"Мы есть то, чем мы владеем...": мотив овеществления и идентичность собственника в романах Э. Елинек "Любовницы", "Пианистка"

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Мы есть то, чем мы владеем...»: мотив овеществления и идентичность собственника в романах Э. Елинек «Любовницы», «Пианистка»

Е.С. Ярина

Сегодня проблема сущности человеческой личности, смысла его бытия и особенностей идентичности занимает центральное место во многих гуманитарных дисциплинах. На протяжении ХХ века происходило осознание насущных проблем современности: угроза духовности человека, утрата смысла жизни, отчуждение, овеществление, нивелирование личности1. С формированием общества потребления целью человеческого бытия становится обладание различными материальными ценностями, что порождает, по мнению Э. Фромма, «кризис идентичности» . В связи с этим проблема самоидентификации становится своеобразной призмой, через которую рассматриваются важные аспекты современной жизни3.

Мы обратились к творчеству австрийской писательницы Э. Елинек, в 2004 году получившей Нобелевскую премию по литературе4. В настоящее время существует значительное количество критических работ, посвященным разным аспектам творчества австрийской писательницы: особенности построения образной системы и специфика женской субъективности5, своеобразие стиля и «мужской» авторской позиции6. Объектом исследовательского внимания становится и феминистская направленность текстов, приемы языковой игры как воплощение сатирического пафоса, соотношение реализма и сатиры, изображение Австрии, проблема интертекстуальности, разоблачение сложившихся стереотипов и др7.

Мы анализируем творчество Э. Елинек сквозь призму проблемы самоидентификации. Соглашаясь с тезисом предшествующих исследователей об искажении субъективности героев Елинек, мы предлагаем определить доминанту их самосознания как идентичность собственника. Формальным воплощением данной идеи становится мотив овеществления. Анализу данного мотива в романах «Любовницы» (1975), «Пианистка» (1983) и посвящена наша статья. Несмотря на очевидные отличия этих двух романов, относящихся к разным периодам творчества («Любовницы» - завершение раннего этапа, а «Пианистка» расцвет зрелого творчества): схематизм героев и обстоятельств в первом романе и большая углубленность и психологизм героев во втором, идентичность собственника выступает своеобразным ядром личностей героев, общей базой, на которой возводится архитектура их самосознания. В результате сходными оказываются и приемы создания образов, и мотив овеществления, варьирующийся на разных пластах: он вводится на уровень хронотопа, в сюжетно-композиционный план, задает особенности создания образов и их самоопределение.

Мы обратимся к анализу этого мотива на уровне портрета героев. В романе «Любовницы» портреты героинь создаются сухим перечислением частей тела и напоминают технические характеристики механического устройства, а не облик живого человека: «...brigitte hat einen korper zu bieten <...> brigitte hat bruste, schenkel, beine, huften und eine mose»8 [13]; «У Бригитты есть ее тело <...> У Бригитты есть грудь, есть бедра, есть ноги, есть мохнатка между ног»8 [17]. Женское тело, красота составляют своеобразный капитал, который необходимо выгодно вложить, выйдя замуж, и получить хорошие проценты в виде собственной квартиры и новой мебели. Такое самоопределение, как показывает Э. Елинек, диктуется обществом, доминантой которого является ориентация на обладание: деньгами, властью, славой. И сюжет «Любовниц» во многом сводится к истории приобретения собственности, что опрокидывает читательские ожидания, потому что заглавие ориентирует нас на жанр любовного романа. Бригитта и Паула стремятся заполучить мужа и связанное с ним благосостояние. Одновременно это и поиск своего владельца, поскольку и себя они рассматривают как вещь, собственность. Овеществляясь внешне, героини теряют и ядро своей личности, способность самопознания и постижения реальности.

