Антиутопический код в пьесе "Адам и Ева" М.А. Булгакова

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

Пьеса-антиутопия Михаила Афанасьевича Булгакова «Адам и Ева» была написана в 1931 году по заказу Госнардома им. Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Ленинграде. Первая редакция пьесы была закончена 22 августа 1931 года. Осенью в Вахтанговском театре состоялось чтение «Адама и Евы», на котором присутствовало высокое должностное лицо - один из руководителей воздушных войск СССР. Выслушав пьесу, он заявил, что ставить ее нельзя, «так как в ней погибает Ленинград». После чего Булгаков написал вторую редакцию пьесы, где катастрофа, происходящая в «Адаме и Еве», была представлена как сон одного из героев пьесы, академика Ефросимова. Однако и этот вариант был отвергнут цензурой. Постановка «Адама и Евы» не состоялась ни в Москве, ни в Ленинграде, ни в Баку, где ее хотел ставить Бакинский Рабочий театр, и при жизни Булгакова вообще не публиковалась и не ставилась.

Пьесу «Адам и Ева» можно назвать новым этапом в антиутопическом творчестве Булгакова: здесь, описывая противостояние двух систем (капиталистической и социалистической), он увидел главную угрозу для человечества в том, что люди подчинили свою жизнь идеям, которые, в свою очередь, сделали их своими рабами. Используя особый тип художественной условности, соединяющий в себе фантастику и сатиру, притчеобразность и философичность, иносказательность и ассоциативность, Булгаков изображает страшный антиутопический мир.

Антиутопический код в пьесе «Адам и Ева»

Вопрос об антиутопическом коде в пьесе «Адам и Ева» следует начать с определения основных компонентов и структуры антиутопии. Б.А. Ланин в своей статье «Анатомия литературной антиутопии» дает развернутое представление о данном явлении.

Во-первых, он говорит о необходимости наличия утопической идеи, поскольку антиутопия по определению должна развинчивать утопию. Во-вторых, он выделяет псевдокарнавал как структурный стержень данного жанра. Под псевдокарнавалом Ланин понимает порожденный тоталитарной эпохой особый абсолютный страх: «Как и следует из природы карнавальной среды, чувства и качества приобретают амбивалентность: страх соседствует с благоговением перед властными проявлениями, с восхищением ими. Эта амбивалентность оказывается “пульсаром”: попеременно “включается” то одна, то другая крайность, и эта смена становится паранормальным жизненным ритмом. Благоговение становится источником почтительного страха, сам же страх стремится к иррациональному истолкованию». В_третьих, неизбежно вытекающие из предыдущего пункта элементы карнавала: театрализация действия, мотив изображения «шутовского короля» и т.д. В-четвертых, Ланин указывает на ограниченность пространства действия и бесчисленные трансформации времени. В-пятых, антиутопическому художественному миру присуща ритуализация жизни: «В антиутопии человек непременно ощущает себя в сложнейшем, иронико_трагическом взаимодействии с установленным ритуализованным общественным порядком». Также автор статьи указывает на обязательную эксцентричность главного героя, которая проявляется в их творческом порыве, в стремлении овладеть творческим даром, не подвластным тотальному контролю власти.

В пьесе М.А. Булгакова все вышеперечисленные элементы выражены достаточно ярко и узнаваемо. В утопическом обществе, изображенном в «Адаме и Еве», легко угадывается реально существовавшее государство, Союз Советских Социалистических Республик, идеологию которого писатель оспаривает на протяжении всего своего творческого пути.

