Языковая манифестация движения как смыслообразующей доминанты в новелле Г. фон Клейста "Поединок"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Языковая манифестация движения как смыслообразующей доминанты в новелле Г. фон Клейста «Поединок»

А.А. Серебряков

В.В. Виноградов, определяя параметры теории о системах речи, констатировал, что «наука о речи литературно-художественных произведений определяется, с одной стороны, как учение о композиционных типах речи в сфере словесного творчества, их лингвистических отличиях, о приёмах их построения, об основных лексических слоях в них, о принципах их сочетания и об их семантике; с другой стороны, как учение о типах композиционно-словесного оформления замкнутых в себе произведений, как особого рода целостных структур»1. Исходным пунктом наших рассуждений является тезис о важности «реконструкции языковой личности в произведении литературы» и «обращения с этой целью к тем культурным моделям языковой личности, которые исследователь обнаруживает в художественных текстах, тщательный анализ того, с помощью каких языковых приемов и средств, в каких языковых и литературных формах, на основе каких стратегий и тактик осуществляется это моделирование»2.

Предметом рассмотрения в данной статье является индивидуально-художественная специфика категоризации мира в творчестве Г. Клейста; цель выявление и описание языковых средств манифестации движения как смыслообразующей доминанты новеллы «Der Zweikampf» («Поединок»). Выбор эмпирического материала определён тем важным историко-литературным фактом, что новеллой «Der Zweikampf» завершался второй том новелл, последнее прижизненное издание художественной прозы, подготовленное и осуществленное самим автором.

Отечественные исследователи немецкого романтизма М.И. Бент, А.В. Карельский, Ф.П. Федоров подчеркивали аксиологическую значимость оппозиции гармония / дисгармония в художественном пространстве Клейста; и если гармония, «как она понята Клейстом, есть продукт всемирного синтеза, она и есть всемирный синтез, который можно расшифровать как единство человека и человека, человека и истории, человека и природы», то «в “Нищенке из Локарно”, как и в других произведениях, Клейст констатирует наступление новой эры эры дисгармонии; всеобщее единство оказалось расторгнутым»3.

Смыслообразующей доминантой текста новеллы «Поединок», безусловно, является категория «движение», объединяющая содержательные универсалии любого текста «человек, пространство, время»4. Кажется, что только в «Маркизе д' О...» Клейст столь же систематически актуализирует состояние движения, здесь достаточно примеров, чтобы сделать вывод, что большая часть концовок в абзацах напоминает перенесенные в прозу концовки театральных сцен, а именно, уходы персонажей. Не случаен поэтому двойной повтор одной и той же лексемы «ging ab», столь часто используемой для обозначения окончания сцены, эпизода: «verneigte sich ihr noch einmal, und ging ab»5 («... еще раз поклонился и ушел»)6. Заметим, что в языке транслята эта характерная для Клейста повторяемость одной и той же лексической единицы не соблюдается, что в значительной мере ослабляет существующие в оригинале вербально-ассоциативные связи. Движение, целенаправленно актуализируемое в «Поединке», есть не просто специфическая форма пространственных изменений во времени или гомогенное качество определенных автором частей текста; оно связано с событиями, представляет собой текстои смыслообразующий фактор, проявляющийся многоаспектно в самых разнообразных формах. Отметим, что значение категории «движение» как смыслообразующей доминанты подчеркивал Ф.П. Федоров: «Движение как категорию художественного мира, как предмет изображения необходимо отличать от действия, возникающего в процессе конструирования текста; каждый новый компонент текста лексический, фонемный, грамматический, графический и т. д. развивает идею, является ее строительным материалом; действие связано с движением и в то же время от него отлично как категория иного уровня» .

