Мастерство Антона Павловича Чехова как сатирика

Размещено на http://www.allbest.ru

Реферат по литературе на тему:

Мастерство Антона Павловича Чехова сатирика

Оглавление

Вступление

Краткая биография. Творческий путь А.П.Чехова

Мастерство А. П. Чехова - писателя - сатирика. Особенность стилистического языка сатирических рассказов

Вывод

Список использованной литературы

Вступление

«... единственный из художников нашего времени, в высочайшей степени усвоивший искусство писать так, чтобы словам было тесно, а мыслям - просторно. Он не говорит нового, но то, сто он говорит, выходит у него потрясающе убедительно и просто, до ужаса просто и ясно, неопровержимо верно...»

(А.М.Горький)

Художественный талант А.П. Чехова формировался в эпоху глухого безвременья 80-х годов XIX века, когда в миросозерцании русской интеллигенции совершался болезненный переворот. Эпоха переоценки ценностей, разочарования в недавних программах спасения и обновления России отозвались в творчестве Чехова скептическим отношением ко всяким попыткам "уловить жизнь" с помощью тех или иных общественных идей. В отличие от гениальных предшественников - Толстого и Достоевского, Чехов не обладал ясной и теоретически осмысленной общественной программой. Но это не значит, что он влачился по жизни "без крыльев", без веры и надежд. Во что же верил и на что надеялся Чехов? Он чувствовал, как никто другой, исчерпанность тех норм жизни, которые донашивала к концу XIX века старая Россия, и был, как никто другой, внутренне свободен от них. Вглядываясь в застывшую в самодовольстве и равнодушном отупении жизнь, Чехов с интуицией гениального художника ощущал пробивавшиеся сквозь омертвевшие формы к свету еще подземные толчки какой-то иной, новой жизни, с которой Чехов и заключил "духовный союз". Все творчество Чехова - призыв к духовному освобождению и раскрепощению человека. Проницательные друзья писателя в один голос отмечали внутреннюю свободу как главный признак его характера. В отличие от писателей-предшественников, Чехов уходит от художественной проповеди. Ему чужда позиция человека, знающего истину или хотя бы претендующего на знание её, и поэтому авторский голос в его произведениях скрыт и почти незаметен. И без всякого посредничества Чехов добивался облагораживающего влияния на читателя самого художественного слова. Он стремился к эстетическому совершенству в своем творчестве. Путь же к нему опирался на богатейшие достижения реализма его предшественников. Ведь Чехов в своих коротких рассказов обращался к тем явлениям жизни, развернутые изображения которых дали Гончаров, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Толстой и Достоевский. Искусство Чехова превращалось в искусство больших обобщений. Используя открытия русского реализма второй половины XIX века, Чехов вводит в литературу "повествование с опущенными звеньями": путь от художественной детали к обобщению у него гораздо короче, чем у его старших предшественников.

Краткая биография. Творческий путь А.П. Чехова

Антон Павлович Чехов родился 17 (29) января 1860 года в Таганроге в семье купца третьей гильдии. Отец и дед его были крепостными села Ольховатка Воронежской губернии. Дед Чехова Егор Михайлович ценой напряженного труда скопил три с половиной тысячи рублей и к 1841 году выкупил всю семью из крепостного состояния. А отец, Павел Егорович, будучи уже свободным человеком, выбился в люди и завел в Таганроге собственное торговое дело, небольшой магазин по торговле «колониальными товарами». Но он больше всего увлекался церковным пением, даже руководил церковным хором, играл на скрипке, неплохо писал красками. Природные способности Павла Чехова передались и его пятерым детям: Александр и Антон стали писателями, Николай - художником и карикатуристом, Мария - педагогом, а Михаил Чехов - артистом мирового уровня (вспомним хотя бы фильм «Сестра его дворецкого», где он блестяще сыграл с Диной Дурбин). Евгения Яковлевна - мать А. П. Чехова - прекрасная хозяйка, очень заботливая и любящая, жила исключительно жизнью детей и мужа. Но, при этом, страстно любила театр. В ранней молодости она была отдана в таганрогский частный пансион благородных девиц. Евгения Яковлевна оказывала огромное влияние на формирование характеров своих детей, воспитывая в них отзывчивость, уважение и сострадание к слабым, угнетённым, любовь к природе и миру. Антон Павлович Чехов впоследствии говорил, что «талант в нас со стороны отца, а душа - со стороны матери».

В Таганрогской гимназии А. П. Чехов провел 11 лет -- с 1868 по 1879 г. «Антон Чехов был хорошим учеником, но особенно не выдавался», -- резюмирует П. П. Филевский впечатление о будущем писателе его «футлярных учителей». К гимназическим годам относятся первые литературные опыты Чехова -- водевили, сцены, очерки, анекдоты. Еще в III--IV классе он задумал переделать в трагедию повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба», позднее принимал участие в гимназическом журнале «Досуг», написал «очень смешной водевиль» «Недаром курица пела». Уехавшим в Москву братьям он посылал рукописную газету «Заика». При содействии Александра, уже «умудренного журналиста» Чехов-гимназист сделал попытку напечатать свои первые литературные опыты: шутки, анекдоты, драму «Безотцовщина», водевиль «Нашла коса на камень». Эти произведения, на которые, по словам Александра, было затрачено много «сил, энергии, любви и муки», не появились в то время в печати. Но значителен уже факт признания литераторами, которым Александр читал эти произведения, за молодым автором, еще не обладающим «житейским и литературным опытом», драматургической талантливости и «превосходного слога».

В годы, когда Чехов был студентом Московского университета (1879--1884). Глубокое уважение к своему учителю К. А. Тимирязеву -- Чехов пронес через всю жизнь: «Тимирязев, человек, которого... я очень уважаю и люблю», -- читаем в одном из его писем. Солидарность с Тимирязевым и свою близость к методам его научного исследования и принципам его работы Чехов высказал в одном из фельетонов («Фокусники»), который построил как добавление к брошюре Тимирязева «Пародия науки». Ссылаясь на авторитет «известного ученого, главаря московских ботаников», выступающего против профанации науки, против неряшливости в приемах научного исследования, указывая также на необходимость серьезной добросовестной популяризации научных знаний. Жизненному опыту и наблюдениям Чехова - студента и врача мы обязаны появлением многих литературных произведений («Беглец», «Мертвое тело», «Сельские эскулапы», «Хирургия», «Неприятность», «По делам службы» и др.) и многочисленных образов врачей в его рассказах и драмах. В 1880 году в журнале "Стрекоза" был напечатан первый рассказ Чехова «Письмо к ученому соседу». В течение пяти лет он был постоянным сотрудником юмористических журналов: «Осколки», «Будильник», «Мирской толк», «Зритель», «Свет и тени», «Волна», «Москва», «Стрекоза», «Спутник». Чехов публикует свои юморески под самыми разными, смешными псевдонимами: Балдастов, Брат моего брата, Человек без селезенки, Антонсон, Антоша Чехонте. Журналы эти, даже наиболее оппозиционный журнал - «Осколки», издаваемый популярным в ту пору писателем Н. А. Лейкиным, в той или иной мере приспосабливались к интересам мещанского читателя и к требованиям цензуры. Редактор юмористического журнала «Сверчок», обращаясь к Чехову с просьбой о сотрудничестве, писал: «Журнал исключительно юмористический, без всякой претензии на сатуру и бичевание общественных пороков…Мы будем помещать легкие и смешные вещи; заботьтесь только об одном - чтобы заставить читателя смеяться. Забавные историйки, приключения, смешные рассказики, анекдоты, мелочи, остроты - вот наша программа…». Молодой Чехов, так же как и его брат Александр, В. Билибин, Лейкин и другие, «упражняется» во всех этих комических жанрах. Участие в юмористических журналах ввело в литературную среду, а также содействовало выработке художественной манеры Чехова, пробудило активное творческое внимание к «малой форме». Наблюдая жизнь, видя отрицательные ее стороны, Чехов, наряду с блестящими шутками, создавал рассказы с большим социальным содержанием.

После окончания университета выходит первый сборник рассказов «Сказки Мельпомены». В 1886 году Чехов получает ободряющее письмо от писателя Д.В.Григоровича, едет в Петербург, выразить свое почтение и признательность. В Петербурге он неожиданно получает приглашение на работу от знаменитого издателя А.С. Суворина в газете «Новое время». Сборники произведений этого времени - «Пестрые рассказы» (1886 г.), «Невинные речи» (1887г.). С началом регулярного сотрудничества с газетой Чехов отказывается от псевдонима и подписывается полным именем. В 1887 году ставится первая пьеса Чехова «Иванов». Впервые она была поставлена в Москве в театре Корша, очень популярного у московской публики.

С 1886 по 1892 гг. живет в Москве. В этот период написал свыше 100 произведений (пьесы «Иванов», «Леший», водевили «Медведь», «Предложение», рассказы «Враги», «Каштанка», «Ванька» и др.).

В повести «Степь», опубликованной в 1888 в журнале «Северный Вестник», обозначилось главное художественное открытие Чехова: отсутствие традиционного для русской литературы героя, выражающий авторскую мировоззренческую позицию; воссоздание окружающего мира, преломленного эмоциональным человеческим восприятием; передача душевного состояния персонажей через «случайные» реплики и жесты. Делясь замыслом повести «Степь» с Д. В. Григоровичем, Чехов писал: «С одной стороны... страстная жажда жизни и правды, мечты о широкой, как степь, деятельности, беспокойный анализ, бедность знаний рядом с широким полетом мысли; с другой -- необъятная равнина, суровый климат, серый, суровый народ... чиновничество, бедность, невежество... Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться».

В 1888 г. по решению Академии наук получил половинную Пушкинскую премию за третий сборник рассказов «В сумерках». Четвертый сборник рассказов «Хмурые люди» (1889) посвятил П.И.Чайковскому. Сотрудничает в петербургском журнале «Северный вестник» («Огни», «Скучная история», «Тоска» и др.)

Летом 1888 и 1889 гг. отдыхает на Украине. В апреле 1890 г. выехал на Сахалин, где произвел перепись населения (заполнил свыше 10 тыс. статистических карточек). В октябре вернулся морским путем через Индийский океан, Средиземное и Черное моря (Гонконг, Сингапур, Цейлон, Суэцкий пролив, Константинополь, Одесса). По итогам поездки написаны рассказы "Гусев", "Бабы", "В ссылке", "Рассказ неизвестного человека", "Убийство", очерковая книга "Остров Сахалин". Весна 1891 г. - первая поездка в Европу (Вена, Болонья, Флоренция, Рим, Неаполь, Ницца, Париж). Зимой 1891-1892 гг. участвует в помощи голодающим крестьянам Воронежской губернии. Написана повесть"Дуэль", ряд рассказов.

Весной 1892 г. покупает под Москвой имение Мелихово. Занимается врачебной практикой, борется с эпидемией холеры (1892-1893 гг.). Участвует в общественной жизни, строит школы. Сентябрь-октябрь 1894 г. вместе с издателем А.С.Сувориным совершает второе путешествие за границу (Вена, Аббация, Фиум, Венеция, Милан, Генуя, Ницца, Париж, Берлин). В Мелихове написано около 50 произведений: пьесы "Чайка","Дядя Ваня", повести "Палата N 6","Мужики", "Моя жизнь", "Дом с мезонином", "Черный монах", рассказы "Попрыгунья", "Человек в футляре" и др. Неудачная премьера пьесы "Чайка" на сцене Александринского театра (С.-Петербург) в октябре 1896 г. и напряженная работа подорвали силы Чехова и ускорили туберкулезный процесс, начавшийся еще в студенческие годы. В марте 1897 г. попадает в клинику Остроумова в Москве, где его навещает Лев Толстой. Осень-зиму 1897-1898 гг. проводит в Ницце. Внимательно следит за политическим "делом Дрейфуса". В сентябре 1898 г. присутствует на репетициях своей пьесы "Чайка" в Московском Художественном театре (премьера 17 декабря 1898 г.), знакомится с О. Л. Книппер, будущей женой (обвенчались в Москве 25 мая 1901 г.).

По состоянию здоровья переехал в Ялту в сентябре 1898 г. В октябре приобрел участок земли за пределами Ялты, в деревне Аутка. Архитектор Л.Н.Шаповалов проектировал дом, Чехов заложил фруктовый и декоративный сад. 9 сентября 1899 г. въехал в собственный дом по Аутской ул. Несколько лет, с 1899 г. до конца дней, А. П. Чехову пришлось жить вдали от литературной среды, от театра, от любимых людей: «Я в Ялте, в ссылке, быть может и прекрасной, но все же в ссылке. Жизнь проходит скучно». Лишь изредка врачи разрешали Антону Павловичу выезжать в Москву. В апреле 1900 г. труппа МХТ выежает на гастроли в Крым (в Ялте - с 14 по 24 апреля).

В последующие годы на сцене МХТ состоялись премьеры новых пьес Чехова "Три сестры"(31 января 1901 г.), "Вишневый сад"(17 января 1904 г.). В Ялте (1899-1904) написаны также повесть "В овраге", рассказы "Дама с собачкой", "Душечка", "Новая дача", "Архиерей", "На святках", "По делам службы", "Невеста". Общественная деятельность Чехова в Ялте: с 1898 г. - член попечительского совета ялтинской женской гимназии, материально поддерживал школу в с. Мухалатка, занимался сбором средств на строительство пансиона для неимущих туберкулезных больных ("Яузлар")

В 1900 г. избран почетным членом Российской Академии наук, но в 1902 г. вместе с В.Г.Короленко отказался от этого звания. Зиму 1900-1901 гг. по состоянию здоровья провел в Ницце, побывал в Италии (Пиза, Флоренция, Рим).

1 мая 1904 г. покинул Ялту, выехал в Москву, а затем в Германию на лечение. «Здоровье мое поправляется, -- писал он, -- входит в меня пудами, а не золотниками». Антон Павлович знал, что болен смертельно. И понимал при этом, что надо не плакаться, не подавать вида, что тебе плохо, хуже, чем всем другим. «Коль принадлежишь к племени людей, то все равно рано или поздно будешь страдать и умрешь, а раз так, значит, надо прожить до конца своего тихо, не рвать занавес в клочья, не вынуждать близких к страданию». Он шел своим путем, один на один со своей совестью, и совесть эта ни разу не увела его в сторону, не позволила написать ни строчки, которой бы устыдился впоследствии - строгая совесть духовно чистого человека. Он не умел жить иначе даже тогда, когда оставались считанные часы.

15 июля 1904 г (1-го по ст.стилю) в г.Баденвейлер во втором часу ночи Чехов почувствовал себя особенно плохо и вскоре скончался. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

«Московские ведомости»: «Оглянитесь вокруг: это все та же серенькая публика - чиновники, офицеры, врачи, студенты, барышни, литераторы, профессора, которых так мастерски описывал в своих рассказах Чехов! Они все здесь! Все пришли проститься с ним!..»

Владимир Короленко писал в «Киевском телеграфе»: «9 июля Россия будет помнить всегда... Смерть Чехова всколыхнула все то, что было чуткого в обществе, что любило красоту, лелеяло идеалы, тосковало по лучшим временам, - все, для чего Чехов был каким-то таинственным воплощением и красоты, и изящества, и чудесной народной печали».

Александр Куприн в тот день сделал в дневнике такую запись: «Среди моря венков, памятных лент и скорбных посвящений я разглядел надпись «На могилу такого писателя, как Ты, венок должен возложить каждый читатель»... Расходились с кладбища медленно, в молчании. Я подошел к матери Чехова и без слов поцеловал ее руку. И она сказала усталым, слабым голосом: «Вот горе-то у нас какое... Нет Антоши»».

И. Е. Гитович: «Он знал, что такое быть почти нищим и униженным, мечтал разбогатеть, но и став Чеховым, не стал богатым, он всегда был окружен великим множеством людей, любил женщин и был любим ими, но на столе держал отцовский перстень с надписью "Одинокому везде пустыня". Он не стал практикующим доктором, хотя лечил многих, но для России и мира стал единственным в своем роде диагностом состояния духа и души. Он был безудержным весельчаком, душой компаний и человеком бесконечно печальным и одиноким, он был мужественным скептиком, до конца верящим только в порядочность и душевное бескорыстие отдельного человека. Он никогда не ощущал себя мессией, знающим истину, а был в этом мире честным тружеником, каким и надлежит быть порядочному человеку. А быть порядочным человеком, равно свободным от спеси и от самоуничижения, несущим ответственность перед совестью за себя и ближних, - это и есть главное назначение человека.

Он был скроен из тех же достоинств и слабостей, как, наверное, и каждый из нас, он, как и мы, страдал и радовался, делал ошибки и искал выходы, и одновременно он был другой - умнее, честнее, свободнее, порядочнее, совестливее каждого из нас. Он был Чехов»

Мастерство А. П. Чехова - писателя - сатирика. Особенность стилистического языка сатирических рассказов

«Молодого, бессмертно веселого хохота Чехову было отпущено столько, что, чуть только у него среди его тяжких трудов выдавался хотя бы час передышки, веселье так и било из него, и невозможно было не хохотать вместе с ним. То нарядится в бухарский халат, вымажет себе лицо сажей, наденет чалму и разыгрывает из себя бедуина, то загримирует себя прокурором, облачится в шитый золотом великолепный мундир, принадлежащий хозяину дачи, и произносит обвинительную речь против друга своего Левитана, речь, которая, по словам его брата, «всех заставляла умирать от хохота». Чехов обвинял Левитана и в уклонении от воинской повинности, и в тайном винокурении, и в содержании тайной кассы ссуд и заранее приглашал на это шутовское судилище другого своего приятеля, архитектора Шехтеля, в качестве гражданского истца. Сунуть московскому городовому в руки тяжелый арбуз, обмотанный толстой бумагой, и сказать ему с деловито-озабоченным видом: «Бомба!.. неси в участок, да смотри осторожнее», или уверить наивную до святости молодую писательницу, что его голуби с перьями кофейного цвета происходят от помеси голубя с кошкой, живущей в том же дворе, так как шерсть у этой кошки точно такой же окраски, или нарядить хулиганом жену Михаила и написать ей медицинское свидетельство, что она «больна чревовещанием»!, - к этой детской проказливости его тянуло всегда» - вспоминает К.И. Чуковский. Чехова известен нам как писатель-сатирик. Действительно, трудно найти другого писателя, способного столь же правдиво высветить все стороны жизни. Сам Антон Павлович писал: “Что мир “кишит негодяями и негодяйками”, это правда. Человеческая природа несовершенна, а потому странно было бы видеть на земле одних только праведников. Думать же, что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи негодяев “зерно”, значит отрицать саму литературу. Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле... Литератор обязан бороть свою брезгливость, марать свое воображение грязью жизни...” Вот почему Чехова больше привлекал заурядный поток жизни -- та, по определению Гоголя, “тина мелочей”, барахтаясь в которой люди перестают замечать, как ничтожны их цели. Но для того, чтобы оно стало смешным и для читателя, нужно было показать, как под влиянием привычки обессмысливается поведение людей, то есть нужно было показать обычного человека в его обыденном существовании. В первые годы творчества Чехову удалось создать несравненную галерею человеческих характеров, каждый из которых нес в себе какие-то признаки существенных сторон социальной жизни, а все вместе воспроизводили удивительную по масштабам и глубине картину общественной жизни, быта и нравов своего времени. И чтобы показать жизнь во всем ее разнообразии, Чехов в своих рассказах описывает действия, происходящие в городе и в деревне, на даче и в аптеке, в церкви и на балу. В произведениях одного только года больше двухсот пятидесяти основных персонажей, которые являются представителями почти всех социальных групп: помещики, купцы, военные -- от тайного советника до коллежского секретаря, мужики, доктора, музыканты, актеры и многие другие. Вводя в действие эти персонажи, Чехов высмеивал то, что не хотел бы видеть в своем идеале. В наши дни рассказы молодого Чехова, или, как он тогда подписывался, «Антоши Чехонте», не потускнели. Какое веселое оживление наступает неизменно на кон-цертах, когда объявляются рассказы Чехова, каким хохотом встречаются истории- о папаше и мамаше, которые пытались было поймать с поличным неосторожного ухажера и окрутить его законным браком, но впопыхах схватили вместо иконы портрет писателя Лажечникова; о пылавшей благородным негодованием даме: узнав, что ее муж мошенник, она от него ушла... в другую комнату; о статском советнике Шарамыкине с его «живой хронологией» -- он безошибочно вспоминает возраст «своих» детей по датам приезда в город различных зна-менитостей; о подводной битве за налима, кончившейся так плачевно; о «лошадиной фамилии», неожиданно, вроде того же налима, ускользнувшей из памяти приказчика в тот момент, когда она так была нужна измученному зубной болью генералу... Да разве перечислишь все эти истории, в которых столько жизни и непосредственности, столько искрометного веселья, брызжущего юмора!

Характерная особенность рассказов Антоши Чехонте в том, что, вспоминая о них, мы воспроизводим в памяти вместе с сюжетом многочисленнейшие подробности, воссоздающие картину быта, атмосферу жизни.

Юмор бывает разный. Один юморист переводит любое жизненное противоречие в чисто комическое несоответствие, в смешную нелепицу. Шутя, он скорее отшучи-вается от жизни. Для него жизненный факт сам по себе не столь интересен и служит лишь предлогом для остроты. Это внешний, развлекательный юмор. Многочисленные образцы такого юмора мы находим на страницах журналов 80-х годов, где начинал свой путь будущий великий писатель.

Но есть и другой, неизмеримо более высокий юмор, воссоздающий неповторимую сложность и характерность жизни. Это -- не средство отталкивания от жизни, но своеобразная форма раскрытия ее противоречий, приговор над действительностью.

«Забыл»

Толстенький, коротенький человек стоит в магазине у прилавка с нотами и мучительно припоминает, морща свой маленький лоб и подняв вверх глаза, какую же пьесу для игры на фортепиано велено ему купить

«-- Мм... Мм... Дайте припомнить... Ну, как же быть? А без пьесы и ехать нельзя -- загрызет Надя, дочь то есть; играет ее без нот, знаете ли, неловко... не то выходит! Были у ней ноты, да я, признаться, нечаянно керосином их облил и, чтоб крику не было, за комод бросил... Не люблю бабьего крику! Велела купить... Ну, да... Ффф... Какой кот важный!..»

Он так смешон, этот замученный жениными и дочкиными поручениями человечек, когда беспомощно топчется у прилавка, закрыв глаза пытается спеть фистулой ускользающий мотив, откашливается, выплевывает застрявшее в зубах семечко и снова пытается вспомнить мотив: «Тру-ру-ру... Все этак вверх... а потом, знаете ли, вниз, вниз... Заходит этак бочком, а потом берется верхняя нота, такая рассыпчатая... то-то-ти... рууу. Понимае-те?» -- так смешон, что даже кот с удивлением смотрит на него и, засмеявшись, лениво соскакивает со стойки.

Гауптвахтов -- так зовут героя -- уже махнул было рукой на проклятую мелодию, зашагал к дому, но вдруг резко поворачивает назад, врывается в магазин с кри-ком: «Вспомнил!! Вот самое! То-то-ти-то-то!» -- радостно голосит и, наконец, благополучно покупает нужную пьесу.

Казалось бы -- забавный случай, анекдот, не больше. И все-таки звучит здесь еще одна, пусть не сильная, но различимая для чуткого уха невеселая нота. Как вспомнил бедняга Гауптвахтов потерянный мотив?

«Он ругнул свою память и задумался...

Задумался он о том, как приедет он домой, как вы-скочат к нему навстречу жена, дочь, детишки... Жена осмотрит покупки, ругнет его, назовет каким-нибудь животным, ослом или быком... Детишки набросятся на сладости и начнут с остервенением портить свои уже испорченные желудки... Выйдет навстречу Надя в голубом капоте с розовым галстуком и спросит: «Купил ноты?» Услышавши «нет», она ругнет своего старого отца, запрется в свою комнатку, разревется и не выйдет обедать... Потом выйдет из своей комнаты и, заплаканная, убитая горем, сядет за рояль... Сыграет сначала что-нибудь жалостное, пропоет что-нибудь, глотая слезы... Под вечер Надя станет веселей и, наконец, глубоко и в последний раз вздохнувши, она сыграет это любимое: то-то-ти-то-то...»

Тут-то он и вспоминает неуловимый дотоле мотив и, «поймав», несется в магазин.

Мы не назовем рассказ «Забыл!!» анекдотом. В этом смешном происшествии нам открывается образ жизни Гауптвахтова, и не одного его, а многих других таких, же маленьких человечков, которые суетливо, вертятся в замкнутом кругу обывательского существования. Карикатура, вызывает у нас смех именно потому, что мы сопоставляем ее мысленно с нормальными очертаниями героя, предмета, явления.

В лучших рассказах Антоши Чехонте комический персонаж предстает перед нами именно как нарушение идеала, как отрицательное напоминание о том, каким должен быть человек. Вот почему, пользуясь словами Чернышевского, можно сказать, что комическое у Чехова пробуждает в читателе чувство собственного достоинства.

«Налим»

В рассказе «Налим» Чехов рисует простую жизненную сценку, в которой участвуют обыкновенные, ничем не примечательные люди. Но он мастерски наделяет каждое лицо такими своеобразными черточками, что мы как будто видим перед собою этих людей. Плотник Любим -- сердитый, горячий, говорливый; Герасим -- степенный, немногословный; пастух Ефим -- застенчивый, робкий перед барином; кучер Василий -- разбитной, развязный малый. Чехов вызывает у читателя впечатление о барине, как о человеке ворчливом и крутого нрава. Барин распекает плотников, бранит пастуха, приказывает кучеру лезть в воду. И тут же Чехов дает нам понять, что барин изнежен, усиленно печется о своем здоровье: как ни был он взволнован и нетерпелив, но прежде чем полезть в воду, «он дает себе остынуть». Все герои одержимы страстным желанием поймать налима. Но Чехов показывает, как это желание проявляется у каждого по-своему, соответственно его характеру, положению. Рассказ «Налим» дает великолепный материал актеру, на основе его создан в наше время интересный киносценарий-миниатюра. Этот рассказ юмористический. Смех читателя вызывает несоответствие: очень долго, в продолжение всего дня возятся с налимом, а он мгновенно исчезает. Как Чехов достигает впечатления длительности? Он заставляет нас следить за течением времени. Действие начинается ранним утром, а между тем, плотники давно уже находятся в воде («посинели от холода»). Затем мы понимаем, что уже наступил день: «Солнце печет и печет. Тени становятся короче». Наконец, время клонится ко второй половине дня («плетется стадо»). А герои все еще топчутся на одном месте, безуспешно пытаясь поймать налима. Об исчезновении же налима в финале сказано в одной короткой фразе: «Налим -- поминай как звали». Смех вызывает досада героев друг на друга; каждый из них безосновательно предполагает, что именно ему, а не другому, удастся поймать налима. Нас смешит также несоответствие: чтобы поймать налима, герои затрачивают большие усилия, много энергии, они волнуются, ссорятся и... не достигают никаких результатов. В этом рассказе, как и в ряде других ранних юмористических рассказов, Чехов высмеивает и мелочность самой жизни и мелочность людей, придающих большое значение незначительным обстоятельствам.

«Лошадиная фамилия»

В юмористическом рассказе «Лошадиная фамилия» созданы также комические положения. А. П. Чехов тщательно отбирает факты, персонажи, словесные обороты. Он начинает рассказ словами: «У отставного генерал-майора Булдеева разболелись зубы». Так писатель сразу же вводит в действие, мотивирует происходящий в доме переполох. Мастерски создает Чехов и здесь индивидуализированные характеры, выявляет их социальную сущность. Генерал Булдеев капризен, самоуверен, с презрением относится к низшим. И в речи его автор подчеркивает повелительные, недовольные интонации («Ну?.. Ну, что же? Скорей думай!»), бранные, резкие выражения, вызванные раздражением: «Чорт тебя возьми», «к чорту депешу пошлешь», «накося». Хотя генерал и мучается зубной болью, но писатель не стремится вызвать к нему сочувствие читателя, а скорее заставляет нас смеяться над комическим положением Булдеева. Генерал считает заговоры «ерундой и шарлатанством», а сам через некоторое время нетерпеливо требует от приказчика, чтобы тот вспомнил «лошадиную фамилию» знахаря; он категорически отказывается от предложения доктора вырвать зуб, а затем сам посылает за ним, как за спасителем. В комическое положение поставлен и приказчик Иван Евсеич. Он вспоминает забытую им фамилию знахаря Овсова лишь тогда, когда эта фамилия уже вовсе не нужна. Ранее же, назвав фамилию Овсов «лошадиной», он направил поиски ее по неправильному пути: все ищут эту фамилию, думая о масти, возрасте, нраве лошадей (Жеребятников, Рысистый, Буланов), а никак не о том, чем питаются лошади. Образ Ивана Евсеича также зарисован А. П. Чеховым очень ярко. Мы видим перед собою этого недалекого человека, из всех слуг наиболее близкого к барину. Он свободнее, чем другие, чувствует себя в присутствии генерала. Вначале уверенно, неторопливо, многословно приказчик дает совет Булдееву: обратиться к Якову Васильевичу, который, по его словам, «заговаривал зубы -- первый сорт». Он даже берет на себя смелость подсказать текст депеши, но при этом оказывается в смешном положении: сообщает ненужные в данном случае сведения и подробности о характере, образе жизни, семейном и служебном положении знахаря, а самое главное -- фамилию Якова Васильевича -- забывает. В дальнейшем развитии рассказа автор заставляет читателя увидеть, как приказчик все более и более теряет свою смелость и развязность. Он испытывает страх перед рассерженным генералом, униженно сознает свою вину («медленно вышел», «виновато вздохнул»). Наконец, вспомнив фамилию, он опять обретает самоуверенность и надежду снова заслужить расположение генерала. Ограниченность, невежественность приказчика превосходно переданы Чеховым через бедную, грамматически неправильную речь Ивана Евсеича. Он многократно употребляет одни и те же выражения, произносит просторечные, искаженные слова: «дадена», «выпользовать», «ежели». Комический эффект создается безграмотным употреблением приказчиком некоторых словосочетаний. Вместо того, чтобы сказать: знахарь пользуется «чудодейственными средствами», приказчик называет его самого «чудодейственным» господином. Мысль, что основным средством существования Якова Васильевича является лечение зубов, сформулирована приказчиком так: «Теперь только зубами и кормится».
В рассказе «Лошадиная фамилия» рельефно, живо зарисованы не только главные герои (генерал, приказчик), но и эпизодические лица: генеральша, прислуга, дети. Хотя дети почти не появляются в рассказе, но Чехов одной фразой заставляет нас увидеть и их. Оказывается, они тоже принимают участие в общем переполохе, тоже «ищут» «лошадиную фамилию». При этом писатель выбирает то, что характерно для их детской фантазии, что подсказано их привычными играми: «Папа! -- кричали из детской. -- Тройкин! Уздечкин!».

Чехов учился у Гоголя в продолжение всей своей жизни; но наиболее заметно непосредственное воздействие Гоголя на Чехова в ранних рассказах молодого писателя. В ситуациях, персонажах, подсказанных Чехову наблюдаемой им действительностью, мы узнаем известные нам по произведениям Гоголя обстоятельства и типы, творческую манеру Гоголя-сатирика.

«Дорогая собака»

Так, в рассказе «Дорогая собака» Чехов создает ситуацию, чрезвычайно близкую к гоголевскому эпизоду с Ноздревым. Тем самым автор как бы оправдывает пророчество Гоголя: «Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане». В небольшой сценке Чехова в образе поручика Дубова перед нами воскресает знакомая фигура задорного Ноздрева, «многостороннего» человека, с «необыкновенно юрким и бойким характером». Поручик Дубов назойливо, по-ноздревски неуемно предлагает своему гостю Кнапсу купить у него собаку, несмотря на достаточно активное, хотя и по-чичиковски сдержанное сопротивление Кнапса, которому собака вовсе не нужна. С 200 рублей за собаку Дубов постепенно снижает цену до 25 р., затем готов уже подарить собаку Кнапсу или даже отдать кому-нибудь другому, хотя бы живодерам. При этом постепенно меняется и его оценка собаки: от преувеличенно-восторженной до раздраженно-отрицательной: сначала собака обладает высокими качествами чистокровного английского сеттера (подобно ноздревским щенятам, имеющим «непостижимую уму бочковатость ребер и комкость лап»), а затем превращается в «помесь дворняжки со свиньей». В образе Дубова Чехов до деталей воспроизводит особенности характера, поведения и речевой манеры Ноздрева -- «говоруна и кутилы». Дубов, подобно Ноздреву, преувеличивает, провирается; он также не выслушивает своего собеседника; мысль его также принимает мгновенно другие обороты; неумеренно-восторженные интонации, выражение вдруг возникшего чувства расположенности, любви, молниеносно сменяются бранью, резкими, грубыми словами, выражением также внезапно появившейся неприязни. Неугомонным ноздревский характер, ноздревский темперамент передан и в убыстренном темпе речи Дубова, в алогичных, ках у Ноздрева, переходах от восклицательных к вопросительным и иным интонациям, в незаконченности фраз, в неожиданных отступлениях в сторону.

«Драма»

В рассказе «Драма» (1887 г.) читатель знакомится с пьесой, типичной для современных драматургов по содержанию и форме, писательницы Мурашкиной. Героиня ее драмы, убежденная сторонница «культурничества», строит в деревне школу и больницу. Убеждения ее встречают противодействие со стороны генерала-отца, который хочет выдать дочь замуж за богатого камер-юнкера. Она же влюблена в сына бедного учителя. Жизнь ее возлюбленного отягощена тайной, которая служит препятствием его любви к добродетельной героине. Писательница Мурашкина довольно прозрачно намекает на революционную деятельность героя в прошлом; в настоящем же он разочарован и испытывает обновление лишь под влиянием животворящей идеи героини. Тенденция в драме -- апология «культурничества» -- бьет в глаза. Не довольствуясь, однако, тем, что вся пьеса пропитана этой тенденцией, автор драмы -- Мурашкина -- заставляет морализировать даже лакея и горничную. Чехов иронически показывает рыхлый сюжет пьесы, нетипичные, нежизненные обстоятельства, подчиненные узенькой морали, ходульных героев, напыщенность речи действующих лиц. Читатель знакомится с драмой Мурашкиной через восприятие одного из слушателей ее, и это придает еще большую остроту иронии Чехова. Слушатель скучает, отпускает мысленно нелюбезные реплики по адресу автора пьесы, отвлекается в сторону, его глаза слипаются. Мурашкина расплывается в его сознании, пухнет. Наконец, не в силах вынести этой пытки, слушатель хватает со стола пресс-папье и ударяет им по голове писательницы. Свое сочувствие переживаниям человека, принужденного слушать неумное, тенденциозное мещанское произведение, Чехов передает в заключительных словах рассказа, создающих комический эффект: «Присяжные оправдали его».

Сатирические образы Салтыкова-Щедрина, писателя, который, по словам Чехова, «один только умел открыто презирать», бытовали в сознании Антоши Чехонте. Высокие образцы сатиры Салтыкова, не всегда доступные молодому автору для подражания, угадывались, однако, в некоторых его ранних рассказах и цензурой и читателями. Так, написанная в сатирическом духе сказка «Говорить или молчать» и рассказ «Унтер Пришибеев» были запрещены цензурой, а о рассказе «На гвозде» Лейкин писал Чехову: «Это настоящая сатира. Салтыковым пахнет». Вместо характерного для Щедрина сатирического очерка, молодой писатель создавал «фабульный» лаконичный рассказ, в котором авторское отношение было значительно более завуалировано, чем в произведениях Салтыкова-Щедрина. Художественные произведения Чехова, его публицистика, письма позволяют прийти к заключению, что Чехов был ближе к Гоголю, к его юмору и сатире.

Гоголь был для Чехова подлинно живым, глубоко волновавшим его художником: «Как непосредственен, как силен Гоголь и какой художник!.. Это величайший русский писатель!» -- читаем в одном из писем А. П. Чехова 80-х годов. Сама действительность с ее живучими еще пережитками феодально-крепостнических отношений напоминала Чехову о гоголевских ситуациях и типах. Произведения Щедрина, в которых великий сатирик на новом этапе исторической жизни обращался к гоголевским типам в обличительных целях, были образцом для молодого Чехова. И он в своих ранних произведениях тоже показывает, что в его время не перевелись еще Ноздревы, Держиморды и проч.
Самый факт постоянного обращения к гоголевским типам, к гоголевским словечкам, свободное цитирование Гоголя свидетельствует и о том, что в сознании Чехова настойчиво возникали ассоции с Гоголем.

Можно привести несколько примеров использования Чеховым гоголевского текста в письмах: «Красноярск красивый город; в сравнении с ним Томск -- свинья в ермолке и моветон». «Холера... делает широкие скачки, но она вяла и нерешительна, как Подколесин». Молодую писательницу Елизавету Шаврову, печатавшуюся под мужским псевдонимом, Чехов шутливо называет «Елизавет Воробей»; брата Михаила в одном случае сравнивает с Маниловым, в другом -- с Мижуевым. О себе пишет: «Я чувствую какой-то зуд и ноздревский задор, когда знаю, что у меня в столе лежат деньги». «Сижу у себя в Мелихове и постепенно обращаюсь в помещика Коробочку»

«Справка»

Так, в рассказе «Справка» мы попадаем как будто бы в гоголевскую атмосферу. Помещик Болдырев является в присутствие с намерением получить справку о своем деле (тяжбе). Зарисовка канцелярских комнат, бюрократической бумажной волокиты, взяточников-чиновников в полной мере восстанавливает в нашем сознании знакомую по «Мертвым душам» картину. И вместе с тем, в этом рассказе Чехова мы замечаем новые оттенки в поведении и характере современных чиновников.

Известная деталь в поэме Гоголя (чиновник «Кувшинное рыло» берет взятку) несомненно сознательно почти точно повторена Чеховым.

Гоголь: «Чичиков, вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно не заметил и накрыл тотчас ее книюю».

Чехов: «Болдырев вынул из кармана рублевую бумажку и положил ее перед чиновником на раскрытую книгу. Чиновник сморщил лоб, потянул к себе книгу с озабоченным лицом и закрыл ее».

Однако Чехов показывает «прогресс» со времени Гоголя. Этот «прогресс» заключается в том, что если прежде чиновник, получивший взятку, тотчас же давал ответ просителю, то в чеховское время чиновник, не удовлетворившись рублевой бумажкой, продолжал «не замечать» просителя и лишь после троекратного со стороны Болдырева подношения он «как бы нечаянно поднял глаза». Соответственно во второй части рассказа (после взятки) изменяется характеристика героя. Теперь уже, в противоположность неразговорчивому, суровому Ивану Антоновичу -- «Кувшинное рыло», необходительному, топорному в своих отношениях с просителями, чиновник нового времени показан Чеховым многословным, подеркнуто приветливым и почтительным, суетливо деятельным, т. е. еще более исподличавшимся. «Чиновник ожил, точно его подхватил вихрь. Он дал справку, распорядился, чтобы написали копию, подал просящему стул -- и все это в одно мгновенье. Он даже поговорил о погоде и спросил насчет урожая. И когда Болдырев уходил, он провожал его вниз по лестнице».

«Хамелеон»

Чехов -- ученик русских великих писателей в частности, Гоголя, и в то же время художник, выработавший свою творческую манеру. К автору «Хамелеона» вполне применимы слова Чернышевского: «Подражание Гоголю заметно только у писателей мало талантливых. Нынешние даровитые писатели произошли от Гоголя, а, между тем, ни в чем не подражают ему, не напоминают его ничем, кроме как только тем, что благодаря ему стали самостоятельны, изучая его, приучились понимать жизнь и поэзию, думать своею, а не чужою головою, писать своим, а не чужим пером».

Рассказ «Хамелеон» (1884 г.) был впервые напечатан в юмористическом журнале «Осколки». Как во многих других рассказах этого времени («Толстый и тонкий», «Смерть чиновника», «Торжество победителя», «Маска» и др.), Чехов разоблачал в нем деспотическую сущность современной жизни и порождаемое ею рабское сознание людей. Сквозь юмористическую ткань рассказа просвечивает эта серьезная идея, и потому сценка «Хамелеон» заставляет читателя не только смеяться, но и задуматься. В одном эпизоде молодой Чехов отразил типическое явление современной ему действительности -- «хамелеонство». Это передано уже в заглавии рассказа. Как ящерица-хамелеон меняет свою окраску в зависимости от обстоятельств, так Очумеловы в самодержавно-полицейской действительности меняют свое поведение в зависимости от того, с кем имеют дело: угодливы по отношению к сильным и деспотичны по отношению к слабым. Комедийную основу рассказа составляет несоответствие: незначительность важного для героев вопроса (кому принадлежит собака) и серьезный, страстный тон обсуждения этой несерьезной «проблемы». Комический элемент заключен также в самой конструкции центрального эпизода: это цепь «превращений», причем «хамелеоном», меняющим свою окраску в соответствии с обстоятельствами, оказывается не только Очумелов, но и Хрюкин и обывательская толпа. Начало и краткий финал «Хамелеона» написаны в эпически спокойных тонах от имени как будто бы стороннего наблюдателя. Они составляют своеобразную рамку для центрального эпизода и подчеркивают незначительность и самого «события», и его участников, и их «бурных страстей». Здесь же дается намек на то, что эпизоды, подобные центральному, не являются исключением. Некоторыми скрытыми в подтексте деталями Чехов заставляет читателя представить, что произошло до этого случая и мысленно следовать за Очумеловым в предчувствии аналогичных «событий». Автор так ведет повествование, что в шествии Очумелова по базарной площади история с собачонкой предстает как один из характерных эпизодов его «служебной деятельности». Вначале вскользь сказано, что за полицейским надзирателем, у которого в руках «узелок», городовой несет решето, «доверху наполненное конфискованным крыжовником». Центральный эпизод рассказа драматизирован (сценка). Автор, таким образом, устранен; он выступает в этой части лишь с нейтральными репликами: «замечает городовой», «говорит Очумелов» и т. д. Как в драматическом произведении, внутренний мир действующих лиц здесь отчетливо обозначен через поведение, речь, интонации «героев». С большим мастерством, в предельно лаконичной форме, Чехов показывает в этой части рассказа шесть превращений Очумелова, создавая у читателя впечатление, что деспотизм и рабство являются двумя концами одной и той же цепи. Властные, строгие начальственно повелительные интонации Очумелова сменяются рабски-трусливыми, холопски-униженными, обнаруживая тем самым то деспотическую, то рабью сущность его натуры. Резкими переходами в поведении и в речи центрального персонажа Чехов достигает комического эффекта.

Последовательность «превращений» Очумелова такова:

I. Услышав шум на базарной площади, чуя «беспорядок», полицейский надзиратель принимает вид человека «власть имущего», говорит строго, начальническим отрывистым тоном, небрежно, не кончая фразы, пропуская слова: «По какому это случаю тут? Почему тут? Это ты зачем палец? Кто кричал?» Величественно «шевеля бровями», он многозначительно выслушивает «пострадавшего» Хрюкина, глубокомысленно «обдумывает положение» и, чувствуя себя представителем власти, принимает безапелляционное, справедливое, по его понятиям, «законное» решение: наказать хозяина «безнадзорной» собаки, уничтожить собаку. Чехов показывает, что мысленно Очумелов уже не только «распекает» виновника «беспорядка» -- хозяина собаки («Я этого так не оставлю! Я покажу вам, как собак распускать...»), но и не без удовольствия предчувствует возможность получить наградные от генерала или «сорвать штраф» с другого хозяина собаки. Так Чехов создает у нас впечатление о корыстолюбии Очумелова.