В романе отсутствуют единые, целостные образы героев. Внешний план персонажа представлен фрагментированным изображением тела, когда отдельные его части отождествляются с человеком в целом. Например, в сцене угощения Эриха обедом на переднем плане оказывается его живот, наполняемый едой: «...angenehme warme im magen vom schnaps und ein suBes vollegefuhl, ebenfalls im magen, vom kuchen... » [57]; «. в животе приятное тепло от выпитой водки, и в нем же, в животе, приятное чувство сытости от съеденного кекса.» [85]. Голова Паулы часто мыслится отдельно от тела: «paulas kopf hangt nur mehr an einem faden...» [96]; «Голова Паулы повисла на тоненькой ниточке» [144]; «.paulas mickriger bauch <...> stehet zur versteigerung» [100]; «На аукцион выставляется жалкий Паулин живот.» [150]. Главу, повествующую о беременности Бригитты, можно дословно перевести «О бригиттиной матке» («uber brigittes gebarmutter»). Если обратиться к истории Бригитты и Хайнца, то здесь внимание смещается в сферу телесного низа: «.verhalt sich heinz so, als ob er kein hirn hatte, sondern nur einen schwanz» [54]; «Хайнц ведет себя так, словно у него весь мозг из головы переместился в половой член» [80]. Его тело функционирует как машина: «.jetzt startet heinz erst richtig, der motor ist endlich warm <... > heinz rammelt los... » [48]; «Наконец-то мотор как следует разогрелся, и Хайнц включает четвертую скорость <.> Хайнц разгоняется на всю катушку.» [71]. Швеи на фабрике сопоставляются с механизмами: «.eine maschine macht immer eine naht. es wird ihr nicht langweilig dabei. sie erfullt dort ihre pflicht, wohin sie gestellt ist.

jede maschine wird von einer angelernten naherin bedient. es wird der naherin nicht langweilig dabei. auch sie erfullt eine pflicht» [6]; «Каждый швейный автомат делает одну строчку. Ему это никогда не надоедает. Он выполняет свою операцию там, куда его поставили.

Каждую машину обслуживает специально обученная швея, и ей это никогда не надоедает. Она выполняет свою операцию» [9]. Такой параллелизм в передаче деятельности машины и человека А. Э. Воротникова9, используя термин М. Н. Эпштейна, называет «метаболой». «Метабола это образ, не делимый надвое, на прямое и переносное значение, на описанный предмет и привлеченное подобие, это образ двоящейся и вместе с тем единой реальности»10. Словом, в тексте физический облик героев воспринимается фрагментарно, расчленено, тело уподобляется механизму.

Смысл существования героинь составляет обладание, формируется идентичность собственника: «.brigitte will nur besitzen und moglichst viel. brigitte will einfach HABEN und FESTHALTEN» [115]; «Бригитта хочет только владеть по возможности большим количеством предметов. Бригитте хочется просто ИМЕТЬ и НЕ ВЫПУСКАТЬ» [173]. Стремления героинь представляют из себя перечень желанных материальных ценностей. При этом рушится иерархия: вещи и люди уравниваются, муж и дети оказываются в одном ряду с новыми гардинами: «Дети обуты и одеты, муж хороший <...> на кухне новая мебель, и пылесос новый, и гардины, и столик опять же, и новый телевизор <...> И дочь как новая.» [23]. Овеществление мужа, восприятие его как собственности отражается и в наименовании его коротко: «МОЙ».

В действительности героини не принадлежат даже самим себе, их тела, мысли, эмоции отчуждаются от них. Паула рассматривает свое тело и все, что с ним связано, как нечто чужое, ей не принадлежащее. Этому телу достаются побои, изнурительная работа и болезни. Очень часто тело сравнивается с безжизненной оболочкой: «.die leiche von brigittes mutter...» [100]; «.телесная оболочка Бригиттиной матери.» [150], «.noch nicht einmal die auBenhaut paulas findet einen bieter...» [100]; «.на Паулину шкуру не нашлось бы покупателей.» [151]. Внутреннее содержание образа подменяется рекламными штампами, избитыми фразами из популярных песен, фильмов, рекламных журналов и телевизионных шоу. Поэтому их речь состоит из односложных синтаксических конструкций, которые вращаются вокруг одной темы.

