УПК РФ. Но допустимо ли его использование на стадии предварительно расследования? Наша позиция по этому поводу отрицательная. Мы исходим из того, что такая практика противоречит духу и букве уголовно-процессуального законодательства, предусматривающего именно следственные действия в качестве основного способа собирания доказательств, а также не согласуется с позицией КС РФ о недопустимости подмены в связи с производством предварительного расследования по уголовному делу оперативно-разыскных мероприятий процессуальными действиями, для которых уголовно-процессуальным законом установлена специальная процедура (определения КС РФ от 25 февраля 2010 г. № 261-О-О и от 24 января 2008 г. № 104-О-О).

Применение личного досмотра лицом, расследующим уголовное дело, по нашему мнению, должно расцениваться как основание для признания в качестве недопустимого доказательства. Исключение -- осуществление ОРМ оперуполномоченным по поручению следователя, дознавателя. В этом случае, поскольку здесь речь идет об ОРД, осуществляемой для обеспечения предварительного расследования, личный досмотр допустим.

3. Содержание процедур, применяемых в ходе производства личного досмотра. Предписание КС РФ о том, что при производстве личного досмотра должны применяться процедуры, предусмотренные гл. 27 КоАП РФ, с одной стороны, наконец-то прояснили этот вопрос. Лицо, осуществляющее личный досмотр, должно ориентироваться на нормы КоАП РФ, т. е. составлять протокол и соблюдать правила, закрепленные в ст. 27.7 и иных нормах КоАП РФ. Однако остается тогда непонятным, на разъяснении каких процессуальных прав настаивает КС РФ -- прав, указанных в КоАП или же в УПК. Если первое, то, по всей видимости, подразумеваются права, предусмотренные ч. 1 ст. 25.1 КоАП РФ (см. определение КС РФ от 24 декабря 2012 г. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граж-данина Дьяченко Андрея Валентиновича на нарушение его конституционных прав статьей 27.7 Кодекса Россий-ской Федерации об административных правонарушениях: определение Конституционного Суда Российской Феде-рации от 24 декабря 2012 г. № 2392-О // Справ.- правовая система «КонсультантПлюс». URL: https:// www.consultant.ru (дата обращения: 07.02.2024).).

Однако ни одно из этих прав, указанных в этой норме, в действительности не имеет никакого реального отношения к самой процедуре личного досмотра, за исключением права лица заявлять ходатайства. Кроме того, в КоАП РФ ничего не сказано о необходимости разъяснять так называемое право на молчание, предусмотренное ст. 51 Конституции РФ, хотя в следственной практике существует позиция о том, что оно должно разъясняться при осуществлении большинства действий на стадии возбуждения уголовного дела, в частности при явке с повинной, даче объяснения. Учитывая жесткость ограничения конституционного права на личную неприкосновенность при личном досмотре, обоснованность разъяснения лицу права, предусмотренного ст. 51 Конституции РФ, очевидна и не нуждается в дополнительном обосновании.

Другим актуальным вопросом является проблема реализации права пользоваться услугами защитника. КС РФ однозначно указал, что кратковременный и безотлагательный характер проведения личного досмотра не предполагает получения согласия лица, в отношении которого он применяется, тем самым подчеркнув его принудительную природу. И здесь нельзя не заметить, что эта самая кратковременность и безотлагательность, по сути, не предоставляет лицу возможности реализовать право на юридическую помощь. Возможность реализации права на защитника предполагает определенные временные затраты, и его буквальное применение при личном досмотре выхолостило бы его познавательную направленность. Вряд ли следует признать нормальной ситуацию, когда сотрудник отложил бы проведение личного досмотра в ожидании приезда защитника на место его проведения. Считаем, что вопрос о реализации права на защиту при непосредственном проведении личного досмотра в условиях кратковременности и безотлагательности не имеет никакого смысла и должен быть закрыт.

Однако он приобретает значение после его окончания, когда лицо изъявит желание получить юридическую помощь, будучи несогласным с ходом и результатам досмотра или по иным обстоятельствам. КоАП РФ предусматривает возможность привлечения защитника только после возбуждения дела об административном правонарушении (ч. 4 ст. 25.4 КоАП РФ), что, на наш взгляд, не соответствует праву на защиту, определяемому в уголовном судопроизводстве. В соответствии с правовой позицией КС РФ лицо имеет право пользоваться услугами адвоката с момента начала любых мер, которыми реально ограничиваются свобода и личная неприкосновенность лица, независимо от его формального процессуального статуса, если они направлены на выявление уличающих лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, фактов и обстоятельств См.: По делу о проверке конституционности положе-ний части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уго-ловно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жало-бой гражданина В. И. Маслова: постановление Консти-туционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. № 11-П // Справ.-правовая система «Консуль- тантПлюс». URL: https://www.consultant.ru (дата обра-щения: 07.02.2024)..

Данная несостыковка носит принципиальный характер, так как позволяет на законных основаниях игнорировать обращения досматриваемого лица со ссылкой на непринятое решение о возбуждении дела об административном правонарушении.

Полагаем, что если личный досмотр проводится в связи подозрением на возможную причастность к преступной деятельности, лицу должна быть предоставлена возможность по окончании личного досмотра обратиться за помощью к защитнику с предоставлением последнему по приезде свидания с ним, права ознакомления с протоколом личного досмотра и других действий, если они осуществлялись. Иное бы противоречило указанной выше правовой позиции КС РФ и грубо нарушало право на защиту лица от уголовного преследования, и, по идее, должно влечь за собой признание личного досмотра недопустимым доказательством с рассмотрением вопроса о возможной как минимум дисциплинарной ответственности лиц, осуществлявших досмотровые мероприятия.

Такая возможность должна в любом случае обеспечиваться, если личный досмотр проводится в рамках доследственной проверки либо при проведении ОРМ до регистрации сообщения о преступлении в КуСП, так как здесь речь идет о полноценном уголовном преследовании. Говоря о защитнике, в данном случае мы имеем ввиду адвоката, нанятого лицом, в отношении которого осуществляется уголовное преследование. Вопрос о том, должен ли досматриваемому лицу в ситуации невозможности оплатить услуги защитника предоставляться в порядке ст. 51 УПК РФ адвокат по назначению, остается дискуссионным и выходящим за рамки настоящей статьи.

Однако если неотложность и безотлагательность личного досмотра исключает одновременную реализацию права лица пользоваться услугами защитника, то как быть с распространенной на практике ситуацией, когда лицо досматривается не на месте происшествия, а по приезде в отдел полиции или в ином месте, причем нередко спустя длительное время?

Судебная практика, насколько нам известно, признает допустимость такого порядка, тем самым ее одобряя. Так, по уголовному делу № 22-249/2015 суд апелляционной инстанции отверг доводы защиты о недопустимости личного досмотра как доказательства, указав, что проведение личного досмотра Г. в дежурной части линейного отдела полиции ст. Шадринск, а не на месте его задержания, как это следует из материалов дела, не противоречит действующему законодательству и не ставит под сомнение выводы суда о виновности осужденного, которая подтверждается совокупностью убедительных доказательств, положенных судом в основу приговора См.: Апелляционное постановление Курганского областного суда (Курганская область) № 22-249/2015 от 12 февраля 2015 г. по делу № 22-249/2015. URL: http://sudact.ru/regular/doc/OJn8BHMVn8Jp/ (дата обра-щения: 12.07.2023).. В другой ситуации суд апелляционной инстанции, оценивая доводы защиты о том, что личный досмотр осужденного проведен не по месту задержания и спустя значительный промежуток времени, также отметил, что действующее законодательство не содержит запретов на проведение личного досмотра не в месте задержания соответствующего лица. Разрыв во времени вызван объективными причинами См.: Апелляционное постановление Верховного

Суда Удмуртской Республики (Удмуртская Респуб-лика) № 22-1362/2019 от 15 августа 2019 г. по делу № 1-150/2019. URL: https://sudact.ru/regular/doc/

tat7K5AdJMYV/ (дата обращения: 12.07.2023).. В качестве одной из причин нереализуемости досмотра не на месте задержания указывают на невозможность найти понятых См.: Апелляционное определение Алтайского крае-вого суда (Алтайский край) № 22-1362/2019 от 15 августа 2019 г. по делу № 1-150/2019. URL: http://sudact.ru/ regular/doc/tat7K5AdJMYV/ (дата обращения: 24.07.2023); Апелляционное постановление Ивановского областного суда (Ивановская область) № 22-512/2018 от 26 апреля 2018 г. по делу № 22-512/2018. URL: http://sudact.ru/ regular/doc/K3PtRgrxm8lR/ (дата обращения: 24.07.2023)..

Что ж, следует признать, что в реальной жизни действительно могут возникнуть ситуации, когда досмотр необходимо производить не в месте фактического задержания, а в отделе полиции или ином месте. Однако тогда необходимо признать, что в этом случае и личный досмотр теряет свой срочный и неотложный характер, и в такой ситуации лицо вполне может реализовать право на защиту, в частности вызвать защитника либо попросить это сделать другое лицо либо самого сотрудника. Думается, что этот вопрос нуждается в более обстоятельном нормативном регулировании.

Здесь нельзя не сказать о еще одном проблемном вопросе, который также не стал предметом внимания КС РФ. Это вопрос о соотношении мероприятий, составляющих содержание личного досмотра как административно-процессуального действия и личного обыска как следственного действия. Вопрос этот крайне актуальный и острый, так как если исходить из понимания тождества содержания этих двух мероприятий, то речь идет о допустимости крайне широкого применения весьма жестких по своему характеру действий, серьезно ограничивающих конституционное право на личную неприкосновенность в условиях отсутствия формальной реакции со стороны государства в виде решения о возбуждении уголовного дела.

