Сонеты из "Книги песен" и жизнь Петрарки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Вступление

1. История создания «Канцоньере»

1.1. Идеологические противоречия Петрарки

1.2. История написания «Канцоньере»

2. Тема и структура «Книги песен»

2.1. «Канцоньере» - рассказ зрелого человека

2.2. Противоречие «Книги песен» 9

2.3. Хронология «Канцоньере» и реальность любви Петрарки

3. Тема любви в сонетах Петрарки

3.1. Роковая власть Амора над человеком

3.2. Лаура - реальная историческая личность

3.3. Традиции поэзии на народном языке

3.4. Внутренняя борьба героя

3.5. Парадоксы любви Петрарки

4. Петрарка и современники

4.1. Влияние Данте на творчество Петрарки

4.2. Особенность образа Лауры

4.3. Любовь - грустное, мучительное чувство

4.4. Безответная любовь Петрарки

5. На смерть Лауры

5.1. Скорбь по Лауре

Выводы

Список использованной литературы

Вступление

Актуальность работы обусловлена необходимостью студентам-филологам глубже понять особенности темы любви в «Книге песен», узнать факторы, повлиявшие на стиль написания сонет, понять причины написания «Канцоньере» на итальянском языке.

Цель моей работы - изучение сонет и истории создания «Книги песен». Исследование темы любви Петрарки в «Канцоньере».

Достижение данной цели требует решения следующих задач:

· изучение жизни Петрарки;

· исследование источников, доказывающих существование Лауры;

· изучение сонетов;

· исследование исторических событий, повлиявших на творчество Петрарки;

· исследование творчества трубадуров;

Объектом изучения являются сонеты из «Книги песен» и жизнь Петрарки.

Предметом изучения является «Канцоньере» и источники, повествующие о жизни и творчестве Петрарки.

1. История создания «Канцоньере»

1.1 Идеологические противоречия Петрарки

«Канцоньере" - венец любовной лирики Петрарки. Основной темой, определившей логику и структуру сборника является развитие любовных чувств поэта, начиная с высокой и чистой неразделенной юношеской любви и кончая зрелой переоценкой своих чувств после смерти Лауры и раскаяньем в «безумствах юности». Петрарка подчеркивает реальность объекта своих чувств, подробно описывая ее красоту, восхищается ее золотыми волосами. Сборник «Канцоньере» разбит на 2 части: «Избранные сонеты и канцоны на жизнь и смерть мадонны Лауры» и «Сонеты и канцоны на смерть мадонны Лауры». Жанром этого произведения является любовная лирика, и в этом смысле Петрарка - продолжатель традиций провансальских трубадуров. Большое влияние оказало на него поэтическое творчество представителей предвозрожденческого «нового стиля» - Данте, Чинно да Пистойя. Кроме того, в стилистике, несомненно, сказывается влияние античных традиций, некоторые ранние сонеты даже несколько перегружены образами из греческо-римской мифологии.

Подражая своим провансальским и итальянским предшественникам в этом жанре, а также исходя из своей склонности к использованию игры слов и сходных поэтических примеров, Петрарка называет Лауру лавром, вероятно в связи с созвучием этих слов (Laura - lauro). Лавр - символ вечно молодой красоты и славы. Для описания красоты Лауры и своих чувств поэт широко использует поэтические аллегории, олицетворения и другие приемы. Несмотря на то, что Лаура описывается как прекрасная женщина, она не превращается в некий бесплотный образ или символ. Поэт находит неповторимость и своеобразие в каждом ее взгляде, жесте, движении, даже в ее слезах. Тем не менее описание объекта своей влюбленности поэт не превращает в самоцель. Петрарка анализирует свои чувства, порой восхищение и высокую радость, порой - отчаяние неразделенной любви, порой - сомнения и раскаяние.[ 9, c.198-199]

Идеологические противоречия Петрарки выразились не только в его морально-философских трактатах, но и в его лирических стихотворениях, написанных, в отличие от остальных произведений, на итальянском языке. Сам Петрарка не очень высоко ценил свои итальянские стихи, называя их «пустяками», «безделками», ибо, по его мнению, полноценной литературой являются лишь произведения, написанные по-латыни.[ 1, c.87]

Петрарка по-прежнему утверждал, что языком подлинной литературы является «правильная», классическая латынь, однако работа над «Канцоньере» и «Триумфами» доказывает, что после возвращения в Италию его отношение к народному языку и его поэтика вообще претерпели серьезное изменение. Латинскую «Африку» Петрарка забросил, но он до последних дней упорно совершенствовал стихи итальянского «Канцоньере». [2, c. 315] Но будущее показало, что Петрарка велик именно своими итальянскими стихами, в которых он выступил подлинным пролагателем новых путей в области не только итальянской, но и европейской лирики.

Петрарка начал писать итальянские стихи уже в ранней молодости.[1, c.87] В «Канцоньере» Петрарка еще теснее примкнул к литературной традиции народного языка. Вместе с тем он видоизменял старые формы, обогащая поэзию гуманистическими концепциями. В «Канцоньере» обобщен опыт всего предшествующего творчества Петрарки,[ 2, c. 315] не только прирожденного лирика, еще в пору ранней юности освоившего основные жанры тогдашней поэзии на «вольгаре» от изощренно-сложной провансальской секстины и интеллектуалистической канцоны Кавальканти до светски галантного мадригала и простонародной песенки-баллады, но и непревзойденного знатока древности, латинского поэта, мыслителя-моралиста, провозгласившего самопознание основой литературы и философии. И так же как в «Письмах», весь этот опыт сконцентрирован вокруг «я» поэта, типизированного как личность «нового человека».[6, c. 16]

Подобно всем своим предшественникам, провансальским и итальянским, включая и Данте, он разрабатывал по преимуществу жанр любовной лирики. Свою возлюбленную Петрарка называл Лаурой и сообщил о ней только то, что впервые увидел её 6 апреля 1327 г. и что ровно через 21 год она скончалась. После смерти Лауры Петрарка воспевал её ещё десять лет и в дальнейшем разделил сборник посвященных ей стихов, обычно называемый «Канцоньере» («Canzoniere», т.е. «Книга песен»), на две части, озаглавленные «При жизни мадонны Лауры» и «После смерти мадонны Лауры».[1, c. 87]

1.2 История написания «Канцоньере»

Петрарка работал над «Канцоньере» многие годы, начиная с 1336 г. Первый авторский свод относится к 1356 - 1358 гг. и содержит 215 стихотворений. Окончательная редакция (1373), озаглавленная по-латыни «Rerum vulgarium fragmenta» («Отрывки на народном языке»), насчитывает 366 произведений (317 сонетов, 29 канцон, 7 баллад, 4 мадригала).[2, c. 315]

Состав «Канцоньере» несколько расходится с названием сборника, в котором канцоны составляют далеко не самую значительную часть, уступая первое место сонетам, из которых главным образом и состоит «Канцоньере».[1, c.87]

В пору работы над собранием латинских своих посланий, прозаических писем и началом работы над будущим "Канцоньере" часть своих итальянских стихотворений Петрарка уничтожил, о чем он сообщает в одном письме 1350 года.

