Анализ сборника стихотворений И. Анненского "Кипарисовый ларец"

Размещено на http://www.allbest.ru/

22

Министерство образования и науки

Российской Федерации

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Северный (Арктический) федеральный университет

имени М.В. Ломоносова»

Кафедра литературы

Контрольная работа

По дисциплине: Русская литература XIX века (вторая половина)

На тему: Анализ сборника стихотворений И. Анненского «Кипарисовый ларец»

Выполнил:

Лесукова Марина Валерьевна

Курс 4

Руководитель:

Е.Ю. Ваенская

Архангельск 2013

Содержание

Вступление

1. Судьба Анненского

2. Общая характеристика и особенности лирики

3. О составе сборника «Кипарисовый ларец»

4. Анализ стихотворения «Смычок и струны»

Заключение

Список литературы

Вступление

А тот, кого учителем считаю,

Как тень прошёл и тени не оставил

Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,

И славы ждал, и славы не дождался,

Кто был предвестьем, предзнаменованьем

Всего, что с нами после совершилось,

Всех пожалел, во всех вздохнул томленье -

И задохнулся…

Это стихи Ахматовой… об одном из самых пленительных и загадочных русских поэтов начала века. Необъяснимая, заразительная прелесть его стихов, их пронзительная задушевность и доверительность, мучительное и непрестанное искание Красоты в серых дебрях безликой обыденности, проникновенная любовь к миру, к людям, какая-то всечеловеческая отзывчивость души, в которой все беды и страдания мира зажигали неугасимый пламень неумолчной совести…

Это Иннокентий Анненский.

Тонкими, изящными пальцами поэт открывает заветную шкатулку из кипарисового дерева, достаёт исписанные угловатым, нервным почерком листы. Шкатулке с исписанными листами суждено было стать «Кипарисовым ларцом» - книгой стихов, равную которой по красоте, совершенству и силе воздействия на сердца и умы, трудно сыскать в русской поэзии начала 20 века. Беренштейн Е.Г. “Просветлённая страданием красота”. Поэтический мир Иннокентия Анненского // Литература в школе. 1992. №3, 4.

Этим обстоятельством был продиктован выбор темы моей контрольной работы. Анализ лирических произведений И. Анненского дает возможность увидеть наследие серебряного века не в противостоянии и расхождениях конкретных течений, а в том общем, что составляло основы поэтической культуры эпохи.

В конце работы прилагается список литературы, который поможет учителю при подготовке к урокам по творчеству И.Анненского.

1. Судьба Анненского

Судьба Анненского-поэта в своем роде уникальна: в сорокадевятилетнем возрасте он издал первый (и единственный при жизни) поэтический сборник под псевдонимом Ник. Т-о. Поначалу поэт собирался озаглавить его "Из пещеры Полифема" и взять псевдоним Утис, что в переводе с греческого означает "никто" (так Одиссей назвался циклопу Полифему). Позже сборник был назван "Тихие песни". Блоку, не знавшему, кто автор, такая анонимность показалась сомнительной. "Хочется, чтобы открылось лицо поэта, которое он как будто от себя хоронит, - и не под наивным псевдонимом, а под более тяжкой маской, заставившей его затеряться среди сотни книг... Нет ли в этой скромной затерянности чересчур болезненного надрыва?" - писал он.

И.Ф. Анненский родился в Омске, вскоре семья переехала в Петербург. В автобиографии будущий поэт сообщал, что вырос "в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи". "С детства любил заниматься историей и словесностью и чувствовал антипатию ко всему элементарному и банально-ясному". Писать стихи Анненский начал довольно рано. Так как в 1870-е годы понятие "символизм" не было еще ему известно, он называл себя мистиком и "бредил религиозным жанром" испанского художника XVII в. Б.Э. Мурильо, который и "старался „оформлять словами". Следуя совету своего старшего брата, известного экономиста и публициста Н.Ф. Анненского, считавшего, что до тридцати лет не надо публиковаться, молодой поэт не предназначал свои поэтические опыты для печати. В университетские годы изучение древних языков и античности на время вытеснило стихотворчество; по признанию поэта, он ничего не писал, кроме диссертаций. После университета началась "педагогически-административная" деятельность, которая, по мнению его коллег-античников, отвлекала Анненского от "строго научных занятий", а по мнению сочувствующих его поэзии, мешала творчеству.