Главная героиня «Пианистки» учительница музыки, образ более индивидуализированный, нежели Бригитта и Паула. Однако претензии Эрики Кохут на духовность, внутреннюю наполненность не подтверждаются, поскольку статичный образ овеществляется, уподобляясь музыкальному инструменту: «Die Mutter achtet auf gute Stimmung des Instruments, und auch an den Wirbeln der Tochter dreht sie unaufhorlich herum, nicht besorgt um die Stimmung des Kindes, sondern allein um ihren mutterlichen EinfluB auf dieses storrische, leicht verbildbare, lebendige Instrument»11 [37]. «Мать заботится, чтобы инструмент пребывал в хорошем настроении, она потуже закручивает колки на дочери, не слишком заботясь о настроении ребенка, а тревожась только о материнском влиянии на этот строптивый, легко ранимый, живой инструмент»12 [58]. И в данном случае создается метаболический образ человека-инструмента, лишенного живого, духовного начала. Занятия музыкой не вносят в личность Эрики духовное начало. Культура в романе также овеществляется, а героиня становится носительницей и единоличной собственницей искусства в буквальном смысле, ее тело уподобляется «. вместительному холодильнику, в котором искусство хорошо сохраняется» [35-36]; «Ihr Korper ist ein einziger groBer Kuhlschrank, in dem sich die Kunst gut halt» [23].

В описании облика Эрики используются прямые линии, в портрете постоянно подчеркиваются заостренность черт: «...mit einem Blick, der Glass schneiden konnte...» [63]; «.острый, как стеклорез взгляд.» [99]; «Ihr Gesicht spitzt Erika arrogant; Nase, Mund, alles wird zu einem Richtungspfeil, der sich durch die Gegend pflugt...» [46]; «Эрика придает лицу заносчиво-заостренное выражение; все нос, губы и прочее превращается в стрелку указателя, который пронзает эту местность...» [72]. Даже в одежде героини появляются прямые линии плиссированная клетчатая юбка. Вновь начинает звучать мотив овеществления, создается ощущение чего-то неживого, искусственно сконструированного, некоего механического устройства.

Как и героини «Любовниц», Эрика воспринимает свое тело как собственность, не случайно оно сравнивается то со звонкой разменной монетой, то с копилкой: «Im Sparschwein ihres Leibes steckt sie fest...» [241]; «Она прочно застряла в копилке собственного тела.» [300]. Она решает, что никогда не будет принадлежать кому бы то ни было до самой крайней степени, но и себе она не хозяйка. Тело становится чужим для нее. Она ничего не чувствует во время близости с мужчинами. Попытками самопознания для Эрики становится «резьба по собственному телу»: «Ihr Korper hat noch nie, nicht einmal in Erikas aufgespreizter Standardpose vor dem Rasierspiegel, seine schweigsamen Geheimnisse preisgegeben...» [109]; «ЕЁ тело еще ни разу не выдало своих молчаливых тайн, даже тогда, когда Эрика сидит в своей стандартной позе, расставив ноги перед зеркалом для бритья.» (174-175). Плоть героини представляет собой некую оболочку, которую героиня расчленяет, разделяет, чтобы пробудить чувствительность. Техника резьбы, вырезания становится центральной не только в изображении физического облика героини, ее духовного мира, но и в целом действительности. Слова: резать, вырезать употребляются то в прямом, то в переносном значении. С самого рождения Эрики мать кроила жизнь дочери по своему вкусу: мама и бабушка «. режут ее жизнь на полоски <.> каждую клеточку, в которой еще шевелится жизнь, объявляют гнойной и безжалостно вырезают из тела.» [5657]; «In dicken Scheiben schneiden sie Ihr das Leben ab <...> Jede Schichte, in der sich etwas Leben regt, wird als verfault erkannt und weggesabelt» [36].

