Аристотель на Востоке, на Западе и в России (рецензия на книгу Д. Брэдшоу)

Размещено на http://www.allbest.ru/

АРИСТОТЕЛЬ НА ВОСТОКЕ, НА ЗАПАДЕ И В РОССИИ (РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ Д. БРЭДШОУ)

Изучение античной философии и христианской мысли, античной философской терминологии в свете истории ее последующего усвоения и трансформации в христианском богословии - традиционный фундамент антиковедения. Новые работы, посвященные тем или иным аспектам данной проблематики, появляются вновь и вновь как благодаря исследованиям ученых из академической и университетской среды, так и благодаря трудам представителей церковной науки. Однако нельзя сказать, что в современной отечественной литературе такое обширное исследовательское поле, как античная философия и христианство, изобилует достаточным разнообразием основательных трудов. И не так уж часто предоставляется возможность ознакомиться в переводе с интересной и значительной книгой западного автора, вышедшей в свет на языке оригинала сравнительно недавно, и которую поэтому безо всяких натяжек можно рассматривать как образец новейшего западного исследования [4]. Однако исследование это не вполне обычно. античная философская молитва аскетика

Автор книги - православный богослов и философ Дэвид Брэдшоу, декан философского факультета университета Кентукки (США), член англо-американского "Общества христианских философов". Как православный западный ученый он посещал Россию, его научные взгляды были представлены к настоящему времени в трех публикациях на русском языке [1; 2; 3]. Переводом книги "Аристотель на Востоке и на Западе" российские издатели открыли серию "Философская теология: современность и ретроспектива", в международную редколлегию которой входят представители Российских и западных научных центров, в том числе сам профессор Брэдшоу. Отметим, что монография Д. Брэдшоу получила благожелательные отклики в англо-американских теологических кругах и стала предметом обсуждения на коллоквиуме "Понятие божественных энергий в восточном православии" (2008) в Кембриджском университете. Обозначенные обстоятельства, полагаем, позволят более точно сформировать круг читателей, которых заинтересует данное исследование.

В предисловии профессор Брэдшоу ставит ряд кардинальных вопросов о причинах неудачных попыток примирения Афин и Иерусалима, веры и разума в истории западной культуры: "Когда и каким образом случилась эта неудача? Была ли она неизбежной? Или, может быть, по ходу дела был сделан какой-то неверный шаг, так что если бы он был сделан иначе, это могло бы привести к иному результату? А если это так, то останется ли для нас такая возможность?" (С. 18).

Эти вопросы показывают направление мысли, определившее ход исследования и, соответственно, предопределившее результаты, к которым автор пришел. Ведь еще в предисловии он отмечает, что "неудача согласования веры и разума - это, строго говоря, западный феномен. На христианском Востоке ничего подобного не было" (С. 18). Свой труд автор расценивает как проект для будущих исследований, разрушающих стереотипы по поводу восточного православия. Сам Брэдшоу называет среди тех ученых и богословов, на чьи работы по изучению греческих Отцов Церкви он опирается, имена Ж. Даниелу, Х.У. фон Бальтазара, П. Адо, а также В.Н. Лосского и прот. Иоанна Мейендорфа.

Книга состоит из девяти глав и заключительного эпилога. Первые пять глав посвящены подробному исследованию термина "энергия" у Аристотеля, представителей Перипатетической школы и у Плотина. Эти главы первоначально представляли собой текст докторской диссертации Брэдшоу по античной философии в Техасском университете (Остин, США). В следующих главах автор уделяет основное внимание специфике усвоения "энергии" христианской теологией IV-XIV вв. на Западе (Марий Викторин, Августин, Боэций, Фома Аквинский) и на Востоке (Каппадокийцы, Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Григорий Палама). Таким образом, автор предлагает читателю сравнительное исследование восточной и западной метафизики с точки зрения понимания в той и другой термина "энергия". Для него этот первоначально аристотелевский термин - путеводная нить, с помощью которой он исследует сопоставляемые богословские традиции.

Можно заметить, что оглавление книги не дает читателю подсказки о том, что связующей нитью исследования является рассмотрение термина "энергия". В частности, первые шесть глав, представляющие собой исследование термина "энергия" в античной философии, имеют следующие заголовки:

1. Аристотелевские начала Не совсем удачный, на наш взгляд, вариант перевода слова beginnings: его следовало бы перевести «истоки», поскольку «Аристотелевские начала» прежде всего наводят на мысль об учении о началах самого Аристотеля..

2. Перводвигатель.

3. Между Аристотелем и Плотином.

4. Плотин и теория двух действий.

