Поэты о Великой Отечественной войне

Один другого краше, дни-подарки

Звенят чуть слышно золотом листвы

В самой Москве, в окрестностях Москвы

И где-нибудь, наверно, в пражском парке.

Перед какой безвестною зимой

Каких еще тревог и потрясений

Так свеж и ясен этот мир осенний,

Так сладок каждый вдох и выдох мой?

Этот мотив осеннего прощания-расставания с жизнью есть и в другом превосходном стихотворении поэта:

На дне моей жизни,

На дне на самом донышке

Захочется мне

На дне посидеть на солнышке,

На теплом пёнушке.

И чтобы листва

На дне красовалась палая

В наклонных лучах

На дне недалекого вечера.

И пусть оно так,

На дне что морока немалая -

Твой век целиком,

На дне да об этом уж нечего.

Я думу свою

На дне без помехи подслушаю,

Черту подведу

На дне стариковскою палочкой:

Нет, все-таки нет,

На дне ничего, что по случаю

Я здесь побывал

На дне и отметился галочкой.

Палая листва в "наклонных лучах недалекого вечера" - как хорошо.

Но было у Твардовского, к сожалению, и другое. И не в раннюю пору, а в "лирике последних лет". Например, пафос социалистического строительства, изнасилования природы. Когда такое встречаешь у поэтов - "детей XX съезда", это воспринимается как натуральная дурость. Твардовскому же - крестьянскому сыну - это менее извинительно. И когда он бравурно восхищается Сибирью как "единой площадкой строительной, / Размеченной грубо карьерами рваными" (стихотворение "Дорога дорог"), это ранит: думаешь - если уж Твардовский так, то чего же ждать от других?

Один покойный ныне уже поэт рассказывал мне, что после первой своей публикации в "Новом мире", еще в начале 50-х, они шли с Твардовским по центру Москвы и увидели гигантские портреты вождей. Поэт, потерявший в коллективизацию близких, был, видно, не лыком шит и прошептал Твардовскому на ухо: "Скоро конец этой бодяге!" Твардовский оторопел, перешел вдруг на церковно-славянский: "Изыди, сатано!" И поскорее зашагал прочь.

Свое уже оттепельное стихотворение "Слово о словах" он закончил четко: "Оно не звук окостенелый, / Не просто некий матерьял,- / Нет, слово - это тоже дело, / Как Ленин часто повторял". (Почти "Как Сади некогда сказал",- советские стихотворцы, не сморгнув, работали, в частности, в пушкинской интонации, заполняя ее своим содержанием.)

...Вообще при советской власти поэты расплодились в невероятных количествах: достаточно открыть любой ежегодный "День поэзии" тех времен (включавший, впрочем, их ничтожную толику), чтобы убедиться в этом. Рифмованная речь отвечала разом и задачам идеологии, и сентиментальной неизбалованной душе советского человека. А авторам обеспечивала существование и вписывала в достойную социальную клетку. К тому же с годами режим так либерализовался, что сытно подпитывал уже не только тех, кто утверждал, что времена теперь самые лучшие, но и тех, кто убеждал, что они не самые худшие.

Тогда-то сформировалась странная ситуация (только усугубившаяся сегодня), когда поэт вроде бы есть, а личности нет: за текстом не просматривается значительность стихотворца - ее, что называется, и с лупой не рассмотреть.

Графомания - естественный, очевидно, спутник грамотного человечества на определенном этапе - тогда приносила выгоду. Именно в ту пору появилось бессчетное множество стихов, словно написанных для одноразового употребления - чтения по диагонали. Запоминалось немногое; немногое было рассчитано на "спектральный анализ" медленного прочтения, на вдумчивое вживание.

Увы, та же беда и ныне: большинство пишет очень неряшливо. А тот, кто думает о "нетленке", пишет претенциозно: словно нудит нас перечитывать его ради разгадывания темнот, а не по велению сердца. Но чаще всего такого рода "шифровки" оставляют с носом: расшифрованное не стоит выеденного яйца.

...Совершенно условно можно представить себе две ветви отечественной поэзии. Одна - реалистическая, описательная, пейзажная, разрабатывающая характеры и весьма прямолинейно заявляющая мировоззрение стихотворца - обличительное или патриотическое, при социализме - социалистическое. Другая ветвь - метафорическая, открывшая звуковые красоты, варьирующая музыку внутри стиха, сюрреалистическая и ассоциативная; наконец, здесь же - как вырождение - всеобъемлющая ирония и цитатность.

В действительности, конечно, все переплетено, но - существует и разделение. Ныне оно не только формального, но и идеологического характера. По-настоящему русскими в определенных кругах числятся поэты только первого направления. Тогда как "метафористы" считают "реалистов" совками, если не хуже.

На деле же все мы стоим перед одним и тем же вызовом маячащей на пороге эпохи.

Твардовский жил и творил в те баснословные теперь уже времена, когда казалось, что поэзии ничего не грозит, что она будет существовать всегда и читателей в России пруд пруди: дай им и ей волю - и наступит настоящий поэтический ренессанс. Причем так думали и стихотворцы, связанные с советским режимом, и те, кто был почти подпольщиком. Только теперь, при наплыве новейших культурных технологий, отличающихся подспудной неуклонной агрессией, проясняется, что поэзия вещь хрупкая, что она вымывается ими из цивилизационной духовной толщи.

Неужели настоящая поэзия в новом веке окажется потерянной для России? Такую лакуну в духовном и культурном нашем ландшафте уже нечем будет восполнить; такая потеря, естественно, повлечет за собой новый виток деградации языка, а значит, и национального духа - со всеми вытекающими для России последствиями. Как говорится, "потомки нам этого не простят". Тем важнее сейчас поэтам свести с приходом расход, провести вдумчивую ревизию наработанного до них...

В частности, не надо пренебрегать поэтическим наследием Александра Твардовского, всей крупнотой его драматичной личности.

1.4 Владимир Семенович Высоцкий ( 25 января 1938, Москва -- 25 июля 1980, там же) русский поэт, актер, автор и исполнитель песен

Стиль: Трагически-исповедальные стихи, романтико-лирические, комические и сатирические песни, баллады.

сборники «Нерв», 1981,

«Я, конечно, вернусь...» 1988).

