Некоторые вопросы уточнения статуса лица, подлежащего реабилитации (по уголовно-процессуальному законодательству России и Казахстана)

Аннотация

Несмотря на то что в уголовно-процессуальном законодательстве России и Казахстана процесс реабилитации лица определяется как задача уголовного судопроизводства (или как одно из его назначений), нормы, сконструированные в уголовно-процессуальных кодексах Российской Федерации и Республики Казахстан, не позволяют утверждать, что в них определен процессуальный статус лица, являющегося адресатом реабилитационных процедур. Это во многом предопределено тем, что реабилитируемый не включен в круг участников уголовного процесса, хотя вопросы реабилитации преимущественно рассматриваются именно в рамках уголовно-процессуальных отношений. Вместе с тем имеются все основания выделить особый процессуальный статус лица как субъекта права на реабилитацию, реализация которого предполагает ряд процессуальных прав и гарантий их обеспечения. Данный статус будет обладать выраженной особенностью: он складывается преимущественно из прав, которым корреспондируют обязанности должностных лиц государства. В целях более точной формулировки процессуального статуса лица, наделяемого правом на реабилитацию, следует внести некоторые уточнения в круг субъектов, являющихся адресатами соответствующих компенсационных отношений.

Ключевые слова: реабилитация; уголовный процесс; лицо, подлежащее реабилитации; правовой статус лица, подлежащего реабилитации; реабилитация умершего лица; реабилитация при применении принудительных мер медицинского характера

SOME ISSUES TO IDENTIFY THE LEGAL STATUS OF A PERSON TO BE SUBJECTED TO REHABILITATION (ACCORDING TO THE CRIMINAL LEGISLATION OF THE RUSSIAN FEDERATION AND THE REPUBLIC OF KAZAKHSTAN)

Maksat Asylkhanuly Zhumashev

В теории права категория «правовой статус» является достаточно устоявшейся, включающей в себя набор прав и обязанностей, непосредственно связанных с данным статусом; соответствующее понимание правового статуса воспринимается и отраслевыми юридическими дисциплинами. Сам факт наделения лица определенным комплексом прав, связанных с незаконным вовлечением в сферу уголовного преследования, уже свидетельствует о наличии у него определенного правового статуса. Полагаем, что отсутствие внимания к проблеме правового статуса лица, подлежащего реабилитации, большей частью обусловлено тем, что он формируется исключительно в структуре прав и интересов данного лица. Иными словами, уголовно-процессуальный закон фактически не формулирует для такого лица каких- либо обязанностей и, соответственно, не предусматривает процессуальных санкций (процессуальной ответственности) за их неисполнение. Между тем процессуальная правосубъектность участников уголовного процесса в обязательном порядке включает в себя наличие не только прав и интересов, но и процессуальных обязанностей и процессуальной ответственности [1, c. 133-- 134]. В подобном ракурсе возникает вопрос: можно лицо, подлежащее реабилитации, рассматривать как участника уголовного процесса, несмотря на то что уголовно-процессуальный закон не предпосылает для него никаких процессуальных обязанностей? правовой статус лица реабилитация

Если исходить из смысла норм УПК РФ и УПК РК, регулирующих основания и порядок реабилитации лица, необоснованно привлеченного к уголовной ответственности, то ответ должен быть положительным, хотя закон не обозначает понятие «реабилитированный» как процессуальный статус. В то же время в п. 35 ст. 5 УПК РФ законодатель раскрывает это понятие, указывая, что реабилитированный -- лицо, наделяемое правом на возмещение вреда, причиненного в связи с незаконным или необоснованным уголовным преследованием.