5. Наследие Плотина на Западе.

6. Боги, демоны и теургия.

Можно было бы в русском издании отступить от буквального воспроизведения английского варианта оглавления и дать подпункты к каждой главе согласно той рубрикации, которая имеется в тексте. В таком случае каждый из заголовков стал бы более информативным и выглядел бы так:

1. Аристотелевские начала.

1.1 Energeia как реализация способности.

1.2 Различение energeia - kinesis.

1.3 Energeia как актуальность.

1.4 Приоритет действительности.

2. Перводвигатель.

2.1 Деятельность и действительность в "Метафизике" XII.

2.2 Что совершает перводвигатель?

2.3 Мышление, мыслящее само себя.

2.4 Перводвигатель как действующая причина.

3. Между Аристотелем и Плотином.

3.1 "Энергия" в эллинистических школах.

3.2 Некоторые замечания о нефилософском употреблении термина energeia.

3.3 Филон Александрийский.

3.4 Нумений и Алкиной.

3.5 Александр Афродисийский.

4. Плотин и теория двух действий.

4.1 Теория двух действий в Эннеадах V.4.

4.2 Теория двух действий: Эннеады V.1 и связанные тексты.

4.3 Развитие мысли Плотина.

4.4 Плотин, Аристотель и Александр.

И для остальных глав включение в оглавление подрубрик было бы не менее удобно: видны конкретные темы и имена, к которым обращается автор в ходе своего исследования. Впрочем, более важная вещь, чем оформление оглавления, - это содержание книги. К нему мы и обратимся.

Первые главы посвящены разбору вопроса о том, в каком контексте возник и какие претерпевал изменения с развитием собственного творчества Аристотеля созданный им термин "энергия", как он соотносится с другими ключевыми для онтологии Аристотеля терминами "возможность" (dynamis), "движение" (kinesis), "сущность" (oysia), "энтелехия" (entelecheia). Ссылаясь на релевантные тексты Платона (такие как диалоги "Евтидем", "Клитофонт") и ряд ранних произведений Аристотеля ("Протрептик", "Топика"), автор прослеживает историю рождения термина, платоновское различение простого обладания (ktesis) и использования вещи (chresis), указывая на случаи синонимичного использования Аристотелем терминов chresis и energeia, что свидетельствует о движении мысли раннего Аристотеля в русле платоновской философии. Затем, в первой и второй главах, Брэдшоу реконструирует наиболее значимые положения онтологии Аристотеля в связи с его учением о возможности и действительности, после чего обращается к учению о Перводвигателе и Уме на основании текста двенадцатой книги "Метафизики".

Как видно из аппарата примечаний, эти главы написаны с учетом специальных исследований, посвященных философии Аристотеля. Здесь мы можем, по-видимому, довериться как богатой традиции изучения Аристотеля в западной (англо-американской) традиции, так и научной интуиции уважаемого автора. Однако читателю придется смириться с некоторыми особенностями авторского метода. Автор в общем оптимистично полагает свое понимание Аристотеля не интерпретацией его мысли, а воссозданием безо всякого для нее урона, а даже и с улучшениями, ибо автор хорошо осознает, чего он хочет от Аристотеля. Так, едва озвучив основное значение слова "энергия", он замечает: "... далее можно было бы перечислить различные значения этого термина, как это делается в словарях, иллюстрируя каждое соответствующими текстами. Однако это не объяснило бы нам, что соединяет эти разные значения в уме Аристотеля и почему он считал, что уместно употреблять один и тот же термин в разных смыслах" (курсив в цитате наш - М.С.) (С. 23).

Думается, какие-то словарные сведения и классификации нелишне было бы перечислить, чтобы и в уме читателя возникла некоторая ясность. Это не вполне последовательно: указать с математической точностью, что термин "энергия" "встречается 671 раз в сочинениях Аристотеля, почти на каждой второй странице берлинского издания" (С. 23), и отказаться от разговора о том, в каких значениях он употребим.

Вообще говоря, читатель этой книги должен быть весьма неординарным человеком: он и новичок в науке о древностях, и весьма опытен в ней. В предисловии автор разъясняет для читателей, "не знакомых с патристическими текстами", как понимать сокращенные указания источников, какой цифрой означается книга, а какой - глава (т.е. предполагается, что читатель ранее в глаза не видел ссылки на источники), а далее в тексте книги автор широко пользуется цитатами с использованием древнегреческого языка (тем самым у читателя предполагается фундаментальная языковая подготовка).