Первую попытку собрать лучшее из своей итальянской лирики Петрарка предпринял в 1336-1338 годах, переписав двадцать пять стихотворений в свод так называемых "набросков" (Rerum vulgarium fragmenta). В 1342-1347 годах Петрарка не просто переписал их в новый свод, но и придал им определенный порядок, оставив место для других, ранее написанных им стихотворений, подлежащих пересмотру. В сущности, это и была первая редакция будущего "Канцоньере", целиком подчиненная теме возвышенной любви и жажды поэтического бессмертия.

Вторая редакция осуществлена Петраркой между 1347 и 1350 годами. Во второй редакции намечается углубление религиозных мотивов, связанных с размышлениями о смерти и суетности жизни. Кроме того, тут впервые появляется разделение сборника на две части: "На жизнь мадонны Лауры" (начиная с сонета I, как и в окончательной редакции) и "На смерть мадонны Лауры" (начиная с канцоны CCLXIV, что также соответствует окончательной редакции). Вторая часть еще ничтожно мала по сравнению с первой.

Третья редакция (1359-1362) включает уже 215 стихотворений, из которых 174 составляют первую часть и 41 вторую. Время пятой редакции - 1366-1367 годы; шестой редакции - 1367-1372 годы.

Седьмая редакция, близкая к окончательной, которую автор отправил Пандольфо Малатеста в январе 1373 года, насчитывает уже 366 стихотворений (263 и 103 соответственно частям). Восьмая редакция - 1373 год, и, наконец, дополнение к рукописи, посланное тому же Малатеста, - 1373-1374 годы.

Девятую, окончательную, редакцию, содержит так называемый Ватиканский кодекс под номером 3195, частично автографический.

По этому Ватиканскому кодексу, опубликованному фототипическим способом в 1905 году, осуществляются все новейшие критические издания.

В Ватиканском кодексе между первой и второй частями вшиты чистые листы, заставляющие предполагать, что автор намеревался включить еще какие-то стихотворения. Разделение частей сохраняется: в первой - тема Лауры-Дафны (лавра), во второй - Лаура - вожатый поэта по небесным сферам, Лаура - ангел-хранитель, направляющий помыслы поэта к высшим целям.

В окончательную редакцию Петрарка включил и некоторые стихи отнюдь не любовного содержания: политические канцоны, сонеты против авиньонской курии, послания к друзьям на различные моральные и житейские темы. [5, c. 73]

Кроме любовных стихотворений, в сборник были включены также сонеты и канцоны философского и политического содержания. Среди последних особенно знамениты канцоны «Моя Италия» и «Высокий дух», а также три антиватиканских сонета (сонет 136, 137 и 138), дающих острейшее обличение папского двора и царившей там чудовищной распущенности.[1, c. 87]

2. Тема и структура «Книги песен»

2.1 «Канцоньере» - рассказ зрелого человека

Тема и структура внутренней организации «Книги песен» даны в первом, вступительном сонете.

«Книга песен» - «поэтическая исповедь» (А. Н. Веселовский): это рассказ зрелого, много пережившего человека о том смятении чувств, которое он претерпел когда-то давно, в пору своей бурной молодости. Тема «Книги песен» - юношеская любовь, высокая, чистая, порывистая, но робкая и неразделенная. Диапазон любви определен так: «От пустых надежд до пустой скорби». В конце сонета говорится, что результатом любви явился «стыд, раскаянье да ясное понимание того, что все то, что любезно миру,- лишь краткий сон».[6, c. 17]

Поэт выражает надежду, что его «разностильный» рассказ встретит сочувствие и сострадание. он надеется пробудить в читателях те самые чувства, которых сам теперь стыдится и которые вызывают у него боль раскаянья. На лицо противоречие, но это формообразующее, структурное противоречие, которое дает основное содержание «Канцоньере», организуя его изнутри.[2, c. 315]

Но от своей любви автор вступительного сонета не отрекается. Напротив, он не только выставляет на всеобщее обозрение суетность своих чувств - «le vane speranze e`l van dolore», но и, адресуясь прежде всего к «тем, кто на собственном опыте познал любовь», выражает надежду, что его «разностильный» рассказ встретит у читателей сочувствие и сострадание. Он надеется вызвать в них те самые чувства, которых сам он стыдится и которые порождают в нем боль раскаянья.

2.2. Противоречие «Книги песен»

Тут существует явное противоречие, но именно оно и является тем формообразующим, структурным противоречием, которое дает основное содержание «Книге песен», организуя его изнутри. Формально противоречие это реализовано в разделении лирического «я» книги на автора и героя. Чувство в «Книге песен» - предмет рефлексии и созерцания. Поэт все время смотрит на себя со стороны. Он делает себя самого своим объектом и оказывается способным тщательно анализировать и определенным образом оценивать содержание своего внутреннего мира, потому что теперь он «отчасти уже не тот, кем был прежде».

Автор и герой объединены в «Книге песен» единством лирического «я», и вместе с тем между ними существует определенная дистанция. Для восприятия «Книги песен» дистанция эта важна. Именно она объясняет классическую объективность, ренессансную гармоничность языка, стиля и общего тона петрарковского «Канцоньере».

В «Книге песен» рассказывается о муках отвергнутой любви, о несбывшихся надеждах, но страсть никогда не выплескивается на поверхность. В этом существенное отличие Петрарки от романтиков XIX века, с которыми его нередко сближали. В «Книге песен» Петрарка не изливается в переполняющих его чувствах, а вспоминает и грустно размышляет о своей прошлой любви.

Что делаешь? Что ищешь? Что назад

Глядишь на дни, которым нет возврата,

О скорбный дух? Что хворостом богато

Питаешь пламя, коим ты объят?

