Идейно-тематические особенности и лингвостилистические средства выражения тропов в поэзии Р. Фроста

Размещено на http://allbest.ru

Министерство Высшего и Среднего Специального Образования РУз.

Самаркандский Государственный Институт Иностранных Языков.

"Идейно-тематические особенности и лингвостилистические средства выражения тропов в поэзии Р. Фроста"

Подготовила: магистр 1к.англ.фил. Фатыхова В.

Научный руководитель:Абдуллаева Л.Х.

Самарканд-2014 г



Содержание

Введение

Глава I. Идейно-тематические особенности работ американского поэта ХХ века Роберта Фроста

1.1 Отражение жизни автора в его поэзии

1.2 Концепт «человек- природа» в трудах американского писателя

1.3 Трагичность фростовских творений

1.4 Фрост- народный поэт

1.5 Новая Англия в творчестве Р.Фроста

Глава II. Лирические и драматические тропы в поэзии Р.Фроста

2.1 Символы и образы в произведениях поэта

2.2 Фрост- повествователь

2.3 Лингвостилистические особенности стихотворений Фроста

Заключение

Список использованной литературы

троп поэзия фрост символ



Введение

Роберт Фрост - крупнейший американский поэт XX века, жизнь которого разделилась на две условные части-тяготы и безвестность в первой половине, призвание и слава во второй. Во время Второй мировой войны в американской армии было распространено более миллиона листовок с жизнеутверждающим стихотворением Фроста «Войди!». Он был четырежды лауреатом Пулитцеровской премии, выступал на церемонии инаугурации Кеннеди, был послом доброй воли, его стихи вошли в школьные хрестоматии…Для США Фрост был «больше, чем поэт». 

В данной работе мы рассмотрим влияние фростовских творений на английскую поэзию в частности и мировую в целом.

Актуальность данной работы заключается в том, что Фрост стал интересен миру относительно недавно, так как ранее его просто не могли и даже не хотели понять.

Нами в курсовой работе были поставлены следующие цели:

-изучение поэзии американского писателя, собственно, новый взгляд на мышление Фроста;

-более углублённое проникновение в американскую культуру.

В поэзии Фроста есть что-то очень особенное - сплав национального, даже подчеркнуто местного, с общечеловеческим, современного с вечным. Секрет этого сплава, который был выработан в «тигле» очень личных переживаний, Фрост, похоже, унес с собой.

Как было сказано выше, Фрост- своеобразный поэт. И теоретичес-кой и практической значимостью данной работы является изучение фростовского стиля письма, стиля поэта американского народа. Фрост не был ни пьяницей, ни наркоманом, он не менял любовниц и не устраивал громких скандалов, чего принято ожидать от знаменитых поэтов. Жизнь его, на первый взгляд, была бедна событиями, размеренна, даже скучна. Но в ней была и любовь, и многочисленные драмы в его семье (смерть в младенчестве двух его детей, психическое заболевание сестры, ранняя кончина жены, самоубийство сына), и тяжелые болезни, и депрессии. Все это Фрост переживал наедине с прекрасной восточноамериканской природой, допуская пережитое в свои стихи лишь в виде глухих намеков. 

Объектом изучения данной курсовой работы является дух американского простого народа, его культура, выраженные поэтом при помощи определённых стилистических приёмов.

Предметом же изучения становятся сами литературные тропы, а их в работах американского писателя превеликое множество. Хотя, порой выявить тот или иной стилистический оборот бывает сложно, но, рассматривая всё творчество Фроста в целом, по общей картине многое открывается для глаз читателя.

Внешняя публичность Фроста в сочетании с внутренней закрытостью породили в его отношении ложные стереотипы, которые отчасти живы до сих пор. 

Фроста называют «поэтом деревни».Но совершенно неверно представление о Фросте как о певце природы и радостей простой сельской жизни. Фрост не воспевает природу, как может ее воспевать городской житель; для этого Фрост ее слишком хорошо знает. Фрост глубоко привязан к природе, он видит ее красоту и силу, но никогда не забывает, что природа порой враждебна, а чаще - равнодушна к человеку. Природа может быть для человека зеркалом, но зеркало не спасает от одиночества. В поэзии Фроста человек и природа действуют параллельно, они напрямую взаимосвязаны. Единственным и основным отличием человека от природы поэт показал в том, что человек- существо конечное, смертное, а природа переживает беспрерывный круговорот бытия («Домашнее кладбище», «Смерть батрака», «Любовь и загадка».)



Глава I. Лирические тропы в поэзии Р.Фроста

1.1 Отражение жизни автора в его поэзии

Роберт Фрост (1874-1963) считается в США поэтом номер один для всего XX века (как для XIX столетия - Уолт Уитмен), и этот бесспорный факт иностранного читателя несколько озадачивает. Тем более что американская поэзия заканчивающегося столетия богата звездами первой и второй величины: Эзра Паунд, Томас Стирнс Элиот, Харт Крейн, Э.Э. Каммингс, Уистен Хью Оден,Эдгар Ли Мастере, прославленная плеяда так называемой "южной школы", и многие, многие другие. И при всем этом изобилии и великолепии единственным общенациональным поэтом слывет именно Фрост. Его же, кстати, считал своим любимым поэтом (правда, называя при случае и другие имена) Иосиф Бродский. Но, пожалуй, еще более впечатляет та дань, которую отдал Фросту на редкость ревнивый к чужой славе, особенно поэтической, В. В. Набоков. Поэма из написанного по-английски романа "Бледное пламя" явно восходит к Фросту и пронизана стремлением перещеголять знаменитого американца, обыграть его, так сказать, "в гостях"... Правда, этот замысел Набокова нельзя признать удавшимся (а по большому счету - и понятым современ-никами), да и не был сам В. В. Набоков ни в английских стихах, ни в русских по-настоящему крупным поэтом, но к посредственностям не ревнуют, а Набоков к Фросту, вне всякого сомнения, ревновал. Меж тем величие стихов Фроста открывается читателю далеко не сразу: поэт, на первый взгляд, простоват, а при более углубленном прочтении оказывается, наоборот, чересчур сложным, чтобы не сказать темным.