В печати Анненский дебютировал как критик. В 1880 - 1890-е годы он опубликовал ряд статей, в основном о русской литературе XIX в. В 1906 г. вышла первая, а в 1909-вторая из "Книг отражений" - собрание критики, отличающееся уайльдовским субъективизмом, импрессионистичностью восприятия и ассоциативно-образными настроениями. Сам автор подчеркивал, что он "вовсе не критик", а только "читатель".

Анненский-поэт считал своими предтечами французских символистов, "парнасцев и проклятых", которых много и охотно переводил. Их заслугу, "кроме обогащения языка", он видел в "повышении нашей эстетической чувствительности и увеличении шкалы наших художественных ощущений". Переводы французских поэтов составили значительный раздел его первого сборника стихов. Из русских поэтов-символистов Анненскому ближе всего К.Д. Бальмонт, вызывавший у автора "Тихих песен" "благоговение". Он высоко ценил "новую гибкость и музыкальность" поэтического языка Бальмонта.

Анненский вел достаточно "уединенную" литературную жизнь: он не отстаивал права "нового" искусства на существование в период "бури и натиска", не участвовал в последующих внутрисимволистских баталиях. Первые его публикации на страницах символистской прессы относятся к 1906 г. (журнал "Перевал"), "Вхождение" Анненского в символистскую среду фактически состоялось в последний год его жизни. Поэт и критик читает лекции в "Поэтической академии", входит в состав членов "Общества ревнителей художественного слова" при новом петербургском журнале "Аполлон", печатает на его страницах свою программную статью "О современном лиризме".

Скоропостижная смерть поэта у Царскосельского вокзала вызвала широкий резонанс в символистских кругах. В среде близких к "Аполлону" молодых поэтов акмеистической ориентации, упрекавших символистов за то, что они "просмотрели" Анненского, стал складываться посмертный культ поэта.

Второй сборник стихов вышел через четыре месяца после его смерти. Подготовку "Кипарисового ларца" (в кипарисовой шкатулке хранились рукописи Анненского) завершал его сын - В. И. Анненский-Кривич, биограф поэта, его редактор и комментатор. Есть основания полагать, что Кривич не всегда пунктуально следовал авторской воле отца. С "Кипарисовым ларцом" к Анненскому пришла, наконец, запоздалая слава. "Книгу я сейчас просматриваю, - писал Блок сыну поэта. - Через всю усталость и опустошенность этой весны - она проникает глубоко в сердце. Невероятная близость переживаний, объясняющая мне многое о самом себе". Брюсов, обративший уже раньше внимание на "свежесть" эпитетов, сравнений, оборотов и даже просто выбираемых слов в сборнике "Тихие песни", теперь как несомненное достоинство отметил невозможность "угадать" у Анненского "по двум первым стихам строфы двух следующих и по началу стихотворения его конец".

В 1923 г. Кривич опубликовал оставшиеся тексты поэта в сборнике "Посмертные стихи Ин. Анненского".

2. Общая характеристика и особенности лирики

«Поэты говорят обыкновенно об одном из трех: или о страдании, или о смерти, или о красоте», - писал И. Анненский в одной из статей. Эта формула верна прежде всего по отношению к его собственному поэтическому миру. Он особенно любил в искусстве трагическое начало и острее своих современников реагировал на любые проявления жизненной дисгармонии. Подлинно трагическое мироощущение не имеет ничего общего с позицией тотального всеотрицания реальности, напротив, трагизм возможен лишь в том случае, если жизнь принимается человеком как драгоценный дар, как безусловная ценность. Лишь тот, кто по-настоящему ценит красоту природы, искусства, человеческого общения, способен остро переживать ее хрупкость, незащищенность от враждебных ей сил.

Мотивы страдания и смерти именно потому столь значимы в лирике Анненского, что они рождены опытом болезненного переживания быстротечности счастья и красоты. Страдание и красота для него - две стороны одной медали. «... Его страдающий человек страдает в прекрасном мире, овладеть которым он не в силах»³. Высший вид красоты Анненский видел в искусстве слова, являвшемся для него главным оправданием жизни.