(CCLXXII, Перевод А. Эфроса)

«Книга песен» - книга воспоминаний. Петрарка в ней все время датирует свою любовь. Ему хотелось впустить в книгу реальное, историческое время: «Осталось позади шестнадцать лет моих томлений…» (CXXIII); «Семнадцать лет кружится небосвод с тех пор как я горю…» (CXXII) «В тысяча трехсот двадцать седьмом, в апреле, в первый час шестого дня, вошел я в лабиринт, где нет исхода» (ССXI); «Так двадцать лет я (долгое томленье!) ни скорбь, ни боль не в силах превозмочь…» (CCXII); «Меня любовь томила двадцать лет, но я был бодр в огне и весел в боли; когда ж ушла мадонна из юдоли - десятый год душе покоя нет» (CCCLXIV).

2.3 Хронология «Канцоньере» и реальность любви Петрарки

Объединяя свои стихотворения в «Книгу песен», Петрарка чаще всего придерживался хронологии. Иногда он даже называл себя историком Лауры и сравнивал себя с Гомером, Вергилием и Эннием (CLXXXVI, CLXXXVII). В отличие от «Триумфов», в «Книге песен» нет всепоглощающей вечности, и время в ней не побеждает любовь. Реальность исторического времени понадобилась Петрарке, для того чтобы подчеркнуть реальность и необычность своей любви.

Тем не менее ни Лаура, ни любовь Петрарки не знают развития. Время движется помимо них, и любовь в «Книге песен» оказывается без истории. Нет ни событий, ни фабулы, даже в той форме, в какой фабула существовала во вневременной дантовской «Новой Жизни». Попытки реконструировать жизненный «роман» Петрарки по «Книге песен» (у нас это пробовал делать А. Н. Веселовский) всегда оканчивались неизбежной неудачей, ибо «романа» не было.

Петрарка подчеркивал реальность своей любви, потому что Лаура действительно существовала и потому что он описывал совсем не такую любовь, какую описали до него Данте и Кавалькапти, но воспоминания в «Книге песен» построены совсем не так, как строятся мемуары. В «Книге песен» нет последовательности воспоминаний. Ситуация вводного сонета - поэт размышляет и вспоминает о своей безответной любви - воспроизводится во всех сколько-нибудь значительных стихотворениях «Книги песен». Она константна. «Книга песен» состоит из множества отдельных воспоминаний о любви к Лауре, равновеликих и равнозначных в своем жизненном содержании, почти тождественных по своему содержанию даже тогда, когда они явно конструируются воображением и когда за ними трудно предположить подлинную реальность факта. Известно, например, что в письмах к друзьям и потомкам Петрарка не только недвусмысленно отвергал возможность посмертной любви, но даже объявил смерть Лауры небесполезной для своего внутреннего развития. «В юности, - писал он, - страдал я жгучей, но единой и пристойной любовью, и еще дольше страдал бы ею, если бы жестокая, но полезная смерть не погасила бы гаснущее пламя» (Posterit). Между тем в «Книге песен» изображение посмертной любви составляет едва ли не самые яркие взволнованные страницы. Умершая Лаура не менее прекрасна и не менее жива в «Книге песен», чем Лаура живая и любима она не менее искренно.

Я мыслию лелею непрестанной

Ее, чью тень отнять бессильна Лета,

И вижу вновь ее в красе рассвета,

Родной звезды восходом осиянной,

Как в первый день, душою обаянной

Ловлю в чертах застенчивость привета.

«Она жива, - кричу, - как в оны лета!»

И дара слов молю из уст желанной.

(CCCXXXVI, Перевод Вяч. Иванова) [6, c. 17-20]

Причем умершая Лаура не менее прекрасна и не менее реальна в «Канцоньере», чем Лаура живая, и любима на не менее искренно.

Вновь предо мной, как в те года расцвета,

Она стоит в лучах звезды своей,

Она была такой: на утре дней,

Достоинством и строгостью одета -

И вот опять ей шлю слова привета

И жду, как дара, сладостных речей.

(CCCXXXVI, перевод А. Эфроса) [2, c. 317]

Воспоминания возрождали в «Книге песен» угасшую любовь и стирали границы между реальным и идеальным. В то же время, неизменно проецируясь на целостное сознание, вспоминающего поэта, они создавали истинное содержание «Книги песен» и обусловливали характер своеобразной реалистичности ее ренессансного стиля.[6, c.20]

3. Тема любви в сонетах Петрарки

3.1 Роковая власть Амура над человеком

В итальянском творчестве Петрарки любовь - центральная тема, и это не просто формальная дань традиции, это закономерность. Героиня рыцарской любовной лирики, указывает А.Н. Веселовский, толкает на путь самоанализа поэта, «занятого своим чувством, беседующего с собой». Не реальные жизненные события занимают воображение трубадура, а его собственная реакция на чувство, его восхищение красотой и благородством дамы; он пытается анализировать, пусть пока еще в очень примитивной форме, те отклики, которые будит в нем окружающий мир. Все это означало известную переоценку ценностей в сознании средневекового человека.

Кто не любит - тот по-настоящему не ведает смысла жизни и тем более не может быть поэтом, провозглашает Бернарт де Вентадорн (канцона «Non es meravelha s`ieu chan»). Эти строки стали как бы эпиграфом к творчеству трубадуров, рассказывающих о всепоглощающем характере чувства, о его власти над человеком. Отсюда пристрастие трубадуров к эпитету «ferm», который встречается у Пейре Видаля, у Арнаута Даниэля («non ferm voler domn`ai tant en vos mes»; «lo ferm voler qu`l cor m`intra»). Вслед за ними этот эпитет широко использует и Петрарка, выделяя традиционную мысль о роковой власти Амора над человеком («che` ben ch`i` sia mortal colpo di terra,/lomio fermo desir vien da le stelle», 22), подчеркивая непреходящий характер любви во времени («gia` per etate il mio desir non varia», 168). Однако в некоторых его стихотворениях представление о всепоглощающем характере чувства связано с новой поэтической темой. Так, в 169-м сонете, слегка изменяя традиционную формулу, поэт говорит о своей непохожести на других людей; появляется тема одиночества, столь характерная для мировосприятия Петрарки. «Pien d`un vago penser che mi desvia/ da tutti gli altri, et fammi al mondo ir solo…» - в этих строках звучит осознание своей индивидуальной судьбы , особого жизненного пути в мире и гордость: этот нелегкий путь поэт не променял бы ни на какой другой.[7, c. 37]

3.2 Лаура - реальная историческая личность

Имя «Лаура» казалось многим биографам Петрарки вымышленным прозвищем, под которым трубадуры любили скрывать имена своих дам. Оно было удобно ввиду его созвучия со словом «лавр» (Laura - lauro), символом славы. Петрарка постоянно играет этими словами , утверждая, что любовь к Лауре дает ему лавр, иногда даже называя свою возлюбленную лавром.

