Анализ произведения "Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе"

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Житие Иоанна написано в 70-х гг. XV века. Главные черты своего содержания оно почерпнуло из новгородских легенд, получивших литературную обработку в эпоху падения Новгорода.

Как первый архиепископ города, Иоанн был очень популярен в Новгороде, и с его именем связано несколько легенд, бытовавших в устной и письменной традиции. Одна из этих легенд -- рассказ о чудесном заступничестве новгородской иконы Знамения Богородицы по молению Иоанна в 1170 г. во время нахождения на Новгород суздальцев. Вторая легенда -- рассказ о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим. Третья -- чудесное обретение забытых мощей Иоанна. Предположительно, открытие мощей Иоанна в 1439 и послужило «оживлению» преданий о нём.

Рассказ о путешествии Иоанна - самое фантастическое и наиболее популярное из всех преданий о первом новгородском архиепископе. Повествование гласит: во время молитвы Иоанн замечает в сосуде для умывания всплески. Поняв, что это нечистый, он заключает беса крестным знамением. В обмен на освобождение Иоанн просит беса доставить его в Иерусалим, где архиепископ молится и преклоняется перед святынями, после чего возвращается на бесе обратно в ту же ночь. После выполнения обещания нечистый просит сохранить всё, что произошло ночью, в тайне. Но Иоанн в ходе своих поучений рассказывает о произошедшем в третьем лице, за что бес начинает мстить, выставляя архиепископа блудником. Новгородцы обвиняют архиепископа в блуде и изгоняют его из города: сажают Иоанна посередине реки на плот, но, увидев, что плот плывёт против течения, осознают чудесную силу священника и понимают свою ошибку. Со всех сторон бегут они за плотом, прося прощения и умоляя вернуться. Иоанн подплывает к берегу, дарит всем прощение, совершает крестный ход и возвращается на престол в Великий Новгород. Заканчивается повесть библейской цитатой-словами Христа об изгнанных «правды ради».

Познавательная ценность подобной литературы была ограниченной и не преследовала цель расширить кругозор читателя или слушателя. Как и другие легендарно-исторические сказания, широко распространившиеся в конце XIV - начале XV веков, «Повесть» была внесена в состав жития святого, хотя является самостоятельным, возникшим независимо от жития произведением. Отсюда и сложность в чётком жанровом определении - взаимопроникновение сказочной повести в житие.

«Легенда об Иоанне, заклявшем крестным знамением беса и заставившем его тем служить себе, восходит к сказочному фольклору Древней Руси», - пишет Д.С. Лихачев. Этот сказочно-легендарный мотив (мотив заключения, "пленения" святым беса, который вынужден исполнять требования подвижника) широко распространен в мировом фольклоре.

В сказании присутствует традиционный сюжетный мотив помощи герою обязанного ему жизнью чудесного существа. Этот мотив характерен, в частности, для волшебных сказок. Но в «Повести» он трансформирован: бес -- помощник поневоле, а по существу враг Иоанна. Парадоксален сюжетный мотив путешествия, паломничества в Иерусалим -- Святой город -- на бесе.

Два перемещения Иоанна в пространстве -- путешествие-паломничество в Иерусалим и плавание на плоте против течения -- внешне противоположны по смыслу: первое -- проявление торжества святого над нечистой силой; второе -- следствие клеветы, мести беса Иоанну, унижение святителя. Это не добровольное путешествие, а изгнание. Но именно изгнание архиепископа превращается в окончательную победу над бесом. На глубинном смысловом уровне два "путешествия" оказываются сходными, они повторы одной и той же ситуации -- победы над дьяволом.

Принимая за правду то, что сюжет «Повести» создан Иоанном Новгородским, можно сделать вывод, что она имеет две задачи воздействия на читателя. С одной стороны - «проповедование», стремление укрепить религиозные убеждения, очередное напоминание о могуществе и силе Божьей с подводящей итог фразой в конце: «Дети мои! Любое дело творите, сначала проверив всё, чтобы не оказаться прельщёнными дьяволом. А то может случиться, что с добродетелью зло переплетётся, тогда виновны будете перед Божьим судом: ведь страшно впасть в руки бога живого». С другой стороны, «Повесть» - это прославление архиепископа Иоанна как великого и могущественного священнослужителя.

