Мифологизм в романе Роберта Шнайдера "Сестра сна"

Колесникова Л.Б.

Среди прочих явлений культуры ХХ века особо следует выделить процесс ремифологизации, который органично вписался в общую динамику развития литературного процесса. В литературных течениях, начиная с символизма и заканчивая постмодернизмом, возрождается интерес к мифу как к наиболее емкому культурно-эстетическому базису, воплощающему в себе фундаментальные черты человеческого мышления и социального поведения. Наравне с традиционным изложением и воссозданием мифических сюжетов появляются все новые и новые интерпретации, писатели и драматурги находят в мифе средство передачи собственной концепции бытия. В произведениях немецкоязычных авторов начала ХХ века наблюдаются мифотворческие тенденции, позднее создаются неомифологические произведения, в которых современная действительность коррелирует с древними преданиями.

На основании общих тенденций, прослеживаемых в развитии литературы нашей эпохи, предлагается выделить два основных варианта мифологизирования: собственное мифотворчество и рецепцию традиционного мифа [1, с. 4].

В самом начале ХХ века виднейший австрийский писатель и драматург Гуго фон Гофмансталь создает трагедии “Электра” (1904) и “Эдип и Сфинкс” (1906), используя традиционные античные сюжеты, неоднократно трактовавшиеся в мировой литературе.

Произведения известного австрийского писателя Ф. Кафки могут служить примером мифотворчества в ХХ веке. Написанная им новелла “Превращение” отличается непредсказуемостью содержания, автор не использует традиционных сюжетов, а создает миф абсурдного мира, в котором пространство человека замыкается на его собственном восприятии действительности.

Крупнейший драматург Германии Герхарт Гауптман создает тетралогию об Атридах. В “Ифигении в Дельфах” (1941), “Ифигении в Авлиде” (1943), “Смерти Агамемнона” (1944) и “Электре” (1944) автор рисует мрачные картины кровавых убийств, грабительских войн, человеческих жертвоприношений. В косвенной форме в тетралогии содержится протест против злодеяний фашизма. Чувствуется параллель между кровавыми событиями, происходящими в доме Атридов, и мрачной атмосферой, царившей в гитлеровской Германии. Гауптман наполняет древнегреческий миф злободневным содержанием.

Немецкий писатель Томас Манн в своей тетралогии “Иосиф и его братья” воплощает идею эпической целостности мира, используя при этом традиционный библейский сюжет. Иллюстрацией трактовки традиционного мифосюжета может служить также и роман современной немецкой писательницы Кристы Вольф “Кассандра” (1983). Миф о страданиях греческой прорицательницы переосмысливается немецкой писательницей в связи с размышлениями о прошлом и будущем немецкого народа.

Роман современного немецкоязычного писателя Роберта Шнайдера “Сестра сна” (1992) был переведен более чем на тридцать языков и лег в основу фильма и двух музыкальных произведений оперы и балета. Сюжет романа соотносится с мифом об Орфее. Ключевыми символами романа являются музыка, отчаяние, любовь и смерть.

В греческих мифах Орфей, знающий тайну тона и ритма, с помощью этого знания имел власть над скрытыми силами природы. Он очаровывал своей музыкой диких зверей, которые, приходя на звуки его голоса и арфы, ложились у его ног, птицы слетались, а деревья и камни приходили в движение и во всей природе воцарялись мир и согласие. А после смерти Орфея наступает вселенская скорбь:

мифологический роман древнегреческий немецкоязычный

Скорбные птицы, Орфей, зверей опечаленных толпы,

Твердые камни, леса, за тобой ходившие следом,

Дерево, листья свои потеряв и поникнув главою,

Плакало всё о тебе; говорят, что и реки от плача Взбухли [5, с. 268]

Сходную картину мы наблюдаем и в романе Шнайдера: главный герой романа Элиас Альдер обладает невероятным музыкальным даром, который помогает ему найти общий язык с окружающим миром. Выполняя упражнения для голоса, Элиас смог “достичь звуковых частот, доступных слуху животных, пробиться в ультразвуковой диапазон летучих мышей, издавать звуки, не слышимые человеческим ухом, но внятные собакам и лисам” [8, с. 80]. В последние часы жизни героя романа звери безбоязненно приближаются к нему: “Молодой горный козлик, одно из самых робких животных, спокойно пил воду из ручья ... чуть пониже на полянке у пещеры пощипывали травку три косули... Из глубины пещеры выпорхнула летучая мышь, и вскоре на гладкий камень вскарабкались саламандры. Одновременно залаяли собаки в Эшберге... Голос Элиаса звучал на тех частотах, которые воспринимались животными. Он пел в ультразвуковом диапазоне, и его слышали летучие мыши, он беззвучно свистел, и его свист доходил до ушей лисиц и собак. Звери ловили последние сигналы его несчастной жизни” [8, с. 288].