Биографам Петрарки удалось собрать о его возлюбленной небольшое количество биографических данных. Установлено, что Лаура родилась около 1307 г. в знатной авиньонской семье Нов, что она вышла в 1325 г. замуж за местного дворянина Гюга де Сад, что она стала матерью 11 детей и скончалась в чумный 1348 год. Замужнее положение Лауры не противоречит её образу в стихах Петрарки, который изображал Лауру женщиной, а не девушкой, что опиралось на старую традицию куртуазной лирики. В стихотворениях Петрарки нет ни одного намёка не только на ответное чувство к нему Лауры, но даже на близкое знакомство с нею.

До нас дошли далеко не все стихи Петрарки в честь Лауры, ибо поэт уничтожил свои ранние опыты, в которых он еще недостаточно овладел поэтическим мастерством. Первое из дошедших до нас стихотворений Петрарки (канцона 1) не старше 1330 г. Оно написано ещё в манере провансальских трубадуров, песни которых доживали в Авиньоне. Петрарка долек здесь от присущей итальянским поэтам «сладостного нового стиля» спиритуализации любви, её превращения в символ добродетели, в отражение «божественного блага». Любовь (Amore) здесь - властная сила, берущая к себе в союзницы возлюбленную поэта, и они обращают поэта в вечнозеленый лавр. Отзвуки поэзии трубадуров сочетаются в ранней лирике Петрарки с реминисценциями из римских поэтов, главным образом Овидия.[1, c. 87-88]

Быть может, самой ценной вещью, которую Петрарка взял из отцовского дома, был прекрасный пергаментный кодекс, заключавший в себе, помимо разных мелочей, произведения Вергилия с комментариями Сервия, - рукопись XIII века, помнящая юность Данте, семейная реликвия. Но вскоре он его потерял. Судя по записям Петрарки, кто-то его украл 1 ноября 1326 года, но потом, спустя много лет, 17 апреля 1338 года, каким-то чудом он снова его обрел.

Эти даты Петрарка записал на странице, приклеенной к обложке. Кроме этой станицы, им приклеена еще и вторая - с миниатюрой Симоне Мартини. Маэстро из Сиены изобразил по его просьбе Вергилия в длинном белом одеянии, с бородой философа. Он сидит под пушистым фантастическим деревом, изображенным на темно-голубом фоне. К нему приближается ученый муж Сервий, он ведет за собой Энея, тот в полной экипировке, с длинным копьем в руке стоит у края страницы. Внизу, в другой части картины, виден человек, обрезающий ветку виноградной лозы, символ "Георгик", и пастух с овцами, символизирующий "Буколики".

С этим кодексом Петрарка никогда не расставался и, несмотря на его солидные размеры и увесистость, всюду возил с собой. Из разбросанных в изобилии на полях заметок с годами складывался как бы дневник, содержащий его наблюдения и размышления о Вергилии, о приобретенных знаниях, прочитанных книгах, в нем отмечены даже кое-какие факты из жизни. Важнейший из них запечатлен на обороте первой страницы, приклеенной Петраркой к обложке. Вот этот документ сердца:

"Лаура, известная своими добродетелями и долго прославляемая моими песнями, впервые предстала моим глазам на заре моей юности, в лето Господне 1327, утром 6 апреля, в соборе святой Клары, в Авиньоне. И в том же городе, также в апреле и также шестого дня того же месяца, в те же утренние часы в году 1348 покинул мир этот луч света, когда я случайно был в Вероне, увы! о судьбе своей не ведая. Горестная весть через письмо моего Людовико настигла меня в Парме того же года утром 19 мая. Это непорочное и прекрасное тело было погребено в монастыре францисканцев в тот же день вечером. Душа ее, как о Сципионе Африканском говорит Сенека, возвратилась, в чем я уверен, на небо, откуда она и пришла. В память о скорбном событии, с каким-то горьким предчувствием, что не должно быть уже ничего, радующего меня в этой жизни, и что, после того как порваны эти крепчайшие сети, пора бежать из Вавилона, пишу об этом именно в том месте, которое часто стоит у меня перед глазами. И когда я взгляну на эти слова и вспомню быстро мчащиеся годы, мне будет легче, с божьей помощью, смелой и мужественной думою, покончить с тщетными заботами минувшего, с призрачными надеждами и с их неожиданным исходом".[3, c.18]

Личность Лауры идентифицировать оказалось достаточно сложно, и до сей поры действительность существования Лауры не доказана и не опровергнута. Ее имя тоже может быть условно-поэтическим сеньялем. В сонетах ее имя встречается в неустанной игре слов, в сочетании с золотом, лавром, воздухом: l'aureo crine -- «золотые волосы», lauro -- «лавр». Наиболее распространенной версией выступает гипотеза, отождествляющая Лауру с дамой из семьи де Нов. Лаура де Нов была супругой графа Гуго II де Сада, предка знаменитого маркиза. Лаура де Нов вышла замуж в возрасте 15 лет. В браке она родила 11 детей. Скорей всего, она была примерной женой и матерью. Неизвестно даже, знакомы ли были ей обращенные к ней сонеты. Та Лаура, чей образ создан в «Канцоньере», принадлежит поэзии, а не действительности, именно это - та Лаура, которая создается поэтом и одновременно формирует и развивает его самого. В «Моей тайне» Петрарка так говорит о той роли, которую сыграла в его судьбе любовь к Лауре: «…она удалила меня от общения с толпою, …(она) руководя мною на всех путях, подстрекала мой оцепенелый гений и пробудила мой полусонный дух».[4, c. 103]

3.3 Традиции поэзии на народном языке

Обратившись к теме любви, Петрарка следовал традициям поэзии на народном языке, которая, согласно Данте, «изначально создана для любовных песен». Используя образы предшествующей лирики и отчасти народных песен, Петрарка обрисовывал новое отношение человека к окружающему его посюстороннему миру, к природе. Лаура почти никогда не вспоминается в ее авиньонском окружении. В «Канцоньере» природа лирически противопоставлена городу, ограничивающему внутреннюю свободу поэта, т.е. в конечном счете феодально-сословной действительности. Красота любимой женщины - это красота по-ренессансному естественного мира. Чувство любви к Лауре перерастает в радостное приятие земногокоторое нередко отвергалось и высмеивалось официальным Средневековьем. Знаменитый сонет LXI стал своего рода лирическим манифестом новой эпохи и именно так воспринимался современниками, начиная с Боккаччо:

Благословен день, месяц, лето, час

И миг, когда мой взор те очи встретил!

Благословен тот край и дол тот светел,

Где пленником я стал прекрасных глаз!

Благословенна боль, что в первый раз

Я ощутил, когда и не приметил,

Как глубоко пронзен стрелой, что метил

Мне в сердце бог, тайком разящий нас!

Благословенны жалобы и стоны,

Какими оглашал я сон дубрав,

Будя отзвучья именем Мадонны!

Благословенны вы, что столько слав

Стяжали ей, певучие канцоны,-

Дум золотых о ней, единой, сплав!

3.4 Внутренняя борьба героя

Любовь в «Канцоньере» - чаще грустное, а порой и мучительно-тревожное чувство, граничащее, насколько это было возможно в столь гармоничной поэзии, с отчаяньем. В нем много от ацедии из «Тайны». Любовь изображается в «Канцоньере» не только как радость, но и как боль потому, что она реальна. Она печальна, потому что она - любовь отвергнутая. Счастливых минут поэт может вспомнить не так уж и много. Изображая свою печаль, Петрарка часто проецировал ее на природу, и тогда его внутренний мир оказывался частью природы и мог приобретать поразительную пластичность.

Однако у Петрарки гармония человека и природы скорее идеал, чем реальность. Герой «Канцоньере» только-только вышел за пределы средневековых идей. Он еще помнит о том, что любовь почитается грехом, и это тревожное воспоминание переплетается с воспоминаниями о Лауре. Традиционная безответность любви в «Канцоньере» мотивированна добродетелью. Чувственность подавляется, но смятение чувств выставляется напоказ как реальная человеческая ценность с большой поэтической силой и с еще большей смелостью, чем в «Тайне». Петрарка кается в греховности своей любви, но не отрекается от нее, не проповедует аскетического презрения к миру. Печаль «Канцоньере» во многом порождена пониманием того, что красоту человек удержать не в состоянии: она хрупка и переходяща. За пределами смерти для Петрарки, хоть он и остается в лоне религии, будто бы ничего и не существует. Его герой боится смерти и мучится мыслями о посмертной судьбе, потому что он верующий, но еще больше потому, что он научился ценить природу и земную любовь.

3.5 Парадоксы любви Петрарки

Согласно Черноземовой, Петрарка исследует живущее в нем чувство и учится с ним жить. Он вскрывает новые законы и парадоксы любви.

Парадокс первый: неповторимый - значит непонятый и одинокий. Неодолимая тоска, как ни странно, рождается из открытия уникальности и единственности каждого человека. Если ты неповторим, то никто никогда не сможет тебя понять до конца. И планида твоя - так и жить никем и никогда не понятым, одиноким в своих радостях и горестях.

Парадокс второй: любовь - добровольное мучение. Отказ от него равносилен потере смысла жизни. Моля об избавлении от страданий, он вопрошает себя о том, что ему мешает собраться с волей и положить всему конец сейчас же. И, заглянув в себя, со всей откровенностью заявляет, что не хочет такого избавления. «Я мук своих хочу…» - восклицает он в CXXXIV сонете «Канцоньере».

Парадокс третий: близость в отдалении. Наблюдая за своими реакциями на близость возлюбленной, Петрарка отметит отдаленность, которую чувствует, находясь рядом с ней. Далее он заметит, что в удалении обретает возможность наслаждаться общением с возлюбленной, более полно и глубоко предаваться мечтам.

Парадокс четвертый: смерть при жизни, или Новая жизнь. Полностью, безраздельно отдаваясь чувству любви, влюбленный оказывается будто бы потерянным для обыденной жизни. Он ищет уединения, стремясь как можно чаще и дольше пребывать наедине со своими мечтами о возлюбленной, будто бы творя при этом иную действительность. Но, творя свой собственный, никому не доступный мир, он создает тем самым новую жизнь, которая ничуть не менее реальна, чем очевидная повседневность.

Парадокс пятый: спасенье - гибель? Петрарка настаивает на том, что, даже не зная о всех своих недостатках и несовершенстве своей способности любить, человек не в праве (или не в состоянии) судить о том, что ему такая любовь дает как человеку. Таким образом, страдать от любви - и значит менять что-то в себе, может быть, и не всегда осознавая, что именно меняется.

Парадокс шестой: бессмертие Любви и сближение после утраты. Когда любимая становится бесплотной, близости с ней можно больше не опасаться. В сближении больше не будет ничего грозящего непристойностью, унижением высокого чувства. Уход любимой - еще один рубеж в развитии чувства, грани которого кажутся нестерпимо болезненными, непереносимыми. Но и этот этап становится точкой отсчета нового хода времени.

Парадокс седьмой: нелюбимый любим. Невзаимной любви не бывает - весьма странное высказывание, но по существу своему абсолютно верное. Бог действительно привлекает к себе человека красотой и любовью, но человек может ошибаться в выборе предмета любви. Если при этом он упорствует, стоит на своем, то такое неразумное поведение грозит ему слезами и мучениями. Но Петрарка настаивает на том, что сердце его не обманывает. Мучения, подобные его мучениям, будут длиться веками.[8, c. 91-94]

4. Петрарка и современники

4.1 Влияние Данте на творчество Петрарки

Личность человека Возрождения дает основное содержание всему «Канцоньере» и обусловливает единство его автономных по отношению друг к другу лирических «фрагментов». Каждый сонет отражает какое-то реальное состояние внутренней жизни поэта, имеет свое собственное содержание и может быть эстетически воспринят сам по себе. В то же время он включается в художественное целое книги, определяемое новым, по сравнению со средневековым, пониманием любви, природы и общества, характерным для гуманизма эпохи Возрождения.