Конституционный Суд РФ конкретизирует круг лиц, которые могут определяться как реабилитированные, указывая, что по нормам ч. 1 ст. 133 УПК РФ в их число входит «подсудимый, осужденный и лицо, к которому были применены принудительные меры медицинского характера, в установленных ее пунктами 1, 2, 4 и 5 случаях, а в силу ее пункта 3 -- подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование которого прекращено по основаниям, предусмотренным пунктами 1, 2, 5 и 6 части первой статьи 24 и пунктами 1 и 4--6 части первой статьи 27 данного Кодекса» По делу о проверке конституционности отдельных положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина М. И. Бондарен-ко: постановление Конституционного Суда РФ от 14 но-ября 2017 г. № 28-П // Справ.-правовая система «Кон- сультантПлюс». URL: https://www.consultant.ru (дата обращения: 15.02.2024).

Отсюда следует, что тот или иной процессуальный статус лица из числа вышеперечисленных дезавуируется, давая дорогу новому процессуальному положению лица, которое обретается им по причине признания за ним права на реабилитацию.

Несмотря на то что для правового статуса того или иного лица в рамках уголовного процесса является нехарактерным отсутствие в его структуре обязанностей и элементов деликтной ответственности, полагаем, что в отношении лица, подлежащего реабилитации, можно говорить о своеобразном, усеченном правовом статусе, который тем не менее вполне отвечает существу и целям реабилитационного процесса в его нормативном регулировании. Известно, что в науке уголовнопроцессуального права обосновывается необходимость выделения института личности в уголовном процессе, которую предлагают воспринимать как более широкую категорию, нежели участник уголовного процесса [2]. Поддерживая эту позицию, полагаем, что и правовой статус лица, подлежащего реабилитации, охватывается процессуальным статусом личности (как более объемным в сравнении с категорией «процессуальный статус»), хотя и претендующим на определенное обособление в силу особенностей в виде отсутствия нормативно закрепленных процессуальных обязанностей и ответственности за их неисполнение. Потому справедливым представляется мнение А. А. Коомбаева, подчеркивающего, что «система основных прав, свобод, а также субъективных прав, процессуальных обязанностей и ответственности участника уголовно-процессуальных отношений в их единстве составляют основу их правового статуса» [3, c. 13]. Однако автор в разработанной им развернутой классификации участников уголовного процесса (в зависимости от цели участия), не указывает реабилитируемых лиц, поскольку их упоминание отсутствует в нормах уголовно-процессуального закона [3, c. 18].

Неопределенность места реабилитируемого лица в системе участников уголовного процесса обусловлена отсутствием оформления его статуса (фактически нормативно закреплен только институт реабилитации, но не статус лиц в рамках данного института). Для того чтобы определить процессуальный статус данного лица и обособить его место в ряду участников уголовного процесса из числа частных лиц, необходим анализ норм, которые определяют круг лиц, являющихся адресатами соответствующих восстановительных и компенсационных процедур.

В этом вопросе УПК РФ и УПК РК демонстрируют отдельные отличительные аспекты.

Согласно ч. 1 ст. 37 УПК РК подлежат реабилитации только лица, в отношении которых имеет место прекращение уголовного дела по обстоятельствам, указанным в пп. 1, 2, 5, 6, 7 и 8 ч. 1 ст. 35 УПК РК, т. е.: 1) отсутствие события уголовного правонарушения; 2) отсутствие состава уголовного правонарушения; 3) отсутствие жалобы потерпевшего; 4) введение в действие закона, устраняющего уголовную ответственность за совершенное деяние либо признание закона, подлежащего применению, неконституционным Конституционным Судом РК; 5) если в отношении лица имеется вступивший в законную силу приговор суда по тому же обвинению либо иное неотменен- ное судебное постановление, установившее невозможность уголовного преследования; 6) если в отношении лица имеется неотмененное постановление органа уголовного преследования о прекращении уголовного преследования по тому же подозрению.

Часть 2 ст. 133 УПК РФ содержит указание, согласно которому право на реабилитацию (включая право на возмещение вреда) имеют лица при следующих обстоятельствах: 1) в отношении подсудимого вынесен оправдательный приговор суда; 2) в отношении подсудимого прекращено уголовное преследование в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения; 3) в отношении подозреваемого или обвиняемого прекращено уголовное преследование по указанным в законе обстоятельствам (так называемые «реабилитирующие» основания, схожие с казахстанской моделью); 4) в отношении осужденного лица полностью или частично отменен обвинительный приговор (в связи с непричастностью лица к совершенному преступлению или наличию обстоятельств, при наличии которых в возбуждении уголовного дела должно было быть отказано на основании пп. 1--6 ч. 1 ст. 24 УПК РФ); 5) в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении принудительной меры медицинского характера. Детализация права на реабилитацию лиц по делам частного обвинения производится в ч. 2 ст. 133 УПК РФ.