Таким образом, мы рассмотрели, как мотив овеществления реализуется на уровне портрета героев. В романе отсутствуют целостные образы. Их физический облик в качестве внешнего плана предстает фрагментарным, расчлененным, уподобляется вещи или бездушному механизму. Доминантой внутреннего содержания образа становится идентичность собственника, ориентация на обладание, стирающая границы между духовным и материальным, между человеком и вещью. Функционируя в обществе потребления, герои теряют индивидуальность, превращаются в собственность для себя и окружающих. В «Любовницах» схематизм персонажей доведен до предела, в «Пианистке» действует более индивидуализированный образ. Однако появившиеся детали внешности еще более усиливают сходство героини с неодушевленным предметом, а ее стремление к самопознанию при помощи бритвы оборачивается актом саморазрушения, ведь она искусственно разделяет, расчленяет то, что природа сотворила в целостности. Гюнтер Хёфлер уравнивает процесс резания с процессом письма: «Для писательницы <.> смотреть, резать и писать значит одно и то же письмо лезвием бритвы, которое хирургически расчленяет цельность мировосприятия и мировоззрения»13. На наш взгляд, особенность авторского мировидения состоит в раздробленном, рассыпающемся на фрагменты образе реальности, где жизнь представляется чередой бессмысленных событий. Своеобразие авторской картины мира реализуется и на других уровнях текста (сюжетнокомпозиционном, пространственно-временном), анализ которых может стать предметом дальнейшего исследования.

овеществление идентичность роман елинек

Примечания

1. Х. Ортега-и-Гассет пишет о формирование «человека массы»: «.это тот, кто не может оценить самого себя, как с плохой, так и с хорошей стороны, это тот, кто чувствует себя “таким, как все” и отнюдь не переживает из-за этого.» (Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет, Х. «Дегуманизация искусства» и другие работы.

2. Эссе о литературе и искусстве : сборник / Х. Ортега-и-Гассет. М. : Радуга, 1991. С. 40-228; С. 43-44.); Ж. Бодрийар выделяет в современном обществе «молчаливое большинство» некую «. текучую субстанцию, которая наличествует не социально, а статистически и обнаружить которую удается лишь приемами зондажа <.> Сфера ее проявления есть сфера симуляции в пространстве <.> где социальное уже отсутствует» (Бодрийар, Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального / Ж. Бодрийар.

3. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 2000. С. 26.)

4. Фромм, Э. Иметь или быть? / Э. Фромм ; пер с англ. В. И. Добреньков. М. : Прогресс, 1990. 336 с.

5. См. например, социологическое исследование: Бауман, З. Индивидуализированное общество / З. Бауман ; пер. с англ. под ред. В. Л. Иноземцева. М. : Логос, 2002. 390 с.

6. Официальное обоснование Нобелевского комитета звучит так: за «. музыкальную симфонию голосов, звучащую в ее романах и пьесах, в которых она <.> разоблачает абсурдные клише нашего общества и их порабощающую власть» (Бузулукский, А. Нобелевские симптомы / А. Бузулукский // Звезда. 2005. № 3. С. 208).

7. Beth, H. Elfriede Elinek / H. Beth // Neue Literatur der Frauen : Deutschsprachige Autorinnen der Gegenwart / hrsg. Von H. Puknus. Munchen : Beck, 1980. S. 137); Vis, V. Darstellung und Manifestation von Weiblichkeit in der Prosa Elfriede Jelineks / V. Vis.

8. Frankfurt a. M. ; Berlin ; Bern ; New York ; Paris ; Wien : Lang, 1998. S. 266; Elfriede Jelinek : Framed by Language / Jorun B. Johns, K. Arens. Riverside, Calif. : Ariadne Press, 1994. 310 р.; Fiddler, A. Rewriting Reality : an Introduction to E. Jelinek / А. Fiddler. Oxford : Berg, 1994.

9. Вormann, A. Dialektik ohne Trost. Zur Stilform im Roman “Die Liebhaberinnen” / A. Bormann // Gegen den schonen Schein : Texte zu Elfriede Jelinek / hrsg. von Gurtler, Ch. Frankfurt a. M. : Verl. Neue Kritik, 1990. S. 65; Schestag, U. Sprachspiel als Lebensform: Strukturuntersuchung zur Erzahlenden Prosa Elfriede Jelineks / U. Schestag. Bielefeld : Aisthesis-Verl., 1997. S. 104; Schmidt, R. Arbeit an der weiblicher Subjektivitat. Erzahlende Prosa der siebziger und achtziger Jahre / R. Schmidt // Deutsche Literatur von Frauen / hrsg. Von G. Brinker-Gabler . Zweiter Band : 19 und 20 Jahrhundert. Munchen : Beck, 1998. S. 464.

10. Spielmann, Y. Ein unerhortes Sprachlabor. Feministische Aspekte im Werk von Elfriede Jelinek / Y. Spielmann; Hoffmann, Y. “ Hier lacht sich die Sprache selbst aus”. Sprachsatire sprachspiele bei Elfriede Jelinek / Y. Hoffmann; Fliedl, K. “Echt sind nur wir”. Realismus und Satire bei Elfriede Jelinek / K. Fliedl; Wagner, K. Osterreich eine Stimulation. Zu Elfriede Jelineks Osterreich-Kritik / K. Wagner; Spath, S. Im Anfang war das Medium...Medienund Sprachkritik in Jelineks fruhen Prosatexten / S. Spath // Dossier 2. Elfriede Jelinek. Die Buchreihe uber osterreichische Autoren. Band 2. / hrsg. Von K. Bartsch und G.A. Hofler. Literaturverlag Droschl, 1991. S. 21-40; S. 41-55; S. 5777; S. 79-93; S. 95-120; Janz, M. Mythendestruktion und “Wissen”. Aspekte der Intertextualitat in Elfriede Jelineks Roman “Die Ausgesperrten” / M. Janz; Wright, E. Eine Astetik des Ekels / E. Wright // Text+Kritik. 1993. 117. Jan. S. 38-50; S. 51-59.

11. Jelinek, E. Die Liebhaberinnen: Roman / Elfriede Jelinek. rororo 12467, Rowohlt, 2007. 157 S.; Елинек, Э. Любовницы : роман / Э. Елинек ; пер. с нем. А. Белобратова. СПб. : Фантакт, 1996. 238 с. Далее ссылки на эти издания будут даваться в тексте с указанием страницы.

12. Воротникова, А. Э. Гиноцентрические романы Германии и Австрии 70-80-х годов ХХ века : монография / А. Э. Воротникова. Воронеж : ВГПУ, 2006. 274 с.

13. Эпштейн, М. Н. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков / М. Н. Эпштейн. М. : Сов. писатель, 1988. С. 167.

14. Jelinek, E. Die Klavierspielerin : Roman / Elfriede Jelinek. rororo 5812, Rowohlt, 1997. 283 S. Далее ссылки на это издание будут даваться в тексте с указанием страницы.

15. Елинек, Э. Пианистка : роман / Э. Елинек ; пер. с нем. А. Белобратова. СПб. : Симпозиум, 2006. 448 с. Далее ссылки на это издание будут даваться с указанием страницы.

16. Hofler, Gunter A. Vergrosserungsspiegel und Objektiv : Zur Fokussierung der Sexualitat bei Elfriede Jelinek / Gunter A. Hofler // Dossier 2 : Die Buchreihe uber osterreichische Autoren. -Band 2 : E. Jelinek / hrsg von Kurt Bartsch und Gunter A. Hofler ; Literaturverlag Droschl. Franz Nabl Institut fur Literaturforschung der Universitat Graz. S. 156.

Размещено на Allbest.ru