Единство «Канцоньере» реализовалось в единстве образной системы и поэтического языка. Петрарка создал в «Канцоньере» особый художественный стиль - стиль ренессанс, который полтора века спустя оказал влияние на поэзию всего европейского Возрождения. В XVI в. через школу петраркизма пройдут лирики Италии, Франции, Испании, Португалии, Англии, а также ряда стран славянского мира.[2, c. 318-320]

Поэтические аллегории, олицетворения, мифологические параллели остаются в поэзии Петрарки и дальше. Но они не мешают Петрарке стремиться к тому, чтобы говорить о своём чувстве без всяких философских абстракций. Правда, Петрарка не мог избежать влияние лирика Данте и его школы. Подобно Данте, он изображает свою возлюбленную образцом добродетели, делает её средоточием всех совершенств, утверждает очищающее и облагораживающее действие её красоты. Но в то же время он не отождествляет красоту с добродетелью, не превращает Лауру в некий бесплотный символ. Не смотря на идеально-платоническую окраску любви Петрарки, его Лаура не теряет своих реальных очертаний, и сам поэт не свободен от чувственного влечения к ней. Она остаётся прежде всего прекрасной женщиной, которой поэт любуется, находя всё новые краски для описания её красоты, фиксируя то своеобразное и неповторимое, что имеется в данной её позе, в данной ситуации. Петрарка описывает локоны Лауры, её глаза, её слезы(о слезах Лауры написано целых четыре сонета); он показывает Лауру, окутанную покрывалом, рисует её в лодке или в коляске, на лугу под деревом, показывает её осыпаемой дождём цветов.[1, c. 88-89]

4.2 Особенность образа Лауры

В отличие от Беатриче и мадонн стильновистов Лаура в «Книге песен» изображена как живая реальная женщина. Однако реальность ее образу придают отнюдь не отдельные жизненные, житейские детали в ее внешнем облике: золотые волосы, эбеновые брови, красивая рука, зеленый цвет ее платьев и т.д., и вовсе не указания на ее взаимоотношения с поэтом: приветствие, которым она его одаряет или в котором она ему отказывает, ее болезнь и связанные с нею тревоги, похищение перчатки и т.п. Такого рода «реалии» в «Книге песен» скудны и сами по себе ничего новаторского не представляют. Они вполне традиционны и связывают «Книгу песен» c предшествовавшей ей средневековой литературой - с трубадурами, стильновистами, Данте, не говоря уж о «комическо-реалистической» поэзии Тосканы, в которой реальные предметы повседневного быта играли огромную роль. Новым в «Книге песен» была не проза быта, а внутренний мир поэта, восприятие поэтом окружающей его действительности. Лаура получает жизнь от того потока реальных человеческих воспоминаний, в котором она все время возникает как прекрасное видение и вне которого в «Книге песен» она никогда не существует. Вот почему между умершей и живой Лаурой не существует там принципиальных различий, и вот почему самые традиционные внешние черты оказываются пригодными для создания очень жизненного и принципиально новаторского образа. Реализм «Книги песен» - реализм психологический. Читатель видит Лауру такой, какой ее созерцает и какой ее воспринимает влюбленный поэт, для которой она не аллегория истины или веры, а земная, вполне реальная женщина и который сам, как автор и герой «Книги песен», тоже является реальным человеком только что начавшегося Возрождения.

Для «Книги песен» очень типичен образ Лауры, возникающий в канцоне «Chiare fresche e dolci acque», которая, в свою очередь, может рассматриваться как одно из самых характерных проявлений стиля раннего Ренессанса. канцоньере петрарка лирика лаура

Сладостное воспоминание воскрешает в сознании поэта не только красочную, но и живописную картину, причем движение воспоминаний вносит в нее оживляющую ее динамику: оно как бы воспроизводит поток цветов, падающих на прекрасную женщину, сидящую под весенним деревом.

Это просто прекрасная женщина в окружении прекрасной природы.

Воспоминания влюбленного поэта придают чертам Лауры некоторую идеальность и создают вокруг нее атмосферу легкой грусти,но не ставят под сомнение самую реальность ее существования. Малейшая попытка ее истолкования видения поэта как аллегории немедленно уничтожила бы стихи, лишила всю эту картину ее живописного и поэтического смысла. «Содержание красоты, некогда столь абстрактное и ученое, вернее, даже схоластическое,- писал Фр. Де Санктис, - здесь впервые выступает в своем чистом виде, как художественная реальность». У Данте красота была атрибутом бога, Петрарка делает ее принадлежностью человека. Поэзия «Книги песен» открывала и утверждала красоту земного мира.

Оттого, что мир этот существовал в «Книге песен» только в восприятии влюбленного «я» поэта, только в потоке его воспоминаний, он не становился чистой субъективностью. Воспринимающее «я» объектировано Петраркой в художественный образ. Несмотря на то что образ поэта обладает еще меньшим, чем Лаура, количеством черт, по которым можно было бы представить его внешний облик, он индивидуализирован достаточно четко.

Обратившись к теме любви, Петрарка следовал поэтическим традициям народного языка. Еще Данте писал: «Следует осудить тех, которые слагают на народном языке стихи с рифмами не на любовную, а на какую-нибудь иную тему, ибо поэзия на народном языке изначально была создана именно для любовных песен».

Так же как Данте, Петрарка возвращался к народным истокам поэзии, и, так же как для Данте, изображение любви не было для него самоцелью. Но шел он совсем иным путем. Его поэзия была еще ближе к наивной реалистичности средневековых народных песен (см. CCCLIII). Используя их язык, сравнения, метафоры и отдельные ситуации, Петрарка создавал художественный образ нового отношения человека не к трансцендентному, а к окружающему его посюстороннему, земному миру, к природе. Лаура почти никогда не вспоминается лирическим героем Петрарки в ее городской, авиньонской обстановке, и сам этот герой, как правило, рассматривается вне связей с окружающим его социальным миром. В «Книге песен» постоянно подчеркивается одиночество героя. Вот одна из самых типичных для «Книги песен» ситуаций:

От мысли к мысли, от горы к другой

нехожеными я иду путями:

душа когда-то отдохнуть должна

над тихою пустынною рекой

или в долине меж двумя горами,

где, безутешна и любви полна,

то весело она,

то в слезы, то бесстрашна, то страшится

и лик меняет мой, отобразив

на нем любой порыв,

так, что не скрыть того, что в ней творится.

Для глаз моих угла живого вид -

смертельный враг. Ищу отдохновенья

в горах высоких и в лесах глухих.

Иду - и мысль на месте не стоит,

о милой думаю и наслажденье

порой в страданьях нахожу своих.

(CXXIX, Перевод Е.Солоновича)

Канцона дает меру психологической реалистичности лирики Петрарки. Образы внешнего мира строят образ души, отражаясь в ней и отождествляясь с нею. Движение героя в пространстве («от горы к другой») совпадает с движением его раздумий («от мысли к мысли»), и это придает своего рода зрительную наглядность колеблющемуся потоку воспоминаний, в котором время от времени возникает образ любимой женщины:

Остановясь порой в тени холма

иль под сосной и выбрав наудачу

скалы обломок, я пишу на нем

прекрасный лик. Когда же от письма

вернусь к себе, замечу вдруг, что плачу;

и удивлюсь: «О чем же ты? О чем?»

Пусть о себе самом,

забыв, когда не отрываю взгляда

от милой, заблуждаюсь глубоко!

Мадонна далеко,

но собственной ошибке сердце радо.

Повсюду вижу я мою любовь,

готовой заблуждаться вновь и вновь.

Она не раз являлась предо мной

в траве зеленой и в воде прозрачной,

и в облаке не раз ее найду.

И Леда перед этой красотой

сочла бы дочь-красавицу невзрачной -

так затмевает солнца свет звезду.

Чем дальше забреду,

чем глуше место, тем мою отраду

прекрасней нахожу.

(CXXIX, Перевод Е. Солоновича)

Лаура здесь не только воспоминание - она также часть природы. В «Книге песен» Лаура - женщина, которую любит поэт и которая волнует не только его дух, но и его плоть. Вместе с тем ее красота, подобно красоте Беатриче, больше чем просто красота любимой женщины: это уже красота всего реального мира. Радостное чувство любви, которое испытывает к Лауре поэт, перерастает у негов захлебывающуюся радость, приятие того самого земного мира, который отвергался, высмеивался и попирался всем официальным средневековьем.[6, c. 20-26]

Тем же настроением проникнуты сонеты XC и CXXXI. Последний заканчивается словами надежды на взаимность. Поэт верит в силу своего чувства и своей новой поэзии:

Я так могуче стану петь любовь,

Что в гордой груди тысячу желаний

Расшевелю и тысячью мечтаний

Воспламеню бездейственную кровь.

(CXXXI, Перевод А. Эфроса)

4.3 Любовь - грустное, мучительное чувство

Однако любовь в «Книге песен» далеко не всегда чистая, ясная, ничем не омраченная радость светлых воспоминаний (XC). Чаще всего это грустное, а порой и мучительно тревожное чувство, граничащее с отчаянием тоски. В ней много от ацедии из «Тайны». Любовь изображается в «Книге песен» не только как радость, но и как боль и страдание потому, что любовь эта - реальна. Она печальна прежде всего потому, что это любовь отвергнутая. Счастливых минут поэт может вспомнить не так уж много.

Мгновенья счастья на подъем ленивы,

Когда зовет их алчный зов тоски;

Но, чтоб уйти, мелькнув, - как тигр легки.

Я сны ловить устал. Ндежды лживы.

(LVII, Перевод Вяч. Иванова)

Изображая свою печаль, Петрарка часто проецировал ее на природу, и тогда его внутренний мир, так же как и Лауры, оказывался частью природы и приобретал поразительную пластичность:

Уж хмурый воздух с въедливым туманом,

Клубящийся под набежавшим ветром,

Вот-вот готов заморосить дождем,

Уже кругом кристаллом стали реки,

И вместо злаков, покрывавших долы,

Куда ни глянь - лишь изморозь да лед.

(LXVI, Перевод А. Эфроса)

Это вполне реалистическая картина зимы в Воклюзе, свидетельствующая о совершенно новом отношении поэта к природе, но в секстине картина эта существует не сама по себе, а только как образ внутреннего мира лирического героя, как образ его печальных раздумий:

И у меня на сердце стынет лед,

И тяжко думы стелются туманом,

Таким, как тот, которым полны долы,

Куда нет доступа любовным ветрам

И где вокруг лежат недвижно реки,

А небо каплет медленным дождем.

(LXVI, Перевод А. Эфроса)

Секстина зафиксировала своеобразную классическую гармонию между человеком и природой. Однако для «Книги песен» в целом такая гармония чаще всего идеал, чем реальность. Печаль Петрарки, так же как и его радость, перерастает пределы просто любви к реальной, земной женщине. Поэт всматривается в свое чувство и сам дивится его противоречивости:

Коль не любовь сей жар, какой недуг

Меня знобит? Коль он - любовь, то что же

Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, боже!...

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?

Коль им теснен, напрасны стоны. То же,

Что в жизни смерть, - любовь. На боль похоже

Блаженство. «Страсть», «страданье» - тот же звук.

Призвал ли я иль принял поневоле

Чужую власть?.. Блуждает разум мой.

Я - утлый челн в стихийном произволе,

И кормщика над праздной нет кормой.

Чего хочу, - с самим собой в расколе, -

Не знаю. В зной - дрожу, горю - зимой.

(CXXXII, Перевод Вяч. Иванова)

4.4 Безответная любовь Петрарки

Так же подчеркнутость внутренних противоречий в сонете CXXXV: «Pace non trovo e non `o da far querra». Именно поэтому, чтоЛаура - земная женщина и вместе с тем больше, чем просто женщина, неразделенная любовь к ней становится в «Книге песен» образом сложного, противоречивого, неспокойного отношения реального человека ко всему окружающему его реальному миру. Герой «Книги песен» только-только вышел за пределы средневековой идеологии. Он еще помнит о том, что любовь к земному миру почитается грехом, и это воспоминание переплетается в его сознании с воспоминаниями о Лауре.

Безответность любви в «Книге песен» мотивирована добродетелью. Чувственность в «Книге песен» осуждается и подавляется, но противоречие и смятение чувств выставляются в ней напоказ как реальная человеческая ценность с еще большей смелостью и еще большей поэтической силой, чем в «Тайне». В этом смысле особенно показательна канцона «L`vo pensando…» (CCCLXIV).[6, c. 27-29]

Но любование прекрасной моделью не имеет у Петрарки самодовлеющего характера. Описание красоты Лауры является только поводом для выражения переживаний влубленного в нее поэта. Лаура остаются всегда суровой повелительницей; любовь поэта к ней безнадежна, она питается только грезами, она заставляет его желать смерти и искать облегчения в слезах. Жалобы Петрарки на свою горькую участь лишены однообразия, потому что он находит бесконечные вариации для передачи одних и тех же переживаний.