Третья и четвертая главы посвящены истории бытования термина в период после Аристотеля. В третьей главе "Между Аристотелем и Плотином" установлено, что усилиями разных авторов термин не исчез из интеллектуального пространства, хотя "наиболее крупные эллинистические школы дают весьма скудный материал для истории употребления термина "энергия"", в связи с чем автору приходится констатировать "общее неведение или пренебрежение" в данном случае (С. 81). Достаточно редкий материал содержит параграф "Некоторые замечания о нефилософском употреблении термина energeia". Здесь имеется полезная сводка употребления термина в текстах риторов, историков и медиков, показано, что прежде известный только в философии термин стал употребим в иных контекстах, быть может, иногда более тривиальных, но, во всяком случае, создающих для последующей истории идей необходимую почву. Кроме того, в главе уделено внимание творчеству Филона Александрийского, платоников Алкиноя и Нумения и перипатетика Александра Афродисийского.

В четвертой главе проанализировано использование термина энергия у Плотина и в связи с этим его учение об Уме и Едином. Автор закономерно находит, что плотиновское понятие энергия восходит к аристотелевской традиции. Рассмотрены важные контексты, где Плотин использует термины oysia и energeia, оказавшиеся востребованными в последующих богословских дискуссиях. Теория двух энергий - так названо бытование двух важных смыслов употребления термина в метафизике Плотина, сводимых к формулам "энергия сущности" и "энергия, исходящая от сущности". Здесь в центре обсуждения оказываются главные вопросы платонического учения о Едином, которое "по ту сторону сущности" и вместе с тем является началом для всего существующего и ближайшим образом для Ума, умопостигаемого космоса. Терминология учения об энергии позволяет неоплатонику Плотину находить новые возможности раскрытия этой темы, при этом широкое использование им термина "ипостась" делает его одним из наиболее интересных авторов с точки зрения изучения контекста формирования христианского догматического богословия в IV-V вв. н. э.

До сих пор порядок изложения в книге не вызывал вопросов по части его обоснованности: мы следили за появлениями термина энергия на философской сцене в хронологической последовательности. Но если, согласно заглавию книги, автор имел в виду с помощью сравнительного анализа восходящей к Аристотелю терминологии показать метафизическую причину разделения христианского мира, то надо отметить, что к концу четвертой главы к выполнению этой задачи он еще не приступил. В первых четырех главах нет Аристотеля на Востоке или на Западе (христианского мира), там есть Аристотель сам по себе и преимущественно в античной языческой традиции. Правда, сам автор в предисловии (С. 21) поясняет структуру книги следующим образом: в первых четырех главах он изучает общую основу обеих (западной и восточной) традиций, в пятой - первоначальное развитие на Западе, а в шестой - на Востоке.

Первоначальному развитию христианства на Западе, таким образом, должна быть посвящена глава пятая "Наследие Плотина на Западе" (С. 141-167), в которой автор обращается к ученику Плотина Порфирию "и другим западным неоплатоникам". Непонятно, в каком смысле Порфирий оказался в этой главе "на Западе". Пояснение автора, которое начинается как вступление народного сказителя о том, что "издавна считается, что Порфирий сыграл главную роль в формировании неоплатонизма в западной части империи" (С. 141), все же оставляет некоторые вопросы. В том, что имеется в виду латиноязычный христианский Запад, не оставляют сомнений имена Августина и Боэция, приведенные в качестве иллюстрации тезиса о роли Порфирия. Возникают сомнения, что оба эти автора в западной части империи именно "формировали неоплатонизм" и что сам Порфирий по такому случаю может быть назван "западным неоплатоником". Впрочем, о Порфирии в главе сказано маловато, ибо, "к сожалению, сочинения, касающиеся "энергии", по большей части утрачены" (С. 142). Правда, есть Sententiae дают русские названия работ то в кавычках, то без кавычек, то прямым, то курсивом, хотя в оригинале все дано курсивом, и 2) иной раз используют заглавия на выбор, более или менее общепринятые: Эвдемова этика и Евдемова этика, Клейтофон (вместо «Клитофонт»)., "единственное целиком сохранившееся метафизическое сочинение" Порфирия, однако "в силу своей практической направленности в этом сочинении не обсуждаются теория двух действий или происхождение трех ипостасей. Термин "энергия" употребляется здесь в других значениях. но это употребление довольно случайно и не должно нас здесь занимать" (С. 142). Что же тогда должно нас занимать? А вот что: читателю предлагается поразмыслить над двумя фрагментами Аль-Шахрастани, арабского автора XII в., допустив, что в них содержится достоверное описание мысли Порфирия. Выводы получаются небезынтересные, конечно, но весьма гипотетические, и сам Брэдшоу признает, что "в изложении Аль-Шахрастани много такого, что требует развития".