Общество, в котором живет главный герой, академик Ефросимов, одержимо коммунистической идеей. Это мир фанатиков, здесь преследуют инакомыслящих и поддерживают классовый подход к человеку. Новый тип социального устройства, неизвестный в мировой истории, - советское государство - раскрывается через восприятие «чужого» Ефросимова: он недавно приехал из Европы, носит заграничный костюм, он отличается от всех и выступает носителем гуманистических ценностей, выработанных веками и характерных для христианской культуры. Ему противопоставлены типичные для советской действительности образы: летчик-истребитель, главный антагонист, Дараган, инженер Адам Красовский и «литератор» Пончик-Непобеда. Отличаясь по профессии и образованию, эти герои имеют единое сознание, мыслят идентично, так, как того требует их идеология. В этом обществе культивируется милитаризм и готовятся к войне, допускается «последний очищающий взрыв» во имя победы новой идеологии, так как «на стороне СССР - великая идея». Именно это советское утопическое общество, погруженное в наращивание технической и военной мощи, Булгаков развинчивает в пьесе «Адам и Ева» с помощью характерной для антиутопии научно-фантастической катастрофы.

Среди героев, противопоставленных академику Ефросимову, можно выделить несколько типов коммунистов. К первому относятся радикальные Адам и Дараган. Они остаются верны идеям своего общества даже тогда, когда этого общества, в сущности, нет. Они все также устраивают заседания и составляют протоколы, как будто ничего не произошло, как будто они живут не в лесу, а все в том же Ленинграде. Ко второму типу можно отнести Еву и Маркизова. Они оба - люди, чье сознание не до конца поглотила идеологическая махина, в них есть некая надежда на спасение. Булгаков в списке действующих лиц пьесы дает им, как и всем остальным персонажам, весьма показательные характеристики: «Ева Войкевич, 23 лет» и «Захар Севастьянович Маркизов, изгнанный из профсоюза, 32 лет». Адаму и Дарагану автор сразу же предоставляет уважаемые в коммунистической среде профессии, как бы стремясь показать их преданность государству. Маркизов же, напротив, с первой страницы предстает как изгнанник, «гиблый человек», которого выставили из профсоюза за пьянство и хулиганство. Он - типичный «мужик», вероятнее всего, бывший крестьянин, неграмотный и не слишком сообразительный. Идеологическая махина не поглотила его лишь потому, что его разум оказался неспособным принять даже такое знание. Поэтому он становится «изгнанным из профсоюза». Ева изображена несколько в другом ракурсе. Она несколько обезличена, о чем свидетельствует скупая авторская характеристика и ее беседа с Адамом и с Аней в первом акте:

Адам (влетает). А комната тебе нравится моя?

Ева. Скорее нравится. Да, нравится...

или:

Аня. Ах, завидно на вас смотреть, Ева Артемьевна! И красивый, и инженер, и коммунист.

Ева. Знаете, Анюточка, я, пожалуй, действительно счастлива. Хотя.. впрочем... черт его знает!..

Ева здесь, как в Библии, - часть Адама, его «ребро», отсюда и сомнения, и кажущееся отсутствие собственного мнения. Встреча с главным героем и их совместное проживание в «новом раю» открывает ей глаза, словно пробуждает ее. Она оказалась способной преодолеть идеологический занавес, в отличие от недалекого Маркизова, который так и остался в той системе, не осознавая происходящего вокруг.

Особый, отдельный тип коммуниста - литератор Пончик-Непобеда, который также противопоставлен главному герою и который становится ярким примером псевдокарнавальности. Он - предатель в лагере коммунистов, и, в то же время, ему никогда не удастся встать в один ряд с Ефросимовым. Он, по словам Маркизова, - «змий». Его образ вызывает одновременно и смех, и отвращение, что характерно для псевдокарнавальности. Описанный Б.А. Ланиным страх проявляет именно он, мечущийся по разрушенному Ленинграду:

Пончик (в безумии). Самое главное - сохранить ум и не думать и не ломать голову над тем, почему я остался жить один. Господи! Господи! (Крестится.) Прости меня за то, что я сотрудничал в "Безбожнике". Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру - это был именно я! Я сотрудничал в "Безбожнике" по легкомыслию. Скажу тебе одному. Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм. И даю тебе обещание перед лицом мертвых, если ты научишь меня, как уйти из города и сохранить жизнь, - я... (Вынимает рукопись.) Матерь Божия, но на колхозы ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну, мужики были порознь, ну, а теперь будут вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они, окаянные! Воззри, о Господи, на погибающего раба твоего, Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный. Господи, и дед мой служил в консистории…

Также абсолютный страх перед советским государством Пончика-Непобеды четко изображен в финале, когда он, совсем было отрекшийся от коммунистической идеологии, снова начинает рассыпаться в подхалимских выражения в адрес летчиков.