Таким образом, круг оснований для признания права на реабилитацию в России и Казахстане представляется различным. Все предписания, которые связываются с возникновением права на реабилитацию в ст. 37 УПК РК, соотносимы с теми, которые указаны в п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК РФ, т. е. сконцентрированы в рамках обстоятельств, исключающих производство по делу (в российском варианте -- являющихся основанием для отказа в возбуждении уголовного дела и прекращения уголовного дела). Российский законодатель, помимо аналогичных оснований, имеющих место в ст. 37 УПК РК, связывает право на реабилитацию также с отсутствием достаточных оснований для возбуждения уголовного дела в отношении лиц, пользующихся иммунитетом (ст. 488 УПК РФ).

В качестве положительного элемента российской модели, как нам представляется, следует отметить четкое увязывание права на реабилитацию с процессуальным статусом лица, в отношении которого это право устанавливается (подсудимый, обвиняемый, осужденный и т. д.). В целом процессуальный статус, которым было наделено лицо до признания его права на реабилитацию, логически выводится и из редакции ст. 37 УПК РК, однако подход российского законодателя в данном вопросе нам представляется более предпочтительным.

В то же время нельзя не отметить, что и для норм УПК РФ, и для норм УПК РК, посвященных реабилитации, характерна особенность, выражаемая в том, что они практически тотально носят отсылочный характер. На это обращает внимание А. С. Бахта, указывая, что, к примеру, нормы ст. 133 УПК РФ имеют множество гипотез при единственной диспозиции [4]. Полагаем, что это вряд ли следует признать как недостаток, поскольку уголовно-процессуальный закон должен быть ориентирован на максимально легкое восприятие соответствующих гипотез (т. е. ситуаций, в рамках которых лицо подлежит реабилитации), что в большей степени обеспечивается перечневым приемом российского законодателя.

Возвращаясь к вопросу о процессуальном статусе реабилитированного, отметим, что есть проблемы для уточнения круга лиц, за которыми признается право на реабилитацию. Во-первых, это отсутствие в законе отдельного указания на умерших лиц (подозреваемых, обвиняемых, подсудимых, осужденных), когда продолженное в целях их реабилитации производство по уголовному делу завершается установлением оснований для их реабилитации. Данный вопрос оставлен без должного внимания как в УПК РФ, так и в УПК РК. Во-вторых, требует уточнения такое правовое основание реабилитации, как незаконное или необоснованное применение принудительных мер медицинского характера в случае отмены соответствующего постановления суда (особенно актуально для Российской Федерации, так как выделено в качестве самостоятельного основания в ст. 133 УПК РФ).

Отсутствие в перечне лиц, подлежащих реабилитации, тех, кто умер в ходе осуществления уголовного судопроизводства (если оно продолжено именно в целях их реабилитации), нам представляется существенной неточностью, которая лишает конкретности само понятие «реабилитация». Как указывают исследователи, в отношении умерших лиц фактически речь идет исключительно о юридической реабилитации, так как право на компенсационные отношения переходит к близким родственникам умершего лица [5]. Отмечается также, что в подобных случаях преследуется нравственная цель, основанная на категориях справедливости, чести, достоинства и доброго имени [6].

Так, согласно п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, уголовное дело не возбуждается, а возбужденное подлежит прекращению в случаях смерти подозреваемого или обвиняемого, за исключением ситуаций, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего. При этом в рамках гл. 18 УПК РФ об «умершем реабилитированном» говорится «вскользь», т. е. в контексте направления его наследникам, близким родственникам, родственникам или иждивенцам соответствующего извещения о реабилитации (ч. 2 ст. 134, чч. 3--4 ст. 136 УПК РФ).