Следующим этапом рассмотрения наследия Плотина на Западе становится разбор анонимного комментария к "Пармениду", в особенности - терминология учения о Едином согласно первой и второй гипотезам диалога Платона. Автор комментария был представителем неоплатонизма периода между Ямвлихом и Сирианом (это мнение разделяют почти все современные исследователи неоплатонизма, за редким исключением), во всяком случае, автором комментария не был Порфирий, как в свое время пытался обосновать Пьер Адо. Д. Брэдшоу не склонен принять атрибуцию Адо и подчеркивает это. Тогда почему этот параграф здесь, на "Западе", а не вместе с Ямвлихом на "Востоке" (т.е. в следующей главе)? Единственное объяснение: потому что Пьер Адо считал иначе. Вся эта глава, можно сказать, оказывается интеллектуальным поклоном Пьеру Адо: поскольку Адо посвятил Марию Викторину и влиянию на него Порфирия двухтомное исследование, то после Порфирия и анонимного комментария, который Адо приписывал самому Порфирию, Брэдшоу переходит почти безо всяких вступлений к Викторину. А присутствие Боэция объясняется тем же движением по стопам Адо: "значение Викторина как источника для Боэция было впервые признано Пьером Адо" (С. 165). Влияние наследия Порфирия на триадическое богословие на Западе, как оно представлено в сочинениях Мария Викторина и Боэция, достойно подробнейшего изучения. Однако безо всякой преамбулы сразу после разговора об античных философах разбор Мария Викторина, который трактовал тексты Ветхого и Нового Завета, богословствовал об Отце, Сыне и Святом Духе, а также о Христе как Логосе и полемизировал с Арием, а не интерпретировал тексты Аристотеля, не выглядит сколько-нибудь подготовленным самим автором.

Вместе с тем читатель узнает из пятой главы очень важную вещь: как, собственно, будет сопоставляться восточное и западное христианство с помощью Аристотеля и его термина energeia? Ведь на Западе термину energeia должен соответствовать некий латинский эквивалент? В начале главы дается ответ на этот вопрос: автор говорит, что его задачей будет рассмотрение истории того, как неоплатонический термин energeia был преобразован в средневековое (и особенно томистское) понятие esse (акт бытия). В связи с этим очень важна оказывается терминология трактата Боэция De Hebdomadibus и проводимое там отождествление esse (бытия) и agere (действия) в Боге как в простой сущности - об этом говорится в конце главы пятой. Дальнейшее развитие событий на Западе нас ждет только в девятой главе книги.

Шестая глава начинается подведением итогов: "Общая черта тех философов, о которых была речь выше, состоит в том, что для них energeia Бога не имела специфически религиозного значения. Конечно, она имеет философское значение, потому что существование и образ мира следует понимать в свете этого понятия" (С. 168). Возможно, автор хотел подытожить сказанное выше собственно об истории термина в античной философской традиции и не имел в виду Викторина и Боэция из пятой главы. Для них специфически религиозное (надо понимать: христианское) значение соответствующие латинские термины-эквиваленты для energeia Бога, наверное, имели. Так или иначе, но теперь "искать сведения о роли понятия "энергия" в религиозной мысли нужно где-то в другом месте" (С. 168).

Автор высказывает мысль, что начиная с I в. по Р. Х. и в последующие столетия термин energeia претерпевает интересную эволюцию, связанную с тем, что и язычники, и христиане осмысливают свою религиозную жизнь как способ участия в божественной "энергии". При этом они имеют в виду "некую форму практической деятельности, будь то магия, теургия или же вера и послушание". Развивая этот тезис, Брэдшоу обращается к рассмотрению раннехристианской литературы, уделяя особое внимание посланиям ап. Павла и появлению в них слов synergein и synergos для указания на апостолов как соработников с Богом, а также сочинениям Климента Александрийского, Оригена, Афина-гора. Далее предметом изучения становятся также магические папирусы, герметическая литература, фрагменты текстов неоплатоников Ямвлиха и Прокла. Для отечественного читателя многие из обсуждаемых источников становятся доступны впервые, особенно в контексте исторического обзора философской и богословской традиций античности. Здесь собраны ценные свидетельства о дальнейшей эволюции термина энергия. Цитируемые тексты и авторские разъяснения помогают разобраться, в частности, с важной для Ямвлиха и всего позднего платонизма темой теургии, ее отличием от магии, ее включенностью в систему теории и практики платонизма, возможностью приобщения к божественным сущим. Этот материал встраивается в ставшую теперь основной линию терминологического анализа: термин энергия дает жизнь новому термину синергия, и эти новые смыслы в разных источниках, языческих и христианских, интерпретируются по-разному.