Следует отметить, в первую очередь, текстовую значимость и функциональную специфику движения по оси «верх низ». Так, герцог Вильгельм «опустился на ложе и умер»8 («legte er sich nieder und starb»); в следующем предложении русского перевода правильно сообщается, что «герцогиня вступила без дальнейших задержек на престол», хотя при этом утрачивается релевантный для идиостиля Клейста дополнительный смысл «направленности движения»: «Die Herzogin bestieg nun <...> den Thron» [С. 229]. «Сверху донизу», то есть опять-таки в вертикальном измерении («das Schreiben <.> von oben bis unten zerriss ...» [С. 242]), порвал лживое донесение благородный Фридрих. Роковая перемена в судьбе Литтегарды выражается через метафорику движения «сверху вниз»: «Это внезапное падение с высоты ясного, почти ничем неомраченного счастья в пучину необозримого, совершенно безысходного бедствия.» [С. 320] «Dieser P^tzliche Sturz, von der Hoehe eines heiteren und fast ungetruebten Gluecks, in die Tiefe eines unabsehbaren und gaenzlich hilflosen Elends.» [С. 238].

Важно подчеркнуть реализуемое на различных языковых уровнях стремление автора к преодолению отмеченной одномерности «верх низ», к художественному освоению глубины и широты пространственных отношений. Отмеченная авторская интенция эксплицируется посредством разнообразных грамматических маркеров, репрезентирующих различные аспекты пространственных отношений и обеспечивающих когезию и когерентность данного текста. По утверждению Е. П. Марченко, «к грамматическим средствам внутритекстовой связи относятся союзы и союзные слова, частицы, соотнесенность видо-временных форм глаголов-сказуемых, употребление анафорических слов <...>, именуемых десемантизированными словами отсылочного характера. <.> Возможны повторы отдельных лексических единиц (лексические средства), разные виды интонации (фонетические средства)»9. Клейст регулярно использует повторы предлогов, существительных с пространственной семантикой. Рудольф, брат Литтегарды, «сам с ругательствами и проклятиями запер за нею створки ворот» [С. 321] «und selbst hinter ihr <...> die Torfluegel verschloss» [С. 238]. Литтегарда «снова пришла в себя при виде замка, замкнувшегося за нею» [С. 322] «gewann auch, bei dem Anblick der Burg, die hinter ihr verschlossen war, ihre Besinnung wieder» [С. 238]. Госпожа Елена в драматической ситуации говорит о Литтегарде: «Entruestung, die sie der Worte wuerdigt, ehrt sie; unsern Ruecken mag sie erschaun...» «... сокрушение, которое звучит в ее словах, оказывает ей честь; пусть она увидит наши спины и пусть, уничтоженная упреками, от которых мы ее пощадим, впадет в отчаяние!» [С. 337]. Во всех приведенных примерах содержится пространственные индикаторы «позади» или «сзади», которые выражается как предлогом hinter, так и существительным der Ruecken, семантика которого сохранилась в производном от него наречии zurueck (rueckwaerts; [nach] hinten, hinter)10.

Рассмотрим вторую часть высказывания госпожи Елены: «.und vernichtet durch die Vorwuerfe, womit wir sie verschonen, verzweifeln!» [С. 252]. Обе части совершенно очевидно и неслучайно основываются на регулярном чередовании губнозубных звуков: [w] повторяется в шести, [v] в четырех и [f] в двух позициях. Ф. Кох отмечал регулярность и высокую частотность употребления в текстах новелл «Маркиза д' О...», «Михаэль Кольхаас» гласного [а]11, в то время как Х. Зембднер подчеркивал роль дифтонгов в новелле «Землетрясение в Чили» [С. 903].