Момент карнавализации присутствует в образе Адама. Он - первый человек, глава «постапокалиптической коммунки», владелец единственной женщины. Но вскоре происходит переворот в укладе его новой жизни, и он вмиг теряет свой титул правителя, свою жену и свой статус. Здесь как будто происходит круговое движение: из подвижного, веселого, несколько шутливого «простолюдина» он превращается в «короля», а затем снова опускается к жизни обычного человека. А финал пьесы и вовсе переварачивает все с ног на голову: получается, что истинный Адам, настоящий первый человек вовсе не он, а пророк, спаситель и творец в одном лице Ефросимов, к которому и уходит Ева. Другая подмена видна в образе Маркизова, который решает «облагородить» себя, изменив имя с Захара на Генриха и занявшись написанием книги. Так он сам пытается поднять себя от шута до короля (в отличие от Адама, метаморфозы которого происходят под влиянием общества). Но несмотря на то, что он сидит в «дворцовом кресле», претендовать на роль аристократа Генрих-Захар не может ни коим образом, хотя бы потому, что не узнает в разорванной книге Библию.

Художественное время и пространство пьесы также соответствует описанию антиутопии Ланиным. Пространство, в соответствии канону жанра, ограничено. Первый акт происходит в квартире Адама, точнее, в одной лишь комнате, где необычайным образом встречаются все ключевые персонажи пьесы. Пространство замкнуто, есть лишь небольшая связь с внешним миром - окно, через которое в дом к молодоженам попадает спаситель Ефросимов. Второй акт разворачивает действие в универсаме, что уже само по себе необычно. Кажется логичным, что описывать глобальную катастрофу следует на примере большого, открытого пространства. Но автор словно специально сосредотачивает внимание на небольшом участке города, рисуя при этом настолько емкую картину, что создается впечатления полного обзора Ленинграда: антиутопия булгаков пьеса

Большой универсальный магазин в Ленинграде. Внутренняя лестница. Гигантские стекла внизу выбиты, и в магазине стоит трамвай, вошедший в магазин. Мертвая вагоновожатая. На лесенке у полки - мертвый продавец с сорочкой в руках. Мертвая женщина, склонившаяся на прилавок, мертвый у входа (умер стоя). Но более мертвых нет. Вероятно, публика из магазина бросилась бежать, и люди умирали на улице. Весь пол усеян раздавленными покупками.

Связи с внешним миром во втором акте практически нет, есть лишь некий приемник, из которого транслируется музыка и речи на непонятных языках. Третий акт переносит читателя в «построенный из чего попало» на опушке леса шатер. Как и в предыдущем акте, здесь есть совершенно бесполезное средство для связи с внешним миром - неработающий радиоприемник. Пространство четвертого акта, на первый взгляд, кажется гораздо большее: герои выходят в тот самый «большой лес». Но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что действие все также происходит вокруг шатра, на расстоянии нескольких метров. «Большой лес» оказывается «Адамкиным бором». Временные рамки в пьесе «Адам и Ева» также довольно условны. Автор не называет год, но делает подсказки в виде реплик персонажей, указывающих на исторические реалии, а также называет точный месяц начала действия - май. Одной из подсказок является монолог Ефросимова в первом акте: он говорит об активных разработках химического оружия, об антагонизме капиталистического и социалистического общества, об активной пропаганде коммунизма в СССР, а также критикует фашистскую идеологию. С другой стороны, само изобретение Ефросимова абсолютно фантастично и футуристично. Таким образом, Булгаков изображает действие в ограниченном пространстве, кажущемся большим, и в неопределенном времени, которое можно сопоставить с реальным.