В целом аналогичный порядок учета прижизненных интересов умершего реабилитированного предусмотрен и в УПК РК.

Несмотря на указанные различия в российском и казахстанском вариантах регламентации реабилитационного процесса, следует признать, что в обоих законодательных моделях отсутствует удовлетворительное решение по оформлению статуса умершего лица, подлежащего реабилитации. Редакция основных норм, касающихся собственно реабилитационных процедур, в большей степени ориентирована на живых лиц (например, в отношении публичного извинения со стороны должностных лиц государства). Вместе с тем вопрос о продолжении уголовного производства в отношении умершего лица ставится в зависимость от позиции родственников умершего, а возможность высказанной прижизненной позиции самого лица не упоминается; категория «наследник» (которому фактически принадлежит право обращения за возмещением вреда) может быть несопоставима с лицом, осуществляющим представительство умершего лица в уголовном процессе, и т. д.

Эти и иные спорные вопросы позволяют утверждать, что признание прижизненного интереса умершего лица в реабилитации (до наступления смерти находившегося в статусе подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного) требует, чтобы он был указан в числе адресатов компенсационных процедур, т. е. в ч. 2 ст. 133 УПК РФ и ч. 1 ст. 37, ч. 2 ст. 38 УПК РК. Такое упоминание оправданно, поскольку восстановление, например, почетного звания или государственных наград лица, лишенного их по приговору, не может не охватываться реабилитацией, отвечая прижизненным личным нематериальным интересам умершего подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного. Кроме того, полагаем целесообразным включение в нормы о реабилитации участника со статусом «правопреемник», по инициативе которого было продолжено производство по уголовному делу в отношении умершего в целях реабилитации. Соответственно, при реабилитации умершего его правопреемник продолжает свое участие в производстве по реабилитации. О необходимости введения процессуальной фигуры «правопреемник» высказался М. А. Гаврилов в своем диссертационном исследовании [7].

Данное мнение разделяет М. Т. Аширбекова, отмечающая, что «особенность основания прекращения уголовного дела в связи со смертью лица, в отношении которого могло быть начато или продолжено уголовное преследование, заключается в том, что возникает ситуация „переноса" его интереса на других лиц, которые, радея за его доброе имя, заявили бы о необходимости реабилитации умершего. Иными словами, такие лица и становятся заинтересованными субъектами» [8, с. 227].

В казахстанском варианте регулирования восстановительных и компенсационных процедур этот участник указан как наследник, родственник, иждивенец (ч. 3 ст. 38, ч. 1 ст. 39 УПК РК), но при этом без привязки этих лиц к разрешению вопроса о реабилитации: указание на наследника, родственника, иждивенца приводится в целях регулирования исключительно возмещения материального ущерба. Но из смысла чч. 1 и 3 ст. 41 УПК РК вытекает, что при регулировании вопроса о компенсации морального вреда законодатель все же имеет в виду только наследников как субъектов реабилитационного процесса.