Восточному богословию, формированию и расцвету восточной традиции посвящены главы седьмая и восьмая, они написаны с большой любовью к предмету, с желанием сохранить в ограниченных рамках книги все богатство идей, которые древние богословы запечатлели в своих трудах. И центральной темой здесь оказывается понимание соотношения сущности и энергии, выяснение того, как возможно познание Бога и причастность к Богу. Автору в целом удается построить изложение так, чтобы не углубляться в анализ слишком подробно, но и не быть поверхностным, когда речь идет о тринитарных спорах, богословии Василия Великого, Григория Нисского и Григория Назианзина, рассуждениях о божественных именах у Дионисия Ареопагита. Отдельно и весьма подробно обсуждается учение Максима Исповедника, а также Иоанна Дамаскина. В заключительной главе предметом рассмотрения становится византийский исихазм ХIII-ХIV вв. и наследие Григория Паламы, в частности, его понимание различения сущности и энергии в Боге. Это различие, во-первых, позволяет рассматривать спасение как действие, предполагающее "синергию" (совместную деятельность), поскольку люди могут быть причастны к божественной энергии, не будучи причастны к сущности Бога. Во-вторых, оно позволяет утверждать, что Бог может действовать иначе, но не существовать иначе.

Уделено внимание и двум представителям Запада - Августину и Фоме Аквинскому. По сравнению с богословами Востока они представлены в гораздо меньшем объеме и с меньшим сочувствием. Посвященные им страницы можно назвать эскизами их основных идей. Главным образом, автор хочет донести до читателя следующее: вместо идеи синергии и соответствующей метафизики Августин навязал западной мысли ряд взаимосвязанных представлений, а именно: Бог прост; Он в принципе умопостигаем; Он может быть познан двумя путями: через тварных посредников или в прямом умственном постижении божественной сущности; божественная простота предполагает, что сущность и деятельность Бога тождественны. В дальнейшем на этом основании возникло представление о дистанции между Богом и творениями, молитва и аскетика стали пониматься как средство дисциплинирования тела в процессе сосредоточения и возвышения ума, а не то, что способствует постепенному обожению тела и души. За Августином последовал Фома, согласно учению которого в Боге сущность, бытие и деятельность (essentia, esse и operatio) - это одно и то же. Такой взгляд трудно примирить с представлением о том, что Бог обладает свободой выбора. Аквинат "не смог выйти за пределы предложенного Августином понимания способа, которым Бог может присутствовать в творениях". В итоге автор заключает: "Если я прав, тогда оказывается, что... Аквинат оставил нам не великий синтез, а некую смесь из несовместимых аргументов и интуиций" (С. 349). По-видимому, западным потомкам латинян услышать это было бы больно.

Для большинства, читателей в России, несомненно, данная книга будет полезна и укрепит нас и в нашей отеческой вере, и в понимании причин западного неверия, и в решимости изучать святоотеческое наследие. Текст этот требует от читателя серьезного "соработничества" для усвоения представленного в нем богатого материала, переводчики много потрудились, чтобы верно передать терминологию всего спектра учений, которые составляют предмет исследования, и дать ссылки на имеющиеся в русском переводе тексты источников. В любом случае книга профессора Д. Брэдшоу демонстрирует, насколько сильно мысль древних может оказывать влияние на сегодняшнюю действительность, и вопрос только в том, кто из современных ученых и по каким мотивам готов включиться в этот тысячелетний диалог, незаконченный и вечно живой.

1. Брэдшоу Д. Божественная свобода: греческие отцы и современные дискуссии // Философия религии: альманах. Вып. 3. - М., 2011. С. 131-148.

2. Западная философия и восточное православие: интервью с деканом философского факультета Университета Кентукки Дэвидом Брэдшоу, Моск. Духовная академия, 8 июня 2010 г. - URL: (http://www.bogoslov.ru/text/984296.html).

3. Брэдшоу Д. Ум и сердце на христианском Востоке и Западе // Наука и человеческая природа: российская и западная перспектива: материалы междунар. конф. (6-8 нояб. 2008 г., Вако, США, штат Техас) / под ред. В.К. Шохина. - М.: ИФ РАН, 2010. С. 93-114.

4. Bradshaw D. Aristotle East and West: Metaphysics and the Division of Christendom. Cambridge University Press, 2004.

Размещено на Allbest.ru