Его обычно рассматривали как поэта деревни, сельской местности -- грубоватый остряк в народном духе, старый джентльмен-фермер, в целом с позитивным взглядом на мир. Короче, такой же американский, как яблочный пирог. Говоря по правде, он в значительной мере способствовал этому, создавая именно такой образ в многочисленных публичных выступлениях и интервью на протяжении всей своей деятельности. Полагаю, это было для него не слишком трудно, ибо эти свойства также были ему присущи. Он действительно был американским поэтом по самой своей сути, однако нам следует выяснить, из чего эта суть состоит и что означает термин «американский» применительно к поэзии и, возможно, вообще.

Личная жизнь Фроста также была скудна, хотя посвоему драматична. Немногие важные и почти всегда трагические события (трудное ухаживание за будущей женой, попытка самоубийства после ее первого отказа, смерть первенца) обыгрываются в стихах многократно. И в то же самое время поражает полное отсутствие любовной лирики в традиционном понимании слова - хотя бы в юности. Вероятно, драматична была и поздняя любовь Фроста к своей многолетней помощнице и секретарше (разумеется, после кончины супруги после тридцати лет брака; Фрост был человеком строгих правил): отвергнув ухаживания поэта, а вернее, отказавшись ради брака, предложенного им, разойтись с мужем, она дружила с поэтом и работала на него до самой его смерти.

Фрост не участвовал в мировых войнах, не был ни пьяницей, ни наркоманом, он жил в одиночестве, которое воспринимал как безлюдье и которым, по-видимому, ничуть не тяготился. Любопытный психологи-ческий штрих - Фрост никогда не писал стихов по свежим следам как непосредственный эмоциональный отклик на то или иное событие, но лишь после долгой - иногда многолетней - паузы, дав чувству (или чувствам) дистиллироваться и отстояться.

Первую книгу Фрост издал в Англии, прославился в Америке; на протяжении десятилетий его стихи и его самого воспринимали по обе стороны океана совершенно по-разному. Для англичан он был поздним, может быть, последним романтиком, для американцев - реалистом, хранящим верность "правде жизни", - от конкретных примет пейзажа до узнаваемых персонажей. Для обоих подходов имелись определенные основания, хотя оба теперь кажутся упрощенными.

Фроста следовало бы признать поэтом-экзистенциалистом (или поэтом-стоиком, что, впрочем, означает примерно то же самое), нашедшим смутно-атеистический (или пантеистический) ключ к преодолению ужаса бытия. Вместе с тем творчеству Фроста присущ дуализм - не только философский, но и формальный. И на этом вот формальном дуализме стоит остановиться в попытке увязать его с дуализмом философским.

1.2 Концепт «человек- природа» в поэзии американского писателя

На протяжении всей творческой жизни Фрост писал как рифмованные, так и белые стихи. Рифмованные были, как правило, невелики по размерам и традиционны по форме, белые - насчитывали порой по много сотен строк. Забегая вперед, отметим, что славой своей Фрост обязан пяти-шести рифмованным стихотворениям, попадающим во все антологии англоязычной поэзии, и всем без исключения белым.

Белые стихи Фроста написаны в форме драматического монолога (или иногда диалога), восходящей к английскому поэту XIX века Роберту Браунингу, учившемуся, в свою очередь, у Шекспира. Порой перед нами монолог автора (лирического героя), порой - персонажа, порой - диалог или последовательные монологи нескольких персонажей. Тот же Бродский освоил фростовскую технику в ряде стихотворений, первым в ряду которых следует назвать "Посвящается Ялте". Образ рассказчика, обстоятельства места, времени и образа действия, наконец, рассказываемая или обсуждаемая в стихотворении история проступают не сразу; часто читатель вообще не понимает поначалу, о чем идет речь, а порой - как в знаменитом "Страхе" или в не вошедшем в наш сборник "Черном коттедже" - так и остается если не в неведении, то в полузнании, остается в сомнении. Читатель колеблется, как принц Гамлет, и питая подозрения, и не решаясь проникнуться ими до конца. Но те же сомнения, то же полузнание или, если угодно, полупознание - базовая предпосылка философии экзистенциализма, к которой Фрост пришел стихийно и уж в любом случае не читая ни

французских экзистенциалистов, ни немецких. Впрочем, до сомнения в ресурсах языка как средства познания (сомнений, предвосхищенных Федором Тютчевым и актуализованных прежде всего "франкфуртской школой") Фрост не доходит: изреченная мысль не становится для него ложью, но попадает в двусмысленное положение неполной правды. А чтобы дойти до правды... нет, не дойдешь, но никто не мешает тебе искать разгадку, разрабатывать гипотезу, интуитивно нащупывать нечто важное...

Сегодня мы можем назвать поэзию Фроста интерактивной - более того, можем признать интерактивность одним из главных ее достоинств.

Ну и, конечно, магия стиха. Теряется ли она в переводе? Фроста у нас печатали много, а переводили мало, переводили не все, кому следовало бы переводить его, переводили и те, кому переводить Фроста не следовало бы. В настоящем издании многие ключевые стихи Фроста представлены в двух переводах - и читатель сам в силах проследить угол расхождения, в силах на стыке двух переводов выстроить виртуальный третий.

В поэзии Фроста природа паритетна человеку, то есть он выставляет их с одной стороны равными и взаимозаменяемыми, а с другой показывает насколько человек ничтожен перед мощью и бесконечностью природы. Человек в поэзии Фроста- создание конечное, а природа и время, хоть и быстротечны по своей сущности, но всё же властны над людьми.

В данной курсовой работе мы хотели бы рассмотреть ряд стихотворений поэта, в которых основным условием является прогулка на природе, где единение человека и природы максимально близко («Stopping by Woods on a Snowy Evening /«Зимним вечером у леса»/, «Acquainted with the night»/ «Знакомый с ночью»/).