По своему мировоззрению и поэтическому стилю Анненский - символист. Но символы для него - не средство познания «непознаваемого», как для большинства других символистов, но особые образы, способные передать психологическое состояние человека. Символы в поэзии Анненского образно закрепляют соответствия между жизнью души и ее природно-бытовым окружением. Поэтому взгляд поэта устремлен не в заоблачные дали, а на земное существование человека. Вячеслав Иванов называл символизм Анненского «земным» или «ассоциативным»: «Поэт-символист этого типа берет исходной точкой в процессе своего творчества нечто физически или психологически конкретное и, не определяя его непосредственно, часто даже вовсе не называя, изображает ряд ассоциаций, имеющих с ним такую связь, обнаружение которой помогает многосторонне и ярко осознать душевный смысл явления, ставшего для поэта переживанием, и иногда впервые назвать его - прежде обычным и пустым, ныне же столь многозначительным его именем»⁴.

Современные исследователи часто говорят о поэтическом стиле Анненского как о психологическом символизме. Источниками символизации для поэта часто служили конкретные детали современной ему цивилизации (крыши домов, плиты тротуара, перрон железнодорожного вокзала, станционный сторож) или подробности камерного быта (маятник, балкон, рояль, скрипка). Эти и подобные им образы вещей присутствуют в стихах Анненского не столько в результате подробного описания предметов, сколько в форме переменчивой мозаики отдельных черточек, пунктирно обозначающих объект изображения.

Эта особенность изобразительной манеры Анненского напоминает об импрессионизме и сближает поэта со старшими символистами. В пейзажных зарисовках импрессионистический стиль Анненского проявляется в использовании разнообразных оттенков цвета, во внимании к изменчивым, едва уловимым состояниям природы, отражающим летучие внутренние состояния личности. С импрессионистическим стилем принято связывать и исключительное внимание поэта к звуковому потоку стиха, обилие благозвучий, многообразных по форме фонетических повторов, разнообразных способов ритмического обогащения стиха.

В основе композиции как отдельных стихотворений Анненского, так и его сборника лирики «Кипарисовый Ларец», - принцип соответствий всех вещей и явлений. Читателю предлагается своего рода поэтический ребус: нужно угадать, как связаны попавшие в поле зрения лирического героя вещи с его настроением и между собой. Однако такая композиционная структура не имеет ничего общего со стремлением мистифицировать, озадачить читателя (как это было, например, в ранних стихах В. Брюсова). Дело в том, что лирический герой сам погружен в сложные раздумья о «постылом ребусе бытия», он будто разгадывает собственные алогичные ощущения. Потому так велика в стихах Анненского роль умолчания, когда поэт дает «нам почувствовать несказанное»; потому стихотворение часто строится на сложном узоре иносказаний (метафор и перифраз).

Индивидуальность лирического стиля Анненского сказалась и в разнообразии его поэтической лексики. Наряду с традиционной для поэзии лексикой он использовал такие разнородные лексические пласты, как философская терминология и «будничное» слово; галлицизмы (заимствования из французского; особенно любимо поэтом слово «мираж») и просторечные обороты («ну-ка», «где уж», «кому ж» и т. п.). По масштабам лексического обновления поэзии новаторство Анненского может быть сопоставлено с достижениями его великого предшественника Н. Некрасова.

Новизна поэтического стиля Анненского, сказавшаяся прежде всего в замене отвлеченных понятий их вещными эквивалентами, придании символу качеств предметного слова, - эта новизна обусловила промежуточное положение поэта между поколениями символистов и акмеистов. В поэзии серебряного века Анненский сыграл роль посредника между символизмом и постсимволистскими течениями (его наследие стало одним из источников поэтических стилей А. Ахматовой, О. Мандельштама, В. Маяковского). Мандельштам называл Анненского «первым учителем психологической остроты в новой русской лирике», влияние которого «сказалось на последующей русской поэзии с необычайной силой».

3. О составе сборника «Кипарисовый ларец»

анненский лирика сборник стихотворение

Жажда сострадания и жажда любви родственны, их нельзя отторгнуть друг от друга, так как здесь идет речь о разнонаправленности - от себя и к себе.

Эта тема с необычайной силой, на торжественно-печальном фоне мысли об уходе, прозвучала во второй, решающей книге поэта «Кипарисовый ларец» (1910 г.), вышедшей уже после смерти его, и в стихах, которые не уместились в этой книге.