Что касается включения в круг лиц, подлежащих реабилитации, тех, в отношении которых вынесено необоснованное или незаконное постановление о применении принудительной меры медицинского характера, то УПК РФ и УПК РК демонстрируют различный подход к решению данного вопроса: в первом случае они признаются лицами, имеющими право на реабилитацию; во втором -- исключительно право на возмещение вреда. Полагаем, что второй вариант является ошибочным. Исследователи, как правило, акцентируют внимание на том обстоятельстве, что принудительные меры медицинского характера являются разновидностью мер государственного принуждения (по разд. VI УК РФ -- иные меры уголовно-правового характера), которые применяются к лицам, совершившим преступления (общественно опасные деяния), в случаях, когда применение мер уголовного наказания невозможно по причине их психического заболевания [9]. То есть необоснованное или незаконное применение мер медицинского характера может иметь место в двух основных вариантах: 1) лицо вообще не должно было быть привлечено к уголовной ответственности и быть подвержено мерам уголовнопроцессуального принуждения (должно являться основанием для реабилитации); 2) лицо совершило преступление (общественно опасное деяние), но меры принудительного характера применены к нему необоснованно или незаконно (должно являться основанием для возникновения права на возмещение ущерба). В данном случае более оправданным решением вопроса является, на наш взгляд, вариант белорусского законодателя: согласно пп. 6 и 7 ч. 2 ст. 462 Уголовнопроцессуального кодекса Республики Беларусь от 16 июля 1999 г. № 295-З, «решение о реабилитации» в случае отмены процессуальных решений в вопросах применения принудительных мер медицинского характера (в белорусском варианте -- «мер безопасности и лечения») имеет место только в том случае, если они были приняты по традиционным реабилитирующим основаниям (отсутствие события преступления, отсутствие состава преступления, недоказанность участия лица в совершении общественно опасного деяния, наличие неотмененных процессуальных решений, связанных с прекращением уголовного преследования в отношении данного лица), т. е. корреспондирующими с пп. 1, 2, 5, 6, 7 и 8 ч. 1 ст. 35 УПК РК и пп. 1, 2, 5 и 6 ч. 1 ст. 24 и пп. 1 и 4--6 ч. 1 ст. 27 УПК РФ.

Подводя итог сказанному, можно сделать ряд основных выводов, которые сводятся к следующим положениям.

1. Под процессуальным статусом лица, подлежащего реабилитации, следует понимать совокупность прав, которыми обладает данное лицо как обязательный субъект восстановительных процедур (лично или в порядке правопреемства), возникающих по причине его обоснованной и законодательно признанной претензии к органам, ведущим уголовный процесс, по факту незаконного привлечения к уголовной ответственности или осуждения. Данный процессуальный статус отличается усеченным характером, поскольку не включает в себя процессуальные обязанности реабилитированного и, соответственно, не предполагает процессуальных санкций за нарушение таких обязанностей, тем не менее он вполне отвечает целям и существу и реабилитационного процесса.

2. Перечень лиц, подлежащих реабилитации, должен быть максимально детализирован с указанием всего ситуативного многообразия, в рамках которого возможна реабилитация. Так, ни УПК РФ, ни и УПК РК не предусматривают специальных положений в отношении специфики реабилитации умерших лиц, несмотря на то что производство по уголовному делу в отношении них осуществляется именно в целях возможной реабилитации. Законодательный акцент на компенсационных правах родственников умершего лица подтверждает признание прижизненного интереса умершего в реабилитации, что соответственно предполагает его указание в нормах гл. 18 УПК РФ как адресата посмертной реабилитации, а также введение в эти нормы участника со статусом «правопреемник», по инициативе которого было продолжено производство по уголовному делу в отношении умершего в целях реабилитации.

3. Поскольку лица, которые незаконно и необоснованно подвергнуты принудительным мерам медицинского характера, не указаны в УПК РК в числе лиц, наделяемых правом на реабилитацию, включение таких лиц в ч. 1 ст. 37 УПК РК будет оправданным. Учитывая специфику материальных оснований и процессуальный характер производства по делам о применении принудительных мер медицинского характера, видится целесообразным ограничить основания для реабилитации таковых лиц исключительно обстоятельствами, которым по закону придается значение реабилитирующих. Для УПК РФ это наличие оснований, предусмотренных пп. 1, 2, 5 и 6 ч. 1 ст. 24 и пп. 1 и 4--6 ч. 1 ст. 27. Для УПК РК это следующий ряд оснований: отсутствует событие уголовного правонарушения; нет состава уголовного правонарушения; не доказано участие лица в совершении уголовного правонарушения (ч. 1 ст. 394 УПК РК); отсутствует жалоба потерпевшего по делам частного и частно-публичного обвинения; произошла декриминализация уголовного правонарушения; наличие вступившего в законную силу приговора суда в отношении этого лица по тому же обвинению; наличие неотмененного судебного постановления, установившее невозможность уголовного преследования этого лица по тому же обвинению; наличие неотмененного постановления органа уголовного преследования о прекращении уголовного преследования этого лица по тому же подозрению (ч. 1 ст. 394 УПК РК; пп. 1,2, 5, 6, 7 и 8 ч. 1 ст. 35 УПК РК). В иных случаях причинения вреда лицам, в отношении которых были применены принудительные меры медицинского характера, он должен возмещаться вне процедуры реабилитации.