STOPPING BY WOODS ON ASNOWYEVENING

Whose woods these are I think I know. He gives his harness bells a shake

His house is in the village though; To ask if there is some mistake.

He will not see me stopping here The only other sound's the sweep

To watch his woods fill up with snow. Of easy wind and downy flake.

My little horse must think it queer The woods are lovely, dark and deep

To stop without a farmhouse near But I have promises to keep,

Between the woods and frozen lake And miles to go before I sleep,

The darkest evening of the year. And miles to go before I sleep.

ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ У ЛЕСА Стихотворение «Stopping by Woods on a Snowy Evening» («Зимним вечером у леса» в пер. О. Чухонцева) американского поэта Роберта Фроста (Robert Frost, 1874-1963) впервые напе-чатано в книге стихов «Нью Хемпшир» (Frost Robert. New Hampshire: A Poem with Notes and Grace Notes / With Woodcuts by J. J. Lankes. N. Y. : Henry Holt & Company, 1923. X, 113 p.; раз-дел «Мелизмы», Grace Notes), которая стала четвертым фростовским сборником. Точная дата написания этого стихотворения неизвестна. Английский текст печатается по изд. : AmericanLiterature : The Makers and the Making. Shorter Edition / Ed. by Cleanth Brooks, R. W. B. Lewis,Robert Penn Warren. N. Y. : St. Martin's Press, 1974. P. 1191.

Чей это лес и эти дали? Звеня уздечкой еле-еле,

Хозяин этих мест едва ли Мол, что такое, в самом деле,

Поймет, к чему мы здесь, у кромки Она всё ждёт, пока ездок

Заснеженного поля, встали. Прислушивается к метели.

И непонятно лошаденке, Прекрасен лес, дремуч, глубок

Зачем мы здесь в ночной поземке Но должен я вернуться в срок.

Стоим, где пасмурные ели И путь до дома ещё далёк,

Глядятся в белые потемки. И путь до дома ещё далёк.

«Одно из величайших стихотворений, когда-либо написанных на английском языке… Стихотворение о зимних лесах, о мрачных сумерках, о том, как тихо позвякивает колокольчиком лошадка, словно в чем-то мягко упрекая хозяина, о сгущающейся тьме и хмуром небе… А потом, этот чудесный финал с его заключительными строками -- совершенно одинаковыми, не отличающимися ни одним слогом, но первая повествует о тайне личности и земного бытия, а вторая -- о тайне вечности и Вселенной». Nabokov V.Pale Fire. L., 1991. P. 162.

Нельзя не упомянуть о самом названии стихотворения. «Stopping by Woods on a Snowy Evening» дословно можно перевести как «Остановившись у лесов вечером, во время снегопада». Указывая в заглавии время и место, в котором разворачивается воображаемый монолог лирического героя, автор задает определенную инерцию развития образов и ориентирует читательское восприятие. Время действия -- зима, вечер, пора снегопада, место действия -- опушка леса. Фрост не случайно использует в названии герундий «stopping», подчеркивая не столько факт совершения действия, сколько его длительность, пребывание лирического героя в некоем состоянии. Одновременно, выбирая заглавие, Фрост словно превращает малый фрагмент создаваемого поэтического мира в целую Вселенную и возвышает мимолетное впечатление до акта познания.

В частности, странным и даже фантастическим кажется упоминание о «хозяине лесов», недовольства которого опасается лирический герой. Разумеется, можно предположить, что это всего лишь угрюмый и необщительный сосед-фермер, не терпящий даже самых невинных «вторжений» в его владения. Вместе с тем, Фрост, хотя и сообщив о «доме в деревне», явно намеренно избегает дальнейших характеристик «хозяина лесов» и заставляет читателя невольно воображать некое подобие фольклорного персонажа -- Лесного царя, Повелителя таинственного зимнего царства, властного покарать незваного гостя за дерзкое пересечение его границ. Одновременно на этой загадочной призрачной ноте читатель заново открывает для себя звукопись первой строфы. Она строится, во-первых, на использовании консонантного повтора согласного «h» («whose» -- «his» -- «house» -- «he» -- «here» -- «his»), создающего эффект слышимого дыхания: может быть, лирический герой дышит

на озябшие руки?

Во-вторых, «дыхание» лирического героя заглушает зов ветра,

передаваемый аллитеративными повторами полугласного звука «w»: «woods» -- «will» -- «watch» -- «woods». Здесь поэт посредством звукописи предвосхищает появление ветра среди наименований природных феноменов в третьей строфе (кстати, само английское существительное «ветер» начинается с полугласного звука «w» -- «wind»).

Особое внимание хотелось бы обратить на почти единственную ярко выраженную метафору в стихотворении- «fill up with snow»- будто говорится о наполнение какого-то сосуда. Лирический герой вглядывается и вслушивается в процесс преображения, -- ландшафт обретает новый, непривычный, колдовской облик по воле стихий -- ветра и снега. Однако в то мгновение, когда в стихотворении возникает отмечавшаяся выше метафора «fill up with snow», когда лирический герой почти растворяется в самозабвенном созерцании этого нового зимнего мира, а читатель настраивается на новую поэтику таинственного, -- Фрост снова меняет тональность, возвращая нас во второй строфе к зримому, привычному «миру

малых вещей».

Теперь обратимся к стихотворению «Знакомый с ночью». «Acquainted with the night»- «Знакомы с ночью»-перевод Анны Калачик, 2014.

© Copyright: Анна Калачик, 2014Свидетельство о публикации №114032610375

ACQUAINTED WITH THE NIGHT

I have been one acquainted with the night.

I have walked out in rain - and back in rain.

I have outwalked the furthest city light. 

I have looked down the saddest city lane.

I have passed by the watchman on his beat.

And dropped my eyes, unwilling to explain. 

I have stood still and stopped the sound of feet

When far away an interrupted cry

Came over houses from another street, 

But not to call me back or say good-by;

And further still at an unearthly height,

One luminary clock against the sky 

Proclaimed the time was neither wrong nor right.

I have been one acquainted with the night. 

ЗНАКОМЫЙ С НОЧЬЮ.

Я тот, кому знакома ночь.

С дождем я уходил, с дождем и возвращался.

В своих прогулках видел города далекий свет.

Внизу - проулки, что печальней нет.

На сторожа печальный стук, я глаз не поднимал.

Я мимо проходил. Я к объяснениям не склонен был.

Остановился. Стих звук моих шагов.

С соседней улицы, поверх домов

Донесся крик. Прервался.

И не меня он звал, и не со мной прощался.

А надо мною времени бесстрастный ход

Провозглашают с неземных высот

Часы из звезд. Их бег никто не в силах превозмочь

И я - кому знакома ночь.

Данное стихотворение заключено в рамки, так как мы сталкиваемся с повтором первой и последней строк (I have been one acquainted with the night/Я тот,кому знакома ночь/). Для чего Фрост использовал данный приём? Возможно, для того, чтобы усилить впечатление от состояния души лирического героя, возможно, чтобы показать круговорот событий в природе и жизни одного человека.

Как и было сказано нами в начале статьи, лирический герой Фроста всегда противопоставлен природе или существует параллельно с ней, но никогда - внутри неё, не является её составляющим. Так и в этом стихотворении- человек существует не в ночи, а как бы парит над ней (I have outwalked the furthest city light. I have looked down the saddest city lane / В своих прогулках видел города далекий свет. Внизу - проулки, что печальней нет/).

Прогулка лирического героя- основной элемент этих двух стихотворений. Разница лишь в том, что в первом («Зимним вечером у леса») человек лицом к лицу сталкивается с «голой» природой, а во втором («Знакомый с ночью»)- с природой города. Их объединяет время суток, одиночество лирического героя , таинственность леса и ночной жизни спящего города.

Вся эта сверхъестественная естественность стихотворения Фроста сохранена и в ряде других его маленьких шедевров. Каждый из них, как стихотворение «Войди!», можно читать на разных уровнях, но от степени проникновения в загадку его звучания и смысла, пожалуй, не изменится понимание главного.

Фростовское творчество дает ощутить, что в век, когда сложность поэзии, свобода стиха, мечта о принципиально новом языке, различные эксперименты, эпатаж были объявлены самодовлеющими, нищета поэзии стала самым сложным поэтическим заданием, «простотой идеальной и бесконечной» (Б. Пастернак) -- и едва различимым золотом, от соприкосновения с которым любая руда блестит, и тем эталоном, который вопреки моде, конъюнктуре устанавливает надежную границу между стихами «хорошо написанными» и «написанными дурно».

1.3 Трагичность фростовских творений

Фроста часто называли трагичным и даже ужасающим поэтом. В стихотворении «Домашние похороны»/ «Home burial» поэт- повествова- тель. Хотя «Домашние похороны» не повествование, это эклога, точнее, -- пастораль, правда, очень мрачная. Но, поскольку в ней рассказывается история, это, безусловно, повествование; хотя способ изложения в нем -- диалог, а жанр определяется как раз способом изложения. Изобретенная Феокритом в его идиллиях, усовершенствованная Вергилием в стихотворениях, называемых эклогами или буколиками, пастораль, в сущности, является обменом реплик между двумя или более персонажами на лоне природы с обычным обращением к неувядаемой теме любви. Поскольку английское и французское слово «пастораль» перегружено приятными коннотациями и поскольку Фрост ближе к Вергилию, чем к Феокриту, и не только хронологически, давайте, следуя Вергилию, назовем это стихотворение эклогой. Здесь наличествует деревенское окружение, равно как и два персонажа: фермер и его жена, которые могут сойти за пастуха и пастушку, если позабыть, что это происходит на две тысячи лет позже. Такова же и тема: любовь через две тысячи лет.

Говоря короче, Фрост очень вергилиевский поэт. Под этим я подразумеваю Вергилия «Буколик» и «Георгик», а не Вергилия «Энеиды». Начать с того, что молодой Фрост фермерствовал и при этом много писал. Поза джентльмена-фермера была не вполне позой. Фактически до конца своих дней он продолжал скупать фермы. Ко времени своей смерти он владел, если не ошибаюсь, четырьмя фермами в Вермонте и Нью-Хэмпшире. Он кое-что понимал в том, как кормиться от земли, -- во всяком случае не меньше Вергилия, который, по-видимому, был кошмарным фермером, судя по агрономическим советам, рассыпанным в «Георгиках».

За несколькими исключениями, американская поэзия по сути своей вергилиевская, иначе говоря, созерцательная. То есть если вы возьмете четырех римских поэтов августовского периода: Проперция, Овидия, Вергилия и Горация как типичных представителей четырех известных темпераментов (холерическая напряженность Проперция, сангвинические совокупления Овидия, флегматические размышления Вергилия, меланхолическая уравновешенность Горация), то американская поэзия -- и поэзия на английском языке вообще -- представляется поэзией главным образом вергилиевского или горациевского типа. (Вспомните громоздкие монологи позднего Уоллеса Стивенса или позднего, американского Одена.) Однако сходство Фроста с Вергилием не столько в темпераменте, сколько в технике. Помимо частого обращения к личине (или маске) и возможности отстранения, которую вымышленный персонаж дает поэту, Фрост и Вергилий имеют общую тенденцию скрывать реальный предмет диалога под монотонным матовым блеском своих соответственно пентаметров и гекзаметров. Поэта исключительной углубленности и беспокойства, Вергилия «Эклог» и «Георгик», обычно принимают за певца любви и сельских радостей, так же как автора «К северу от Бостона».

К этому следует добавить, что Вергилий у Фроста приходит к вам затемненный Водсвортом и Браунингом. Возможно, лучше сказать -- «профильтрованный», и драматический монолог Браунинга -- вполне фильтр, сводящий драматическую ситуацию к сплошной викторианской амбивалентности и неопределенности. Мрачные пасторали Фроста так же драматичны, не только в смысле интенсивности взаимоотношений персонажей, но более всего в том смысле, что они действительно театральны.

Это род театра, в котором автор играет все роли, включая сценографа, режиссера, балетмейстера и т.д. Он же гасит свет, а иногда представляет собой и публику.

И это оправданно. Ибо идиллии Феокрита, как почти вся античная поэзия, в свою очередь не что иное, как выжимка из греческой драмы. В «Домашних похоронах» перед нами арена, превращенная в лестницу с перилами в духе Хичкока. Начальная строчка сообщает вам столько же о положениях актеров, сколько и об их ролях: охотника и его дичи. Или, как вы увидите позже, -- Пигмалиона и Галатеи, с той разницей, что в данном случае скульптор превращает свою живую модель в камень. В конечном счете «Домашние похороны» -- стихотворение о любви, и хотя бы на этом основании его можно считать пасторалью.

Но рассмотрим первые полторы строчки:



He saw her from the bottom of the stairs

Before she saw him.

Он увидел ее снизу лестницы

Прежде, чем она увидела его.

Фрост мог бы остановиться прямо здесь. Это уже стихотворение, это уже драма. Представьте эти полторы строчки расположенными на странице самостоятельно, в духе минималистов. Это чрезвычайно нагруженная сцена или, лучше, -- кадр. Перед вами замкнутое пространство, дом и два индивидуума с противоположными -- нет, различными -- целями. Он -- внизу лестницы; она -- наверху. Он смотрит вверх на нее; она, насколько мы знаем, пока вообще не замечает его присутствия. Следует помнить также, что все дано в черно-белом. Лестница, разделяющая их, наводит на мысль об иерархии значимостей. Это пьедестал, на котором она (по крайней мере в его глазах), а он -- у подножия (в наших глазах и в конечном счете в ее). Все в остром ракурсе. Поставьте себя в любое положение -- лучше в его, -- и вы увидите, что я имею в виду. Представьте, что вы следите, наблюдаете за кем-то, или представьте, что наблюдают за вами. Представьте, что вы истолковываете чье-то движение -- или неподвижность -- втайне от наблюдаемого.

В данном стихотворении можно найти огромное количество драматических деталей и моментов, переданных автором с такой точностью, будто он сам пережил их ( предполагается, что это стихотворение написано на основе произошедшего с Фростом- смерть ребёнка).



Глава II. Философия Роберта Фроста

2.1 Фрост- народный поэт

Роберт Фрост поэт, философ, гуманист, уже при жизни признанный классиком американской литературы. Обладавший редкой для поэтов этой страны популярностью, увенчанный всеми знаками официального признания, почитаемый молодежью, Роберт Фрост относится к тем мастерам, чей голос кажется подчеркнуто негромким, стих не блещет новизной, а сила воздействия творчества определяется искренностью, способностью проникнуть в суть на первый взгляд самых заурядных явлений. Посреди потрясений века, войн и революций Фрост просто и задумчиво беседовал с таким же, как и он, человеком, своим читателем, о вполне непритязательных, но поистине вечных вещах: о природе, любви, дружбе, быте, прозаических подробностях сельской жизни - будь то сенокос, уборка урожая или постройка нового амбара. Доброта к людям, гуманность, доступность, не имеющая ничего общего со стремлением к дешевой популярности, - наиболее привлекательные особенности поэзии Фроста. Сын фермера, он навсегда сохранил связь с людьми и природой Новой Англии, которую воспел в своих стихах.

Но эта «региональность», «местный колорит» не помешали Фросту стать поэтом общенационального значения, говорить о явлениях общечеловеческой значимости. Он выпустил первый сборник - «Воля мальчика» - довольно поздно, когда ему было сорок лет. За этим сборником с промежутками в 3-5 лет последовали еще восемь поэтических книг; последняя - «На вырубке» (1962) - вышла за год до смерти поэта. Все это время Фрост жил преимущественно на своей ферме в Вермонте, где труд скромного сельского жителя стал для него столь же естественным, как и писание стихов; в зимнее время он иногда вел поэтические семинары со студентами университетов. 

Роберт Фрост писал классическими размерами, избегая столь популярного на Западе свободного стиха: известная традиционность делает Фроста даже несколько старомодным. Но за внешней непритязательностью его стихов кроется богатство внутреннего содержания, разнообразие оттенков настроения. Мастер малой формы, он делает ее исключительно емкой: тут и пейзажная зарисовка, и философское раздумье, и тонко переданный бытовой эпизод, и маленькая новелла в стихах. Хотя мир представляется Фросту гармоничным и цельным, поэт не проходит мимо социальных проблем. Он пишет и о заскорузлых собственниках («Починка стены»), и о горькой доле сельских батраков («Смерть батрака»), и о расовых предрассудках («Последний индеец»). Любя свою страну, он приветствует прогресс человечества («Научная фантастика»), утверждает право каждого народа избирать свою судьбу, славит мир на земле.

Особенностью поэтической манеры Фроста является то, что эпизоды повседневной человеческой деятельности неизменно получают у него многослойное философско-метафизическое осмысление («After Apple-Picking», «Birches»). Продолжая браунинговскую традицию драматического монолога, Фрост вводит в оборот стихотворные диалоги, наполненные разговорными интонациями и тонким психологизмом («The Black Cottage», «Home Burial» -- предмет эссе Бродского).

Основная часть стихотворного наследия поэта обыгрывает тему отношений человека с вечной природой, которая предстает у Фроста принципиально непостижимой и чуждой человеку, а нередко таит в себе имманентную угрозу («Stopping By Woods On A Snowy Evening» -- самое хрестоматийное стихотворение американской поэзии XX в.) Результаты человеческой деятельности теряются в беспредельности и бессмысленности окружающего мира («The Wood-Pile», «The Most of It»).

Одним из основных стихотворений Р.Фроста, определяющего его как поэта американского народа является знаменитое «Войди!»/ «Come in», которое по началу также, как и его остальное творчество, не привлекло внимания общественности, но после того, как произведение напечатали в большом количестве тиража и отправили на войну, оно получило большое признание и именно это стихотворение является началом успеха Фроста.

К сожалению, стройность и внутренняя непротиворечивость этой схемы достигаются путем игнорирования или достаточно произвольного, априористического истолкования многих фактов жизни и творчества Фроста, подмены реального контекста наиболее концептуально благоприятным. Примеры тому будут даны в основной части данной работы, при более конкретном рассмотрении различных сторон концепции А.М.Зверева, к которой пришлось прибегать, главным образом, в полемических целях.

Фрост поздно осознал свое поэтическое призвание. Выходец из фермерской среды, он долгие годы сочетал крестьянский труд с деятельностью сельского учителя. Он опубликовал свой первый сборник стихов “Воля мальчика” (1913), когда ему шел сороковой год. Книга была названа по строке из Г. Лонгфелло; заглавие выражало привычную для романтической поэзии мысль, что юность мимолетна, но память о ней неизгладима. Ориентация Фроста на романтическую традицию (как американскую, так и английскую -- он ощущал себя наследником Дж. Китса и П. Б. Шелли) резко выделила его среди поэтических сверстников, воспринимавших поэзию романтизма как глубоко устарелое явление и увлеченных идеей новаторства, которое для них соотносилось либо со свободным стихом Уитмена, либо с экспериментами европейского авангарда.

В отличие от них, Фрост предпочел “традиционный способ быть новым”, считая, что стиховые системы и жанры, наиболее распространенные в классической англоязычной поэзии, обладают неисчерпаемыми изобразительными возможностями, а материал поэта всегда один и тот же, как бы ни изменялись внешние формы жизни. Начиная с книги “К северу от Бостона” (1914), принесшей ему широкую известность, Фрост неизменно выступал как приверженец поэзии, насыщенной отзвуками реальных жизненных противоречий и содержащей узнаваемые картины повседневного обихода, которые для него заключали в себе высокий философский смысл. Воссоздавая жизнь природы и течение деревенских будней с их кажущимся однообразием, Фрост обнаруживал в этой монотонной хронике глубокий драматизм. Его книги “Нью-Хэмпшир” (1923), “Ручей, текущий на Запад” (1928), “Дальний горизонт” (1936) и другие, вплоть до последнего сборника “На вырубке” (1962), проникнуты сдержанным лиризмом и “чувством печали, которое не взывает ни к каким утешениям”, поскольку утешения невозможны, когда речь идет о хрупкости бытия, об эфемерности высоких нравственных идеалов, не способных обуздать эгоистические порывы, создающие между людьми пропасть отчуждения, об исчезнувшей гармонии отношений человека и природы и о конечной непостижимости законов универсума. Эти темы и мотивы оставались преобладающими на всем протяжении творческого пути Фроста. С каждой новой книгой упрочивалась его репутация поэта философского склада, вместе с тем наделенного уникальным лирическим даром.

Основными жанрами поэзии Фроста были баллада (нередко основанная на фольклорном предании), драматический монолог и элегия. Особое место в его творчестве занимают медитативные поэмы, в которых подчеркнуто обыденная ситуация (как, например, в “Березах”, где говорится о мальчишках, карабкающихся по гибким молодым ветвям, чтобы, согнув их, взмыть вверх, как на качелях) становится поводом для размышления о неискоренимых человеческих надеждах и повторяющихся печальных уроках реального опыта.

В отличие от романтиков, Фросту, как правило, чужда исповедальная лирика, которая передает озарения и катастрофы, пережитые поэтом. Он стремится говорить не о конфликте лирического героя и окружающего мира, не о напряженности этих отношений, а о попытках выстроить их как гармоничные -- вопреки объективной логике социальной жизни. В конечном счете выявляется невозможность такой гармонии, и, осознав это, герой лирики Фроста испытывает горечь, а порой и страдание, которое, однако, никогда не перерастает в ощущение одиночества и богооставленности, не выражается в упреках, бросаемых равнодушному и враждебному миру. Свою позицию Фрост определил как “любовную размолвку с бытием”: достаточно серьезную, но не перерастающую в антагонизм.

Характеризуя свое мирочувствование, Фрост говорил: “Единственное, на что я решительно неспособен, это испытывать состояние безнадежности”. Его творчество воспринималось как вызов “поэзии отчаяния”, которая стала преобладающим веянием в годы после Первой мировой войны, и как олицетворение архаизма, принципиально отвергающего художественные искания, отмеченные духом экспериментальности. Фрост в самом деле остался далек от этих исканий, заявив, что стихи, написанные верлибром, для него то же самое, что игра в теннис без сетки. Но его творческий консерватизм не помешал существенному обновлению форм и жанров, обладающих многовековой историей.

Настаивая на том, что стихотворение возможно лишь в “строгих границах логичного”, и отвергнув “ненацеленные ассоциации”, которые, на его взгляд, были только “данью звучности”, а не способом воплотить новое содержание, Фрост вместе с тем говорил о “величайшей свободе слова и образа” в этих границах. Он обосновал идею органичной слитности всех компонентов стихотворения, цель которого в том, чтобы достичь, при внешней сдержанности, мощного эмоционального эффекта. Великие стихи Фрост уподобил льду на сковородке: таянье остается невидимым, но оно все сильнее с каждой секундой, и все активнее бурлит вода, разглядываемая стоящим у плиты.

В 1962 по поручению президента Кеннеди Фрост, когда ему было 88 лет, с миссией доброй воли посетил СССР. Его поездка стала одним из свидетельств потепления в отношениях между США и Советским Союзом.



2.2 Новая Англия в творчестве Фроста

Личная жизнь Фроста также была скудна, хотя по своему драматична. Немногие важные и почти всегда трагические события (трудное ухаживание за будущей женой, попытка самоубийства после ее первого отказа, смерть первенца) обыгрываются в стихах многократно. И в то же самое время поражает полное отсутствие любовной лирики в традиционном понимании слова - хотя бы в юности. Вероятно, драматична была и поздняя любовь Фроста к своей многолетней помощнице и секретарше (разумеется, после кончины супруги после тридцати лет брака; Фрост был человеком строгих правил): отвергнув ухаживания поэта, а вернее, отказавшись ради брака, предложенного им, разойтись с мужем, она дружила с поэтом и работала на него до самой его смерти. Фрост не участвовал в мировых войнах, не был ни пьяницей, ни наркоманом, он жил в одиночестве, которое воспринимал как безлюдье и которым, по-видимому, ничуть не тяготился.