Следующий элемент антиутопии по Б.А. Ланину, который также присутствует в пьесе «Адам и Ева», - ритуализация жизни. Наиболее иллюстративным эпизодом здесь служит эпизод, где происходит заседание колонии. Сам факт такого заседания кажется абсурдным: в мире происходит техногенная катастрофа, в живых остаются единицы, а в «лесной колонии» выжившие шесть человек ежедневно проводят в полдень торжественное заседание, практическая польза которого ограничивается позволением сменить имя Маркизову с Захара на Генриха. Сложно не назвать их действие ритуалом, к которому они привыкли в своей запрограммированной советской жизни и который они продолжают совершать автоматически, даже когда система, казалось бы, рухнула.

Колония выживших все также продолжает жить по законам погибшего государства, поэтому Ефросимов здесь такой же чужой, как и раньше, даже несмотря на то, что он спас всем жизнь. Он, безусловно, эксцентричен в данном обществе, что подтверждает как минимум тот факт, что он разложил газ в бомбах. Для коммунистического населения колонии этот поступок не просто из ряда вон, это измена. Ефросимова даже пытаются судить, но за него вступается Ева, у которой словно открываются глаза:

Ева. Ты фантом.

Адам. Что такое? Что ты говоришь?

Ева. Привидение. Да и вы все такие. Я вот сижу и вдруг начинаю понимать, что лес и пение птиц и радуга-это реально, а вы с вашими исступленными криками ? нереально.

Адам. Что это за бред? Что несешь?

Ева. Нет, не бред. Это вы мне все снитесь! Чудеса какие-то и мистика. Ведь вы же никто, ни один человек, не должны были быть в живых. Но вот явился великий колдун, вызвал вас с того света, и вот теперь вы с воем бросаетесь его убить...

Ефросимов, потративший так много сил на создание спасительного изобретения, что даже стал забывать элементарные слова, в конце концов, испытывает глубокое разочарование в человечестве. Он мечтает о том, о чем другие обитатели колонии даже и не думали - о том, чтобы люди перестали бросать бомбы. Но, как сказал Дараган, он никто не поймет тех, кто «организовывает человечество». Тем не менее, Булгаков дает понять читателю, что мир победивших «истребителей» все также обречен.

Заключение

Начиная с произведения «Записки на манжетах», сквозной темой в творчестве Булгакова становится проблема отношений власти и творца-интеллигента, в роли которого мог выступать как писатель, так и ученый. Он сосредоточивает внимание на тех, кто способен все понять, на тех, кто слышит голос совести, но заглушает его политическими соображениями.

Будучи истинным гуманистом, Булгаков в пьесе «Адам и Ева» вступает в конфликт с военной доктриной советского государства. Он убежден, что спасение затуманенного коммунистической агитацией разума - в приобщении к духовным ценностям (не случайно чудом уцелевшая книга - Библия).

Будучи литературой полемического, футорологического свойства, пьеса-антиутопия «Адам и Ева» обогатила жанровую систему драматургии 30-х годов, выполняя функцию пьесы-предупреждения.

Литература

Булгаков М.А. Адам и Ева. - Электронный ресурс: http://www.lib.ru/BULGAKOW/adam.txt

Галинская И.Л. Наследие Булгакова в современных толкованиях. - М., 2003

Дашевская О.А. Поиски универсальной личности и жанровая динамика в драматургии М. Булгакова 1930-х гг. - Томск, 2008

Ланин Б.А. Анатомия литературной антиутопии - М., 1993

Новиков В.В. Михаил Булгаков - художник. - М., 1996

Соколов Б.В. Энциклопедия Булгакова. - Электронный ресурс: http://www.bulgakov.ru

Размещено на Allbest.ru