У сборника «Кипарисовый ларец» в какой-то мере типичное для поэтов Серебряного века, любивших оригинальные и необычные заглавия, название. Это настоящий ларец из кипарисового дерева, в котором Анненский хранил свои тетради со стихами. Но не может не звучать и символическое значение: в русской традиции кипарис понимался как дерево скорби, а согласно античной легенде в этом дереве была заключена душа юноши Кипариса, любимца Аполлона. Возможно, в названии скрыта ещё одна тайна поэта - он хотел вызвать ассоциацию со смыслом книги своего любимого французского поэта Шарля Кро «Сандаловый ларец».

Композиционно «Кипарисовый ларец» состоит из трёх разделов: «Трилистники» - по три стихотворения в каждом (три листка), «Складни» - по несколько стихотворений и «Размётанные листы». Каждый из циклов связан внутри темой или мотивом, а все вместе циклы отражают единое миросозерцание автора.

Каждый трилистник имеет название, служащее как бы ключом к содержанию стихов цикла («Трилистник обречённости», трилистник лунный, призрачный, трилистник толпы, одиночества и так далее). Заглавие является важнейшим элементом поэтики Анненского: оно, как правило, многозначно и имеет завуалированный смысл.

М.Волошин вспоминал о том, как Анненский читал свои стихи: “Иннокентий Фёдорович достал большие листы бумаги, на которых были написаны стихи. Затем он торжественно, очень чопорно поднялся с места (стихи он всегда читал стоя)... Окончив стихотворение, Иннокентий Фёдорович всякий раз выпускал листы из рук на воздух (не ронял, а именно выпускал), и они падали на пол у его ног...” (Памятники культуры. Л., 1983. С. 70).

“Эти выпускаемые из рук листы - то ли «размётанные листы», то ли «опавшие листы», - плавно покачиваясь, опускались в русскую поэзию, становясь её плотью и кровью. Без «Кипарисового ларца» она уже давно не мыслима, как немыслима и вся русская культура без царскосельского эллиниста, полиглота, барина, декадента, директора гимназии, поэта мучительной совести” - так закончил вступительную статью к «Кипарисовому ларцу» Н.Богомолов (с. 50).

В литературоведении много говорилось о своеобразии построения сборника, состоящего из трилистника и складней. Кое-кто считает построение сборника “затейливым”, “искусственным”, “условно составленным”, так как иногда очень трудно уловить связи между стихами внутри “трилистников” и “складней”, хотя эта связь просматривается через темы, мотивы, как в «Трилистнике тоски» - через ассоциации, как в «Трилистнике огненном» - через связь символическую, например, «Смычок и струны», «Старая шарманка», в которых вещи замещают человека и наделяются человеческими свойствами, но в “некоторых трилистниках принцип сочетания невозможно установить без натяжек” (Гинзбург Л. С. 329).

Но все стихи трилистников и складней объединяет одна тема - жизнь человека, жизнь его духа на фоне природы и города, причём “природная” сущность человека для поэта одинаково значима с его “городской, урбанистической”, поскольку он живёт не только в природном мире, но и в окружении вещей, рождённых цивилизацией, и в соприкосновении с тем и с другим связана его жизнь и внешняя - материальная, и духовная. Счастливыми для него оба эти мира не оказываются.

Если городская жизнь и всё, что к ней относится, для большинства русских поэтов XIX века - Фета, например, - была уже “дурной, низкой жизнью”, остающейся за гранью поэтического, то для Анненского современный человек - это городской человек. Город - это конкретные условия его существования, это вещи, которые его окружают и с которыми соприкасается его душа, - это и будильник, и шарманка, и вагон железной дороги… Природа как бы отодвинута от человека и входит в поэзию Анненского в виде загородного дома, дачи. Зато в жизнь человека включается паровик, станция, вагон, кондуктор («Мы на полустанке», «Тоска вокзала»).

О любви к женщине поэт фактически не писал¹² - он не захотел выделить из своей любви к миру, из слиянности с ним это чувство. Он все воспринимал и отражал в потоке, в неделимости бытия. Сострадание рождает любовь и озарение совестью. Суд ее и сладостен и страшен:

Какой кошмар! Все та же повесть...

И кто, злодей, ее снизал?

Опять там не пускали совесть

На зеркала вощеных зал.