Любопытный психологический штрих - Фрост никогда не писал стихов по свежим следам как непосредственный эмоциональный отклик на то или иное событие, но лишь после долгой - иногда многолетней - паузы, дав чувству (или чувствам) дистиллироваться и отстояться.

Первую книгу Фрост издал в Англии, прославился в Америке; на протяжении десятилетий его стихи и его самого воспринимали по обе стороны океана совершенно по-разному. Для англичан он был поздним, может быть, последним романтиком, для американцев - реалистом, хранящим верность "правде жизни", - от конкретных примет пейзажа до узнаваемых персонажей. Для обоих подходов имелись определенные основания, хотя оба теперь кажутся упрощенными. Фроста следовало бы признать поэтом-экзистенциалистом (или поэтом-стоиком, что, впрочем, означает примерно то же самое), нашедшим смутно-атеистический (или пантеистический) ключ к преодолению ужаса бытия. Вместе с тем творчеству Фроста присущ дуализм - не только философский, но и формальный. И на этом вот формальном дуализме стоит остановиться в попытке увязать его с дуализмом философским.

На протяжении всей творческой жизни Фрост писал как рифмованные, так и белые стихи. Рифмованные были, как правило, невелики по размерам и традиционны по форме, белые - насчитывали порой по много сотен строк. Забегая вперед, отметим, что славой своей Фрост обязан пяти-шести рифмованным стихотворениям, попадающим во все антологии англоязычной поэзии, и всем без исключения белым.

Белые стихи Фроста написаны в форме драматического монолога (или иногда диалога), восходящей к английскому поэту XIX века Роберту Браунингу, учившемуся, в свою очередь, у Шекспира. Порой перед нами монолог автора (лирического героя), порой - персонажа, порой - диалог или последовательные монологи нескольких персонажей. Тот же Бродский освоил фростовскую технику в ряде стихотворений, первым в ряду которых следует назвать "Посвящается Ялте". Образ рассказчика, обстоятельства места, времени и образа действия, наконец, рассказываемая или обсуждаемая в стихотворении история проступают не сразу; часто читатель вообще не понимает поначалу, о чем идет речь, а порой - как в знаменитом "Страхе" или в не вошедшем в наш сборник "Черном коттедже" - так и остается если не в неведении, то в полузнании, остается в сомнении. Читатель колеблется, как принц Гамлет, и питая подозрения, и не решаясь проникнуться ими до конца. Но те же сомнения, то же полузнание или, если угодно, полупознание - базовая предпосылка философии экзистенциализма, к которой Фрост пришел стихийно и уж в любом случае не читая ни французских экзистенциалистов, ни немецких. Впрочем, до сомнения в ресурсах языка как средства познания (сомнений, предвосхищенных Федором Тютчевым и актуализованных прежде всего "франкфуртской школой") Фрост не доходит: изреченная мысль не становится для него ложью, но попадает в двусмысленное положение неполной правды. А чтобы дойти до правды... нет, не дойдешь, но никто не мешает тебе искать разгадку, разрабатывать гипотезу, интуитивно нащупывать нечто важное... Сегодня мы можем назвать поэзию Фроста интерактивной - более того, можем признать интерактивность одним из главных ее достоинств.

Ну и, конечно, магия стиха. Теряется ли она в переводе? Фроста у нас

печатали много, а переводили мало, переводили не все, кому следовало бы переводить его, переводили и те, кому переводить Фроста не следовало бы. В настоящем издании многие ключевые стихи Фроста представлены в двух переводах - и читатель сам в силах проследить угол расхождения, в силах на стыке двух переводов выстроить виртуальный третий. А самое знаменитое стихотворение Фроста - "В лесу снежным вечером" - здесь и вовсе выделено в особый раздел "Антология одного стихотворения". Вчитываясь в переводы этого стихотворения, особое внимание надо уделять двум последним строкам, вернее, одной и той же, но повторенной дважды.

"Пройти долгие мили, прежде чем я усну,

Пройти долгие мили, прежде чем я усну"

(Подстрочный перевод)

В первый раз эта бесхитростная строка имеет конкретный смысл, во второй - метафорический, в совокупности конкретный и метафорический смыслы слагаются в метафизический. Точно так же (хотя, может быть, и не столь наглядно) дело обстоит и со всей поэзией Роберта Фроста.

США не являются страной любителей поэзии. Для среднего американца человек, особенно мужчина, увлекающийся поэзией, - это что-то непонятное, чуждое, почти враждебное. Впрочем, отношение американцев к своим поэтам меняется, когда к тем приходит признание, выражающееся в тиражах, званиях и университетских синекурах. При этом непонятно, каким образом поэт может дожить до такого успеха - сформироваться и утвердиться, влача маргинальное существование. Но это происходит. 

Роберт Фрост - крупнейший американский поэт 20 века - в полной мере вкусил безвестности и тягот в первую половину жизни и славы, почти официального статуса национального Барда - во вторую. Во время Второй мировой войны в американской армии было распространено более миллиона листовок с жизнеутверждающим стихотворением Фроста «Войди!» Он был четырежды лауреатом Пулитцеровской премии, не раз выступал на президентских инаугурационных церемониях, был послом доброй воли, его стихи вошли в школьные хрестоматии… Поистине, для США Фрост был «больше, чем поэт». 