Л.А. Дмитриев в «Истории русской литературы X-XVII веков» отмечает такой момент: «Реальные события в легендарно-исторических сказаниях получают легендарно-мистическое истолкование». С реалистической точки зрения можно предположить, что Иоанн в своё время был замечен в неподобающих священнослужителю ситуациях, отсюда - материально правдоподобная ситуация обвинения его в блуде со стороны прихожан. Но так как Церковь в то время имела главенствующую роль и в политике и в духовном сознании граждан, то вокруг неприятной истории была сочинена целая мистическая легенда, которая не только «обеляла» Иоанна Новгородского. Но и запрещала даже предполагать, что архиепископ может быть грешен, ведь подвергались угрозам слова и даже мысли об этом: «о таких людях Давид сказал: «Пусть онемеют уста льстивые, в гордыне изрекающие ложь о праведнике» «А те, которые изгоняют святых несправедливо, что скажут в ответ?». Данная точка зрения - не богохульство, а лишь отражение того, что происходит в современном обществе - епископы, освящающие криминальные фирмы и ездящие на «Лексусах»; убийцы и воры, нежно дружащие со святыми отцами, позволяют предположить, что такие «священники» могли быть в любое время, ведь история циклична. Но будем всё-таки придерживаться общепринятой точки зрения, что это легенда, описывающая победу Бога над Дьяволом, торжество добродетели и единение человека с Богом.

В «Повести», как и во всей древнерусской литературе, присутствует стремление к канону, к устойчивым словосочетаниям, к тем художественным методам, которые диктуются общими задачами.

Чёткость антитезы, лежащая в основе сюжета «Повести» и определяющая риторический конфликт между добром и злом, выражает характерную черту произведения с чёткой моралистической заданностью, поскольку церковная литература стремится к непосредственной убедительности.

Поскольку средневековая христианская эстетика отрицала искусство как источник эстетического наслаждения, рассматриваемое произведение очень скупо на художественно-выразительные средства в сравнении с художественной литературой в современном понимании.

В тексте можно выделить сравнительные обороты, призванные подчеркнуть особо важные моменты, о характере сравнений очень точно сказал Д.С. Лихачёв: «Сравнение в древнерусской литературе подсказывается не мироощущением, а мировоззрением». Поэтому выделяется в основном не то, что создаёт зримое представление, а то, что помогает ощутить, почувствовать, поверить.

«Святые просияют, как золото искусно выделанное». Золото здесь олицетворяет солнце, просвещение, неподверженность порче, мудрость; «золото искусно выделанное» - предполагается как не возникшее само собой в природе, а созданное искусным ювелиром, имеющим непревзойдённые умения, создающим свои творения с определённой целью - доказать силу и мощь Бога и церкви.

«Как огнём палим я» - говорит бес об ощущении от заключения в сосуде, о нестерпимости заточения под крестным знамением. Здесь подчёркивается, как больно и плохо будет тому, кто идёт против Бога.

«Заклятьем твоим, как цепями, крепко связан» - говорится о слове священника, имеющим великую власть над бесом, олицетворение несокрушимости церковного заклятия.

«Овцы осудили пастыря» - так люди, не поверившие сначала архиепископу, сказали сами о себе после осознания своей ошибки. Богобоязненность настолько велика, что люди готовы отождествлять себя с животными, а священника с пастухом (пастырь - устар. пастух), это выражение также можно отнести к литоте, поскольку здесь преуменьшается значение человека в этом мире, что очень характерно для верующих того времени;

«Словно по воздуху несомый» плыл святой по реке, вероятно плот не качался на волнах, а плыл, казалось, над водой, против течения.

Из метафор:

«несокрушимая твердыня» или «твердый адамант» (в другом переводе) - о силе воли Иоанна, который может устоять перед любым «бесовским наваждением», который может вытерпеть любые лишения и изгнания, для доказательства людям своей чудесной силы и силы Бога, который дал святым «власть над духом нечистым»;

«в сладость учения святаго» - о заинтересованном и положительном отношении людей к учениям архиепископа, об ощущении наслаждения, испытываемого людьми от его рассказов.