В тексте рассматриваемой новеллы есть концептуально значимые слова, вербализующие текстовую доминанту движение и характеризующиеся фонетической упорядоченностью; к таковым относятся зачастую используемые парно лексемы stuetzen и stuerzen, а также другие полнознаменательные слова с семой движение Fluegel, Fuesse, Fuehrer. По мнению Ф. П. Федорова, «соположение друг возле друга одинаковых звуков (звуковых комплексов), образующаяся в результате звуковая доминанта в значительной степени определяет ритм как предложения, так и текста в целом; и в этом плане на фонологическом уровне <.> текст может быть организован в большей или меньшей степени»12. Отметим, что в тексте новеллы можно обнаружить значительные скопления перегласовок (u-Umlaut), что, по нашему мнению, является просодическим средством повтора, например, в интродуктивном абзаце: супруга покойного герцога происходит из рода Альт-Гюнинген (Alt-Hueningen), герцог возвращается (zurueckkehrt) из Вормса, где «он выхлопотал <.> узаконение прижитого им со своею супругою еще до брака незаконного (natuerlichen) сына»; смертельная стрела настигла герцога «из темноты кустов» (Gebuesche); Фридрих «доставил его с помощью (Huelfe) нескольких <.> рыцарей» к потрясенной (bestuerzten) супруге; вассалы исполнили (erfuellen) последнюю волю герцога и признали вдову опекуншей (Vormuenderin) [С. 312]. «Падение с высоты <.> ничем не омраченного счастья (ungetruebten Gluecks) в пучину швершенно безысходного бедствия (huelflosen Elends) было больше, чем бедная женщина могла вынести» [С. 322]. В немецком тексте на этой же 238 странице далее u-Umlaut встречается еще девять раз. С этой точки зрения становится более объяснимым факт частого 12 раз употребления имени святого Ремигия (Remigius), в том числе и в качестве временной точки отсчета в развитии сюжета: в звуковой состав имени Remigius входят оба составляющие u-Umlaut гласные. На наш взгляд, рассмотренный эмпирический материал позволяет сделать обоснованный вывод относительно сознательного использования Клейстом фонетических явлений с целью выдвижения смысловой доминанты для обеспечения связности и содержательной цельности текста.

Изображенное в новелле пространство наделяется актуальным и для категории движения признаком широты, которая актуализируется в тексте прежде всего посредством частотного употребления лексемы die Seite, содержащей семы сторона, одна из сторон предмета, явления; местоположение в пространстве относительно наблюдателя / говорящего13. Всего в тексте оригинала лексема Seite встречается раз. Семантика данной лексемы предполагает наличие некоего соположения фигур, предметов; причем это рядоположение актуализируется особенно настойчиво, образуя индивидуальное своеобразие идиостиля Клейста, которое трудно воспроизвести при переводе на другие языки. В русском переводе о графе Якове сообщается, что он приказал двум сыновьям «проводить, идя рядом с ним, до могилы старого герцога, их дядю» [С. 314]; Клейст предпочитает субстантивную конструкцию: «und daselbst, an seiner Seite, den alten Herzog, ihren Oheim, <.> zur Gruft zu bestatten» [С. 230]. Граф же обозначается как «in Bezug auf den ihm [dem Gericht] zur Seite stehenden Angeklagten»; в переводе «суд готовился <.> приступить в отношении стоявшего перед ним обвиняемого.» [С. 326]. Иногда в переводе утрачивается смысл высказывания, если переводчик не учитывает авторскую интенцию на воспроизведение широты художественного пространства: «Когда госпожа Литтегарда увидала входящих со стороны мать и с нею сестер господина Фридриха.» [С. 328]; со стороны к Литтегарде, сидевшей на помосте внутри арены в ожидании начала поединка, подойти было нельзя; для Клейста важно было подчеркнуть потенциальную разнонаправленность движения, эксплицирующую специфику его мировосприятия: «Frau Littegarde, als sie Herrn Friedrichs Mutter und Schwestern zur Seite eintreten sah.» [С. 244]. Не является неожиданным поэтому использование лексемы Seite в качестве характеризующей детали в сочетании и с неодушевленными существительными. Так, в переводе горничная Розалия во время тайного свидания «опустилась с ним на стоявшее рядом ложе» [С. 342], хотя в тексте Клейста последовательно соблюдается данная стилистическая особенность: «liess sie sich mit ihm auf dem zur Seite stehenden Ruhebette nieder» [С. 257], в «боковом помещении [С. 337]» («in dem Seitengemach» [С. 252]) «заброшенного бокового крыла» («des veroedeten Seitenfluegels» [С. 257]).