Литература

1. Ижнина Л. П., Абзалиев И. М. Структурный анализ процессуального положения участников уголовного судопроизводства // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2018. № 2. С. 130--135.

2. Лукьянова А. А. К вопросу о регламентации института личности в уголовном процессе // Вестник Томского государственного универси-

3. Izhnina L. P., Abzaliev I. M. Structural analysis of the procedural status of criminal proceedings participants. Vestnik of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod, 130--135, 2018. (In Russ.).

4. Luk'yanova A. A. To the issue of regulation of the institute of personality in the criminal process. Tomsk State University Journal of Law, 228--232, 2015. (In Russ.).

5. тета. 2015. № 401. С. 228--232.

6. Коомбаев А. А. Положение личности в уголовном судопроизводстве (по материалам Кыргызской Республики и Российской Федерации): автореф. дис. ... д-ра юрид наук. Москва, 2014. 56 с.

7. Бахта А. С. К вопросу о структуре уголовно-процессуальных норм // Вестник Московского университета МВД России. 2009. № 6. С. 81 -- 87.

8. Мещерякова Ю. О. Производство по уголовному делу в отношении умершего: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2018. 24 с.

9. Анучина О. В. Производство по уголовному делу в случае смерти обвиняемого, подозреваемого, лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности: автореф. дис. ... канд. юрид наук. Москва, 2020. 28 с.

10. Гаврилов М. А. Правопреемство в уголовном судопроизводстве России: дис. ... канд. юрид. наук. Москва, 2022. 252 с.

11. Аширбекова М. Т. Смерть лица, подлежавшего уголовному преследованию: вопрос о правопреемстве // Университетские правовые диалоги: материалы Междунар. науч.-практ. конф. (30--31 марта 2023 г.): в 2 ч. / под ред. Е. В. Титовой. Челябинск: Изд. центр ЮУрГУ, 2023. Ч. II. С. 227--230.

12. Исмагулова А. Т. Регламентация принудительных мер медицинского характера по законодательству Российской Федерации и Республики Казахстан: автореф. дис. ... канд. юрид наук. Челябинск, 2010. 31 с.

13. Koombaev A. A. The position of the individual in criminal proceedings (on the materials of the Kyrgyz Republic and the Russian Federation). Abstract of dissertation of doctor of juridical sciences. Moscow; 2014: 56. (In Russ.).

14. Bakhta A. S. To the problem of the structure of rules criminal procedure. Vestnik of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 81--87, 2009. (In Russ.).

15. Meshcheryakova Yu. O. Proceedings on a criminal case in respect of the deceased. Abstract of dissertation of candidate of juridical sciences. Samara; 2018: 24. (In Russ.).

16. Anuchina O. V. Proceedings on criminal action in case of death of the accused, suspect, person subject to criminal liability. Abstract of dissertation of candidate of juridical sciences. Moscow; 2020: 28. (In Russ.).

17. Gavrilov M. A. Legal succession in the criminal proceedings of Russia. Dissertation of candidate of juridical sciences. Moscow; 2022: 252. (In Russ.).

18. Ashirbekova M. T. Death of a person subject to criminal prosecution: the question of legal succession. In: University legal dialogues. Materials of the International scientific-practical conference, 30--31 March 2023. In 2 parts. Part II. Ed. by E. V. Titova. Chelyabinsk: Publishing Center of South Ural State University; 2023: 227--230. (In Russ.).

19. Ismagulova A. T. The regulation of coercive measures of medical nature under the legislation of the Russian Federation and the Republic of Kazakhstan. Abstract of dissertation of candidate of juridical sciences. Chelyabinsk; 2010: 31. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru