Роль моральной оценки в характеристике героев "Тихого Дона" М.А. Шолохова

Революция развеяла мечты героя, но и здесь он быстро сориентировался: "Я, Гришка, шататься, как ты, не буду... Меня к красным арканом не притянешь... незачем мне к ним, не по дороге". В годину смуты, бед, смертей Петр возами отправляет домой награбленное. "Петро - он гожий, дюже гожий к хозяйству!" - нахваливает Пантелей Прокофьевич старшего сына, "поджившегося" под Калачом. В противовес Григорию, который не только сам не брал чужого, но и запрещал своим подчиненным, Петро ничем не брезговал для приумножения своего. Если Пантелей Прокофьевич тащит в дом все, что подвернется, для того, чтобы сохранить свое рушащееся гнездо, свою привычную жизнь, то его старший сын - ради наживы. Накопительство Пантелея Прокофьевича трагично и напоминает нервный поединок с перипетиями судьбы, стяжательство Петра смешно и никчемно. Доказательством служит сцена примерки Героем дамского белья, прихваченного им в отбитом поезде: "...покашливая и хмурясь, попробовал примерить панталоны на себя. Повернулся и, нечаянно увидев в зеркале свое отображение с пышными складками назади, плюнул, чертыхнулся... Большим пальцем ноги зацепился в кружевах, чуть не упал на сундук и, уже разъярясь всерьез, разорвал завязки... панталоны, которые неизвестно какой пол шились, Дарья в тот же день, вздыхая сложила в сундук (там лежало еще немало вещей, которым никто из баб никто не мог найти применения)".

Как ни умел Петро гибко приспособляться к изменившимся обстоятельствам, пережидать трудные времена, но война не обошла его стороной, умер он от руки Михаила Кошевого так же суетливо и приниженно, как и жил:

"- Кум! - чуть шевеля губами, позвал он Ивана Алексеевича...

- Кум, Иван, ты моего дитя крестил.. Кум, не казните меня! - Попросил Петро и, увидев, что Мишка уже поднял на уровень его груди наган, - расширил глаза, будто готовясь увидеть нечто ослепительное, как перед прыжком вобрал голову в плечи".

5. Дарья Мелехова. Трагедия ее бесплодной жизни

Дарья Мелехова упоминается уже в первой главе и появляется затем во второй, третьей четвертой, восьмой и девятой главах первой части романа, нов них еще нет изображения характерных дарьиных черт.

Если, например, при первом появлении в романе "Тихий Дон" генерала Николая Александровича Листницкого изображаются его лицо, фигура, одежда - все характерное, что живо бросилось в глаза Григорию Мелехову, - то появление Дарьи дано совсем иначе. При первом ее появлении упоминаются лишь "икры белых ног".

В четырнадцатой главе, рассказывая о возвращении Аксиньи Астаховой ранним утром от знахарки домой, Шолохов обращает внимание на брови повстречавшейся Дарьи: "Мелехова Дарья, заспанная и румяная, поводя красивыми дугами бровей, гнала в табун своих коров".

В следующей пятнадцатой главе снова упоминаются брови Дарьи ("тонкие ободья бровей"), которыми поиграла, оглядывая Григория, собравшегося ехать к Коршуновым сватать Наталью. Когда на свадьбе Григория и Натальи дядя Илья шепчет Дарье непристойности, она суживает глаза, подрагивает бровями и посмеивается. В манере Дарьи играть своими бровями, щурить глаза и во всем ее облике улавливается что-то порочное.

Порочность эта связана и с нелюбовью Дарьи к труду. Пантелей Прокофьевич говорит о ней: "... с ленцой баба, спорченная... румянится да брови чернит...".

Постепенно черты Дарьи вырисовываются более отчетливо. В потрепанном наброске, сделанным Шолоховым, за легкостью красивых движений ощущается житейская цепкость, ловкость этой женщины. "Дарья бегала, шаркая валенками, грохотала чугунами, под розовой рубашкой, с засученными под локоть рукавами, трепыхались маленькие груди. Замужняя жизнь не изжелтила, не высушила ее - высокая, тонкая, гибкая, как красноталая хворостинка, была она похожа на девушку. Вилась в походке перебирая плечами; на окрики мужа посмеивалась; под тонкой каймой злых губ плотно просвечивали мелкие частые зубы".

Крупным планом образ Дарьи показан спустя два месяца после мобилизации ее мужа Петра на войну. С циничной шутливостью говорит она Наталье об игрищах, о своем желании "побаловаться" и подтрунивает над ней, "тихонюшкой". Слова, движения, мимика Дарьи так органично сочетаются, что перед нами встает поистине живой человек.

Шолохов постепенно раскрывает ее характер и делает это по мере развития сюжета. Война по-особому повлияла на эту женщину: почувствовав, что можно не приспосабливаться к старым порядкам, укладу, она безудержно отдается своим новым увлечениям.

"Смерть Петра словно подхлестнула ее, и, чуть оправившись от перенесенного горя, она стала еще жаднее к жизни, еще внимательнее к своей наружности".

"...Совсем не та стала Дарья... Все чаще она противоречила свекру, на Ильиничну и внимания не обращала, безо всякой видимой причины злилась на всех, от покоса отделалась нездоровьем и держала себя так, как будто доживала она в мелеховском доме последние дни..."

Для раскрытия образа старшей снохи Мелеховых Шолохов использует множество деталей, они определяются ее характером.

Дарья - щеголиха, поэтому огромную роль играет здесь детали одежды. Мы видели разбитую Дарью, "принаряженной", "нарядной", "одетой богато и видно", "разнаряженной, словно на праздник". Рисуя ее портрет, Шолохов на протяжении, романа упоминает все новые и новые детали дарьиной одежды: малиновую шерстяную юбку, бледно-голубую юбку с расшивным подолом, добротную и новую шерстяную юбку и т.д.

Дарья у Шолохова ещё и постоянно прихорашивается. Так, например, она "раз пять переодевалась, примеряя к какой кофточке больше всего идет полосатая георгиевская ленточка..."

Детали одежды и такие детали, как черные дуги бровей, значительны для раскрытия скользкого характера Дарьи, которую Пантелей Прокофьевич назвал "заразей липучей".

У Дарьи своя походка, всегда легкая, но вместе с тем многообразная: вьющаяся, скользкая, смелая, развязная, виляющая, быстрая. В различные конкретные моменты эта походка по-разному связана с другими движениями Дарьи, выражением ее лица, ее словами, настроениями, переживаниями. Например, в том, как после бурного столкновения со свекром в мякиннике, она идет "влияющей быстрой походкой" и скрывается, не оглянувшись, сказываются вызывающая наглядность, злоба, неуравновешенности Дарьи.

Существенную роль в изображении ее портрета играют косвенные характеристики. "От работы хоронится, как собака от мух", "совсем отбилась от семьи", - говорит о ней Пантелей Прокофьевич.

Сравнение Дарьи с красноталой хворостинкой выражает сущность характера Дарьи, а также эмоциональное отношение к ней автора. "А вот Дарья была все та же. Кажется никакое горе не было в силах не только сломать ее, но даже пригнуть к земле. Жила она на белом свете, как красноталая хворостинка: гибкая красивая и доступная.

- Цветешь? - спросил Григорий".

С годами постепенно меняются характер Григория, Аксиньи, Натальи, Дуняшки и других героев "Тихого Дона", "а вот Дарья была все та же". Это подчеркивает изменчивость характера Григория: "Нет, нет, Григорий положительно стал не тот!... "Ох, и постарел же ты, братушка! - сожалеюще сказала Дуняшка, - серый какой-то стал, как бирюк".

Хотя характер Дарьи мало изменяется, он противоречив. Так, например, она, не задумываясь, изменяет мужу в пути на фронт. Однако, приехав, "со слезами искренней радости обнимает мужа, смотрит на него правдивыми ясными глазами". Она очень бурно переживет горе, когда казаки привозят домой убитого Петра. "Дарья, хлопнув дверьми, опухшая, выскочила на крыльцо, рухнула в сани. - Петюшка! Петюшка, родимый! Встань! Встань!". Сцена эта нарисована Шолоховым очень драматично. Когда Дарья начинает голосить по Петру, у Григория чернь застилает глаза. Но горе ее оказалось непродолжительным и не оставило на ней никакого следа. "Первое время тосковала, желтела от горя и даже состарилась. Но как только дунул вешний ветерок, едва лишь пригрело солнце, - и тоска тоска дарьина ушла вместе со стаявшим снегом".

"Мастерство изображения движений и мастерство диалога одинаково основываются у Шолохова на прикосновении в индивидуальный мир переживаний человека. Герои Шолохова говорят иногда улыбками, выражением своих глаз и различными движениями больше, чем словами. Иной раз в одной фразе действующего лица появляется все, что выражают его лицо и движения, - так что портретные детали оказываются тога излишними. Поскольку же и за художественными деталями и за словами, которые произносят персонажи, скрываются сложные, противоречивые развивающие чувства и настроения, детальное изображение движений и диалог естественно дополняют друг друга и как бы сливаются воедино.

Яркость диалога или внутреннего монолога сказывается в романе Шолохова на изображении движений, а яркость изображения движений отражается на диалоге или на внутреннем монологе...".

Так, например, цинизм Дарьи не только в том, как, она, "молча улыбалась", "без особого стеснения" разглядывала генерала, выдавшего ей денежную награду и медаль, но и в том, как она думает в этот самый момент: "Дешего расценили моего Петра, не дороже пары быков... А генералик ничего себе, подходящий..."

Цинизм ее проявляется и в том, как охотно она шутит "непотребными словами", колко отвечает на расспросы, смущает и озадачивает окружающих. Чем быстрее разрушается мелеховская семья, тем легче Дарья нарушает моральные нормы. Шолохов добивается этого нагнетанием характерных деталей. Так, например, убив Ивана Алексеевича Котлярова, она обычным жестом поправила головной платок, подобрала выбившиеся волосы - все это подчеркивает ее мстительность, злость и то, что Дарья не осознала свой поступок. Затем после убийства Шолохов описывает женщину глазами Григория для того, чтобы передать чувство отвращения. "...Наступил кованным каблуком сапога на лицо Дарьи, черневшие полудужьями высоких бровей, прохрипел: "Ггггадю-ка".

После того как Дарья рассказала Наталье о "прилипчивой болезни", ее "поразила перемена, происшедшая с дарьиным лицом: щеки осунулись и потемнели, на лбу наискось залегла глубокая морщина, в глазах появился горячий тревожный блеск". Все это не шло в сравнение с тем, каким циничным тоном она говорила, поэтому это очень ярко передавало настоящее душевное состояние героини.

"Чем многогранней и глубже характер героя и чем более яркой и напряженной жизнью он живет, тем более широко использует Шолохов изображение окружающего мира для раскрытия образа. Отсюда сочетание реализма с самым тонким лиризмом...". Внутренний мир Григория, Аксиньи, Натальи, других героев раскрывается через восприятие ими природы, этого нельзя сказать о Дарье. И это не случайно, так чувство природы не играло роли в ее переживаниях. Но после случившейся беды она обращает на нее внимание: "Гляжу на Дон, а по нем зыбь, и от солнца он чисто серебряный, так и переливается весь, аж глазам глядеть на него больно. Повернусь кругом, гляну - господи, красота-то какая! А я ее и не примечала". Через этот монолог ощущается дарьина драма, бесплодность ее жизни. Дарья со всей непосредственностью проявляет в этой речи светлые, человеческие чувства, которые таились в ее душе. Шолохов показывает, то эта женщина все-таки обладает способность ярко воспринимать мир, но оно появляется только после осознания безысходности своего горя. Шолохов неоднозначно относится к своей героине, через художественную деталь, через прямую авторскую речь, через диалоги он показывает цинизм, внутреннюю пустоту этой женщины, но вместе с тем Дарья Мелехова подкупает своим озорством, чувством юмора, жизнелюбием.

6. Прекрасное и нравственно в образе Натальи Мелеховой

Наталья - это верная, покорная, но нелюбимая жена Григория. Драма ее изображена Шолоховым с волнующей глубиной.

Воспитанная в стародавних казачьих традициях она, несмотря на предостережения своего отца, выходит замуж за Мелехова. "Люб мне Гришка, а больше ни за кого не пойду", - решительно она, и никакие уговоры не могли повлиять на нее".

Провожая Григория, приехавшего проведать свою невесту, "Наталья отворила ворота, из-под ладони глядела вслед: "Григорий сидел по-калмыцки, слегка свесившись на левый бок, ухарски помахивая плетью. "Одиннадцать ден осталось", - высчитала в уме Наталья и засмеялась". В этой внутренней речи автор выразил все нетерпение, радость ожидания замужества.

Но действительность оказывается совсем иной, безрадостной. Вскоре после свадьбы муж признается ей: не люблю я тебя, Наташка, ты не гневайся..."

Молча, затаенно она переживает свое горе, надеясь, что Григорий рано или поздно вернется к ней. Прощает ему все, ждет его. Все хуторские сплетни и пересуды вызывают на ее сердце тупую, ноющую боль, но и это она сносит терпеливо. Любовь ее смиренно-страдальческая. Достаточно вспомнить ее письмо мужу: "Григорий Пантелеевич! Пропиши мне, как мне жить, и навовсе или нет потерянная моя жизня? Ты ушел из дому и не сказал мне ни одного словца. Я тебя ничем не оскорбила... Думала, сгоряча ты ушел, и ждала, что возвернешся, но я разлучать вас не хочу. Пущай лучше одна я в землю затоптанная, чем двое. Пожалей напоследок и пропиши..."

После оскорбительного ответа Наталья решает покончить жизнь самоубийством и только чудом выживает, изуродовав себя на всю жизнь.

После выздоровления она сделает попытку вернуть Григория, выпросить Аксинью "отдать" ей мужа. Но Аксинья только глумится над ней, а из колыбели "...глянули на нее с лица ребенка угрюмовато - черные глаза Григория".

В те же короткие периоды, когда Мелехов возвращался к ней и жил с ней, она никогда и нив чем не упрекала его, боясь чем-нибудь нарушить его покой.

В образе Натальи Шолохов подчеркнул наиболее обаятельные ее черты: целомудренную чистоту, стыдливость, робость.

Так, например, для нее характерна сдержанная улыбка. Когда Григорий, приехавший в дом Коршуновых сватать Наталью, взглянул на нее, он увидел, как на ее " упругой щеке дрожала от смущения и сдержанной улыбки неглугобокая розовая ямка".

Иначе улыбается Наталья своей несмелой улыбкой много лет спустя, пережив глубокую душевную драму.

"- А ты гладкая, как будто и не хворала", - ласково говорит Григорий, выздоравливающей после тифа Наталье. - Поправилась… Мы бабы, живучие, как кошки. - Сказала она, несмело улыбаясь и наклоняя голову".

От улыбки Натальи веет домом, уютом, и Григория невольно тянет к ней. Замужняя женщина, она остается такой же сдержанной и стыдливой, как в девичестве. Сцена родов передает самую сущность Натальи. Почувствовав приближение предродовых схваток, Наталья поспешно уходит из куреня за хутор, ложится в зарослях дикого терна и рожает. "Я от стыда ушла… Батю не смела… Я чистая, маманя, и их искупала… Возьмите…"

А вот Шолохов описывает роды Аксиньи: "Аксинья отползла в сторону, стала на четвереньки, воткнув голову в ворох пыльного ячменя, выплевывая изжеванные от муки колючие колосья. Она распухшими чужими глазами непонимающе уставилась на подбежавшего Григория и, застонав, въелась зубами в скомканную занавеску, чтобы рабочие не слышали ее безразборного животного крика".

Автор подчеркивает в Аксинье чувственное, звериное начало, в Наталье же - ее целомудренность, чистоту.

В образе Натальи одна из наиболее обаятельных черт - пафос материнства. Всю свою любовь, всю силу нерастраченной женской ласки она перенесла на своих детей, в заботах о них забывала свои обиды и горести. В те же недолгие дни, когда Григорий был рядом с ней, не переставая страдать, чувствовала себя все же счастливой. В четвертой книге романа есть такая сцена: Григорий вместе с Прохором Зыковым на рассвете приехали в хутор Татарский, чтобы повидаться со своими. "Полуодетая Наталья вышла зачем-то в сенцы. При виде Григория заспанные глаза ее вспыхнули таким ярким брызжущим светом радости, что у Григория дрогнуло сердце, и мгновенно и неожиданно увлажнились глаза. А Наталья молча обнимала своего единственного, прижималась к нему всем телом, и потому, как вздрагивали ее плечи, Григорий понял, что она плачет". Но когда прошли первые, всегда необычные минуты встречи, и в семье все пришло в свое обычное состояние, Наталья расцвела. "Она была рядом с ним, его жена и мать Мишатки и Полюшки. Для него она принарядилась и вымыла лицо. Торопливо накинув платок, чтобы не было видно, как безобразна стала ее голова после болезни, слегка склонив голову набок, сидела она такая жалкая, некрасивая и все же прекрасная, сияющая, какой-то чистой внутренней красотой… Могучая волна нежности залила Григория. Он хотел сказать ей, что-то теплое, ласковое, но не нашел слов и молча, притянув ее к себе, поцеловал белый лоб и скорбные глаза. Нет, раньше никогда не баловал он ее лаской. Аксинья заслоняла всю его жизнь. Потрясенная этим проявлением чувства со стороны мужа и вся вспыхнувшая от волнения, она взяла его руку, поднесла к губам". Эта сцена лучше каких бы то ни было комментариев раскрывает возвышенные и благородные качества души Натальи. Аксинья здесь, всю жизнь заслонявшая от Натальи Григория, отходит на второй план.

Может быть, Наталья многого не понимает в муках Григория, в его метаниях. Григорий искренен, открыт в самооправданиях перед женой. Он признает, что ему трудно жить "без забытья": трудно мне, через это и шаришь, чем забыться: водкой ли, бабой ли…" У Натальи один ответ - с позиции семьи: "Напакостил, обвиноватился, а теперь все на войну беду сворачиваешь. Все вы такие-то". В этом видна искренность и человечность ее борьбы за свое достоинство. Ей безумно трудно: ей противостоит не только Аксинья, но и война, забирающая Григория.

Наталью ранят отношения Григория с Аксиньей, связь с другими женщинами. Она не хотела прощать человеку, которому отдала все. Измены его были оскорбительны для нее, матери его детей, и Наталья восставала против них всем своим существом.

Так, например, дошли до нее слухи о гулянках Григория, и она в день его приезда стелет себе постель отдельно от него. Этим Наталья показала, что Григорий, замаравший себя случайными связями, не мог быть ее мужем. "За что же ты меня опять мучаешь? - упрекала она Григория. - Дети у тебя уж вон какие!"

Наталья долгое время таила в себе все свои переживания, старалась забыться в работе, но все это прорывается в ней и выплескивается наружу. В каком-то полубезумном состоянии она проклинает Григория, насылая на него смерть.

Она, "повернувшись лицом на восток, молитвенно сложив мокрые от слез ладони, скороговоркой, захлебываясь, прокричала:

- Господи! Всю душеньку мою он вымотал" Нету больше силы так жить! Господи, накажи его проклятого! Срази его там насмерть! Чтобы больше не жил он, не мучил меня!…

Черная клубящаяся туча ползла с востока. Глухо грохотал гром. Пронизывая круглые облачные вершины, извиваясь, скользила по небу жгуче-белая молния. Ветер клонил на запад ропщущие травы, нет со шляха горькую пыль, почти до самой земли пригибая отягощенные семечкам шляпки подсолнухов.

Ветер трепал раскосмаченные волосы Натальи, сушил ее мокрое лицо, обвивал вокруг ног широкий подол серой будничной юбки.

Несколько секунд Ильинична с суеверным ужасом смотрела на сноху. На фоне вставшей в полнеба черной грозовой тучи она казалась ей незнакомой и страшной".

В этой сцене выразилось все отчаяние Натальи, жизнь, для которой без верности и любви Григория, не имела смысла. Гроза же передает всю глубину душевного потрясения Натальи.

"Нету больше силы так жить!" - кричит она. Но Возвращаясь домой с Ильиничной, Наталья говорит: "смерти я ему не хочу… Сгоряча я там все говорила… из сердца его не вынешь, но и так жить тяжелехонько!"

Гордая и оскорбленная Наталья не захотела родить от Григория, нарушившего верность. После аборта, сделанного неумелой повитухой, она умирает.

Но и умирая, она думала только о нем: "Маманя, вы меня оденьте в зеленую юбку, в энту, какая с прошивкой на обороте… Гриша мой любил, как я надевала".

Прощаясь с детьми, она передает сыну свою последнюю просьбу: "- Мамынька, когда лежала в горнице.. Когда она ишо живая была, подозвала меня и велела тебе так: "Приедет отец - поцелуй его за меня и скажи, чтобы он жалел вас". И в этом слышится отголосок любви к Григорию, раскаяние в своем порыве мстить, надежда на доброе воспоминание о себе.

"…Прощание и примирение Натальи - результат огромного нравственного потрясения, внушений борьбы и страданий. Это один из пленительных образов мировой литературы".

7. Аксинья - тип настоящей русской женщины

Аксинья - одна из замечательных героинь романа. Это тип настоящей русской женщины, умеющей по настоящему любить, подчинившей любви всю свою жизнь.

Любовь Аксиньи к Григорию - это протест против горькой доли. "За всю жизнь за горькую отлюблю!… А там хучь убейте! Мой Гришка! Мой!" - в каком-то исступлении кричит она Пантелею Прокофьевичу.

Роман между Аксиньей и Григорием Мелеховым начат просто и прямо. Зашел Григорий к соседям: "В кухне на разостланной полости спит Степан, под мышкой у него голова жены. В поредевшей темноте Григорий видит взбитую выше колен Аксиньину рубаху, березове-белые, бесстыдно раскинутые ноги. Он секунду смотрит, чувствуя, как сохнет во рту, и в чугунном звоне пухнет голова". Аксинья просыпается: "Осталось на подушке пятнышко уроненой во сне слюны; крепок зоревый бабий сон".

Все начато с самого простого. Аксинья описывается Шолоховым без всякой поэтизации. При второй встрече - "Ясно вылегла под рубахой продольная ложбинка на спине. Григорий видел бурые круги слинявшей под мышками от пота рубахи". После такого введения героини в роман рассказывается ее предыстория. Автор ничего не утаивает из жизни Аксиньи: ни то, что ее, шестнадцатилетнюю, изнасиловал пьяный отец, ни того, что потом бил муж. Молодость ее была смята надругательством отца и истязаниями мужа. Любовь для героини - это своеобразный выход из беспросветного прошлого, вот почему вся отдается своему чувству: "…Не лазоревым алым цветом, а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь.

С лугового покоса переродилась Аксинья. Будто кто отметину сделал на ее лице, тавро выжег. Бабы при встрече с ней ехидно ощерялись, качали головами вслед, девки завидовали, а она гордо высоко несла свою счастливую, но срамную голову".

Аксинья чувственно любит Григория, и в первой книге отношения между ними описываются очень сурово: "Он упорно, бугаиной настойчивостью ее обхаживал. И это-то упорство и было страшно Аксинье". Сближение их дано по-звериному: "Рывком кинул ее Григорий на руки - так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу". Утолив свое звериное желание, Григорий легко отказывается от этой женщины, оскорбляя ее при этом похабной пословицей: "Сучка не захочет - кобель не вскочит". Но не само оскорбление важно - важно его равнодушие.

Аксинья же, своенравная и безоглядная в своей страсти, готова на все, даже на убийство мужа.

Григорий начинает: "Надумал я, давай с тобой прикончим…" Аксинья додумывает про себя страшные слова: "…прикончим Степана, - но "он досадливо облизнул губы…" - и добавляет "прикончим эту историю. А?"

История не приканчивается, хотя главный герой сосватан ненравящейся, но привлекательной и хорошей женщиной. Он любит Аксинью. Для него она пахнет не только знакомым запахом пота, но и цветком-дурнопьяном, запахом зимнего ветра и свежего степного сена.

"На губах Григория остается волнующий запах ее губ, пахнущих то ли зимним ветром, то ли далеким, неуловимым запахом степного, вспрыснутого майским дождем сена…" Все это предает свежесть, здоровье, чистоту героини. Но писатель также подчеркивает ее "порочную и манящую красоту", ее губы "бесстыдно жадные, пухловатые", глаза вспыхивающие "балованным отчаянным огоньком", улыбку.

Когда Аксинья узнает о решении Мелехов уйти из хутора и жить вместе с ней, "на губах ее, скрытая от глаз Григория, дрожала радостная, налитая сбывшимся счастьем улыбка".

В ее улыбке отражаются самые противоречивые чувства. Так, например, давняя боль и тоска, удивление и нежность отразились в улыбке Аксиньи, когда она после долгой разлуки встретила Григория на берегу Дона, у пристани: "Она улыбнулась такой жалкой, растерянной улыбкой, так не приставшей ее гордому лицу, что у Григория жалостью и любовью дрогнуло сердце…"

Чуткость, поэтичность натуры ее сказываются иногда в улыбке: "Проглянувший сквозь туман клочек чистого неба ослепил ее холодной синевой; запах прелой соломы и оттаявшего чернозема был так знаком и приятен, что Аксинья глубоко вздохнула и улыбнулась краешками губ".

Шолохов не один раз говорит о своей героине, что она - гордая. У нее "гордое лицо", презирая сплетни, она "гордо и высоко несла свою счастливую, но срамную голову". После ссоры с Мелеховым она не здоровается с ним, "с сатанинской гордостью, раздувая ноздри, проходила мимо…" Несколько раз повторенное определение "гордая" служит для выделения одной из самых главных черт характера героини. Но Аксинья не гордится своей яркой, волнующей красотой, гордость ее проявляется в отстаивании своего человеческого достоинства. Оно определяет правдивость, искренность и прямоту Аксиньи. "Ну люб мне Гришка, - с вызовом говорит она Пантелею Прокофьевичу. - Ну? Вдаришь, что ль?… Мужу пропишешь?… Пиши хуть наказному атаману, а Гришка мой!" Вернувшемуся из лагеря мужу со страхом и тоской прямо и открыто говорит: "Не таюсь - грех на мен. Бей, Степан!"

Аксинья не может солгать, извернуться, обмануть, как может это сделать Дарья. Лицемерие ей противно. Когда Наталья пришла ней поговорить о Григорие, который по слухам встречался с соседкой, Аксинья пытается отклониться от ответа. Но достаточно было Наталье упрекнуть ее, как Астахова, вспыхнув, гордо и резко подтверждает предположения обманутой жены.

Правдивость и прямоты были в ее характере. Вот например, сидят за одним столом Григорий и Степан. Когда Аксинья увидела их вместе, в глазах ее "плеснулся ужас". Муж с ненавистью и тоской предлагает ей выпить за долгую разлуку. Он хорошо знал, ради кого пришел к ним этот человек. Аксинья Отказывается:

"- Ты же знаешь…

- Я зараз все знаю… Ну, не за разлуку! За здоровье дорого гостя, Григория Пантелеевича.

- За его здоровье выпью! - звонко сказал Аксинья и выпила стакан залпом". И в этом порыве вся главная героиня, свободно и бесстрашно выражающая свои чувства. Если Наталья никла под ударом судьбы, укоряла себя за то, что не могла изменить, ход событий, то Астахова встречала опасность с высоко поднятой головой, вступала в борьбу за счастье.

Отдавшись любви она готова ради Григория пожертвовать всем. Это ведь она первая уговаривает своего любимого: "Гриша, дружечка моя… родимый, давай уйдем. Милый мой! Кинем все уйдем. И мужа и все кину, лишь бы ты был… на шахты уйдем, далеко. Кохать тебя буду, жалесть". Она выносит бессердечный отказ Григория покинуть с ней хутор, побои мужа, насмешки, позор, но решает отнять его "…у счастливой, ни горя, ни радости не выдавшей Натальи Коршуновой…" Причем она уверена в правильности и нравственности своего решения. Позднее она окажет Наталье: "Ты первая отняла у меня Гришку! Ты, а не я… Ты знала, что он не жил со мной, зачем замуж шла?"

Через всю жизнь героиня пронесла любовь к Григорию. На ее долю много выпало тяжелого, страшного, постыдного. Потеряв ребенка, по-прежнему любя Григория, она отдается Листницкому, "со всей душой, давно забытой страстью", потом ненавидит его. ("Не подходи, проклятый!") "Через три дня ночью Евгений пришел в половину Аксиньи, и Аксинья его не оттолкнула".

Героиня стыдилась своей связи с Листницким. Так, например, Степан, вернувшийся из плена, спрашивает:

"- Слыхал, будто с панским сыном… Правда?

- Щеки Аксиньи жгучие, до слез, проступивших под веками отягощенных стыдом глаз, крыла кровь.

- Живу теперь с ним. Верно".

Она отвечает правдиво, но сколько горечи в ее признании! Комментарий же автора лаконичен: "Свои, неписанные законы диктует людям жизнь". "Жизнь" - главное слово в романе, объясняющее все, что происходит с героями.

Эта женщина, много испытавшая на своем веку, сумела сохранить и пронести через всю свою жизнь чистоту и силу своих чувств к Григорию. В самом начале из романа она страшится свой любви. "Тоскую по нем, родная бабунюшка. На своих глазенках сохну… Пройдет мимо база, а у меня на сердце закипает… упала б наземь, следы б его целовала... Может присушил чем? Пособи бабунюшка!" - умоляет она знахарку бабку Дроздиху. Аксинья осознает, что она не в силах противиться своему чувству, поэтому прибегает к последнему средству, но и оно бессильно перед беспредельной женской любовью.

Вот Аксинья встречает Григория у Дона. Это была их первая встреча после возвращения Степана из лагеря. На спине Мелехова "трепыхается клочек свежепорванной грязной рубахи, желтел смуглый треугольник оголенного тела. Аксинья целовала глазами этот крохотный, когда-то ей принадлежавшей кусочек любимого тела; слезы падали на улыбавшиеся, побледневшие губы". Она ласкает след от ноги своего любимого. Не каждая женщина способна на такие проявления любви!

Любовь Аксиньи к Григорию похожа на пламя, и силу ее переживаний сравнивает Шолохов с "полымем".

Так на луговом покосе в тот день, когда они в первый раз сблизились, Григорий прижимает к себе Аксинью, "послушную, полыхающую жаром". Или вот, например, "Аксинья ходила на цыпочках, говорила шепотом, но в глазах, присыпанных пеплом страха, чуть приметно тлел уголек, оставшийся от зажженного Гришкой пожара..."

Всякий раз при мысли о нем, при встрече с ним она словно бы загорается. Вот Аксинья увидела Григория, и "жаром осыпала кровь виски". В лесу, при Петре и Аникушке, она останавливает Мелехова, недавно женившегося, отзывает в сторону. "Стыд и радость выжигали ей щеки, сушили губы". Или вот другой раз она встретилась с ним, осыпая его поцелуями, "у нее на щеках все сильнее проступал полыхающий жаром румянец, и словно синим дымком заволакивались зрачки". Постаревшая Аксинья после возвращения Григория из Красной армии глядит в зеркало и с удивлением видит свой "молодые, с огоньком глаза". Счастье встречи с любимым так велико, что оно как - будто возвращает ей молодость. Сравнение с огнем, "полымем" отражает всю силу неостывающей любви к Григорию.

Внутренне богатство Аксиньи Михаил Александрович выражает при помощи сравнений, сопоставлений с природой. При помощи таких сопоставлений он передает не только прекрасное в образе, но и изменения, происходящие с героиней.

Так постаревшая, много выстрадавшая героиня сравнивается с увядшим, но еще прекрасным ландышем. Аксинья присела отдохнуть под кустом боярышника и "уловила томительный и сладостный аромат ландыша. Пошарив рукой, она нашла его. Он рос тут же, под непроницаемо-тенистым кустом. Широкие, некогда зеленые листья все еще ревниво берегли от солнца низкорослый горбатенький стебелек, увенчанный снежно-белыми поникшими чашечками цветов. Но умирали покрытые росой и желтой ржавчиной листья, да и самого цветка уже коснулся смертельный тлен: две нижних чашечки сморщились и почернели, лишь верхушка - вся в искрящихся слезинках росы - вдруг вспыхнула под солнцем слепящей пленительной белизны.

И почему-то за этот короткий миг... вспомнилось Аксинье молодость и вся ее долгая жизнь. Что ж, стара, видно, стала Аксинья... Станет ли женщина смолоду плакать оттого, что за сердце схватит случайное воспоминание?"

Писатель создает глубоко психологический образ постаревшей героини. В описании гибнувшего цветка ("листья его умирали, чашечек коснулся смертельный тлен") есть указание на трагическое будущее Аксиньи.

Героиня меняется не только внешне, меняется ее внутренний мир. Любовь ее вырастает, становится человечнее, страсть, владевшая героиней, со временим соединяется с материнской нежностью: "Аксинья испытывала к нему еще большую любовь и почни материнскую нежность". Свою материнскую любовь она переносит на детей Григория, после смерти Натальи она заменяет им мать, и это еще больше возвышает и облагораживает героиню.

В четвертом томе книги в Аксинье пропадает то "порочное", что неоднократно подчеркивается писателем. Она доказала всей своей жизнью любовь и верность Григорию: "И о чет бы ни думала, что бы ни делала, всегда неизменно, неотрывно в думках своих была около Григория, - говорит писатель об Аксинье, - Так ходит по кругу в Чигире слепая лошадь, вращая вокруг оси поливальное колесо..."

Ничего в мире не хотела видеть Аксинья кроме своего любимого, из-за него жила всегда в страшном напряжении и волнении, никогда не задумываясь над тем, на чьей стороне он воевал. По первому его зову могла расстаться с чем и кем угодно, лишь бы быть рядом с ним. И в последний раз, когда он ночью пришел за ней, она без колебаний и даже с радостью собралась и пошла, сама не зная куда. На вопрос Григория: "Ну? Едешь? - она отвечает: "А как бы ты думал?... Сладко мне одной? Поеду, Гришенька, родненький мой! Пеши пойду, поползу следом за тобой, а одна больше не останусь! Нет мне без тебя жизни... Лучше убей, но не бросай опять!" Видя ее опухшие от слез но сияющие счастьем глаза, Григорий, усмехаясь, подумал: "Собралась и пошла, как-будто в гости... Ничего ее не страшит, вот молодец баба..."

Но и эта, последняя, попытка Аксиньи наконец-то обрести счастье обернулась для нее гибелью. Вдали от хутора нашла она свое пристанище.

Образ этой героини изумителен в своем драматизме, прямоте и страстности чувства.

8. Михаил Кошевой как идеологический антипод Григория Мелехова

Образ Михаила Кошевого отражает то, как революционные изменения жизни влияли на развитие характера героя на изменения, его нравственных качеств.

В первой книге, где изображается мирная жизнь, Михаил Кошевой - друг Григория Мелехова, участник кружка Штокмана почти не показан в действии. Автор только набрасывает его портрет. "Был он коренаст, одинаково широк в плечах и бедрах, оттого казался квадратным; на чугунно крепком устое сидела плотная, в кирпичном румянце, шея, и странно выглядела на этой шее красивая в посадке небольшая голова с женскими очертаниями матовых щек, маленьким упрямым ртом и темными глазами под золотистою глыбою кучерявых волос..." Мужественные черты сочетаются здесь с нежными чертами. Михаил Шолохов подчеркивает детскость, ласковость Кошевого. Так, например, он ласков в обращении с женщинами. Когда Валет в разговоре героем называл Марью Богатыреву распутной, "Михаил, томительно и нежно улыбаясь, поправил его: - Не распутная, а веселая".

Но простой, веселый деревенский парень в течение бурных лет резко меняется и из второстепенного образа превращается в одного из главных героев.

Повествуя о событиях 1918 года, автор отмечает, что за годы войны "лицо Михаила возмужало и как бы вылиняло..." Когда Григорий Мелехов встречается с Кошевым, которого не видел более полутора лет, он не без удивления разглядывает "...посуровевшее лицо бывшего друга..."

С годами изменяются глаза Михаила. В первой книге у него "...красивое темноглазое лицо...", "...темные глаза...", в третьей книге Григорий, здороваясь с ним, "...засматривается в голубые его глаза..."

После убийства Штокмана, когда до Михаила дошел слух о зверской расправе в хуторе Татарском с Иваном Алексеевичем, Шолохов описывает героя: "Голубыми и холодными, как лед, глазами смотрел на станичника, спрашивал: "Поборолся с советской властью?" - и, не дожидаясь ответа, не глядя на мертвеющее лицо пленного, рубил. Рубил Безжалостно..."

У Михаила, который вернулся с фронта, потухшие, мутные глаза. Но они "оживились", когда он увидел Дуняшку. "Ильинична с удивлением заметила, что потухшие глаза "душегуба" теплели и оживлялись, останавливаясь на маленьком Мишатке, огоньки восхищения и ласки на миг вспыхивали в них и гасли..." Когда же Григорий, вернувшись с фронта домой вслед за Кошевым, хотел обнять его, он "увидел в безулыбчивых глазах его холодок, неприязнь..."

В приобретенной Кошевым с годами манере сжимались губы, стискивать зубы, "...в упрямой складке, которая ложилась у него промеж бровей...", в твёрдой походке, в пристальном взгляде, который он всаживал в собеседника, заставляя того потупиться...", и в том, как "рывком вскидывал свои глаза, и они смотрели прямо в зрачки врага, вонзались в них..." во всём этом видно ожесточение Михаила Кошевого.

Герой не сразу научился действовать уверенно, ранее не раз он испытывал чувство растерянности и стыд. Когда, например, Валет сообщил, что восставшие казаки разбили под станицей Мигулинской красную гвардию, "по лицу Михаила... скользнула растерянность, он сбоку глянул на Валета, переспросил:

Как теперь?"

У Михаила, который униженно просит отарщика Солдатова не выдавать его, - "растерянно бегали глаза...".

Возвращаясь из Вешенской в хутор Татарский, и не зная ещё, что там происходит, Кошевой колеблется: "Что делать? А если и у нас такая заваруха? Кошевой затосковал глазами..." Позднее, когда он спасся от грозившей ему в хуторе смерти, "вспомнил, как брали его в плен, беззащитность свою, винтовку, оставленную в сенях, - мучительно до слёз покраснел...".

Чувство растерянности в различных его оттенках выражают не только глаза, движения Кошевого, но и тон его голоса.

Когда, например, Михаил узнаёт от встречного красноармейца, что хутор Горбатов, в который он направляется, занят белыми, он расспрашивает этого солдата недоумённо и растерянно. "Как же на Бобровский проехать? - растерянно проговорил Михаил...".

В первых трёх книгах "Тихого Дона" растерянность Кошевого проявляется иной раз так резко, как не проявляется растерянность Григория Мелехова. Тем контрастнее выглядят его действия, когда он уверен в своей силе и превосходстве.

Так, например, приступая к обязанности председателя хуторского ревкома, герой не испытывает ничего, кроме раздражения: "Злой донельзя на себя и на все окружающее, Мишка встал из-за стола, оправил гимнастёрку, сказал, глядя в пространство, не разжимая зубов: "Я вам, голуби, покажу, что такое советская власть!"

Сдержанно и решительно ведёт он себя, явившись в дом дезертира. Михаил, "спокойно улыбаясь", просит его выйти "на минутку".

Когда Ильинична укоряет его за убийство деда Гришаки, Мишка "добродушно улыбнулся и сказал: "Станет меня совесть точить из-за такого барахла, как этот дед..."

Беспощадность Кошевого происходит не от природной жестокости, как, например, у Митьки Коршунова, а диктуется и объясняется им классовой борьбой. Матери, убитого им, Петра Мелехова, Мишка говорит: "...Не с чего моим глазам зажмуряться! А ежели Петро меня поймал, что бы он сделал? Думаешь, в маковку поцеловал бы? Он бы тоже меня убил..."

Чувство классовой ненависти господствует у этого героя над всеми другими проявлениями души. Он всё готов сделать ради советской власти.

Так, например, Михаил Кошевой отвечает на сетования земляков о нехватке соли: "Наша власть тут ни при чём... Тут одна власть виновата: бывшая кадетская власть! Это она разруху такую учинила, что даже соль представить, может, не на чем! Все железные дороги побитые, вагоны - то же самое... долго рассказывал старикам о том, как белые при отступлении уничтожали государственное имущество, взрывали заводы, жгли склады, кое-что он видел сам во время войны, остальное вдохновенно придумывал с единственной целью - отвести недовольство от родной советской власти. Чтобы оградить эту власть от упрёков, он безобидно врал, ловчился, а про себя думал: "Не дюже большая беда будет, ежели я на сволочей и наговорю немножко. Все одно они сволочи, и им от этого не убудет, а нам явится польза..."

Даже Дуняшке, единственно родному человеку, Кошевой делает суровое предупреждение из-за того, что та нелестно отозвалась о красных: "ежели ишо раз так будешь говорить - не жить нам с тобой вместе, так и знай! Твои слова - вражьи..." Всё это характеризует фанатизм, бескомпромиссность его позиций.

С другой стороны Михаил Шолохов не скрывает иронии, изображая этого героя. Так, например, повествует автор о наивной удали, которой блеснул Мишка, возвращаясь летом 1919 года в родной хутор:

"...Испокон веков велось так, что служивый, въезжавший в хутор, должен быть нарядным. И Михаил, еще не освободился от казачьих традиций, даже будучи в Красной Армии. Собрался свято соблюсти старинный обычай... Он отвинтил с углов кровати полые внутри шары, привесил их на шелковых шарах к уздечке... Несмотря на то, что зрение коня страдало от блеска... Михаил не снял с уздечки ни одного шара..."

Юмором проникнуты также сцены, когда Михаил впервые отправляется в хуторской ревком исполнять свои обязанности председателя: "...походка его была столь необычна, что кое-кто из хуторных при встрече останавливался и с улыбкой смотрел ему вслед..."

Для изображения образа Кошевого автор использует внутренние монологи героя. Монолог раскрывает то, что думает говорящий, и что не связано с произносимыми словам. Таков, например, диалог с Мишаткой.

"- Сделаю, тезка, ей богу сделаю, только отойди трошки, а то как бы тебе стружка в глаза не попала, - уговаривал его Кошевой, посмеиваясь и с изумлением думая: "Ну до чего похож, чертенок... вылитый батя! И глаза и брови, и верхнюю губу также подымает... Вот это работенка!" Здесь прямая речь и внутренний монолог помогают представить одновременное добродушие и изумление на лице Кошевого без каких-либо указаний со стороны автора.

Хотя с годами внешний облик героя изменяется, что-то женственное и ребяческое в Кошевом остается. Так, например, слушая, как Штокмана с невозмутимым видом рассказывает какую-то смешную историю, Михаил "...смеется детским, заливчатым смехом, захлебываясь, и все норовил заглянуть под башлык Штокману..." Когда он, жестоко избитый повстанцами, узнал от матери о восстании, об убийстве Фильки, Тимофея и о бегстве Алексея Ивановича, Штокмана, Давыдки, - "за долгое время в первый раз заплакал Михаил, по-ребячьи всхлипывая..."

Но все это не вносит в образ Кошевого необходимой гармонии, и в сознании читателей он так и остается отрицательным героем. Михаил Кошевой - это воплощение преданности партии, но по шкале человеческих ценностей он оказывается ниже Григория. Однажды, услышав, что Михаилу угрожает смерть от рук казаков, Григорий, не думая о собственной опасности, мчится к нему на помощь: "...Кровь легла промеж нас, но ить не чужие мы?" Если он постоянно колеблется в политической борьбе, то это происходит потому, что он верен себе, человеческому достоинству, порядочности.

Каковы бы были намерения Шолохова при изображении этого героя, из него едва ли получится светлый образ нового советского человека.

9. Федор Подтелков - "человек особой, правильной породы"

Б. Дайреджиев в своей книге "О "Тихом Доне" пишет: "Коммунисты "Тихого Дона" не такие, какими их привыкли и хотим видеть в литературе, каких мы знаем по общественной и государственной деятельности внутри страны..."

Конечно, коммунисты в изображении Шолохова отличаются от того описания, к которому привыкла советская литература 20-30^х годов. К этому времени писатели уже располагали опытом исследования психологии вожаков - это всегда были люди слова, дела, большого мужества, несгибаемой воли. Михаил Александрович внес свои черты в складывающуюся традицию изображения характера большевика. Эта черта состоит в его реалистичности, объективности. Важнее для него не перечислять достоинства, а постичь человеческую природу героя. Достигает он этого различными приемами и средствами, используя в том числе, "прием "зеркального отражения", когда то или иное событие или действующее лицо дается через восприятие разных людей, что служит средством характеристики, как воспринимаемого, так и воспринимающего и создает ощущение объемного изображения".

Так, например Федора Подтелкова дан Шолоховым в восприятии Григория Мелехова: "В комнате сидел... здоровый, плотный казак... Ссутулив спину, он широко расставил ноги в черных суконных шароварах, разложив на круглых широких коленях такие же широкие рыжеволосые руки... На большом, чуть рябоватом выбритом лице его светлели заботливо закрученные усы, смоченные волосы были приглажены расческой... Он бы производил приятное впечатление, если бы не крупный приподнятый нос за глаза. На первый взгляд, не было в них ничего необычного, но, присмотревшись, Григорий почти ощутил их свинцовую тяжесть. Маленькие, похожие на картечь, они светлели из узких прорезей, как из бойниц, приземляли встречный взгляд, влеплялись в одно место с тяжелым упорством... Подтелков почти не мигал, - разговаривая, он упирал в собеседника свой невеселый взгляд, причем куценькие обожженные солнцем ресницы его все время были приспущены и недвижны. Изредка лишь он опускал пухлые веки и снова рывком поднимал их, нацеливаясь картечечками глаз, обегавшими все окружающее".

"Глаза-картечины" не только доносят силу воли, упорство Подтелкова, но и вносят ощущение тяжеловесности, злобы. В вся его портретная характеристика говорит о том, что в этом человеке скрыты портретные черты. Рисуя Федора Подтелкова в начале повествования, Шолохов намечает яркого, волевого, смелого человека, способного на дружбу, умеющего ответить шуткой на шутку, не роняющего своего достоинства перед белыми генералами. Но постепенно автор показывает, как "хмелем била власть" в голову простого от природы казака. Мужество, высокомерие, месть переплелись в этом человеке. Власть дала ему чувство превосходства, безнаказанности, и он сознательно идет на террор, оправдывая свои действия целесообразностью: "Лес рубят - щепки летят... крови боятся нечего, ежели ты революционер..."

Облик этого человека раскрывается в сцене убийства пленных офицеров. "Подтелков, тяжело ступая по проваливающемуся снегу, подошел к пленным. Стоящий впереди всех Чернецов глядел на него, презрительно щуря светлые отчаянные глаза, вольно отставив левую ногу, покачивая ею, давил белой подковкой верхних зубов прихваченную изнутри розовую губу. Подтелков подошел к нему в упор. Он весь дрожал, немигающие глаза его ползали по изрытвленному снегу, поднявшись, скрестились с бесстрашным, презирающим взглядом Чернецова и обломились его тяжестью ненависти:

- Попался... гад! - клокочущим низким голосом сказал Подтелков и ступил шаг назад: щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка.

- Изменник казачества! Под-лец! Предатель! - сквозь стиснутые зубы зазвенел Чернецов.

Подтелков мотал головой, словно уклоняясь от пощечин, - чернел в скулах, раскрытым ртом всасывая воздух.

Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный, побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклоняясь вперед. Шел на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные, перемешанные с матерной руганью слова. Что он говорил - слышал один медленно пятившийся Подтелков.

- Придется тебе... ты знаешь? - резко поднял чернецов голос.

Слова были эти услышаны и пленными офицерами, и конвоем, и штабными.

- Но-о-о-о - как задушенный захрипел Подтелков, кидая руку на эфес шпаги.

Сразу стало тихо. Отчетливо заскрипел снег под сапогами Минаева, Кривошлыкова и еще нескольких человек, кинувшихся к Подтелкову. Но он опередил их, всем корпусом поворачиваясь вправо, приседал, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванулся вперед, со страшной силой рубанул Чернецова по голове...

Подтелков рубанул его еще раз, отошел постаревшей грузной походкой, на ходу вытирая покатые долы шашки, черневшие кровью.

Ткнувшись о таганку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся, лающим голосом:

- Руби-и-и их... такую мать!! Всех! Нету пленных... в кровину, в сердце!!

Лихорадочно застукали выстрелы".

"Автор "Тихого Дона" максимально обострил эпизод гибели Чернецова, сделал противостояние жестче, чем оно было в действительности. Ведь исторически Чернецов фактически погиб при попытке к бегству, а большинство его дружинников спаслось. В "Тихом Доне" Чернецов никак не мог надеяться спастись от вооруженного Подтелкова, и расправа над ним и всеми сорока офицерами здесь выглядит лишенной всякой рациональной основы".

Действия Подтелкова не сглаживаются автором, он осуждает их и в чертах портрета ("щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка") и в натуралистической детализации описания расправы над пленными. Если через эту смертельную схватку можно разглядеть какие-то человеческие черты в образе Чернецова, то Подтелкову здесь присущи злобы, мстительность.

Шолохов изображает Федора в острых ситуациях, наполненных драматизмом, когда проверяются его человеческие качества. Такой сценой является эпизод гибели отряда Подтелкова, захваченного белоказаками. В этой ситуации герой проявляет твердость духа. Даже люди мужественные и смелые в последнюю минуту надламывались. Когда стали подводить к яме, то один из красноармейцев "запрокидывался, чертил землю безжизненно висящими ногами и, цепляясь за волочивших его казаков, мотая залитым слезами лицом, вырываясь, хрипел:

- Пустите, братцы! Господи неповинный я!"

Подтелков же не дрогнул пред смертью, лишь поседел. Так, Лагутин, вглядываясь в него говорит: "- Поседел ты за эти деньки… Ишь песик-то тебе как покропило…

- Небось поседеешь, - трудно вздыхает Подтелков; вытирая пот на узком лбу, повторяет: - Небось поседеешь от такой приятности… Бирюк - и то в неволе седеет, а ить я - человек".

Сцена казни Подтелкова и Кривошлыкова, их соратников выглядит, как своего рода возмездие. И не случайно с той же интонацией и почти в тех же выражениях несколько месяцев спустя другие судьи решают судьбу героя:

"Февралев, старик - старообрядец Милютинской станицы, вскочил, как подкинутый пружиной.

- Расстрелять! Всех! - Он по-оглашенному затряс головой; оглядывая всех изуверским косящим взглядом, давясь слюной закричал: - Нету им, христопродавцам, милости! Жиды какие из них есть - убить!… Убить!… Распять их! В огне их!"

Шолохов правдиво показывает жестокость того и другого лагеря, будь то фанатизм казака-старовера или фанатизм большевика, он не приемлет их в обеих случаях, т.к. это порождает нетерпимость, стремление убить того, кто думает не как ты. Неслучайна предсмертная речь Подтелкова: "Мы за трудовой народ, за его интересы дрались с генеральской псарней, не щадя живота, и теперь вот гибнем от вашей руки! Но мы вас не клянем!…" Перед смертью герой приходит к мысли о необходимости прощения, а не мести. Нет сомнения, что эта мысль совпадает и с мыслью автора.

10. Бунчук - герой, сломанный революцией

Одним из убежденных идейных борцов против старого режима является Илья Бунчук. Он предан своему делу до последнего вздоха, и это отражается даже в его внешнем облике, в котором будто сосредоточились приметы многих его предшественников - "железных комиссаров": "загнутые челюсти… глаза, ломающие встречный взгляд". Автор передает серость, будничность героя: "…все было обычно в нем", выделяет его среди других только упрямство и какая-то злость. И дальше, по мере развертывания сюжета даны некоторые штрихи, которые дополняют его портрет: жестокий взгляд, сумрачный вид, земляной румянец лица, виски со вздувшимися венами, "в штатском чувствовал себя неуверенно и неуютно". Так мелкими мазками художник создает яркий тип рабочего-революционера, отвыкшего от мирной жизни, для которого все сосредоточено на классовой борьбе. Зная идейную непоколебимость Бунчука, бросают на него самые опасные и трудные дела: агитацию среди бурлящих солдатских масс, боевую подготовку ополченцев на фронте, наконец, назначают комендантом Революционного трибунала, осуществляющего расстрелы "классовых врагов". Во имя торжества революционной идеи он был готов на любое дело. Ненависть к старому режиму не беспочвенна у Бунчука. Так Илья вспоминает встречу в Петрограде с тринадцатилетней дочерью своего друга, убитого на войне: "Вечером иду по бульвару. Она - этот угловатый, щуплый подросток - сидела на крайней скамье, ухарски раскинув тоненькие ноги, покуривая. На увядшем лице ее - усталые глаза, горечь в углах накрашенных, удлиненных преждевременной зрелостью губ. "Не узнаете дяденька?" - хрипло спросила она, улыбаясь с профессиональной заученностью, и встала, совсем по детски беспомощно и горько заплакала, сгорбясь, прижимаясь головой к локтю Бунчука.

...