Подобно Орфею, Элиас спасает от смерти свою возлюбленную, и на протяжении всего романа воплощает свою любовь в музыке.

Тема музыки, используемая автором в романе, всегда играла существенную роль в мифологической сюжетности. “Музыка одно из звеньев в цепи множества явлений, вовлеченных в мифологическое мироустройство. В греческой мифологии музыкальные объекты, будь то инструмент, тон гаммы или акт музицирования, оказываются в одном ряду со стихиями и созвездиями, представителями животного и растительного мира, предметами домашнего обихода, людьми и божествами, взаимодействуя с ними, входя в отношения трансформации и тождества” [2, с. 8].

Звук в романе Шнайдера, как и у древних греков, является порождением самой глубины вещей, праязыком самой материи. “Музыкальное искусство издревле считалось особо божественным, потому что оно является в миниатюре точной копией закона, действующего во всей вселенной. Удары пульса и сердца, вдохи и выдохи дыхания, все это работает в ритме. Жизнь зависит от ритмической работы всего механизма тела. Дыхание проявляется как голос, как слово, как звук” [7, с. 103] и этот звук постоянно слышит Элиас Альдер. В самом начале романа мы наблюдаем магическую силу звука: Элиас рождается мертвым, но акушерка возвращает его к жизни своим пением. Немного повзрослев, юный Элиас понимает, что “все открывшееся ему ил, галька, жуки, тритоны, трава и прелые листья обрело звуковой образ” [8, с. 45]. Звук это область неординарного, трансцендентного, лежащего по ту сторону физической реальности, ведь “пятилетний Элиас услышал Вселенную” [8, с. 48] и биение сердца своей еще не рожденной возлюбленной.

В современных неомифологических произведениях миф не всегда является единственной линией повествования, также и в романе “Сестра сна” мы видим лишь некоторые отголоски древнего мифа. Шнайдер не прибегает к поэтике мифологизирования в буквальном смысле. Метафорическое одушевление природы в самом начале романа задает определенный тон, предвосхищая дальнейшие загадочные и в то же время мрачные события: “...природа окончательно вознамерилась стереть здесь всякое напоминание о человеческом присутствии. Можно было подумать, что она почтительно выжидает, когда последнего ее покорителя настигнет припозднившаяся смерть, чтобы потом со всей мощью и беспощадностью навалиться на заброшенный хутор. Все, что на протяжении столетий было отобрано у природы человеком, она в конце концов вернула себе... И ясень, ее любимое дитя, снова заполнил все вокруг и дал мощную поросль” [8, с. 9 10]. Символичен образ ясеня. В Древней Греции ясень считался символом справедливого возмездия, и греческая богиня правосудия Немезида, одна из наиболее древних и почитаемых в Греции, часто изображалась художниками с веткой ясеня в левой руке. Ясень олицетворял связь мира богов и мира людей, иными словами, мира духовного и мира материального, помогал понять людское предназначение, а также предсказывал будущее тем, кто искренен в своем желании познания. Ясень дерево мировой оси, символизирует божественную природу человечества, а также это символ возрождения и обновления.

Автор использует еще один из характерных мифических символов. В романе описывается большой камень на берегу реки, который “напоминал гигантскую окаменевшую ступню, и казалось, что сам Бог в незапамятные времена выбрал именно это место, чтобы сделать шаг в подлунный мир” [8, с. 158 159]. В древности камни обожествлялись, считались “символами внеземных сил и вместилищем душ умерших”[4, с.135]. Черный камень считался символом греческой богини Кибелы, а вдоль дорог в Древней Греции устанавливались защитные камни гермы их чье название связано с именем бога Гермеса. Большие камни также воспринимались как теофанические символы. В романе Шнайдера камень “звал” юного Элиаса. По странному стечению обстоятельств рядом с этим камнем с организмом ребенка стали происходить загадочные метаморфозы: внезапно он ощутил боль во всем теле, его слух обострился до предела и радужная оболочка глаз приобрела желтый цвет. В дальнейшем именно рядом с этим камнем Элиас открывает в себе дар имитировать чужие человеческие голоса и крики животных. В конце романа жители деревни обнаруживают, что после смерти гения камень унесло паводком. И здесь опять же мы находим аналогию с мифом об Орфее. После смерти Орфея вся природа “облачилась в траур, плакали даже скалы и своими слезами переполняли реку. С тех пор с приближением годовщины смерти Орфея природа всякий раз печалится заново. Больше всех горюют Родопские скалы, и слезы их до сегодняшнего дня переполняют реку Гебр, хотя теперь она называется Марицей...” [3, с. 255].

Герой романа “Сестра сна” гибнет по собственной воле, обрекая себя на муки. В мифах древней Греции самоубийство не является грехом и встречается довольно часто. Более того, именами самоубийц назывались реки, горы, созвездия. Известный герой мифов древней Греции Геракл покончил с собой, как и его жена Деянира. В другом мифе жрец Диониса Корес должен был принести калидонскую девушку Каллирою в жертву Дионису, но решил спасти девушку и принес в жертву себя, вонзив нож в собственное сердце. Каллироя также покончила с собой у источника, в дальнейшем получившего свое название от ее имени. Вот как у Овидия описывается скорбь прекрасного юноши Кипариса, ранившего своего любимца оленя:

Раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою

Чудный олень и в древесной тени

наслаждался прохладой.

Неосторожно в тот миг Кипарис

проколол его острым

Дротом; и видя, что тот умирает

от раны жестокой,

Сам умереть порешил... [5, с. 248]

Впоследствии юноша Кипарис был превращен Аполлоном в стройное дерево кипарис, которое у греков было принято сажать в местах скорби.

“Самоубийство рассматривалось как нечто прекрасное в Древней Индии и Японии, Древнем Египте и Палестине, Греции и Риме... Так, на протяжении тысячелетий, начиная от древнейших времен до наших дней, самоубийство как феномен включалось в самые различные произведения искусства: мифы, поэзию, литературу, живопись, театр, становясь при этом источником, вызывающим эстетические переживания. Результат эстетического восприятия самоубийства мы даже можем непосредственно усмотреть в характеристиках и образах тех мифических персонажей, в которые превращаются души погибших самоубийц. Это с одной стороны ужасные, безобразные богинки в образе старых женщин, а с другой стороны прекрасные русалки в образе молодых девушек с распущенными волосами, с рыбьими хвостами, играющие, танцующие и поющие по ночам около рек... Так самоубийство находит свое отражение в эстетике, а эстетика в самоубийстве” [6, с. 7].

Поведение Элиаса Адлера можно охарактеризовать как принесение себя в жертву любви. Решив для себя, что он не позволит себе “ни минуты забытья, покуда не постигнет до основания тайну несбыточности своей любви” [8, с. 7], Элиас пробует различные способы борьбы со сном. Он употребляет в пищу растения, обладающие свойством тонизировать организм человека настолько, что он уже не в состоянии уснуть, иными словами, наркотические средства. Понимая, что это его может погубить, он продолжает бодрствовать. Подобное саморазрушение можно отнести к безумию, возросшему на почве чрезмерной творческой вибрации души. Шнайдер не осуждает своего героя, скорее он создает некую эстетическую картину смерти Элиаса: “Элиас слышал не только звуки своей угасающей жизни, он проникал в самые звуки и шорохи, разлагал их на оттенки и обертоны, он слышал даже малейшие сбои своего слабого сердца. Больше слышать этот звук ему уже было не дано: Бог выпустил его из рук своих” [8, с. 288].

Сюжет романа Роберта Шнайдера “Сестра сна” имеет под собой многогранную философскую, эстетическую и мифологическую подоплеку. В романе автор находит образы и символы, помогающие уйти от бытового материала. В силу очевидных аналогий с мифом об Орфее, роман следует отнести к неомифологическим произведениям немецкоязычных авторов конца ХХ века.

Литература

1. Воротникова А.Э. Мифорецепция в романе К. Вольф “Кассандра”: Монография. Воронеж,2007.

2. Гервер Л.Л. К проблеме “миф и музыка” // Музыка и миф: Сборник трудов. М., 1992. Вып. 118. С. 7 21.

3. Замаровский В. Боги и герои античных сказаний: Словарь. М., 1994.

4. Маковский М.М. Феномен табу в традициях и в языке индоевропейцев: сущность формы развитие. М., 2008.

5. Публий Овидий Назон. Метаморфозы. М., 1977.

6. Трегубов Л.З., Вагин Ю.Р. Эстетика самоубийства. Пермь, 1993.

7. Хазрат ИХ. Мистицизм звука. М., 1997.

8. Шнайдер Р. Сестра сна. СПб., 2003.

Размещено на Allbest.ru