Эпитеты также немногочисленны и призваны чётко выделить всё божественное, как истинное и самое лучшее, а земное и бесовское как более низкое:

«дивен бог», «бес лукавый», «целомудренный великий святой», «душеспасительная беседа» «честные игумены, искуснейшие иереи и богобоязненные мужи», «уста льстивые», «великая быстрина», «преславное чудо» и другие.

Поскольку повесть переписывалась неизвестное количество раз, при этом, возможно, обрастая подробностями и приукрашиваясь, в тексте также встречаются перифразы. «Забвению предать» (забыть), «творить молитвы» (молился), «клевету возводить» (клеветать), «впасть в сомнение» (сомневаться) и другие. К частному случаю перифраза можно отнести эвфемизмы слова «чёрт». Слово «чёрт» заменяется в тексте различными синонимами: «бес», «нечистый», «дьявол», «лукавый». Это объясняется тем, что имя языческого чёрта христианину не полагалось произносить вслух, по крайней мере -- без особого повода. Считалось, что простого упоминания чёрта достаточно, чтобы он услышал это и приблизился к неосторожному человеку, а то и навредил ему. Сама же христианская Церковь, таким образом, преследовала цели распространять христианство и уничтожить язычество путём наложения жёсткого табу на имена языческих божеств и обозначения. Поэтому и в устной и в письменной речи, поминая чёрта, цензуру обходили, используя эвфемизмы.

Характер выше приведённых тропов можно объяснить установленными еще Логофетом определёнными приёмами для жизнеописания святого и для прославления церкви; а данные образцы имели несколько холодный и монотонный стиль, которому легко было подражать даже не будучи одарённым писателем.

Рассматривая построение «Повести», можно отметить многочисленные анафоры: единоначатие предложений и частей предложений посредством повторяющегося союза «и», что отличает сочинительную связь как особенность древнерусского синтаксиса. «И обреете святый беса стояща на том месте, иде же повелел ему, яко коня уготовлена. И вседе на нь святый, и обретеся тое же нощи в Великом Новограде, в келии своей. И отходя бес ис келии святаго, и рече…». Используемые в описательных фрагментах эпизодов повторы, активизируют внимание на отдельных экспрессивных моментах, придавая речи оттенок торжественности, приподнятости. Так и стилистическая симметрия выделяет и подчёркивает дополнительным пояснением важные детали текста: «Согрешили мы, неправедно поступили », «возвратись на престол свой, не оставь чад своих осиротевшими».

Описание жития святого диктует характерные для богословской литературы фразеологические сочетания: «праведник Божий», «раб Божий», «дети мои», «дьявол лукавый», «Божий святитель», «крестный ход», «Божий суд», а также в повести употребляются цитаты из Библии: «Прославляющего меня - и я прославлю», «Блаженны изгнанные правды ради» и др.

Использование легендарных мотивов поимки беса в сосуд и езде на бесе получили довольно значительное распространение в литературе Востока и Запада. Первый мотив, видимо восходит к сказанию о Соломоне, запечатлевшем бесов в сосуде. Он нашёл своё отражение и в византийской житийной литературе, в частности в патериковой, в повести об авве Лонгине, вошедшей в «Скитский патерик».

Занимательность сюжета повести привлекла внимание лицеиста Пушкина, начавшего работу над комической поэмой «Монах». Мотив путешествия героя на бесе был также использован Н. В. Гоголем в повести «Ночь перед Рождеством».

Находящая под идейным влиянием православия литература пропагандировала традиционные христианские добродетели: смирение, покорность, страх господнего гнева благочестие. Во имя чего приносились такие жертвы? Ведь чтобы служить Богу, не надо себя истязать, а нужно нести свою веру с чистой душой и открытым сердцем людям. Смириться - успокоить душу, а не безропотно подчиняться «власть имущим». А, наделяя своих персонажей такими нравственными качествами, древняя литература тем самым способствовала искажению самого понимания внутреннего мира человека, мистификации, что было выгодно консервативным силам Древней Руси.

Размещено на Allbest.ru