(«Бессонные ночи»)

Так токи нравственной боли, обращенной в себя, ищут выхода в мир, воплощения в сострадательность и осуждение. Гнев - тоже один из путей к истине, к осознанию души жизни. И все чаще и чаще стихи его озвучиваются трубными звуками непримиримого гнева:

Опять тал каверзный вопросик

Спускали с плеч, не вороша.

И все там было - злобность мосек

И пустодушье чинуша.

К концу жизни поэзия Иннокентия Анненского все больше и больше вторгается в социальные пласты жизни - эго путь неусыпной совести, путь отклика на человеческую боль. Так и жил он, так и писал - с сердцем, направленным на жизнь, на сочувствие миру людей, потому что он никогда не отъединял своего «я» от людского. В этом отношении очень характерно стихотворение «Старые эстонки», так гражданственно прозвучавшее в свое время:

Добродетель... твою добродетель

Мы ослепли вязавши, а вяжем...

Погоди - вот накопится петель,

Так словечко придумаем, скажем...

Есть в них, этих старых эстонках, чьи сыновья расстреляны, что-то от древнегреческих вязательниц судеб, чье имя - парки. В этих стихах звучит явное социальное предупреждение. Здесь мы имеем дело с социальным выражением темы совести. И опять, как всегда у поэта, она разнонаправленная - и в себя, и на людей.

Все это говорило о том, что путь Блока от себя к народу, от души - к России был предназначен и Иннокентию Анненскому, силы лирической центростремительности обретали все больше и больше направленность центробежных неукротимых сил, обращенных одновременно и к истории, и к современности. Создавался поэт огромного, классического гения...

Обозначим основные мотивы лирики И.Ф. Анненского.

Мотив двоемирия («Свечку внесли», «Мучительный сонет»).

Мотив тоски и одиночества человека, живущего в неблагополучном мире. Противопоставление мира реального миру идеальной красоты («Тоска мимолётности», «Тоска припоминания», «Тоска маятника», «Бесследно канул день», «Мучительный сонет»).

Мотив сочувствия и жалости к несчастным («В дороге», «Картинка»).

Мотив совести, ответственности каждого за всё, что совершается при нём («К портрету Достоевского», «Старые эстонки»).

Мотив неприятия буржуазного мира с его жестокостью, “рыночностью”, уподоблением человека вещи («Кулачишка», «То было на Валлен-Коски»).

Мотив возвышенной любви и невозможности её в этом мире («Среди миров», «Сиреневая мгла», «Смычок и струны»).

Мотив мучительности творчества («Поэзия», «Поэту», «Старая шарманка»).

Мотив природы, отторгнутой от жизни городского человека и страдающей от него («За оградой», «Желание жить», «Ноябрь», «Ветер»).

4. Анализ стихотворения «Смычок и струны»

Стихотворение “Смычок и струны” (1909), по свидетельству мемуаристов, было одним из самых любимых созданий И.Ф.Анненского. Будучи по возрасту намного старше всех других поэтов новых течений, он не любил демонстративных проявлений эмоций и обычно хорошо скрывал свои чувства под маской академической корректности. Однако, принимаясь за чтение “Смычка и струн”, поэт не мог сохранить будничного тона, присущего ему декламации собственных стихов.

…”Надрывным голосом, почти переставая владеть собой, произносил Анненский: “И было мукою для них, что людям музыкой казалось…”- вспоминал С.Маяковский. Очевидно, цитируем мемуаристом строчка воспринималась самим автором как эмоциональная кульминация, как смысловое ядро стихотворения.

Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно-лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых...

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно: ты та ли, та ли?»

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? довольно?..»

И скрипка отвечала «да»,

Но сердцу скрипки было больно.

Смычок всё понял, он затих,

А в скрипке эхо всё держалось...

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил

До утра свеч.... И струны пели...

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.

Композиция стихотворения.

Внешне стихотворение сочетает в себе признаки рассказа и драматического диалога (сам Анненский называл свои стихотворения «пьесами»). «Повествовательный» этой лирической пьесы намечен пунктиром глаголов совершенного вида: « зажёг… взял… слил… не погасил… нашло». Интересно, что субъект этой череды действий обозначен предельно общо, неконкретно: сначала неопределённым местоимением «кто-то», а в финале - существительным «человек», почти столь же неопределённым в контексте произведения. Восприятию читателя или слушателя предлагается лишь событийная рамка, как бы минимальная сюжетная мотивировка звучащего в «пьесе» диалога.