Эти переживания, эти «порывы скорбного сердца» составляют основное поэтическое содержание «Канцоньере». Подобно трактату «О презрении к миру», книга стихов Петрарки вскрывает его душевные противоречия; она рисует мучительное раздвоение поэта между взвышенным платонизмом и чувственной земной любовью, греховность которой он сознает. Петрарка мастерски изображает борьбу с собственным чувством, свое тщетное стремление подавить его, свое бессилие вернуться назад. Он говорит: «С одной стороны меня уязвляют стыд и скорбь, влекущие меня назад, а с другой стороны меня не отпускает страсть, которая в силу привычки так усилилась во мне, что дерзает спорить с самой смертью». Идеологический конфликт, владеющий сознанием Петрарки, сообщает драматизм его любовной лирике; он вызывает динамику образов и настроений, нарастающих, сталкивающихся, переходящих в собственную противоположность. Внутренняя борьба Петрарки завершается сознанием неразрешимости конфликта. Он ощущает раздвоенность и ущербность своей психики, фиксируя ее в знаменитых словах: «Ни да, ни нет полностью не звучат в моем сердце». Невозможность подавить свое «греховное» чувство вызывает горестное восклицание Петрарки: «И вижу я лучшее, но склоняюсь к худшему!»[1, c. 89-90]

Внутренний конфликт чувств никогда не перерастает у Петрарки в конфликт с действительностью и не порождает разорванности сознания. Средневековый аскетизм в «Книге песен» полностью отсутствует. Петрарка кается в греховности своей любви перед богородицей (CCCLXVI), жалуется на быстротечность жизни (CCCLXIII), объявляет «соблазны мира» - кратким сном (I), устремляется мыслью к небу (CCCLXII), но никогда не отрекается от своей любви и не проповедует аскетического презрения к миру. Он оценивает все только с точки зрения земного человека, осознавшего ценность природы, красоты, любви и вообще человеческих чувств, пробуждаемых реальной действительностью. Выйти за пределы этой действительности его гуманистическое сознание уже не может. Поэтому в «Книге песен» не Петрарка поднимается к умершей возлюбленной, как это делал Данте, а Лаура спускается к нему (CCCLIX). Мир трансцендентного - не мир Петрарки. Лаура и после смерти остается воплощением красоты э т о г о мира, и вся печаль «Книги песен» порождена пониманием того, что его красоту человек удержать не в состоянии: что она хрупка и переходяща.

5. На смерть Лауры

5.1 Скорбь по Лауре

За пределами смерти для Петрарки нет ничего. Лирический герой «Книги песен» боится смерти и мучится мыслями о своей посмертной судьбе, потому что он - человек религиозный, но еще больше потому, что он научился ценить природу, человека и земную любовь, потому что он совсем по-новому осознал себя в своих взаимоотношениях с окружающей его действительностью. Но именно поэтому главное в «Книге песен» - не страх смерти, а ренессансное утверждение того нового мира реальной поэзии, который открылся «герою» в его любви к Лауре. «Книга песен» заканчивается страстной апологией этой любви в канцоне CCCLX, непосредственно предшествующей обращению к богородице. Свою посмертную судьбу Петрарка отождествляет в ней с бессмертием своего чувства, а также с бессмертием пробужденных им стихов. «Книга песен» была устремлена в будущее итальянской поэзии. В ней уже были сформулированы основные мировоззренческие и формообразующие принципы индивидуалистической литературы Возрождения.[6, c. 29-30]

Во второй части «Канцоньере», посвященной умершей Лауре, жалобы на суровость возлюбленной сменяются скорбью о ее утрате. Образ возлюбленной освящается в воспоминаниях; он становится более живым и трогательным. Лаура сбрасывает с себя обличие суровой мадонны, восходящее еще к лирике трубадуров. Она шепчет утешения поэту, дает ему советы, осушает его слезы, присев на край его ложа, и внимательно выслушивает историю его сердечных мук. Подобно Данте, Петрарка превращает свою умершую возлюбленную в святую. При этом, находясь в райской обители, Лаура все время думает о нем и оборачивается назад, стремясь убедиться, что поэт следует за ней. После смерти Лауры кончается страстная борьба против чувства, потому что оно теряет свой земной характер. Однако и здесь временами возникают у поэта сомнения в допустимости любви к «святой» Лауре, услаждающейся лицезрением бога. «Канцоньере» заканчивается канцоной, обращенной к деве Марии, - поэт просит ее вымолить для него прощение у бога за любовь, от которой он не в силах отказаться.

Характерной особенностью поэтического стиля Петрарки по сравнению с Данте является то, что Петрарка придает поэтической форме самостоятельное значение, тогда как для Данте поэтическая форма являлась только орудием мысли. Лирика Петрарки всегда артистична, она отличается исканием изящества, беспрестанным стремлением к внешней красоте. Этот последний момент вносит в его поэзию зачатки эстетизма и даже манерности.

Так, например, стремясь изобразить красоту своей возлюбленной, Петрарка охотно прибегал к вычурным сравнениям: волосы Лауры - золото, ее лицо - теплый снег, брови - абеновое дерево, уста - жемчуг и розы. К этим сравнениям присоединяются блестящие, но холодные метафоры, например: Лаура - солнце, а он - снег, тающий под лучами этого солнца, его любовь - огонь, а он сам - воск, растапливаемый этим огнем, и т.д. Особенно охотно Петрарка играет именем возлюбленной и созвучными с ним словани (помимо приведенных выше Laura - laura, еще l`aura, «дуновение», «ветерок»), строя на таких созвучиях целое стихотворение.

Петрарка увлекался также метрическими трудностями, изощренными комбинациями ритмов и рифм. Он писал, например, секстины. Затрудненность формы секстины, естественно, толкала поэта на искусственные извороты мысли, в результате чего «чувство теряется порой в погоне за формой» (Веселовский). [1, c. 90-91]

Выводы

Таким образом, творчество Петрарки имеет схожие черты с творчеством его современников, в частности с творчеством Данте. Но основная черта, отличающая «Канцоньере» от других произведений того времени состоит в манере изображения объекта любви - Лауры. В отличие от Беатриче, Лаура изображена не в образе небесной богини, а в образе обычной земной женщины. Изображая Лауру, Петрарка показывает ее схожесть с природой, ее красоту, которая освещает ему путь даже после смерти возлюбленной.

Петрарка говорит о своей любви. Его любовь горька, печальна и медленно убивает его. Он говорит, что если любовь несчастна и безответна, то человек выбрал неправильный объект любви. И в то же время утверждает, что в своем выборе он не ошибся, но его страдания будут длиться веками.

Сначала автор жалуется на суровость своей возлюбленной, но вскоре после смерти Лауры жалобы сменяются скорбью об утрате любимой. Свой последний сонет Петрарка адресует Богородице. В его строках нет отчаянья. Поэт твердо уверен, что он запечатлел в истории свою возлюбленную и любовь к ней. Он говорит о бессмертии своих стихов и бессмертии своего чувства.

...