Владимир Высоцкий родился 25 января 1938 года в Москве, в родильном доме по улице Щепкина, 61/2. Его родители - Нина Максимовна Серегина и Семен Владимирович Высоцкий - прожили вместе около пяти лет - на фронте отец Володи познакомился с другой женщиной и ушел из семьи. А через некоторое время обзавелась новым мужем и Нина Максимовна».

«Отношения с отчимом у Володи не заладились с самого начала, и никаким авторитетом в глазах мальчишки этот человек практически не обладал. Видимо, это и послужило одной из причин того, чтобы Володя упросил родного отца взять его с собой в Германию, куда Семена Владимировича, как офицера Советской Армии, отправили служить в январе 1947 года...

До октября 1949 года Владимир Высоцкий с отцом и его женой Евгенией Степановной Лихолатовой жили в военном гарнизоне в городе Эберсвальде. Затем Семена Владимировича с семьей вернули на родину - он отправился служить в Киев, а его жена и сын поселились в Москве, в доме № 15 в Большом Каретном переулке (здесь до войны со своим первым мужем, который затем погиб, жила Евгения Степановна)».

«...в 7-м классе Высоцкого освободили от занятий физкультуры по причине нездоровья - у него обнаружили шумы в сердце. Врачи посоветовали родителям Володи следить за тем, чтобы он вел себя умеренно - поменьше бегал и скакал.

Начиная с 7-го класса Владимир Высоцкий стал частенько прогуливать уроки - в год у него порой набегало до месяца прогулов. Где же он пропадал все это время? ...Это и театр-сад «Эрмитаж», где постоянно выступали известные артисты, и ближайшие кинотеатры: «Центральный», «Метрополь», «Экран жизни», «Москва» и др. А после посещения этих мест шумная компания обычно собиралась на квартире Левона Кочаряна - это в том же доме, где жил Высоцкий, только несколькими этажами выше. Там они слушали музыку, играли в карты, выпивали. Что касается последнего увлечения, то, судя по воспоминаниям Марины Влади, Высоцкий впервые пригубил вино в 13 лет именно в кампании сверстников с Большого Каретного».

В 1955 году «...Владимир Высоцкий поступил в Московский инженерно-строительный институт на механический факультет. Однако проучился он там недолго - уже через три месяца он бросил институт с твердым намерением вскоре поступить в театральное училище».

«Летом 1956 года Владимир Высоцкий подал документы в Школу-студию МХАТа и, к удивлению своих близких, поступил туда с первого же захода (помогли регулярные посещения драмкружка под руководством В. Н. Богомолова). Именно там произошло его знакомство с девушкой, которой вскоре суждено будет стать его первой женой. Звали девушку Иза Жукова, она была на год старше Высоцкого и училась на третьем курсе. Их знакомство состоялось в тот момент, когда Высоцкий был приглашен для участия в курсовом спектакле третьекурсников «Гостиница «Астория» И. Штока, в котором ему досталась бессловесная роль солдата с ружьем.

Высоцкий был захвачен этой работой и ходил на все репетиции. Одним словом, довольно быстро он стал среди третьекурсников своим парнем, что при его общительном характере было не столь сложно. Тогда и произошло его близкое знакомство с Изой Мешковой-Жуковой. Они стали встречаться, а осенью 1957 года Высоцкий окончательно уговорил Изу переехать из общежития, где она жила, к нему на Первую Мещанскую. Всего добра у девушки и было, что небольшой чемоданчик, так что переезд этот не доставил молодым особых хлопот.

Свадьбу они сыграли только в мае следующего 1958 года, когда Иза закончила учебу в студии и получила на руки диплом. Свадьба, по настоянию родителей жениха, происходила на Большом Каретном.

Стоит отметить, что Иза к тому времени уже вполне самостоятельной девушкой, поэтому семейная жизнь для нее не была чем-то обременительным. Про 20-летнего Владимира Высоцкого этого сказать было нельзя. Даже женившись и став семейным человеком, он не изменил своим старым привычкам и продолжал посещать шумные мужские компании, в которых ему было гораздо интереснее, чем в стенах собственного дома. На этой почве у молодых вскоре после свадьбы начались первые серьезные ссоры.

В 1959 году состоялся дебют Владимира Высоцкого в кино. В фильме режиссера Василия Ордынского «Сверстницы» он сыграл крохотную роль студента театрального института. Появившись в кадре всего лишь на несколько секунд, Высоцкий произнес одну фразу: «Сундук и корыто» и больше на экране не появлялся...

В том же году Владимир Высоцкий впервые вышел и на эстраду. Игру на гитаре он освоил сразу после окончания школы и к тому времени успел сочинить несколько собственных песен. Их он и исполнил на сцене студенческого клуба МГУ и, по словам П. Леонидова, имел у публики успех. Правда, спеть все свои песни Высоцкий тогда не сумел - в зале находился кандидат в члены Политбюро П. Поспелов, и один из его охранников, прибежав за кулисы, потребовал прекратить выступление «хрипатого артиста».

В июне 1960 года Владимир Высоцкий с успехом окончил Школу-студию, и перед ним встала проблема выбора места работы. Так как по молодости ему хотелось новизны и остроты ощущений, то он выбрал Театр имени Александра Пушкина, к руководству которого тогда пришел новый режиссер - Борис Равенских».

«Равенских предложил ему роль в спектакле про колхозную жизнь «Свиные хвостики». ...В конце концов ...он был занят лишь в массовке. Точно такая же история произошла с ним и в следующем спектакле, что, естественно, не прибавляло молодому актеру веры в собственные силы. У Высоцкого начались срывы, и он все чаще стал пропадать из театра».

В песенном творчестве Владимир Высоцкий отталкивался от традиций русского городского романса. С 1964 в Московском театре драмы и комедии на Таганке (Хлопуша -- «Пугачев» по С. А. Есенину; Гамлет -- «Гамлет» У. Шекспира; Лопахин -- «Вишневый сад» А. П. Чехова и др.). Снимался в фильмах: «Вертикаль» (1967), «Короткие встречи» (1968), телефильмах «Место встречи изменить нельзя» (1979) и др.

Владимиру Высоцкому присущ мощный «лавинный» темперамент, его подлинно трагический герой -- сильная личность, бунтарь-одиночка, сознающий свою обреченность, но не допускающий мысли о капитуляции. В комических жанрах Владиир Высоцкий с легкостью менял социальные маски, добиваясь абсолютной узнаваемости гротескных «зарисовок с натуры». В «серьезных» песнях и драматических ролях пробивалась наружу бурлящая под спудом глубинная сила, рвущая душу тоска по справедливости. Государственная премия СССР (1987, посмертно).

4 ноября 1965 года - премьера спектакля Театра на Таганке "Павшие и живые" (композиция Д. Самойлова, Б. Грибанова, Ю. Любимова). Постановка Ю. Любимова.

«Кинематограф в том году предложил Владимиру Высоцкому две роли: в фильмах «Наш дом» и «Стряпуха». Ролью в последнем фильме он обязан Л. Кочаряну, который был в приятельских отношениях с режиссером Эдмундом Кеосаяном. Для самого же Высоцкого роль в «Стряпухе» была, как он сам выразился, «до лампочки», впоследствии он ее даже не озвучивал. Просто смена обстановки, поездка в Краснодарский край в июле-августе были необходимы ему как отдушина, как возможность хоть на какое-то время уйти от своих домашних проблем.

Но и в этой командировке Высоцкий не нашел необходимого покоя, вновь запил, и Кеосаян вынужден был дважды выгонять его со съемок. Впрочем, Кеосаян был не первым, да и не последним режиссером кино, кто поступал с Высоцким подобным образом. Точно такая же история случилась у актера и с Андреем Тарковским в начале того же 65-го года».

«Между тем, видя как все дальше и глубже засасывает Высоцкого омут пьянки, родные и близкие его решились на последнее средство: они привлекли на свою сторону Ю. Любимова, человека, авторитет которого в те годы для Высоцкого был непререкаем. Любимов уговорил Высоцкого лечь в больницу еще раз. Лечащим врачом актера на этот раз был известный ныне врач-психиатр Михаил Буянов

1 декабря 1970 года Владимир Семенович Высоцкий официально зарегистрировал свой брак с Мариной Влади.

«1 декабря они наконец официально стали мужем и женой. Сразу после бракосочетания молодожены сели на теплоход «Грузия» и отправились в свадебное путешествие по маршруту Одесса - Сухуми - Тбилиси. По приезде в Москву на 2-й Фрунзенской состоялась свадьба. Среди приглашенных на ней были: Макс Леон, журналист «Юманите» и свидетель со стороны невесты, Ю. Любимов с супругой Л. Целиковской, А. Вознесенский, В. Абдулов, Александр Митта с супругой Лилией, художник З. Церетели.

Однако не успело стихнуть эхо свадебного застолья, как в середине января, после очередного конфликта с Любимовым, Владимир Высоцкий вновь запил и на три дня лег в Институт Склифосовского. Обезумевшая от отчаяния, Влади тут же собрала вещи и улетела во Францию.

29 ноября 1971 года - премьера спектакля Театра на Таганке "Гамлет" (по произведению В. Шекспира). Постановка Ю. Любимова. Высоцкий в роли Гамлета.

«...Владимир Высоцкий вспоминал: «У меня был совсем трагический момент, когда я репетировал «Гамлета» и когда почти никто из окружающих не верил, что это выйдет... Были громадные сомнения - репетировали мы очень долго, и если бы это был провал, это бы означало конец - не моей актерской карьеры, потому что в этом смысле у нас намного проще дело обстоит: ты можешь сыграть другую роль, - но это был бы конец для меня лично как для актера: я не мог этого сделать! К счастью, этого не случилось, но момент был очень такой - прямо как на лезвии ножа, - я до самой последней секунды не знал, будет ли это провал или это будет всплеск...»

«Премьера «Гамлета» состоялась 29 ноября. Через полтора месяца в «Литературной газете» А. Аникст так напишет об этом спектакле: «Гамлет в спектакле - затворник в ненавистной ему Дании, тюрьме со множеством темниц и подземелий. Герой задыхается от гнева против мира, в котором быть честным - значит быть единственным среди десятка тысяч. Зоркий, а не безумный - таков Гамлет Владимира Высоцкого, в одиночку борющийся против зла, воплощенного в короле, убийце и тиране, против всех, кто с Клавдием».

Без сомнения, Гамлет стал звездной ролью Владимира Высоцкого. Начинались 70-е, время, которое впоследствии окрестят «эпохой Высоцкого», и именно Гамлет сформирует его как сознательного борца с тяжелым временем безвременья, послужит серьезным толчком в его дальнейших размышлениях о смысле жизни, о своем месте в этом мире, о том пути, который он выбрал».

В 1972 году творческая активность Высоцкого продолжала набирать обороты. Концертные маршруты Владимира Высоцкого простираются от Москвы до Тюмени, и на всех концертах залы забиты «под завязку». Из-под его пера выходит целая серия песен, мгновенно ставших чрезвычайно популярными в народе: «Кони привередливые», «Мишка Шифман», «Гимн шахматной короне», «В заповеднике», «Канатоходец», «Мы вращаем Землю».

6 апреля 1977 года премьера спектакля Театра на Таганке "Мастер и Маргарита" (по произведению М, Булгакова). Постановка Юрия Любимова. Режиссер А. Вилькин. Высоцкий в роли Ивана Бездомного. До премьеры роль не довел.

...в начале апреля Высоцкого его положили в Институт Склифософского и в связи с тем, что все функции организма отключились, были подключены аппараты поддержания жизнедеятельности. За короткое время больной сильно сдал и стал выглядеть как 14-летний подросток. Одна его почка совсем не работала, вторая еле функционировала, печень была разрушена. Высоцкого постоянно мучили галлюцинации, он бредил, у него произошла частичная отечность мозга. Когда в его палату вошла Марина Влади, он ее просто не узнал. Присутствовавший рядом врач горько констатировал, что если больной еще раз «сорвется» подобным образом и не умрет, то на всю жизнь останется умственно неполноценным человеком».

25 июля 1979 года Владимир Высоцкий пережил клиническую смерть ровно за год до смерти.

«В конце июля Высоцкий отправляется на гастроли по Средней Азии по маршруту Заравшан - Бухара - Учкудук - Навои. Вместе с ним едут и его друзья: Оксана Афанасьева, Всеволод Абдулов, Валерий Янклович, врач Анатолий Федотов... Во время этой поездки (в Бухаре) Высоцкий едва не умер. Причем произошло это по вине самого артиста. Когда у него кончились наркотики, он вколол в себя лекарство, используемое при лечении зубов, и ему мгновенно стало плохо. Несмотря на то, что Федотов успел ввести ему глюкозу, дезинтоксикация не наступала. У Высоцкого остановилось дыхание, на сонной артерии не было пульсации. И, самое страшное, - полное отсутствие сердечной деятельности. К счастью, у Федотова оказался под рукой кофеин, он ввел его прямо в сердце и стал делать искусственное дыхание, Совместными усилиями им вскоре удалось «разбудить» сердечную мышцу, и сердце Высоцкого вновь заработало. Самое поразительное, что произошло это 25 июля, то есть ровно за год до настоящей смерти Высоцкого».

1 января 1980 года Владимир Семенович Высоцкий попадает в аварию из-за того, что у него кончились наркотики.

25 января 1980 года Владимир Семенович Высоцкий на своем дне рождения решает попытаться еще раз вылечиться.

«В тот день у него на квартире были только трое гостей: Оксана Афанасьева, Янклович и Шехтман. Именно тогда Владимир Высоцкий принял решение предпринять еще одну попытку вылечиться.

25 июля 1980 года между 3.00 и 4.30 у Владимира Высоцкого остановилось сердце "на фоне инфаркта".

Около двух часов ночи врач А. Федотов сделал ему укол снотворного и Высоцкий наконец уснул, расположившись на маленькой тахте в большой комнате.

А. Федотов вспоминает: «Я был со смены - уставший, измотанный. Прилег и уснул - наверное, часа в три.

Проснулся от какой-то зловещей тишины - как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно.

Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике, был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце - трудно сказать

Анализ

Если попытаться определить место Высоцкого в истории нашей культуры одним словом, то самым точным, на мой взгляд, будет: олицетворенная совесть народа. При жизни он не стал ни народным, ни заслуженным, ни лауреатом. Официальных наград и званий удостоен не был. Но поистине народным стал. Его талант, его творчество и явились тем самым нерукотворным памятником. Ему чужда была проза. Смыслом являлась борьба за возвращение абсалютного: чести, совести, достоинства. ( Вспоминаются его слова: "Досадно мне, что слово "честь" забыто..."?) Он умел болеть общим горем, умел нащупать и указать болевые точки общества. А это, куда важнее, чем даже многие художественные открытия! Высоцкий - типичный "шестидесятник". Таким странным словом мы именуем людей, в мировоззрении которых под впечатлением разоблачений беззакония, преступлений периода культа личности произошёл переворот, определивший их видение жизни на десятилетия вперёд, вплоть до нынешних времён. Их мировоззрение с особой яркостью проявилось в 60-е годы - отсюда и название.

Однако на ряду с протестными и обличающими произведениями в его лирике была затронута и Великая Отечественная война, не смотря на то что сам он не воевал, но вырос в семье военного и потому очень остро чувствовал и понимал людей прошедших через это страшное испытание.

К особенно популярным можно отнести такие например произведения как «Альпийские стрелки», «Братские могилы», «В дорогу живо или в гроб ложись», « высота»:

И крики "ура" застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Семь раз занимали мы ту высоту -

Семь раз мы ее оставляли.

« В плен приказа не сдаваться», « все ушли на фронт» Строки которого гласят:

За грехи за наши нас простят

,- Ведь у нас такой народ:

Если Родина в опасности

- Значит, всем идти на фронт.

Точно отражая удивительную особенность русского народа. Его не превзойденное мужество, умение в нужный момент собраться и дать отпор.

Отличительной от писателей современников войны, особенностью Высоцкого можно назвать взгляд с другой стороны, и если стихи военных лет все больше были патриотическими и идеалистическими то спустя годы после победы Владимир говорит о ней по другому, вскрывая и жестокость и несправедливость как, например, в стихотворение «Шрафбат».

Его уже можно отнести к тем самым потомкам, которым фронтовики завещали помнить войну и победу.

Отзывы:

Михаил Анчаров: Из магнитофонных записей 1984-1989 гг.

Позднее, когда появилась магнитофонная запись, менестрельное искусство потихоньку начало набирать силу. Начали появляться новые имена... Однажды мне принесли пленку с записью одного московского менестреля. Меня поразили и голос, и эмоциональная напряженность, и манера исполнения: чувствовалась талантливая рука. Я спросил, кто этот парень? Мне сказали - Владимир Высоцкий. Тогда он только-только начинал петь... А потом мы встретились с ним в московском доме ученых на каком-то учено-артистическом мероприятии с участием, как это теперь принято говорить, "интересных людей" (...твою мать! как будто бы есть неинтересные!). Он сидел в другом конце зала, ему кто-то что-то сказал на ухо и кивнул на меня: вон тот, мол. Владимир тут же подошел ко мне - за спиной гитара, на лице сдержанная улыбка: "Так это вы и есть Анчаров?" Я говорю - ага. "Тот самый?" Тот самый. "А я,- говорит,- на ваших песнях учился, я их давно знаю и пою, могу хоть сейчас спеть." Петь, говорю, не надо, а то нас выставят из дома ученых - у вас ведь голос ого какой!.. Весь вечер мы проговорили с ним о песнях. Много спорили, что-то доказывали друг другу... Он был настоящим мастером, и все, что касалось песен, понимал с полуслова, его ничему не надо было учить - это вздор,- ему достаточно было сказать, что у него хорошо получается, а все остальное он понимал сам - это свойство больших художников. Потом, спустя некоторое время я слушал пленку с записью его концерта, на котором он спел мою песню о водителе МАЗа, о таком разбитном, видавшем виды парне (она была тогда очень популярна), при этом он все-таки вставил - эдак многозначительно,- что поет песню своего учителя Михаила Анчарова. А мне и тогда уже, ей-богу, было неловко это слышать, потому что он был самородком, самостоятельно родившимся мастером...

...Как писатель я многим обязан менестрельной песне. Она научила меня работать над словом. А слово в ней должно быть жестким, ясным и осмысленным; оно должно доходить до души, иначе песня не состоится. Ведь менестрельная песня это не музыкальное явление - это музыка со словом. Слово здесь главенствует. Ради слова песня и пишется; ради слова и возникло само менестрельное искусство, признанию которого у нас, кстати сказать, упорно сопротивлялись и продолжают сопротивляться именно потому, что менестрельная песня, в отличие от бездумных эстрадных шлягеров с примитивными текстами, несет в себе слово. Ну а слово-то это - вольное, неподконтрольное, личное... Сейчас, слава богу, менестрельное искусство все больше и больше заявляет о себе. А ведь было время, когда оно было сведено на нет: одни отказались петь, другие сгинули. Ни у кого не вызывает сомнения огромный и бескомпромиссный талант Владимира Высоцкого. А я хорошо помню те времена, когда его запросто отождествляли то с какой-нибудь мразью, то с какой-нибудь сволочью, которую он утонченно, весело и издевательски высмеивал, обладая настоящим художническим даром перевоплощения. Так в свое время было и с Зощенко, которого обвиняли в крамоле, называли мещанским писателем, ставя автора на одну доску с его персонажами...

Если бы нужно было одним словом сказать о Высоцком, о его характере, какую бы черту его отметила как самую главную?

- Это невозможно. Он был настолько богатой и щедро одаренной натурой, что о нем невозможно сказать коротко.

- Тебе всегда было интересно с ним?

- Естественно. Иначе бы мы не прожили двенадцать лет. Он был больше, чем просто муж. Он был хорошим товарищем, с которым я могла делиться всем, что было на душе. И он рассказывал мне все о своих делах, планах, мне первой читал новые стихи и пел новые песни. Придет после спектакля домой уставший, измотанный, все равно могли полночи болтать о жизни, о театре - обо всем.

- Но для этого надо было за все эти двенадцать лет не потерять чувства влюбленности...

- Представь, нам это удалось. Наверное, в какой-то мере это объясняется тем, что мы не жили постоянно вместе. Разлуки помогают сохранить свежесть чувств и забыть мелочь житейских неурядиц. Хотя, с другой стороны, расставаясь даже на короткий срок, мы практически ни дня не обходились без телефонного разговора и вроде бы соскучиться не успевали... И все-таки влюбленность осталась.

- Ты жила в Париже, Владимир - здесь. Семейная жизнь на расстоянии - это не совсем понятно.

- Когда я не работала - а такое случалось совсем нередко, - я всегда жила здесь, в Москве. Иногда по несколько месяцев кряду. Но даже если снималась или была занята в театре, то при всяком удобном случае прилетала к мужу. Точно так и Володя.

- Переписывались во время разлук?

- Первые шесть лет, когда Володя не мог приезжать ко мне, а у меня бывали дела в Париже, мы писали друг другу почти ежедневно. Все его письма я храню у себя дома. В них - наша частная жизнь. Я оставлю их. После моей смерти пусть читают или даже публикуют, если это кому-то интересно. Но сейчас это мое и его, и пусть оно останется пока нашим. К тому же, если говорить откровенно, там ничего особенного нет: нормальные письма влюбленного человека. Они сугубо личные, интимные и не имеют литературной значимости. Между прочим, многие замечали, что даже у очень больших писателей и поэтов их личная переписка значительно менее интересна, чем их литературные произведения. Видимо, в этом есть определенная закономерность.

- Как вы проводили свободное время, если оно у вас совпадало?

- Путешествия, знакомство с новыми местами. Володя старался показать мне как можно больше всего из того, что он любил, что было ему дорого. Мы побывали с ним на Кавказе, на Украине, совершили круиз по черному морю на теплоходе "Грузия". Как-то он снимался в Белоруссии, взял меня с собой. Мы ездили по республике. Жили в деревне у какой-то бабушки, ночевали на сеновале. Это было прекрасно: кругом великолепный лес, озера. Понимаешь, это были не туристические поездки: что-то посмотрел - покатил дальше. Где бы мы ни останавливались, у Володи находились знакомые, друзья, так что главным оставалось общение с интересными людьми. Для меня это ко всему прочему было узнаванием своих русских корней, открытием родины своих родителей.

- Близкого человека всегда хочется познакомить с чем-то, что дорого тебе самому. К чему, по твоим наблюдениям, больше всего лежало сердце Высоцкого?

- Он очень любил Москву и хорошо знал ее. Не традиционные достопримечательности, которые всегда показывают приезжим, а именно город, где он родился, вырос, учился, работал. Со всякими заповедными уголками, чем-то близкими и дорогими ему. В его песнях часто говорится об этом.

- Наверное, он водил тебя в тот дом на бывшей Первой Мещанской, где когда-то находились меблированные комнаты "Наталис", ставшие после революции обычными коммуналками, где, как поется в одной из его песен, "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная..." Сейчас, правда, от этой трехэтажки осталась только часть, и то спрятанная во дворе большого здания на углу проспекта Мира и площади перед Рижским вокзалом...

- Да-да, он водил меня и туда, и в дом на Большом Каретном, где тоже жил одно время...

- Тебе было интересно?

- Конечно. Ведь я не только знакомилась с Москвою Высоцкого, но еще и лучше узнавала его самого, его характер, истоки его творчества.

Мы очень любили вечерами бродить по московским улицам. И что больше всего меня поражало, если хочешь, изумляло, покоряло: чуть ли не из каждого окна слышны были Володины песни.

- Как он относился к этому? Вообще как он воспринимал свою фантастическую популярность?

- Он ее отлично сознавал. К счастью, он при жизни познал большой успех и как артист, и как певец. Он понимал, что народ его любит, что его творчество знают практически все, а большинству оно близко и дорого. Иной раз он писал песню, а уже через три дня она звучала повсюду, была у всех на слуху. И что самое удивительное - ее не передавали по радио, по телевидению, она расходилась мгновенно сама собой только потому, что ее автором был Высоцкий.

Как он относился к своей славе? Конечно, внутренне гордился, но никогда не зазнавался, оставался в отношениях с людьми простым, доступным, своим.

- Вот эта особая "свойскость" не всегда и не всеми понималась верно. В самых разных уголках нашей страны я встречался с людьми, которые клялись, что были близкими друзьями Высоцкого. Начинаешь расспрашивать, оказывается, они и виделись-то всего один раз, да и то мельком...