Теперь, спустя почти полвека после его смерти, такая публичность и «раскрученность» имени Фроста, возможно, кажется чрезмерной. Однако, по мере того, как 20 век уходит в прошлое и становятся яснее истинные масштабы различных вершин на его литературной карте, поэтическая вершина под названием «Роберт Фрост» отнюдь не съеживается. Дело не только в том, что Фрост обладал стихотворным даром, и его лучшие стихи нисколько не утратили обаяния. В поэзии Фроста есть что-то очень особенное - сплав национального, даже подчеркнуто местного, с общечеловеческим, современного с вечным. Секрет этого сплава, который был выработан в «тигле» очень личных переживаний, Фрост, похоже, унес с собой. 

Возможно, более парадоксально прозвучит сравнение Фроста с китайскими и японскими поэтами. Нет сведений о том, чтобы Фрост увлекался или хотя бы знакомился с восточной поэзией, но это равнодушие к переме мест и умение извлечь всю необходимую духовную пищу из того, что видишь вокруг себя, действительно роднит его с восточными лириками и мудрецами. (Когда одного такого мудреца спросили, где находится «дао» - путь, - тот ответил, что дао пролегает от этой деревни до соседней.) 

Заблуждением является и мнение о простоте, доступности поэзии Фроста. Иллюзия простоты возникает из-за того, что в стихах Фроста всегда есть первый план - вещественный, сюжетный, зачастую совершенно бесхитростный. Но за первым планом есть другие планы и смыслы, которые не только не просты, но нередко затемнены, зашифрованы. 

Поводом для стихотворения у Фроста может служить любой эпизод будничной жизни. Часто это работа - косьба, починка стены, расчистка родника, уход за теленком. Может быть - и того проще, что-то увиденное: высохший ручей, качающиеся на осеннем ветру деревья за окном, опушка заснеженного зимнего леса… И всякий раз Фрост за этой обыденностью открывает философскую глубину и многозначность. 

Немалая часть творчества Фроста - это крупные (на сотни строк) сюжетные произведения, написанные традиционным для английской поэзии белым стихом и граничащие по жанру со стихотворными драмами. Однако, возможно, более ценную часть фростовского наследия составляют небольшие стихотворения, многие из которых обладают изысканным ритмическим рисунком и рифмой, в сочетании с простой и естественной разговорной речью, - в них философичность Фроста выступает в самом концентрированном виде. 

Главное в философии Фроста - мудрое, стоическое приятие жизни, со всеми ее тяготами, разочарованиями и ужасом смерти в конце. Человек слаб, и Фрост-человек временами поддается унынию, даже отчаянью, но Фрост-поэт в конце концов всегда на стороне жизни. 

В нашей стране до конца 1950-х годов о Фросте знал только узкий круг переводчиков и литературоведов-американистов. Взрыв интереса к американскому Барду произошел в 1962 году, когда 88-летний Фрост посетил СССР. Эта поездка, состоявшаяся в разгар холодной войны, была организована на официальном уровне как шаг мирной дипломатии. Планировалось, что затем Соединенные Штаты посетит А.Твардовский, но этот ответный визит не состоялся. 

Фрост с энтузиазмом отнесся к своей миссии. Он не увлекался коммунизмом, но был человеком демократических убеждений и обладал независимым умом, свободным от угара воинственного патриотизма, которым были охвачены тогда обе враждующие стороны. Встретившись в СССР с Хрущевым, который ему нравился своей энергией и цельностью, Фрост пытался убедить советского лидера принять некие правила мирного соперничества с США, кодекс взаимного уважения антагонистов, - чтобы избавить мир от ежеминутной ядерной опасности. 

Помимо Хрущева, Фрост встречался в Москве и Ленинграде с советской литературной элитой, о которой до того не имел понятия: А. Ахматовой, А. Твардовским, К. Паустовским, К. Чуковским, И. Эренбургом, Е. Евтушенко. 

В 1963 году был опубликован сборник русских переводов из Фроста. С тех пор Фроста переводили много. Наиболее известны переводы И. Кашкина, В. Топорова, А. Сергеева, Б. Хлебникова, Г. Кружкова, С. Степанова. Однако, хотя Фростом занимались хорошие переводчики, и в эту работу они вкладывали душу и все свое умение, Фрост остается не до конца освоенным на русской почве - в том решающем смысле, что на языке оригинала он искренне и горячо любим читателями, а его переводы такой заслуженной любви у российских читателей пока ни снискали. Нет сомнения, что переводческие и читательские труды по русскому постижению Роберта Фроста будут продолжаться. 



Заключение

Р.Фрост - классик американской поэзии, больше, чем поэт, так как его произведения подчас являются воплощением каких-то кардинальных ситуаций человеческой жизни как философского феномена. Это рождение и смерть, экзистенциальное одиночество, противостояние или содействие человека и природы. При этом обычно в поэзии Р.Фроста прочитываются оригинальные особенности американской ментальности, многократно проанализированные исследователями его творчества (например, И.Бродским). Очевидно, в США существуют дополнительные рефлексы, позволяющие поставить Р.Фроста на очень высокий уровень - достаточно вспомнить, что на инаугурации Дж.Кеннеди читали известное произведение поэта - стихотворение “Come in!”

Стиль Р.Фроста таков, что в нем есть самые разнообразные, не только лирические элементы. Это и диалог, и драматизация изображения через повествование. Таким образом, лингвостилистика Р.Фроста - это некий синтез и эпических, и драматических элементов рядом с лирическими. Тропы применимы везде, потому они и становятся главным предметом исследования.



Список использованной литературы

Богомолов А.С. Буржуазная философия США XX века. М., Мысль, 1994, 343 с.

Грязнов А.Ф. Философия "Шотландской школы". М.,МГУ, 1979, 125 с.

Фрост Р,, Черный дом (пер.Д.А.Прияткина). "Памир", 1981, № 7, с.84-86.

Фрост Р., Движение, совершаемое в стихе (пер.А.М.Зверева), Писатели США в литературе., М., "Прогресс", 1974, с.287--290 (2-е изд., 1982, т.2, с.183-186).

Фрост Р.,Топорище, Жена Поля Баньяна (пер.А.Я.Сергеева).- Новый мир, 1965, № 12, с.90-95.

Размещено на Allbest.ru

...