Обобщающе можно констатировать, что Клейст формирует у читателя впечатление, будто движение, как странствие, представляет естественную форму существования для всех персонажей новеллы. Локализация императорского трибунала и божественного поединка в Базеле послужила формальным поводом для графа Якова, Литтегарды, господина Фридриха, его матери и сестер, многочисленных слуг и вассалов отправиться в очень неблизкое по тому времени путешествие. Клейст сообщает, что «почти все рыцарство Швабии и Швейцарии присутствовало на валу замка» [С. 327] во время поединка, а некий рейнский ратман доставляет письмо с судебными показаниями Розалии тоже в этот город. Почти все персонажи совершают путешествия под тем или иным предлогом. Розалия испрашивает себе отпуск для поездки в деревню; Литтегарда тоже была готова к путешествию, так как согласилась «на предложение брата занять место настоятельницы в одном женском монастыре, который стоял неподалеку от замка ее отца на берегу Рейна» [С. 319]. Даже умирающему графу уготовано последнее странствие: «И затем <...> тело несчастного, вспыхнув красноватым пламенем, было рассеяно и развеяно северным ветром по воздуху.» [С. 346]. Отметим, что для интенсификации идеи движения и обозначения его разнонаправленности Клейст использует редко встречающуюся в немецкоязычных художественных текстах форму множественного числа существительного die Luft воздух: «Leiche des Elenden <...> vom Hauche des Nordwindes in alle Luefte verstreut und verweht ward» [С. 260].

Помимо эксплицированных языковыми средствами пространственных перемещений персонажей, в новелле «Поединок» представлены и латентные формы и виды движения, актуализируемые не только лексически, но и через внутреннюю форму слова. Клейст психологически расчетливо достигает приращения новых смыслов путем актуализации периферийных и ассоциативных сем движения. Предательски убитый Вильгельм фон Брейзах именуется не привычным для немецкоязычного ареала титулом князь (Fuerst) с доминирующей семой «самый первый»14 или маркграф (Markgraf), а титулом герцог, представляющим калькированный перевод греческого слова stratelates и содержащим семы das Heer (войско) и ziehen (двигать, приводить в движение) [С. 264]. После встречи с императором герцог был «радостнее, чем в течение всего своего правления.» [С. 312] «Freudiger, als wаеhrend des ganzen Laufs seiner Regierung ...» [С. 227]. На наш взгляд, особенно характерна в этом отношении сцена спора выздоравливающего, но все еще лежащего, то есть находящегося без движения, Фридриха с матерью о результатах божьего суда. Смысл диалога формируется с помощью лексического значения, а также посредством словообразовательных формантов с пространственной семантикой: «Hast du nicht, auf eine nur leider zu bestimmte und unzweideutige Weise, dem Schwert deines Gegners im Kampf unterlegen? Sei es! versetzte Herr Friedrich: auf einen Augenblick unterlag ich ihm. Aber ward ich durch den Grafen ueberwunden? Leb ich nicht? Bluehe ich nicht, wie unter dem Hauch des Himmels, wunderbar wieder empor...» [С. 248] «Разве ты не пал в бою, к сожалению, слишком определенным и недвусмысленным образом под мечом твоего противника? Пусть так! отвечал господин Фридрих, на одно мгновение я был побежден им. Но разве граф меня одолел? Разве я не жив? Разве я не рассчитываю снова чудесно, как бы под дыханием неба, возобновить бой.» [С. 333].

В. Гумбольдт выделял «в слове «цветение» (Bluethe) понятие «:вытекать, бить ключом»15 и отмечал, что «языку принадлежит та заслуга, что он обеспечивает свободу и изобилие средств для использования многообразных оборотов речи» [С. 106]. Клейст не только использует для создания нового смысла сему движения, но и актуализирует заданный вектор движения посредством наречия empor (вверх, кверху), которое этимологически восходит к древневерхненемецкому предложному сочетанию «in bor», обозначающему вектор движения вверх, «in die Hoehe»16.

Неодушевленные предметы в новелле тоже включаются Клейстом в сферу интенсивных пространственных перемещений. В этом отношении следует выделить и факт актуализации Клейстом перемещения документов. Так, в русском переводе эмоционально нейтрально сообщается, что от страсбургского оружейника «поступило заявление» [С. 314], от братьев Литтегарды «в базельский суд поступила бумага» [С. 325] «darauf lief <.> die Erklarung <.> ein» [С. 231], «Inzwischen war <.> ein Schreiben <.> eingelaufen» [С. 241], однако в оригинале Клейст с помощью повтора дериватов от глагола laufen актуализирует сему быстрое движение, отказываясь от общеупотребительных в подобных контекстах нейтральных слов eintreffen или ankommen. Девятикратное употребление в тексте лексем и словоформ с корнем wendсо значением поворачивать («sonderbar ploetzliche <...> Wendung der Gesinnung» [С. 233], «ganze Wendung, die die Sache ...» [С. 261]) также актуализирует сему внезапное, быстрое изменение направления движения. Можно увидеть, что не только семантика лексемы стрела (der Pfeil), как и вся лексико-семантическая группа оружие, но и упоминающиеся в тексте оба кольца графа Якова и Литтегарды участвуют в конституировании и интенсификации семы движение. Ставшая орудием убийства герцога стрела отправлена, как и большинство персонажей новеллы, в путешествие герцогиня «послала стрелу <.> по всем оружейным мастерским Г ермании» [С. 314].

Можно утверждать, что Клейст воспринимает человека как средоточие аксиологических сущностей. Говоря словами М. М. Бахтина, «все в этом мире приобретает значение, смысл и ценность лишь в соотнесении с человеком, как человеческое» . Антропоцентричность текста реализуется в регулярном использовании лексических единиц, номинирующих именно движение человека Schritt / Schritte, Fuss / Fuesse, а также глагольных форм schreiten, schritt. Клейст прибегает к многократным повторам названных лексем, иногда даже в рамках одного предложения, объединяя для усиления идеи движения лексические единицы, обозначающие процесс / результат (Schritte шаги) и обеспечивающий движение орган (Fuss нога): «Die Herzogin <.> auf einem so freundschaftlichen Fuss zu stehen, und nichts mehr fuerchtete, als seine Empfindlichkeit durch unueberlegte Schritte zu reizen.» [С. 232]. Характерно, что в русском переводе клейстовская вербально-ассоциативная сеть концепта 'движение ' не осознается в полной мере и переводчик просто заменяет релевантную для смыслового содержания текста лексему Schritte на нейтральную, не имеющую в данном тексте дополнительных смыслов лексему поступки: «. герцогиня ничего так не опасалась, как задеть его [графа] чувствительность необдуманными поступками.» [С. 315].

Концептуальную значимость имеет, на наш взгляд, характерный для данного текста и многократно выделяемый в новелле особый модус движения, обозначаемый лексемой wanken (идти пошатываясь, шататься, качаться), то есть модус, который соединяет противоположные смысловые компоненты «угроза падения и усилия по предотвращению падения и сохранению равновесия». Для актуализации обоих смысловых конституентов лексемы wanken Клейст использовал соотнесенные друг с другом теснейшим образом фонетически и различающиеся только одним согласным звуком два слова с противопоставленной семантикой stuerzen (повергать, ввергать; сваливаться; падать; бросаться, ринуться, устремиться) и stuetzen (поддерживать; подкреплять; укреплять; обосновывать; опираться; облокачиваться; основываться) и их производные. Эмпирический материал показывает, что данная лексическая пара релевантна для всего текстового пространства новеллы. Так, Литтегарду постигло «падение (Sturz) с высоты ясного, почти ничем неомраченного счастья.», она спускалась по тропе, «держась за перила (gestuetzt am Gelaender)» [С. 322], жители соседней деревушки «поражены, увидев госпожу в столь безутешном положении» («:... aeusserst bestuerzt sie in einer so trostlosen Lage zu wissen...»); следует заметить, что переводчик просто опустил эту важную, во всяком случае, совершенно не случайную деталь, и в русском переводе она отсутствует. Ф. П. Федоров отмечал обращение Клейста к творческому опыту Софокла, видя в этом объяснение антитетичности мировосприятия немецкого романтика: «Структура системы событий у Клейста восходит к знаменитым софокловским перипетиям»18.

Анализ категории «движение» в новелле Клейста позволяет сделать вывод об осознаваемой им значимости для семантического пространства художественного текста проблемы художественной формы и эстетического завершения. Клейст в статье «О том, как постепенно составляется мысль, когда говоришь» отмечал очевидную интенциональность творчества: «... стоит лишь мне смело начать, как мой ум, вынужденный найти началу конец, преобразует, покуда я говорю, это туманное представление в полную ясность <...> Я произношу нечленораздельные звуки, растягиваю соединительные слова, употребляю без нужды синонимы и прибегаю к другим удлиняющим речь уловкам, чтобы выиграть время, нужное для выделки моей идеи в мастерской разума» [Выделено нами. А. С.]19. В этом высказывании Клейста проспективно выражена глубокая мысль о характере и значимости отношения автора к форме, получившая впоследствии фундаментальное обоснование в трудах М. М. Бахтина, утверждавшего, что «форма есть выражение активного ценностного отношения автора-творца и воспринимающего (со-творящего форму) к содержанию» .

В заключение можно утверждать, что для экспликации категории движения, наделенной в новелле Клейста текстои смыслообразующей функцией, релевантной оказывается сема разнонаправленности движения, которая в художественном пространстве текста актуализирует дисгармоничность авторского мировосприятия.

литературный художественный клейст новелла

Примечания

1. Виноградов, В.В. К построению теории поэтического языка. Учение о системах речи литературных произведений / В. В. Виноградов // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста : антология. М., 1997. С. 168.

2. Караулов, Ю. Н. Модели лексического строя языковой личности мастера слова [Электронный ресурс] / Ю. Н. Караулов, Е. Л. Гинзбург. Режим доступа : http://language.psu.ru/bin/view.cgi?m=002.

3. Федоров, Ф. П. Система событий в новеллах Г. Клейста («Землетрясение в Чили»). О ритме прозы Г. Клейста / Ф. П. Федоров // Вопр. cюжетосложения : сб. ст. Рига, 1978. - С. 105.

4. Сулименко, Н. Е. Информационное пространство текста и его элементов /

5. Н. Е. Сулименко // Слово и предложение : исследования по русскому языку и методике преподавания : сб. науч. ст. в честь 70-летия проф. В. П. Проничева. СПб. : Филол. фак. СПбГУ, 2007. С. 243.

6. Kleist, von H. Saemtliche Werke und Briefe. Hrsg. von H. Sembdner. Ergaenzte und revidierte Auflage. Zwei Baende. Muenchen, 1977. С. 120. Далее цитаты на немецком языке приводятся по этому изданию с указанием в тексте в квадратных скобках номеров страниц.

7. Клейст, Генрих фон. Драмы. Новеллы / Генрих фон Клейст. М., 1969. С. 528.

8. Федоров, Ф. П. Система событий в новеллах... С. 82.

9. Клейст, Генрих фон. Поединок / Генрих фон Кейст // Немецкая романтическая повесть. Том II. М. ; Л., 1935. С. 313. Далее цитаты на русском языке приводятся по этому изданию с указанием в тексте в квадратных скобках номеров страниц.

10. Марченко, Е. П. Полипредикативное сложное предложение, сверхфразовое единство и абзац как текстообразующие единицы / Е. П. Марченко // Язык и речь в парадигмах современной лингвистики : сб. науч. тр. Краснодар, 2006. С. 161.

11. Duden. Etymologie. Herkunftswoerterbuch der deutschen Sprache / Duden. Mannheim ; Zuerich, 1963. С. 577.

12. Koch, Fr. Heinrich von Kleist. Bewusstsein und Wirklichkeit / Fr. Koch. Stuttgart, 112958. С. 310.

13. Федоров, Ф. П. Система событий в новеллах. С. 100.

14. Duden. Etymologie. С. 635.

15. 14Ibid. С. 192.

16. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию / В. Фон Гумбольдт. 2-е изд. М., 2000. С. 111.

17. Duden. Etymologie. С. 136.

18. Бахтин, М. М. Работы 20-х годов / М. М. Бахтин. Киев, 1994. С. 57.

19. Федоров, Ф. П. Система событий в новеллах. С. 83.

20. Клейст, Генрих. Избранное. Драмы. Новеллы. Статьи / Генрих Клейст. М., 1977. 2-0 С. 504.

21. Бахтин, М. М. Работы 20-х годов. С. 307.

Размещено на Allbest