II. Высказанное в толпе предположение, что собака принадлежит генералу Жигалову, заставляет Очумелова принять другую «окраску»: он берет под защиту собаку, виновником в его глазах оказывается Хрюкин, и на него распространяется теперь его немилость, готовность "казнить": «Как она могла тебя укусить? . . Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб сорвать. Ты ведь -- известный народ! Знаю вас, чертей... Не рассуждать!»

III. Предположение, что собака принадлежит генералу, отводится городовым, и Очумелов вновь возвращается к своей исходной «расцветке»: он проявляет свою власть по отношению к собаке и ее хозяину, выносит беспрекословное решение: собаку нужно «истребить», Хрюкину необходимо защищать свои права пострадавшего, а хозяина собаки «нужно проучить. Пора!»

IV. Сомнения городового («А, может быть, и генеральская... на морде у ней не написано... Намедни во дворе у него такую видел») и подтверждение из толпы («Вестимо, генеральская») заставляет Очумелова принять «защитную окраску», уже большей, чем во втором случае, интенсивности. Рабья трусость его возрастает до заискивания перед собакой генерала, и соответственно увеличивается деспотически грубая сила, с которой он обрушивается на «виновника»: «Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал... И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу... Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака -- нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!». Комический эффект, кстати, здесь, как и в других звеньях цепи «превращений», достигается Чеховым также лексическими и интонационными особенностями: перебоями стиля (от нежно заботливого тона по отношению к собаке до резкого по отношению к Хрюкину), непривычным алогичным сочетанием слов («нежная тварь»), грамматической несвязностью («каждый свинья»), переносом общих понятий на частные и наоборот («Ты ведь... известный народ». «Ежели каждый будет кусаться...»).

V. Отрицание принадлежности собаки генералу таким авторитетным «свидетелем», как Прохор -- повар генерала, возвращает Очумелову близкую к первому и третьему случаю окраску: он снова принимает в решении судьбы собаки безапелляционный начальственный тон: «Она бродячая! .. Нечего тут долго разговаривать... Ежели сказал, что бродячая, стало быть и бродячая... Истребить, вот и все».

VI. Но новая (и достоверная) версия: собака принадлежит брату генерала -- вновь «перекрашивает» Очумелова: холопское умиление его не знает границ: распространяется и на самого генерала, и на «их братца», и на «ихнюю собачку». В экстазе раболепия Очумелов не забывает, однако, своей грозной роли власть имущего: «Я еще доберусь до тебя», -- обещает он единственному для него теперь виновнику происшедшего и источнику возможных неприятностей с генералом -- Хрюкину.

Демонстрируя эти шесть контрастных положений полицейского надзирателя, проявление в нем попеременно то деспотической, то рабьей сущности, Чехов реализует метафору (его «бросает то в жар, то в холод») словами Очумелова: «Сними-ка, Елдырин, с меня пальто»; «Надень-ка, Елдырин, на меня пальто».

Параллельно с «трансформациями» Очумелова Чехов показывает «превращения» Хрюкина, создавая тем самым у читателя впечатление о типичности подобного «хамелеонства» для современности. Хрюкин, как и Очумелов, поставлен то в положение сильного (по отношению к собаке), то в положение слабого (по отношению к Очумелову). Он заискивает перед имеющим власть Очумеловым, холопски льстит ему, также невежествен, корыстолюбив, мечтает «сорвать штраф» с хозяина собаки. Хрюкин тоже жесток, деспотичен, когда чувствует за собой право, власть, закон («брат в жандармах»). Он тешится своей силой, когда перед ним более слабое существо. Хрюкин дразнил беззащитную собаку, причинял ей боль («тыкал цыгаркой ей в харю для смеха»), повидимому, бил ее (скрытая в подтексте деталь: собака бежит, «прыгая на трех ногах»), запугал ее так, что она «дрожит всем телом», в глазах ее «выражение тоски и ужаса», вынудил защищаться («а она, не будь дура, и тяпни»). Чехов показывает, что окраска Хрюкина меняется при Очумелове и находится в полной зависимости от того, оказывает ли Очумелов покровительство Хрюкину или, напротив, обвиняет его. Раболепие его возрастает, а уверенность в выигрышности своего положения уменьшается по мере приближения к финалу. Сначала он, хоть и униженно «кашляя в кулак» и извиняясь перед «их благородием», уверенно отстаивает свои права. Затем, испуганный немилостью Очумелова, заискивает перед ним, льстит, но все же, хоть и растерянный уже, надеется еще на свое торжество: «их благородие умный человек и понимает, ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом. Пущай мировой рассудит... У него в законе сказано. .. Нынче все равны». Но в последней части рассказа Чехов создает у читателя впечатление, что Хрюкин, убедившись в том, что сила не на его стороне, рабски присмирев, умолкает. Раболепие, грубость, невежественность Хрюкина Чехов тоже с большим мастерством передал в речи этого персонажа. Стремясь завоевать расположение полицейского надзирателя, оправдаться перед ним, Хрюкин многократно называет его «ваше превосходительство» («их превосходительство»), учтиво извиняется даже за те выражения, которые вовсе не требуют извинения. В то же время, обращаясь к человеку из толпы или к собаке, он употребляет грубые слова: «врешь, кривой», «окаянная», «подлая», «тварь». Ограниченный, невежественный Хрюкин, рассказывая о «происшествии», останавливается на подробностях, не относящихся к делу, допускает грамматически неправильные обороты («Я человек, который работающий»), просторечные слова: «пущай», «ежели».

Запуганность, забитость, отсутствие живой, активной, шумной жизни выступают из выразительной детали в первых строчках рассказа: «Кругом тишина ... На площади ни души». Эпитеты «унылый, сонный» определяют жизнь обывателей, а реакция на «событие» закрепляет представление о их пассивности, рабском сознании. Сначала «толпа» безучастна, равнодушна к судьбе «пострадавшего» Хрюкина и к судьбе собаки, которую на глазах толпы бессмысленно мучил Хрюкин. Обыватели как бы выжидают: на чьей стороне будет сила. Затем, увидев, что «власти» не на стороне Хрюкина, обыватели смелеют. Кто-то даже «подливает масла в огонь», рассказывает подробности столкновения Хрюкина с собакой и называет Хрюкина «вздорным человеком». Когда обыватели видят поражение Хрюкина, они прямо высказывают отрицательное отношение к нему: «Толпа хохочет над ним».