Смысл названия стихотворения.

В качестве вечных знаков психологических отношений в нём использована пара «Смычок и струны». Конкретность, вещественность этих предметов контрастирует с крайней зыбкостью человеческого присутствия. Происходит своеобразная инверсия отношений между субъектом и объектом: психологические качества - способность чувствовать, думать, страдать - переносятся на предметы. Сигнал этого переворота отношений - метафорическое использование слова « лики» по отношению к скрипке. «Два желтых лика, два унылых» при этом ассоциируются прежде всего с двумя деками скрипки: жёлтый лак их поверхности тускло отражает свет зажжённых свечей.

Однако благодаря импрессионистической, летучей манере «портретирования» однозначной связи между словом «лики» и конкретной деталью не возникает: ассоциативно оно связывается и с главными «действующими лицами» лирического события - смычком и струнами, и - шире - с любыми двумя тянущимися друг к другу существами.

Сюжет стихотворения.

Лирический сюжет сосредоточен на двух связанных между собой предметах, но сами предметы истолкованы символически, вовлечены в психологическое движение и потому сигнализируют о мире человеческих отношений. Этому способствует и форма драматического диалога, разворачивающегося в центральной части стихотворения.

«Реплики» драматического диалога имитируют прикосновение смычка к струнам. Кажется, что значение слов растворяется в звуковой имитации игры на скрипке. Строки будто пульсируют. Такое ощущение создаётся при помощи использования одно- и двусложных слов, звуковых повторов, сверхсемных ударений, а четырёхстопный ямб будто противодействует этому.

Миг переживаемого счастья неотделим от импульса боли, рождаемого сознанием того, что счастье мимолётно. Мгновение гармонии - кратковременный мираж на фоне «тёмного бреда» повседневности. Но стремление к гармонии неустранимо, даже если оно чревато гибелью, как неустранима роковая связь музыки и муки - таковы смысловые ассоциации, рождаемые движением стиха.

Тема стихотворения.

Человек в поэтическом мире Анненского жаждет преодолеть своё одиночество. Стремится к слиянию с миром и с родственными ему душами, но вновь и вновь переживает трагические разуверения в возможности счастья. Прежде всего потому, что не может отрешиться от бремени собственного сознания. Автор передаёт это посредством приёмов недоумения и самоиронии. Череда тревожных вопросов, звучащих во второй - четвёртой строфах, поддерживает картину мучительной работы сознания.

Мотивы стихотворения.

Раздельность и слитность становятся двумя внутренними мотивами стихотворения. Момент предельного напряжения между этими мотивами приходится на последние два стиха четвёртой строфы. Они связаны между собой контрастной парой утвердительного «да» и противительного «но».

Форма стихотворения отражает внутреннюю организацию произведения. Самое яркое тому подтверждение - фонетический ряд. Исключительное внимание к звуковому составу слов, к изысканным благозвучиям, ассонансам и аллитерациям - общее свойство поэзии символизма. Движение смысла - особенность лирики Анненского.

Звукопись.

Первостепенная роль в звуковом ансамбле стихотворения принадлежит гласным «о» и «у» (ударным в словах заголовка). Характерно, что логические акценты приходятся на те слова, в которых ударными являются эти звуки (« тяжёлый, тёмный, мутно-лунны, столько, струны»). Эти звуки будто противостоят друг другу, на этом противостоянии возникает эмоциональная кульминация. Два неслиянных голоса взаимодействуют: смычок и струны - носители голосов. Реальный эпизод игры на скрипке (точнее, его звуковая имитация) в третьей и четвёртой строфах отмечен новой, нейтральной по отношению к взаимодействующим голосам оркестровкой: наиболее ответственные слова связаны с ассонансом на «а» и аллитерацией на «т» и «л» («ты та ли, та ли»; «ластились, ластясь, трепетали»). Это и есть краткий миг мечты, мимолётного миража, разрушаемого вернувшимся сознанием: понимание восстанавливает разнозвучие.

Пунктуация.

Нельзя не сказать о череде многоточий в стихотворении. Она подчёркивает возвращение к исходной ситуации одиночества, раздельности. Сигнализируемые ими паузы готовя к финальной картине рассветной тишины.

Истолкование и восприятие.

Современники поэта говорили, что Анненский « был весь неповторим и пленителен» (С.Маковский) Я думаю, что именно так можно сказать и о его творчестве. Отчуждённость от жизни, презрение к «здравому смыслу», мифотворчество, игра ума, неприятие реализма - это было определяющим в его постижении мира. Художник, поэт, творя слово своё и всё, что оно пробуждает в душе, творит единственную ценность - красоту иллюзии. Оттого и прекрасно, что невозможно. С горящими от любопытства глазами он проникает в самые тёмные, самые глухие закоулки человеческой души, для него ненавистно позёрство. Он пишет так, как чувствует. И это, по-моему, первостепенно.

Заключение

В целом поэтический мир Анненского, конечно же, трагичен. Но не только тем, что в нем часты мотивы и образы смерти, отчаяния, тоски (лишь в названиях стихотворений это слово использовано пятнадцать раз, а в текстах нередко пишется с прописной буквы - Тоска), а тем, что личность трагично воспринимает собственное существование в окружающем мире, страстно желая слиянья с ним и раз за разом ощущая лишь мучительную и безнадежную связь.

Преодолевая «мучительные антракты жизни» (слова Волошина), человеку в поэзии Анненского дано, стремясь к гармонии с миром, понимать невозможность ее достижения, - как невозможность слияния «я» и «не-я» (философских понятий, имеющих особое значение в эстетике Анненского). Это понимание порождает трагическую иронию, окрашивающую все творчество Анненского, стремившегося «слить» «творящий дух и жизни случай».

Личность Иннокентия Федоровича Анненского осталась во многом загадкой для современников. Он придавал символам свой, отличный от других поэтов смысл и мыслил гораздо шире рамок символизма. Несомненно, у этого человека была насыщенная жизнь, которая дала основу для его красочных образов.

Список литературы

1. Мандельштам О. Э. Сочинения. Т. 2.

2. Кипарисовый ларец. Вторая книга стихов (посмертная). Москва, 1910.

3. Гинзбург Л. О лирике. Ленинград, 1964.

4. Иванов В. Борозды и межи. Москва, 1916.

5. Маковский С. Портреты современников // Серебряный век. Мемуары. Москва, 1990.

6. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв. Москва, 1990.

7. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.kostyor.ru/

8. Анненский И.Ф. Кипарисовый ларец / Вст. ст. Н.Богомолова. М.: Книга, 1990 (миниатюрное издание).

9. Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии. Вст. ст. А.Фёдорова. Л.: Советский писатель, 1990 (Серия «Библиотека поэта»).

10. Орлов А. Основные даты жизни и творчества И.Ф. Анненского // Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979. Серия «Литературные памятники».

11. Беренштейн Е.Г. “Просветлённая страданием красота”. Поэтический мир Иннокентия Анненского // Литература в школе. 1992. №3, 4.

12. Бавин С. Иннокентий Анненский // Бавин С., Семибратова И. Судьба поэтов Серебряного века. М., 1993. С. 7-16.

13. Верхейл К. Трагизм в лирике Анненского // Звезда. 1995. №9. С. 208-216.

14. Гинзбург Л. О лирике. Л.: Советский писатель, 1974 (Глава «Вещный мир». С. 311-354).

15. Гумилёв Н.С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990.

16. Кирсалова Е.В., Леденёв А.В., Шаповалова Ю.М. Серебряный век русской поэзии. М.: Новая школа, 1996.

17. Кушнер А. О некоторых истоках поэзии И.Анненского // Анненский и русская культура XX века. М., 1996.

18. Кушнер А. Среди людей, которые не слышат // Новый мир. 1997. №12. С. 192-215.

19. Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Л., 1990 (глава об Анненском).

20. Мандельштам А. Иннокентий Анненский // Серебряный век: русские судьбы. СПб., 1996. С. 913.

21. Маковский С. Иннокентий Анненский // Серебряный век. Мемуары. М., 1990. С. 114-145.

22. Подшивалова Е.А. Концепция мира и человека в «Кипарисовом ларце» И.Ф. Анненского // Кормановские чтения. Вып. 1. Ижевск, 1994. С. 76-85.

23. Фёдоров А.В. Иннокентий Анненский: личность и творчество. Л., 1984.

24. Эткинд Е. Единство Серебряного века: О русской литературе конца XIX - начала XX века // Звезда. 1989. №12. С. 185-199.

Размещено на Allbest.ru

...