Личный обыск, будучи следственным действием, предполагает более суровый уровень ограничения указанного выше права, выражающийся в допустимости таких мероприятий, как полное обследование одежды лица, в том числе нижнего белья, раздевание лица догола (в том числе насильственное), при необходимости -- исследование внутренних органов человека (например, при подозрении, что лицо провозит запрещенные предметы в желудке) и т. д. И это обусловливает более детальный и глубокий уровень обеспечения процессуальных гарантий обыска, как то: возбужденное уголовное дело, судебное решение (по общему правилу), разъяснение права не свидетельствовать против себя самого (ст. 51 Конституции РФ), который только частично «перекрывается» административно-процессуальными гарантиями.

Все это определяет значительную опасность произвола и беззакония, опасность чрезмерного ограничения прав граждан в случае, если мы отождествляем досмотр и личный обыск с точки зрения содержания. Учитывая, что личный досмотр может применяться в ситуации неопределенности, когда еще толком не выяснены ни наличие самого правонарушения, ни его характер, просто при наличии подозрения лица в возможном правонарушении, уполномоченные лица получают крайне широкие возможности, чреватые избыточным ограничением прав и свобод человека.

С другой стороны, интересы борьбы с преступностью определяют необходимость применения таких ограничений. Ведь как следует поступить сотруднику, проводящему личный досмотр лица по подозрению в возможном незаконном обороте наркотических веществ, если последние часто не получается отыскать без выворачивания карманов, снятия одежды, в том числе нижнего белья и т. д.? Извечный вопрос баланса между необходимостью борьбы с преступностью и излишним ограничением прав граждан.

Изучение правоприменительной практики показало, что она пошла по первому пути: к настоящему времени суды, как правило, «закрывают глаза» на то, что при личном досмотре применяются практически те же действия, что и при личном обыске, причем правоприменители нередко, что называется, не стесняются отображать их в материалах дела. Так, одной из распространенных причин проведения личного досмотра не на месте задержания, а в отделе полиции или иных местах сотрудники правоохранительных органов обозначают потребность в раздевании человека догола.

Например, по уголовному делу № 1-235/2019 допрошенный в суде врио начальника ОКОН Псковского ЛО МВД России на транспорте пояснил, что досмотр лиц, установленных в ходе ОРМ по выявлению фактов незаконного оборота наркотиков, был осуществлен в дежурной части, так как они были задержаны в людном месте, проводить досмотр было бы некорректно, поскольку при этом подразумевается раздевание досматриваемого¹. Аналогичный аргумент для проведения досмотра не на месте задержания можно найти и в ряде иных уголовных дел².

Вполне приемлемой в судебной практике признается методика обнаружения запрещенных к обороту предметов в нижнем белье досматриваемых, что само по себе предполагает обнажение лица. Так, согласно приговору Лермонтовского городского суда (Ставропольский край) от 6 декабря 2019 г., в ходе проведения личного досмотра в нижнем белье А. обнаружен сверток, замотанный в изоленту черного цвета, внутри которого находилось порошкообразное вещество, которое впоследствии оказалось наркотическим веществом³. Аналогичная ситуация имела место и по уголовным делам № 1-472/2019⁴, № 1-266/2020⁵ и др.

Опираясь на вышеизложенное, следует констатировать, что в настоящее время мероприятия, составляющие содержание личного обыска как следственного действия и личного досмотра как (формально) административно-процессуального действия, практически идентичны, что, в свою очередь, контрастирует с уровнем процессуальных гарантий применительно к каждому из них. Личному досмотру как средству уголовного преследования должен соответствовать уровень уголовно-процессуальных гарантий. Ни имеющегося нормативного регулирования, ни разъяснений Конституционного Суда Российской Федерации и иных судебных инстанций недостаточно, чтобы утверждать, что проблема решена.

Литература

Меликян М. Н. Процессуальные и криминалистические аспекты предварительной проверки заявлений и сообщений о преступлениях: дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 1998. 225 с.

Александров А. С., Грачев С. А. Стадия возбуждения уголовного дела: ликвидировать нельзя

Melikyan М. N. Procedural and criminalistics aspects of statements and crime reports preliminary examination. Dissertation of a candidate of juridical sciences. Krasnodar; 1998: 225. (In Russ.).

Aleksandrov A. S., Grachev S. A. The stage of criminal case initiation: to eliminate or to keep. оставить // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2015. № 1 (31). С. 101--108.

Шалумов М. С. Адвокат в доследственной проверке: условия участия в качестве защитника // Уголовный процесс. 2018. № 6. C. 26--31.

Шатохин И. Д. Административные задержания и досмотр в оперативно-розыскной деятельности // Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. 2019. № 3 (90). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/administrativnye- zaderzhaniya-i-dosmotr-v-operativno-rozysknoi- deyatelnosti (дата обращения: 12.07.2022).

Law science and law enforcement practice, 101--108, 2015. (In Russ.).

Shalumov M. S. A barrister in the preliminary investigation: participation conditions for an advocate. Criminal procedure, 26--31, 2018. (In Russ.).

Shatokhin I. D. Administrative detention and frisk during the operative and investigative activity. Journal of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2019. Available from: https://cyberleninka.ru/article/n/administrativnye- zaderzhaniya-i-dosmotr-v-operativno-rozysknoi- deyatelnosti. Accessed: 12 July 2022. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru