Возвращённая литература

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. «Материк» русской прозы и поэзии

2. «Колымские рассказы» В.Шаламова

2.1 История создания

2.2 Сюжеты и герои рассказов

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Понятие «возвращённая литература» постепенно утрачивает свою привлекательность, в первую очередь, у тех, кто вкладывал в него представление о внешних признаках литературы, то есть не издававшаяся, не публиковавшаяся, запрещённая до второй половины 80-х годов 20 века в нашей стране. Но ещё в конце 80-х годов 20 века понятие «возвращённая литература» «употреблялось в значении, отражающем наше отношение к сущностным признакам литературы. В этом смысле «возвращённой литературой» оказывалась не только не прочитанная нами, но и поверхностно и догматически истолковываемая» [Трубина 1999: 156].

Пришедшие к власти большевики опасались контрреволюционных проявлений, поэтому подавляли всякое «инакомыслие». С этой целью были созданы механизмы контроля за литературой. В 1917 году был введён «Декрет о печати», в 1920-е годы существовало Главное управление по делам литературы, позднее тотальный контроль осуществляло партийное руководство всех уровней.

В этих условиях многие писатели, не принимавшие советскую власть или её методы, писали почти без надежды быть услышанными современниками. Лишь со второй половины 1980-х годов (и отчасти в 1960-е годы - годы оттепели) эти произведения стали возвращаться к читателю.

Александр Солженицын, который прочитал шестьдесят колымских рассказов Шаламова и его «Очерки преступного мира», отмечал: «Лагерный опыт Шаламова был горше и дольше моего, и я с уважением признаю, что именно ему, а не мне, досталось коснуться того дна озверения и отчаяния, к которому тянул нас весь лагерный быт» [Солженицын 1989: 71].

О «Колымских рассказах» В.Шаламова, о героях этих рассказов и пойдёт речь далее. возвращённый литература репрессия сюжет

1. «Материк» русской прозы и поэзии

С 1986 года с приходом к власти М.С.Горбачёва в СССР начинается вторая оттепель, получившая название перестройки.

Предполагалось радикальным образом реформировать существующую систему и создать гуманное, не на словах, а реально, цивилизованное общество, которое взяло бы всё лучшее у социализма и капитализма. Главным достижением перестройки стала атмосфера гласности, которая способствовала формированию нового социально-исторического мышления. Гласность - это открытость, прозрачность общественно-политической жизни, гарантированная законом возможность свободного публичного обсуждения всех общественных и государственных дел, это право на информацию и на инакомыслие, рассматриваемое как одна из движущих сил общественно-исторического прогресса.

В 1990 году принят «Закон о печати и других средствах массовой информации», конституционно гарантирующий свободу слова и печати в стране. В связи с этим ликвидируется цензура, упраздняется Главлит, что «оказало большое стимулирующее воздействие на активизацию литературной жизни» [Скоропанов 2012: 140]. В октябре 1988 года отменяется постановление 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», которое в своё время положило начало травле А.Ахматовой, М.Зощенко, П.Нилина. отменяются постановления об исключении О.Мандельштама, Б.Васильева, И.Бабеля, Б.Пастернака, А.Галича и других из союза писателей.

Ранее запрещённые книги переводятся из спецхрана в общие фонды. Выясняется, что в годы советской власти было запрещено около 8000 наименований книг. В их числе были и литературные произведения, ранее публиковавшиеся в СССР и затем изъятые, либо вообще не публиковавшиеся. Появляется значительный пласт «возвращённой литературы», которая печатается и в 1990-е годы. Это произведения, в годы тоталитаризма признанные безыдейными, контрреволюционными; книги писателей-эмигрантов, считающихся потенциально предателями родины.

Так как за годы советской власти было незаконно репрессировано более 2000 писателей и около 500 из них погибли, создаётся всесоюзная комиссия по литературному наследию репрессированных и погибших писателей. Эта комиссия добивается доступа в ставшие доступными архивы КГБ и изучает следственные дела.

Среди произведений из разряда «возвращённой литературы» встречаются подлинные шедевры, эта литература была глашатаем подлинной правды. Обратимся к основным темам возвращённой литературы. Прежде всего это тема революции и строительства нового мира. Становясь свидетелями жестокой революционной ломки, многие писатели сомневались в её необходимости.

В связи с эти можно упомянуть роман Б.Пастернака «Доктор Живаго». Если Б.Пастернак позволил себе сомневаться в революции, то М.Булгаков её безоговорочно отрицал в повести «Собачье сердце». Повесть А.Платонова «Котлован» сходна с «Собачьим сердцем» своим философско-аллегорическим характером.

Ещё одна тема возвращённой литературы - сталинские репрессии. Наиболее ярко она раскрыта в творчестве В.Шаламова и А.Солженицына. Оба они прошли через ужасы сталинских лагерей, после смерти Сталина были реабилитированы.

Произведения возвращённой литературы вошли в золотой фонд русской литературы.

2. «Колымские рассказы» В.Шаламова

2.1 История создания

Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982) двадцать лучших лет своей жизни - с двадцати двух лет - провёл в лагерях и ссылке. Первый раз его арестовали в 1929 году. Шаламов был тогда студентом МГУ. Он обвинялся в распространении ленинского письма ХII съезду партии, так называемого «политического завещания Ленина». Почти три года ему пришлось отработать в лагерях Западного Урала, на Вишере.

В 1937 году новый арест. На этот раз он оказался на Колыме. В 1953 году ему разрешили вернуться в Центральную Россию, но без права жить в больших городах. На два дня тайно Шаламов приехал в Москву, чтобы после шестнадцатилетней разлуки повидаться с женой и дочерью. В рассказе «Надгробное слово» [Шаламов 1998: 215-222] есть такой эпизод. В рождественский вечер у печки заключённые делятся своими заветными желаниями:

- Хорошо бы, братцы, вернуться нам домой. Ведь бывает же чудо, - сказал коногон Глебов, бывший профессор философии, известный в нашем бараке тем, что месяц назад забыл имя своей жены.

- Домой?

- Да.

- Я скажу правду, - ответил я. - Лучше бы в тюрьму. Я не шучу. Я не хотел бы сейчас возвращаться в свою семью. Там никогда меня не поймут, не смогут понять. То, что им кажется важным, я знаю, что это пустяк. То, что важно мне - то немногое, что у меня осталось, ни понять, ни почувствовать им не надо. Я принесу им новый страх, ещё один страх к тысяче страхов, переполняющих их жизнь. То, что я видел, человеку не надо видеть и даже не надо знать. Тюрьма - это другое дело. Тюрьма - это свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди не боясь говорили всё, что они думали. Где они отдыхали душой. Отдыхали телом, потому что не работали. Там каждый час существования осмыслен.

Вернувшись в Москву, Шаламов скоро тяжело заболели до конца своей жизни жил на скромную пенсию и писал «Колымские рассказы», которые, надеялся писатель, вызовут читательский интерес и послужат делу нравственного очищения общества.

Работу над «Колымскими рассказами» - главной своей книгой - Шаламов начал в 1954 году, когда жил в Калининской области, работая мастером на торфоразработках. Он продолжил работу, переехав в Москву после реабилитации (1956г.), а закончил в 1973 году.

«Колымские рассказы» - панорама жизни, страданий и смерти людей в Дальстрое - лагерной империи на Северо - Востоке СССР, занимавшей территорию более двух миллионов квадратных километров. Писатель провёл там в лагерях и ссылках более шестнадцати лет, работая на золотых приисках и угольных шахтах, а последние годы - фельдшером в больницах для заключённых. «Колымские рассказы» состоят из шести книг, включающих более 100 рассказов и очерков.

Тему своей книги В.Шаламов определил как «художественное исследование страшной реальности», «новое поведение человека, низведённого до уровня животного», «судьба мучеников, не бывших и не умевших стать героями». Он характеризовал «Колымские рассказы» как «новую прозу, прозу живой жизни, которая в то же время - преображённая действительность, преображённый документ». Себя Варламов сравнивал с «Плутоном, поднявшимся из ада» [Шаламов 1988: 72, 84].

С начала 1960-х годов В.Шаламов предлагал «Колымские рассказы» советским журналам и издательствам, однако даже во времена хрущёвской десталинизации (1962-1963) ни один из них не смог пройти советскую цензуру. Рассказы получили широчайшее хождение в самиздате (как правило, они перепечатывались на пишущей машинке по 2-3 экземпляра) и сразу же поставили Шаламова в разряд разоблачителей сталинской тирании в неофициальном общественном мнении рядом с А.Солженицыным.

Редкие публичные выступления В.Шаламова с чтением «Колымских рассказов» становились общественным событием (так, в мае 1965 года писатель прочёл рассказ «Шерри-бренди» на вечере памяти поэта Осипа Мандельштама, состоявшемся в здании МГУ на Ленинских горах).

С 1966 года «Колымские рассказы», попав за границу, начинают систематически печататься в эмигрантских журналах и газетах (всего в 1966-1973гг. прошло 33 публикации рассказов и очерков из книги). Сам Шаламов к этому факту относился отрицательно, так как он мечтал увидеть «Колымские рассказы» изданными в одном томе и считал, что разрозненные публикации не дают полного впечатления о книге, к тому же делая автора рассказов невольным постоянным сотрудником эмигрантской периодики.

В 1972 году на страницах московской «Литературной газеты» писатель публично протестовал против этих публикаций. Однако когда в 1978 году в лондонском издательстве «Колымские рассказы» были наконец изданы вместе (том составил 896 страниц), тяжело больной Шаламов был этому очень рад. Только через шесть лет после смерти писателя, в разгар горбачёвской перестройки, стала возможна публикация «Колымских рассказов» в СССР (впервые в журнале «Новый мир» №6 за 1988 год). С 1989 года «Колымские рассказы» неоднократно издавались на родине в различных авторских сборниках В.Шаламова и в составе его собрания сочинений.

2.2 Сюжеты и герои рассказов

Шаламовская Колыма - это множество лагерей-островов. Именно Шаламов нашёл эту метафору «лагерь-остров».

Показывая в рассказах образы осуждённых по пятьдесят восьмой, «политической», статье и образы уголовников, также отбывающих наказание в лагерях, Шаламов вскрывает многие нравственные проблемы. Оказавшись в критической жизненной ситуации, люди показывали своё подлинное «я». Были среди заключённых и предатели, и трусы, и подлецы, и те, кого «сломали» новые обстоятельства жизни, и те, кто сумел в нечеловеческих условиях сохранить в себе человеческое. Последних было меньше всего.

Самыми страшными врагами, «врагами народа», были для власти политические заключённые. Именно они находились в лагере в самых жесточайших условиях. Уголовники - воры, убийцы, грабители, которых рассказчик иронично называет «друзьями народа», как это ни парадоксально, вызывали у лагерного начальства куда большие симпатии. Они имели разные поблажки, могли не ходить на работу, им многое сходило с рук.

В рассказе «На представку» [Шаламов 1998: 5-9] Шаламов показывает игру в карты, в которой выигрышем становятся личные вещи заключённых. Автор рисует образы блатарей Наумова и Севочки, для которых жизнь человека ничего не стоит и которые убивают инженера Гаркунова за шерстяной свитер. «Свитер - это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как берёг его Гаркунов, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук, - фуфайку украли бы сейчас же товарищи». В результате окровавленный ситер был снят с убитого, бережно, чтобы не испачкать пальцы, был уложен Севочкой в чемодан. Рассказ заканчивается буднично: «Игра была закончена, и я мог идти домой. Теперь надо было искать другого партнёра для пилки дров2. Авторская спокойная интонация, с которой он завершает свой рассказ, говорит о том, что такие сцены для лагеря - обычное, будничное явление.

Рассказ «Ночью» [Шаламов 1998: 9-11] показывает, как у людей стираются грани между плохим и хорошим, как главной целью становилось стремление выжить самому, чего бы это ни стоило. Глебов и Багрецов ночью снимают одежду с мертвеца с намерением добыть себе вместо этой одежды хлеб и табак. В другом рассказе осуждённый Денисов с удовольствием стаскивает портянки с умирающего, но ещё живого товарища.

Жизнь заключённых была невыносимой, особенно тяжело им приходилось в жестокие морозы. Герои рассказа «Плотники» [Шаламов 1998: 11-14] Григорьев и Поташников, интеллигентные люди, ради спасения собственной жизни, ради того, чтобы хотя бы один день провести в тепле, идут на обман. Они отправляются плотничать, хотя не умеют этого делать. Этим они спасаются от лютого холода, получают спасительный кусок хлеба и право погреться у печки.

Герой рассказа «Одиночный замер» [Шаламов 1998: 14-15], недавний студент университета, измождённый голодом, получает одиночный замер. Он не в силах выполнить это задание полностью, и наказание ему за это - расстрел. Жестоко наказаны и герои рассказа «Надгробное слово» [Шаламов 1998: 215-222]. Ужасает количество смертей в этом рассказе. «Все умерли…». Так начинается рассказ. Бригадир Дюков, попавший в лагерь за какое-то бытовое преступление, набрал бригаду из крестьян, которые вначале работали отлично (Ежов и Берия отлично знали, что к физическому труду интеллигенция мало приспособлена, поэтому лагеря в большом количестве пополнялись за счёт крестьян). Ослабевшие от голода, они уже с трудом выполняли норму. За просьбу бригадира Дюкова улучшить питание вместе с ним самим была расстреляна вся бригада.

Умирали от голода. Погибали от произвола начальства. Убивали непосильным трудом. Требовалось насыпать в тележку грунта, вынутого из забоя, примерно восемьсот пудов. Для сравнения: декабристам почти двести лет назад давалась норма - три пуда руды на человека. «Золотой забой» из здоровых людей делал инвалидов в три недели: голод, отсутствие сна, многочасовая тяжёлая работа, побои… Шаламов ведёт скорбный список погибших, погубленных: это и профессор философии Глебов, и бывший директор уральского треста Тимофеев, и Орлов, бывший референт Кирова, и экономист Шейнин, и организатор первого в России колхоза Иван Яковлевич Федякин - философ, волоколамский крестьянин, и французский коммунист Дерфель, член Коминтерна, и другой работник Коминтерна - голландский коммунист Давид, и многие, многие другие, названные поимённо.

Очень ярко демонстрируется губительное влияние тоталитарной системы на человеческую личность в рассказе «Посылка» [Шаламов 1998: 15-17]. Очень редко политические заключённые получают посылки. Это огромная радость для каждого из них. Но голод и холод убивают человеческое в человеке. Заключённые грабят друг друга! «От голода наша зависть была тупа и бессильна!» - говорится в рассказе «Сгущённое молоко».

Автор показывает и зверство надзирателей, которые, не имея никакого сочувствия к ближним своим, уничтожают жалкие куски хлеба заключённых, ломают их котелки, осуждённого Ефремова избивают до смерти за кражу дров.

В рассказе «Дождь» [Шаламов 1998: 17-19] показано, что работа «врагов народа» проходит в невыносимых условиях: по пояс в земле и под непрекращающимся дождём. За малейшую оплошность каждого из них ждёт смерть. Великая радость, если кто-то покалечит сам себя, и тогда, может быть, ему удастся избежать адской работы и полежать в лагерном лазарете.

Заключённые и живут в нечеловеческих условиях. В рассказе «Надгробное слово писатель даёт такую картину: «… в бараке, набитом людьми, так тесно, что можно было спать стоя… Пространство под нарами было набито людьми до отказа, надо было ждать, чтобы присесть, опуститься на корточки, потом привалиться куда-нибудь к нарам, к столбу, к чужому телу - и заснуть…» [Шаламов 1998: 215-222].

Искалеченные души, искалеченные судьбы… «Внутри всё было выжжено, опустошено, нам было всё равно», - звучит в рассказе «Сгущённое молоко» [Шаламов 1998: 42-44]. В этом рассказе возникает образ «стукача» Шестакова, который, рассчитывая привлечь рассказчика банкой сгущёнки, надеется подговорить его на побег, а потом донести об этом и получить за свой донос вознаграждение. Несмотря на крайнее физическое и нравственное истощение, рассказчик находит в себе силы раскусить замысел Шестакова и обмануть его. Не все, к сожалению, оказались такими догадливыми. «Они бежали через неделю, двоих убили недалеко от Чёрных ключей, троих судили через месяц».

В рассказе «Последний бой майора Пугачёва» [Шаламов 1998: 191-195] автор показывает людей, дух которых не сломлен ни фашистским концлагерем, ни сталинскими лагерями. «Это были люди с иными навыками, привычками, приобретёнными во время войны, - со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, лётчики и разведчики», - говорит о них автор. Герои понимают, что их выживание и спасение невозможно. Но за глоток свободы они готовы отдать жизнь.

Рассказ «Последний бой майора Пугачёва» показано, как Родина обошлась с солдатами, сражавшимися за её свободу и виноватых в том, что волею судеб оказались плену врага.

«Всё это было как бы чужое, слишком страшное, чтобы быть реальностью». Эта шаламовская фраза - самая точная формула «абсурдного мира».

А в центре абсурдного мира Колымы автор ставит обыкновенного человека. Зовут его Андреев, Глебов, Крист, Ручкин, Василий Петрович, Дугаев, «Я». Шаламов не даёт нам никакого права искать в этих персонажах автобиографические черты: несомненно, они на самом деле есть, но автобиографизм здесь не значим эстетически. «Наоборот, даже «Я» - это один из персонажей, уравненный со всеми, такими же, как он, заключёнными, «врагами народа». Все они - разные ипостаси одного человеческого типа» [Лейдерман 2003: 252]. Это человек, который ничем не знаменит, не входил в партийную элиту, не был крупным военачальником, не участвовал во фракциях, не принадлежал ни к бывшим, ни к нынешним «гегемонам». Это обычный интеллигент - врач, юрист, инженер, учёный, киносценарист, студент. Именно этот тип человека, не героя и не злодея, а рядового гражданина, Шаламов делает главным объектом своего исследования.

Итак, нормальный «среднестатистический» человек в совершенно ненормальных, абсолютно бесчеловечных обстоятельствах. Шаламов исследует процесс взаимодействия колымского узника с Системой не на уровне идеологии, даже не на уровне обыденного сознания, а на уровне подсознания, на той пограничной полосе, куда гулаговская давильня оттеснила человека, - на зыбкой грани между человеком как личностью, ещё сохраняющей способность мыслить и страдать, и тем безличным существом, которое уже не владеет собою и начинает жить самыми примитивными рефлексами.

Шаламов утверждает: да, в антимире Колымы, где всё направлено на попрание, растаптывание достоинства узника, происходит ликвидация личности. Среди «Колымских рассказов» есть такие, где описывается сведение существ, опустившихся почти до полной утраты человеческого сознания. Вот новелла «Ночью». Бывший врач Глебов и его напарник Багрецов совершают то, что по шкале общепринятых нравственных норм всегда считалось кощунством: разрывают могилу, раздевают труп сокамерника с тем, чтобы потом его жалкое бельё обменять на хлеб.

Это уже запредел: личности нет, остался чисто животный витальный рефлекс.

Заключение

В «Колымских рассказах» В.Шаламова объект постижения не Система, а человек в жерновах Системы. Шаламова интересует не то, как работает репрессивная машина ГУЛАГа, а то, как «работает» человеческая душа, которую старается раздавить и переломить эта машина. И доминирует в «Колымских рассказах» не логика сцепления суждений, а логика сцепления образов - исконная художественная логика.

Сейчас Шаламова читают все - от школьника до министра. И в то же время проза Шаламова как бы растворена в огромном вале воспоминаний, записок, документов об эпохе сталинщины. Эта сотня рассказов, вмещающаяся в одну книжку, потяжелее одиннадцати томов «Нюрнбергского процесса». Потому что главным свидетелем обвинения здесь выступает тот, кто целых шестнадцать лет жизни оставил в колымском аду. За эти годы он прошёл по таким кругам, которые и не снились Данте, видел то, что недоступно самому мрачному воображению Босха, познал такие муки, которые не мыслились Кафке.

У Шаламова Колыма - это бесспорная и окончательная мера всего и вся. Даже когда он не пишет о Колыме, он всё равно пишет Колымой. Всё - общественные нормы, философские доктрины, художественные традиции - он пропускает через призму Колымы. Фильтр колымского «минус-опыта» (как обозначил его сам Шаламов) болезненно едок и безжалостно суров. Нагруженный этим опытом, писатель встал против целого ареопага стереотипов и идеологем, сковавших общественное сознание. Для него нет безусловных авторитетов и несомненных аксиом.

Хлынувшие на страницы множества крупных журналов после разрешения на публикацию, «Колымские рассказы» сыграли роль в изменении общественного сознания в стране, став одним из наиболее авторитетных свидетельств о преступлениях сталинской эпохи.

Список использованной литературы

1. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе 20 века. - М., 1993.

2. Голубков М.М. Русская литература 20 века: После раскола: Учебное пособие для вузов. - М., 2002.

3. Крупина Н.Л., Соснина Н.А. Сопричастность времени: Современная литература в старших классах средней школы. - М., 1992.

4. Лейдерман Н.Л. «В метельный леденящий век»: О «Колымских рассказах» Варлама Шаламова // Лейдерман Н.Л. и Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. В 2 т. Т. 1. - М., 2003.

5. Скоропанов И.С. Лекции по истории русской литературы второй половины 20 века. - Изд. БГУ, 2012.

6. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Новый мир. - 1989. №11.

7. Трубина Л.А. Русская литература 20 века. - М., 1999.

8. Шаламов В. Из неопубликованной автобиографии // Трифонов Г.Н. К библиографии В.Т.Шаламова. - Советская библиография. - 1988. №3.

9. Шаламов В.Т. Колымские рассказы // В.Т.Шаламов. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. - М., 1998.

Размещено на Allbest.ru