- Это легко объяснимо. В своих отношениях с людьми Володя умел держаться как-то так по-особому непринужденно и просто, что уже при первом знакомстве каждый мог считать про себя его давним и близким другом. Он был очень обаятельным человеком, что вызывало аналогичную ответную реакцию. Мне не раз приходилось наблюдать, как быстро он умел находить общий язык с самыми различными людьми, причем не только здесь, в России, но и за границей. В чем был его секрет, я так и не поняла до сих пор.

К концу жизни Володя уже довольно хорошо говорил и по-французски, и по-английски, так что, приезжая ко мне, мог свободно обходиться без моей помощи в качестве переводчицы. Но уметь говорить и понимать сказанное другими - полдела. Вступить в контакт с совершенно незнакомыми людьми, да так, чтобы они охотно поддерживали разговор с тобой, - это уже искусство. У Володи это получалось легко и непринужденно. Может быть, это происходило потому, что он любил общаться с людьми, они его всегда интересовали и этим он сам был интересен им. Я уже не говорю о тех, кто хотя бы немного знал его творчество.

Мои сыновья просто обожали Высоцкого. Средний, Петька, не без его влияния увлекся игрой на гитаре. Тогда Володя подарил ему инструмент. С его легкой руки юношеское увлечение сына стало теперь его профессией. По классу гитары он окончил Парижскую консерваторию, участвует в конкурсах, выступает с концертами.

Володю любила вся моя родня, все мои парижские знакомые и, как ни странно, даже те, кто никогда не был связан с Россией, с Советским Союзом ни в каком смысле: ни по языку, ни по политическим условиям. Его песнями у нас заслушивались...

- Вот это-то мне как раз больше всего и не понятно: В песнях Высоцкого столько чисто русских идиом, нюансов, которые, на мой взгляд, просто невозможно перевести на другой язык. А без них теряется смысл. К тому же, кроме чисто языковых тонкостей, допустим, того же сленга, в его песнях столько подробностей из нашей истории, особенностей национального характера, если хочешь, нашего образа жизни, быта - и все это непереводимо. Чтобы понять и прочувствовать все - в этом надо родиться, жить.

- Естественно, полностью понять его песни могут только те, кто жил в России. Но, кроме слов, в этих песнях еще и Володин темперамент, его экспрессия, тембр голоса, обаяние его личности - все, что не требует перевода, понятно и так.

Но, кажется, мы немного отвлеклись. О чем мы говорили?

- О том, что у него было много друзей...

- Правильнее сказать: у него было много знакомых, которые могли сказать, что являются его друзьями. Но если говорить о самых близких товарищах, с кем он не просто дружески держался, а любил общаться, таких людей было, может быть, двенадцать-пятнадцать, не больше. Люди разных профессий: поэты, писатели, капитан дальнего плавания, артисты, режиссер, радиоинженер, геолог. По их профессиям можно судить о круге интересов самого Высоцкого. Он их всех любил, а они - его. Но не так, как обычные почитатели Володиного искусства, а как человека, как товарища.

- А что именно он ценил в них?

- Я не могу ответить за него. Круг его друзей автоматически стал моим кумиром. Я пришла как бы на готовое. Знаю только, что это интересные люди. Что они и он были всегда взаимно рады друг другу. Что они остались верны его памяти. Теперь я вижусь с ними довольно редко. Но даже если эти встречи будут происходить раз в год или в пять лет, я уверена, что смогу полностью довериться им с закрытыми глазами и рассчитывать на поддержку.

- Какая из его работ нравилась тебе больше всего?

- В театре - безусловно, Гамлет. Хотя и другие роли он исполнял замечательно. Свидригайлова, например, Лопахина. До сих пор не пойму, почему тогда не были сняты на видео те спектакли. При современной технике сделать это так просто: поставил камеру и записывай на пленку. Как много людей смогли бы посмотреть спектакли, на которые невозможно было попасть! Эти записи могли бы остаться и будущим поколениям. Но всем этим распорядились как-то не по-хозяйски.

В кино его лучшие роли - Дон Гуан из "Маленьких трагедий" Пушкина и фон Корен в фильме по чеховской "Дуэли". По-моему, он сыграл их как никто другой. Но это дело вкуса. Кому-то, возможно, нравятся другие его роли...

- Как он писал свои стихи, песни?

- Меня об этом все спрашивают, но ответить на такой, казалось бы, простой вопрос - сложная проблема. Володя был очень работоспособным и, если можно так выразиться, работолюбивым человеком. Театральные спектакли, репетиции, съемки, сольные концерты - бесконечная гонка, отнимавшая по восемнадцать часов в сутки. Даже на отдыхе он не мог сидеть просто так, ничего не делая. Всегда был чем-то занят, с кем-то говорил, что-то узнавал, записывал. Но как к нему приходила нужная рифма, образ, почему, я не знаю. Он мог вскочить среди ночи и, как одержимый, писать несколько часов кряду. Но это чисто внешнее наблюдение, в чем же заключалась внутренняя пружина творчества, я объяснить не могу.

- Я удивился, что в его кабинете книг оказалось меньше, чем я ожидал. Много, но не столько.

- В этом нет чего-то такого особенного. Володя не стремился собирать книги только для того, чтобы иметь большую библиотеку. На его полках только то, что он любил, часто перечитывал, хотел иметь всегда под рукой.

- Кого же он перечитывал?

- На первом месте Пушкин. Володя его обожал. Я не знаю человека, который читал Пушкина так же хорошо, как Высоцкий. Очень любил он стихи Пастернака.

- А где работал Высоцкий? Мне рассказывали, что он хотел в кабинете, прямо за спиной, устроить стенку или ширму...

- Разговоры об этом были. В детстве, юности Володя жил в тесноте. Для занятий ему выделялся крошечный уголок. Даже в Матвеевском, где у нас была большая квартира, рабочий кабинет оставался маленьким. Видимо, это вошло в привычку: когда что-то за спиной - уютнее работать. Но вместе с тем я заметила, что для письма ему не нужны были какие-то особые условия. Он мог писать везде: в гостиницах, на теплоходе, на кухне, у друзей на даче, в гостях - всюду.

- Правда, что свои стихи он записывал на всем, что попадало под руку: клочках бумаги, пачках из-под сигарет - и поэтому многое из написанного утеряно?

- Это не совсем так. Действительно, если приходила нужная рифма, слово, он мог записать их на чем угодно, но потерять - никогда. Написанное второпях он тут же перепечатывал набело. Он вообще был очень аккуратным человеком, а в том, что касалось его творчества - особенно.

- Стало привычным, что в своих песнях Высоцкий откликался на разные явления нашего бытия, на неординарные проявления человеческого характера, на все, что выбивалось из общепринятого стереотипа или, наоборот, было уж очень характерной чертой для определенного слоя общества. Не важно, о ком и о чем он писал, чувствовалось, что это его волнует, не оставляет равнодушным. Но, странное дело, вы с ним так много поездили по свету, побывали в стольких странах, а в его творчестве это практически не нашло отклика. Много о нашей жизни и почти ничего о "той". Не задело? Не взволновало?

- Думаю, ты неправильно ставишь вопрос. Высоцкий писал не только песенки, как считают многие его почитатели. Кроме песен и стихов, которые не становились песнями, он писал прозу (на мой взгляд, отличную), сценарии, путевые очерки. Я читала - это добротные работы. В некоторых рассказано и о наших с ним путешествиях.

- Что у тебя дома осталось в память о Володе?

- Книга его стихов "Нерв". Его фотопортрет из "Галилея". У меня он с первых дней нашего знакомства. Очень интересный портрет. Суровый. Володя стоит в профиль над горящей свечой...

А еще, естественно, его песни. Наши друзья разыскали и переписали все, что он когда-либо пел в театре, кино, на телевидении, в концертах и даже только в своем кругу.

- Ты часто слушаешь эти записи?

- Нет. Совсем нет. Я не могу слышать его голос, когда его уже нет в живых. Для меня это невыносимо.

Познакомились мы в 1962 году в шумной, разношерстной компании, в большой красивой квартире, где хозяин устраивал вечера гастролеров-развлекателей. У меня был такой период жизни, когда в кино работы не было, а времени свободного было ого-го сколько. Куда только судьба не заносила. В той компании я уже отвыступала и числилась актрисой вчерашнего дня. Высоцкий приехал с гитарой в сопровождении нескольких друзей. Хоть я уже и знала, что внешне он совсем не такой, каким его представляла, у меня все равно была надежда, что я подсмотрю в нем особенное. Нет. Было разочарование.

Но недолгое. Потому что, как только он поздоровался со всеми и перебросился несколькими словами с хозяином, он тут же запел. Пел, что хотел сам. Пел беспрерывно. Казалось, для него главное - что его слушали. Слу-ша-ли! Впечатление было, как от разрыва снаряда. Да нет, если бы он не пел, он бы просто с ума сошел от внутренней взрывной энергии. Такое было второе впечатление. А сейчас я думаю, что он не мог найти нужного равновесия из-за огромной внутренней непрекращающейся работы, когда нет сил (или времени?) посмотреть на себя со стороны. А вот так, будучи самим собой, - выпотрошенным, усталым, непарадным - он, конечно же, рисковал многих разочаровать. Он все время был обращенным в себя и в то же время незащищенным, как на арене цирка. Чувствовал, что надо удивлять, но одновременно и понимал, что этого ему не простят. Но это я сейчас так думаю. А тогда... Тогда я попросила: "но тот, кто раньше с нею был..." Потом его рвали во все стороны, что-то говорили, пожимали ему руки. Но были лица и равнодушные: "Ну, и что тут такого?" О, сколько я видела таких лиц!"

1970 год - женитьба на красавице Марине Влади, поездки в Париж и обратно, и слухи, слухи, слухи. Сплетни, сплетни и легенды. Видели, что теперь он носит кепку в клеточку и что машина у него заграничная. Говорили, что изменился, стал другим.

После долгого перерыва я увидела его вместе с Мариной, на фирме "Мелодия". Богиня экрана обаятельно, делово, с напором доказывала кому-то, что нужно выпустить "гран-диск Волёди". "Мариночка, Мариночка", - останавливал ее Володя своим чудным голосом. Да, действительно был другим. Красивым, высоким. И неземная Марина не казалась рядом с ним большой, затмевающей. И пел он по-другому. В голосе появились такие нежные, щемящие обертона... "Волёдя, спой еще! Ой, Волёдя, шьто ты со мной делаешь!" И обнимала его, и голову на плечо ему укладывала. И хотя у нас такие отношения "на людях" не очень-то приняты, но от этой пары исходило такое сияние, что - ну, не знаю - если на свете и есть настоящая любовь, то, ей-богу, это была она!"

Основные темы в лирике

Великой Отечественной войны:

Ш Любовь и Дружба на войне

Ш Тема женщины и матери на войне

Ш Долг родине

Ш Родина

Ш Партизаны

Ш Образ солдата

Ш Военная юность

Ш Смерть

Ш Победа

Заключение

А в заключение хочется сказать, как бы ни отличались друг от друга лучшие стихотворения о войне, одно объединяло без исключения: тведое убеждение, что эту кровавую, ужасную войну выиграл не Сталин, как бы его ни превозносили в свое время, не группа талантливых полководцев, как бы велики ни были их заслуги, а народ, он вынес на своих плечах неимоверную ее тяжесть, заплатив и по тем страшным счетам, которые возникли из-за банкротства сталинского руководства, подставившего разваленную им перед войной армию под сокрушительный удар хорошо отлаженной гитлеровской машины.

И не удивительно, что подвиг русского народа сумевшего вопреки всем трудностям и ожиданиям врага в ответственную минуту собраться, выстоять, победить навеки остался в человеческой памяти и благодаря творчеству поэтов, песенников, прозаиков переродиться, став не просто сухой хроникой пылящейся на стеллажах в архивах, а живым, идущим от души искусством.

В одном из выступлений А. Твардовский заметил, что действительность - даже героическая действительность - нуждается в подтверждении и закреплении искусством, без этого "она как бы еще не совсем полна и не может с полной силой воздействовать на сознание людей. То же самое можно сказать о литературе, которую вызвал к жизни беспримерный подвиг советских народов в Отечественной войне 1941-1945 годов. Он подтвержден в нашем сознании, в том числе и в сознании самых непосредственных носителей этого подвига, средствами правдивого слова".

Так выбирая для своей работы четырех конкретных поэтов, я стремилась показать Великую Отечественную войну с точки зрения людей по-разному, в силу жизненных обстоятельств видевшими, воспринимавшими, узнавшими эту самую войну.

Ведь Друнина воевала в пехоте, пожалуй, самой многочисленной категории военных. Ей близки и понятны «окопные будни», молниеносные атаки врага и наступления.

А Твардовский будучи военкором, как бы передает в своих стихах немного отстраненный взгляд со стороны.

Ольга Бергольц, всю войну проведя в блокадном Ленинграде и став символом стойкости и веры, хотя и не шла в атаку с криками ура не понаслышке знает о голоде холоде и страхе перед бомбежками.

Высоцкий хотя и не воевал, представляет поколение тех самых потомков, которым фронтовики завещали помнить и беречь мир, он не видел войны, но не менее глубоко смог прочувствовать ее, проникнувшись рассказами и воспоминаниями воевавших.

На мой взгляд сопоставив воспоминания и переживания этих людей можно составить наиболее полную картину тех лет, хотя своей целью я считаю не передачу фактов или достижение достоверности, а воздаяние уважения и признательности павшим и выжившим в той страшной для России войне. Ведь наш долг, помня прошлое не допустить подобных трагедий в будущем.

Список литературы

ь Ольга Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Ленинград, "Художественная Литература", 1988.

ь Советский писатель. Составители: К.И.Лозовская, З.С.Паперный, Е.Ц.Чуковская. Москва:, 1983.

ь Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ь Крымская правда, No.86, 16 мая 2000 года

ь Женский русский месяцеслов. 2000 год.

ь Литературное приложение газеты "Первое сентября".

ь А.Твардовский. Стихотворения и поэмы в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1951.

ь Три века русской поэзии. Составитель Николай Банников. Москва, Просвещение", 1968.

ь Александр Твардовский. Библиотечка избранной лирики. Москва,

ь "Молодая Гвардия", 1964..

ь ОФИЦИАЛЬНЫЙ САЙТ ФОНДА ВЫСОЦКОГО

ь А.Твардовский. Стихотворения и поэмы в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1951.

ь А.Твардовский. Василий Теркин. Книга про бойца. Теркин на том свете.

ь Газета Новости Петербурга, No. 47 (163) ноябрь 2000

ь Литературная газета, No. 47 (5812) 22-28 ноября 2000.

Приложение

Портрет и фотографии Юлии Друниной:

Стихотворения:

***

Качается рожь несжатая

Шагают бойцы по ней.

Шагаем и мы - девчата

Похожие на парней,

Нет, это горят не хаты -

То юность моя в огне...

Идут по войне девчата,

Похожие на парней.

1942

Моя звезда

Уклончивость - она не для солдата:

Коль «нет» - так «нет», а если «да» - то «да».

Ведёт меня и ныне, как когда-то,

Единственная - красная - звезда.

И что бы в жизни ни случилось, что бы -

Осуждены солдатские сердца

Дружить до гроба, и любить до гроба,

И ненавидеть тоже до конца.

[1987]

Зинка

Памяти однополчанки -

Героя Советского Союза

Зины Самсоновой

1

Мы легли у разбитой ели.

Ждём, когда же начнёт светлеть.

Под шинелью вдвоём теплее

На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счёт.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живёт.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня - лишь она одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждёт...

Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счёт.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг - приказ: «Выступать вперёд!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идёт.

2

С каждым днём становилось горше.

Шли без митингов и знамён.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрёпанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.

Мы пробились по чёрной ржи,

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

...Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Её тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав...

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

3

...Знаешь, Зинка, я против грусти,

Но сегодня она - не в счёт.

Где-то, в яблочном захолустье,

Мама, мамка твоя живёт.

У меня есть друзья, любимый,

У неё ты была одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

...Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

1942

***

Я столько раз видала рукопашный.

Раз - наяву. И тысячу - во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

1943

Фотографии Ольги Бергольц:

Стихотворения:

ПУСТЬ ГОЛОСУЮТ ДЕТИ

Я в госпитале мальчика видала.

При нем снаряд убил сестру и мать.

Ему ж по локоть руки оторвало.

А мальчику в то время было пять.

Он музыке учился, он старался.

Любил ловить зеленый круглый мяч...

И вот лежал - и застонать боялся.

Он знал уже: в бою постыден плач.

Лежал тихонько на солдатской койке,

обрубки рук вдоль тела протянув...

О, детская немыслимая стойкость!

Проклятье разжигающим войну!

Проклятье тем, кто там, за океаном,

за бомбовозом строит бомбовоз,

и ждет невыплаканных детских слез,

и детям мира вновь готовит раны.

О, сколько их, безногих и безруких!

Как гулко в черствую кору земли,

не походя на все земные звуки,

стучат коротенькие костыли.

И я хочу, чтоб, не простив обиды,

везде, где люди защищают мир,

являлись маленькие инвалиды,

как равные с храбрейшими людьми.

Пусть ветеран, которому от роду

двенадцать лет,

когда замрут вокруг,

за прочный мир,

за счастие народов

подымет ввысь обрубки детских рук.

Пусть уличит истерзанное детство

тех, кто войну готовит,- навсегда,

чтоб некуда им больше было деться

от нашего грядущего суда.

1949

ОТ СЕРДЦА К СЕРДЦУ

От сердца к сердцу.

Только этот путь

я выбрала тебе. Он прям и страшен.

Стремителен. С него не повернуть.

Он виден всем и славой не украшен.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я говорю за всех, кто здесь погиб.

В моих стихах глухие их шаги,

их вечное и жаркое дыханье.

Я говорю за всех, кто здесь живет,

кто проходил огонь, и смерть, и лед,

я говорю, как плоть твоя, народ,

по праву разделенного страданья...

И вот я становлюся многоликой,

и многодушной, и многоязыкой.

Но мне же суждено самой собой

остаться в разных обликах и душах,

и в чьем-то горе, в радости чужой

свой тайный стон и тайный шепот слушать

и знать, что ничего не утаишь...

Все слышат всё, до скрытого рыданья...

И друг придет с ненужным состраданьем,

и посмеются недруги мои.

Пусть будет так. Я не могу иначе.

Не ты ли учишь, Родина, опять:

не брать, не ждать и не просить подачек

за счастие творить и отдавать.

...И вновь я вижу все твои приметы,

бессмертный твой, кровавый, горький зной,

сорок второй, неистовое лето

и все живое, вставшее стеной

...