Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Курсовая работа

на тему: Мотивы счастья в поэзии Александра Блока



Содержание

Введение

1. Мечты о счастье и гармонии в «Стихах о Прекрасной Даме»

2. Книга вторая. В поисках гармонии

3. Преодоление «соблазнов легкого и неверного счастья» в книге третьей

Заключение

Список использованной литературы

Приложение



Введение блок лирика счастье поэзия

Александр Блок - великий поэт начала XX века, его творчество - одно из самых выдающихся явлений русской поэзии. «По силе дарования, страстности отстаивания своих воззрений и позиций, по глубине проникновения в жизнь, стремлению ответить на самые большие и насущные вопросы современности, по значительности новаторских открытий, ставших бесценным достоянием русской поэзии, Блок явился одним из тех деятелей нашего искусства, которые составляют его гордость и славу»  Соловьев Б. И.Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. - М.: Советский писатель, 1965..

Литературное наследие Блока обширно и многообразно, оно стало частью нашей культуры и жизни, помогающей понять истоки духовных исканий и озарений художника. Творчество поэта является практически неисчерпаемым для литературоведческих и лингвистических исследований, которые являются актуальными и в наше время.

В отечественном литературоведении большое место уделено исследованиям творческого пути Блока, самыми известными и фундаментальными являются работы Н. Венгрова, З.Г. Минц, П.Л. Громова, В.П. Енишерлова, Л.К. Долгополова, Д.Е. Максимова, В.Н. Орлова, М.Ф. Пьяных и др.

Цель данного исследования: проследить, как проявляется мотив счастья в поэзии Блока.

Реализация поставленной цели возможна через решение следующих задач:

1) изучить критические и литературоведческие работы, посвященные исследованию лирики Блока;

2) выявить, в каких произведениях поэта звучит мотив счастья, каково понимание счастья и с чем оно связано в разные периоды творчества.

Объект исследования: лирика Блока.

Предмет: развитие мотивов счастья, любви и гармонии в лирике Блока.

Практическая значимость работы: результаты исследования могут быть применимы на семинарских занятиях для студентов гуманитарных вузов.

Новизна исследования заключается в попытке обобщить разрозненный материал, касающийся выявления мотивов гармонии, любви и счастья в лирическом наследии поэта-символиста.



1. Мечты о счастье и гармонии в «Стихах о Прекрасной Даме»

«Ныне имя поэта обрело необычайно широкую известность. К его произведениям тянутся миллионы все новых и новых читателей. Это совершенно закономерно, ибо творчество Блока не может не захватить своей страстной напряженностью, художественным совершенством, глубиной прозрений, той жаждой великого и прекрасного будущего, ради достижения которого нельзя щадить никаких усилий. Необычайно сложен, противоречив, а вместе с тем и внутренне целен творческий путь Блока - от "Стихов о Прекрасной Даме" до поэмы "Двенадцать"; цельность эта определяется общностью многих коренных и существеннейших тем, вопросов, лейтмотивов творчества Блока, на каждом этапе развития решаемых по-разному - в соответствии с новым жизненным и творческим опытом поэта, но в чем-то постоянных и неизменных. Следует подчеркнуть, что и сам Блок рассматривал свое творчество в его единстве и нерасторжимой цельности, а его былой друг поэт-символист Андрей Белый справедливо утверждал, что "понять Блока - понять связь стихов о Прекрасной Даме с поэмой "Двенадцать" - и это совершенно справедливо.

Конечно, огромное расстояние отделяет Блока зрелой поры, художника великой силы, создавшего лирически проникновенные, реалистически весомые, а вместе с тем и романтически окрыленные произведения, пронизанные революционным пафосом, такие, как "Ямбы", "Возмездие", "Двенадцать", от автора отвлеченно-мечтательных - в большинстве своем - "Стихов о Прекрасной Даме", но нетрудно обнаружить, что, резко меняясь с годами, творчество Блока никогда не изменяло "воле к подвигу", героическому началу, жажде "единства с миром".

Сам Блок определял свой жизненный и творческий путь как "трилогию вочеловечения", вкладывая в эти слова огромное и глубокое значение, смысл утверждения высших ценностей человеческого бытия, неотъемлемых от народных устоев и общественных начал, от утверждения великого и прекрасного будущего, той "дальней цели", какая и составляла суть его самых больших переживаний и стремлений. Именно это определение и позволяет с наибольшей полнотой уяснить и творческое развитие поэта, начиная с той ранней поры, когда сам он бродил "в тумане утреннем" (говоря словами его наставника тех лет Владимира Соловьева) и когда у него еще долго не было "жизненных опытов".

Трудно поспорить с тем, что счастье возможно только в мире гармонии, добра, красоты и любви. Именно в этом был уверен и молодой Александр Блок.

Как поэт Блок формировался под влиянием русской классической литературы. В начале творческого пути наиболее близким ему оказался романтизм В. А. Жуковского. Певец природы, как называл его В. Г. Белинский, учил юного поэта чистоте и возвышенности чувств, постижению красоты окружающего мира, соприкосновению с тайной Бога, вере в возможность проникновения за предел земного. Уроки Жуковского не прошли для Блока бесследно: взращенные ими "острые мистические и романтические переживания" обратили Блока в 1901 году к творчеству поэта и философа-мистика Вл. Соловьева, который был признан "духовным отцом" младшего поколения русских символистов (А. Блок, А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов, Эллис и др.). Идейным стержнем его учения была мечта о царстве теократии, которое возникает из современного мира, погрязшего во зле и пороке, но спасенного в дальнейшем Мировой Душой, Вечной Женой, которая предстает своеобразным синтезом гармонии и красоты, добра, духовным началом всего живого. Эта соловьевская тема стала центральной в ранних стихотворениях Блока, составивших первую его книгу "Стихи о Прекрасной Даме" (1904 г.)

«Прекрасную Даму» Блока можно в какой-то мере рассматривать как поэтическую метафору гармонической, светлой основы мира.

"Стихи о Прекрасной Даме" -- это произведения, в основе которых лежит подлинное чувство любви к невесте, позже -- жене поэта Л. Д. Менделеевой. Вместе с тем это мистическое преклонение перед Владычицей Вселенной, Вечной Женственностью. Последовательно и систематически Блок переводит в "Стихах о Прекрасной Даме" свои земные чувства в высший, идеально-мистический план. В этих стихах возлюбленная, лишенная каких бы то ни было земных черт, наделена признаками настоящего божества. Это Небесная Дева, Вечная Женственность, Владычица Вселенной, Лучезарная Царица, Заря, Купина. Лирический герой -- отрок, раб, инок, рыцарь, готовый всю жизнь служить своей Даме. Возлюбленная представляется ему как будто в чудесном сне или сказке. Она часто является в сумраке, в тумане, окруженная зыбкими тенями. Впечатление призрачности, неопределенности образа усиливается и оттого, что поэт избегает конкретных, описательных эпитетов. Они рассчитаны лишь на эмоциональное восприятие: ароматные слезы, лазурные сновидения, шаг завороженный, бездонный взгляд, упорная мечта, сумрак таинственный. Архаическая, церковная, "молитвенная" лексика (лампада, паникадила, ризы и др.) соответствует представлению о возлюбленной как о божестве. Постоянные мечты о встрече с Ней, ожидание Ее призыва ассоциируется со вторым пришествием, с полным обновлением, преображением всего мира.

Большой знаток и ценитель поэзии М. Рыльский писал: "Стихи о Прекрасной Даме" -- это прежде всего стихи о любви и высокой человеческой красоте, это облаченное в условно-мистические одежды торжество живой жизни, предчувствие всемирной зари". Чистые чувства первой любви часто порождают идеализацию, обожествление возлюбленной, стремление видеть в ней самое прекрасное, возвышенное, "неземное". Эти чувства нашли очень точное, психологически правдивое выражение в удивительно нежных, мелодичных стихах Блока. В служении Прекрасной Даме, которая должна преобразить мир, поэт видел свой главный подвиг жизни: Будет день -- и свершится великое, Чую в будущем подвиг души.

Прекрасная Дама «всегда была для него не только женщина, но и световое явление. Стихи, написанные до ее появления, он называл Ante Lucera, то есть «Перед появлением света», потому что она действительно была единственный Lux (свет), единственное солнце его мироздания. Изо дня в день много лет он пел лишь о ней одной, пел в сущности одну и ту же песнь, потому что почти все его тогдашние песни были одна нескончаемая песнь о Ней. О чем бы он ни пел, он пел о Ней. Он пел о закатах, облаках и лесах, но это были знаки и намеки о Ней. «Меня тревожили знаки, которые я видел в Природе»,- вспоминал он впоследствии, потому что вся природа существовала для него лишь постольку, поскольку вещала о Ней. Он мог называть свое стихотворение «Поле за Петербургом», но ни поля, ни Петербурга там не было; дико показалось бы тогдашнему Блоку изображать какой-то Петербург и какое-то поле, если бы в них не было вести о Ней.

И к звукам он прислушивался только к таким, которые говорили о Ней; все другие звуки казались ему докучливым шумом, мешающим слушать Ее:

Кругом о злате и о хлебе

Народы шумные кричат.

Но что ему до шумных народов! Бывший ангел, брошенный из зазвездного края на землю, разжалованный серафим, чужой среди чужих на чужбине, он брезгливо озирался вокруг, смутно вспоминая свою зазвездную родину, свои «родные», как он говорил, «берега», и воистину его тогдашние стихи были мемуарами бывшего ангела:

Словно бледные в прошлом мечты

Мне лица сохранились черты

И отрывки неведомых слов,

Словно отклики прежних миров.

Непререкаемым догматом была для него святость его возлюбленной. Он так и называл ее святая. «О, святая, как ласковы свечи». «В ризах целомудрия; о, святая, где ты?» Ее образ часто являлся ему в окружении церковных святынь и был связан с колокольными звонами, хорами ангелов, иконами, аналоями, скитами, соборами.

Она забыла о нем, но он медлит, прислушивается, шепчет: приди. Этим приди была охвачена вся его первая книга.

Один я жду, я жду - тебя, тебя, тебя...

И я живу, живу, живу - сомненьем о тебе.

Приди, приди, приди - душа истомлена.

Один - я жду, я жду,- тебя, тебя одну.

Это я жду чувствовалось в каждой строке. Ждать стало его многолетней привычкой.

Только об этом он и пел - изо дня в день шесть лет: с 1898-го по 1904-й и посвятил этой теме 687 стихотворений. 687 стихотворений одной теме! Не меньше восьми тысяч стихов. Этого, кажется, не было ни в русской, ни в какой другой литературе. Такая однострунность души!

В этой изумительной непрерывности творчества было его великое счастье. Выпадали такие блаженные дни, когда он, одно за другим, писал по три, по четыре стихотворения подряд. Раз возникнув, лирические волны, несущие его на себе, не отхлынывали, а увлекали все дальше. Отсюда слитность всех его стихотворений, их живая, органическая цельность. Их нужно читать подряд, потому что одно переливается в другое, одно как бы растет из другого. Нет, в сущности, отдельных стихотворений Блока, а есть одно сплошное неделимое стихотворение всей его жизни.

Все шесть лет - об этом, об одном. Ни разу за все это время у него не нашлось ни единого слова - иного. Вокруг были улицы, женщины, рестораны, газеты, но ни к чему он не привязался, а так и прошел серафимом мимо всей нашей человеческой сутолоки, без конца повторяя осанну. Ни слова не сказал он о нас, ни разу даже не посмотрел в нашу сторону, а все туда,- в голубое и розовое» Чуковский К.И. Александр Блок как человек и поэт: Введение в поэзию Блока. -- М.: Русский путь, 2010..

Эти призрачные мечты о недостижимой чистоте немного позднее Блок назовет «отблеском вечера… отблеском счастья…»

«Блоку представляется в этот период, что он уже вполне явственно ощутил дыхание «цели» -- присутствие той разлитой в мире гармонии, о которой до сих пор лишь смутно мечтал. Это новое соотношение поэта и «цели» ничего общего не имело с достижением цели: «мировая гармония» оставалась разобщенной с поэтом («Ты далека, как прежде, так и ныне...» Блок А. Собр. соч. В 8 т. М.,Л.,Т.I, с.117. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте статьи указанием тома и страницы.). Но «цель» уже появилась где-то в поле зрения, и активные поиски ее сменились полупассивной созерцательностью и надеждой. Желая подчеркнуть эти особенности своей книги, Блок назвал ее основной отдел в первом издании «Неподвижность». Конечно, такое заглавие, заставляющее вспомнить учение элеатов о неизменяемости сущего, могло лишь отчасти очертить поэтический мир молодого Блока, динамически напряженный и в этот период, и все же оно в концепции блоковской книги имело право на существование. В самом деле, формулы движения («я иду» и т. п.), характерные для «Ante Lucem», заметно оттесняются в «Стихах о Прекрасной Даме» новыми, обозначающими пассивное внимание: жду, слежу, внемлю, направляя взор, гадаю, взираю, зову, вижу, верю. Вместе с тем активность героя в этой книге нередко заменяется надеждой на высшую «благодать», на активность его «цели», объективированной в мифе о Прекрасной Даме, способной заметить героя и сойти к нему («Но верю, ты взойдешь», I, 109; «Ты откроешь Лучезарный Лик», I, 233). Здесь герой как бы приостанавливается, как бы застывает в напряженно-созерцательной позе, фатально веря в движение идущей к нему «цели» или в соединение с нею силой судьбы («Для нас готовит встречу бог», I, 214). Эта приостановка в «Стихах о Прекрасной Даме», по-видимому, связана и с композицией стихотворений. «Прекрасная Дама» для Блока -- особое переживание, в своем пределе -- некая онтологическая сущность, которую мы условно и приближенно можем истолковать для себя как романтическую метафору гармонии или иначе -- миф об органически живой связи всего сущего в мире. В сознании Блока вся эта сфера представлений и переживаний была и оставалась до конца связанной с мыслью о высоких духовных ценностях, в конечном счете гуманистических. Но это был «гуманизм в себе», абстрактно-созерцательный и потому ограниченный и непрочный. В самом деле, найденный Блоком миф о Прекрасной Даме, заслонивший молодого -поэта -- хотел он этого или нет -- от противоречий, сомнений и угроз жизни, не выдержал столкновения с действительностью, потерял свою силу и активность. После выхода первой книги Блока, как мы знаем, начинается перестройка его внутреннего мира, устанавливаются новые отношения с действительностью, ведущие к преодолению отвлеченной созерцательности, к ослаблению «мистического плана» и к усилению реального» И.Машбиц-Веров. "Русский символизм и путь Александра Блока" Куйбышевское книжное издательство, 1969 г..

Еще следует остановиться на том, что ряд литературоведов, исследуя лирику Блока, находили в ней лермонтовские реминисценции и аллюзии:

(См., например, Шувалов С. В. Блок и Лермонтов // О Блоке. М., 1929; Максимов Д. Е. Лермонтов и Блок // Максимов Д. Е. Поэзия Лермонтова. М.; Л., 1964; Усок И. Е. Лермонтов и Блок// Лермонтов и литература народов Советского Союза. Ереван, 1974; Авраменко А. П. А. Блок и русские поэты XIX века. М., 1990, и др).

Приведем выдержку из небольшого исследования, связанного с тем, что сравнительно недавно вышли из печати первые тома Полного академического собрания сочинений А. Блока, в которых отмечены многочисленные параллели с текстами Лермонтова, позволяющие вполне убедиться в важности и многогранности темы "Блок и Лермонтов".

«Рост поэта в определенной степени обнаруживается в его отношении к поэтическим традициям. А. Блок - лирик, который многое органично воспринял у своих предшественников, глубоко переживая, порой переосмысляя близкие ему идеи, мотивы и образы. В ранний период творчества он больше подражал, улавливая в стихотворениях Жуковского, Фета, Вл. Соловьева сходные с его собственными настроения и раздумья. Он интуитивно искал предтечей своего мировосприятия и художественного сознания. Поэтическое вдохновение нередко рождалось именно при соприкосновении со знакомыми формами, ритмами, темами, образами. Они невольно заимствовались Блоком для выражения смутных картин и волнений юности, пока постепенно не сложилась его неповторимая художественная система. "Чужое" было настолько созвучно душевной и духовной жизни певца "Прекрасной Дамы", что воспринималось им как свое. С годами отношение Блока к лирикам-предшественникам изменилось: творчество "учителей" становилось частью его огромного, своеобразного поэтического мира, обеспечивая глубину подтекста и широту символического контекста.

Лермонтов был одним из "вечных спутников" Блока. Образ мятежного поэта-романтика и его творчество сопровождали Блока с юности до последних лет жизни.

Существует мнение, что в творчестве юного Блока явно превалируют переклички с произведениями раннего Лермонтова. Однако совокупность этих перекличек показывает, что Блоку в период "Ante Lucem" и "Стихов о Прекрасной Даме" был близок и дорог "весь Лермонтов": от его юношеских опытов до стихов последних лет.

Следует оговориться, что отзвуки лермонтовских строк в блоковских текстах обусловлены отнюдь не недостатком творческого потенциала поэта (даже в начале его пути). Во-первых, здесь сказывалось сознательное и невольное стремление подражать кумиру-предшественнику. Во-вторых, Блок стремился "к контакту с другими художественными мирами, ему необходимо было вписать себя в широкий контекст русской поэзии, ощутить перекличку своего - еще не окрепшего - голоса с мощной разноголосицей поэтов прошлого". Ясенский С. Ю. Поэтика реминисценций в ранней лирике А. Блока // Александр Блок. Исследования и материалы. СПб., 1998. С. 45. В-третьих, использование арсенала романтической поэзии XIX века вызывалось схожестью дум, душевных переживаний, настроений, для выражения которых, что называется, слово и образ уже найдены. Можно, пожалуй, сказать, что меньше влияния оказывали традиционные романтические темы как таковые (поэт и толпа, одиночество, двоемирие, тоска по неземному, смерть и т. д.), больше - текстуальные единицы, закрепившие конкретный мотив или образ: они были узнаваемы и потому косвенно указывали на поэтическую родословную художника. В этом смысле восприятие Блоком творчества Лермонтова не было исключением.

Пример очевидной, хрестоматийной реминисценции находим в стихотворении "Зачем, зачем во мрак небытия..." (1899). У Блока: "Я жить хочу, хоть здесь и счастья нет..." (I, 23); у Лермонтова: "Я жить хочу! Хочу печали // Любви и счастию назло..." ("Я жить хочу! Хочу печали...", 1832). Для обоих стихотворений юных поэтов характерен романтический мотив страстного стремления к полнокровной, одухотворенной земной жизни вопреки возможным бедам, несчастьям, преградам. "Судьбы удары", страдания, муки - удел поэтов-избранников, дух которых не в силах сковать "мирская власть". Блоковский образ из стихотворения "Не проливай горючих слез...", написанного также в июне 1899 года (I, 23). Они по-своему верны "земле", но их влекут субстанции горних сфер: лучи какого-то далекого "света", "звуки неба", "огонь небес" (I, 23).

И все-таки Блок сравнительно редко прибегал к прямым цитатам из Лермонтова. В основном это были реминисценции и аллюзии: узнаваемые строки, перефразировки, которые, косвенно указывая на источник, служили своеобразным камертоном блоковского текста. Некоторые из них, вероятно, сознательно использовались Блоком для выражения своих мыслей и настроений. Так, зачин стихотворения "Пора забыться полным счастья сном..." (1898) очень напоминает начало одного из лермонтовских стихотворений: у Блока: "Пора забыться полным счастья сном, // Довольно нас терзало сладострастье..." (IV, 7); у Лермонтова: "Пора уснуть последним сном, // Довольно в мире пожил я..." (1831). Некоторые различия здесь, безусловно, есть, но мотив поиска забвения после какого-то мифического пресыщения бытием - общий. Тем более что у обоих это - юношеские стихотворения». Чой Чжон Сул. Лермонтовские реминисценции и аллюзии в лирике А.Блока // Рус. лит. - 2001. - № 2. - С. 161-174.

Мечта о гармонии, объединяющая Лермонтова и Блока - это нечто общее, которое уловил и А. Горелов: "Лермонтовское стремление вырваться из уединенной тоски, приобщиться ко всей земле, спящей в голубом сиянии небес, находит отклик в блоковской грусти над "печалью нив", в его любви к

открывающимся просторам родины, в сознании невозможности для него «жить и плакать» вне этих щемящих душу далей» Горелов А. Гроза над соловьиным садом. Александр Блок. Л., «Сов. писатель», Ленинградское отд-ние, 1970, стр. 239.

Герой Блока - романтик, любящий, но не всегда страдающий. Счастье для него в существовании идеала Прекрасной Дамы, а не в реализации любви к нему. Понятие счастливой любви переосмысливается Блоком: быть счастливым не значит быть рядом с любимой: земное чувство - ниже и упрощеннее идеала и самого героя.

Если бы злое несли облака,

Сердце мое не дрожало бы...

Скрипнула дверь. Задрожала рука.

Слезы. И песни. И жалобы.

Вот где реализация счастья и душевного напряжения. Самореализация не в "Ты мой", "твоя", "люблю", "Навеки твой", а в "предчувствии" тебя.

Подводя итог анализа идейно-художественного своеобразия первого тома стихов Блока, можно с уверенностью сказать, что поэт ждет пришествия чуда, благодаря которому наступит царство красоты и всеобщего счастья. Он упоен этим ожиданьем и славит скорое обновление мира слез и юдоли.

2. Книга вторая. В поисках гармонии

Вся первая книга Блока - благополучная, идиллически-мирная. Но уже в тот период мучительно ощущал отсутствие гармонии в «страшном мире», его катастрофическую хаотичность. Ощущение неблагополучия, неустойчивости жизни особенно сильно в последнем цикле «Распутья». Поэт не мог не искать гармонии с миром, и любовь призвана была «заклясть» хаос не только в душе поэта, но и в окружающем мире.

Как же звучат мотивы счастья, красоты и любви в стихах второй книги Блока? Такой ли же гармоничной предстает жизнь?

«В 1903--1906 гг. Блок чаще и чаще обращается к социальной поэзии. Он сознательно уходит из мира лирической отъединенности туда, где живут и страдают «многие». Содержанием его произведений становится действительность, «повседневность» (хотя и истолковываемая порой сквозь призму мистики).

Изменяется не только направленность поэтического внимания («голоса миров иных»), но и представление о сущности мира. Поэтическое царство Прекрасной Дамы ощущалось Блоком как вечное и «недвижное» в основах: меняются лишь суетливые дела мирские, а Душа Мира -- «в глубинах несмутима» (1, 185).

Общая картина действительности теперь резко усложняется. Если контрасты в «Стихах о Прекрасной Даме», при всем их разнообразии, укладывались в платоновскую идею «двоемирия» и составляли в целом царство высокой гармонии, то теперь жизнь предстает как дисгармония, как иррационально сложное и противоречивое явление, как мир множества людей, событий, борьбы:

Есть лучше и хуже меня,

И много людей и богов,

И в каждом -- метанье огня,

И в каждом -- печаль облаков. (2, 104)

«Стихия» (в отличие от «Души мира») не может существовать как чистая идея: она неотделима от земных воплощений. Материальная воплощенность «стихийного» мира реализуется в важнейшей для Блока «Нечаянной Радости» теме земной страсти, сменившей мистическое поклонение «Деве, Заре, Купине». Героиня новой лирики, которой восхищен поэт, -- не только земная, но и шокирующе «посюсторонняя» женщина. Быть может, эта героиня, как и лирический герой «Нечаянной Радости», когда-то «небо знала» (2, 183). Однако в своем сегодняшнем воплощении -- это «падшая звезда». Встреча с «ней» происходит «в неосвещенных воротах» (2, 183), в «змеином логовище» (2, 165), в хмельном чаду загородного ресторана. Лирический герой Блока потрясен переживанием бурной земной страсти, дурманящим запахом духов и туманов (2, 186).

Поэтому в период «Нечаянной Радости» резко и неожиданно меняется общий облик лирики Блока. Здесь большое место занимают стихотворения о городе, о природе, где нет ни образа лирического героя, ни мотивов любви. С другой стороны, полностью меняется характер лирического переживания: вместо рыцарского поклонения Даме -- земная страсть к «многим», к «незнакомке», встреченной в мире большого города. Новый облик любовной темы вызван многими причинами: общемировоззренческими (исчезновение высокой веры в «Деву, Зарю, Купину»), социальными (рост интереса к городской жизни, к «низам» города), биографическими (сложность и драматизм отношений Блока с женой). Мотивы дикой страсти находят вершинное выражение в цикле «Снежная маска» (1907). Не менее ярко «стихия» воплощается и в других дуновениях жизни: в теплоте и прелести «низменной» природы (стихотворения 1904--1905 гг., позже составившие цикл «Пузыри земли»), в опьяняющем водовороте городских событий. «Здесь и теперь» оказывается не только главной темой, но и высшей ценностью блоковской лирики этих лет. В иррациональной дисгармонии вечно движущейся, материально воплощенной «стихии» поэт обнаруживает красоту, силу, страстность, динамизм и праздничность.

Блок постоянно ощущает тревожную необходимость искать какие-то новые пути, новые высокие идеалы. И именно эта неуспокоенность, скептическое отношение к универсальному скепсису, напряженные поиски новых ценностей отличают его от внутренне самодовольного декадентства. В знаменитом стихотворении «Незнакомка» (1906) лирический герой взволнованно вглядывается в прекрасную посетительницу загородного ресторана, тщетно пытается узнать, кто перед ним: воплощение высокой красоты, образ «древних поверий», или Незнакомка -- женщина из мира пьяниц «с глазами кроликов»? Миг -- и герой готов поверить, что перед ним -- просто пьяное видение, что «истина в вине» (2, 186). Но, несмотря на горькую иронию заключительных строк, общий эмоциональный строй стихотворения все же не в утверждении иллюзорности истины, а в сложном сочетании преклонения перед красотой, волнующего чувства тайны жизни и неутолимой потребности ее разгадать» Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. СПб.: Искусство, 2000. - 784 с..

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругуе шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Поэтическая интуиция, художническая проницательность помогают ему угадать, дорисовать в воображении душевное состояние Незнакомки, ее прошлое и настоящее -- то, что тайна для всех. И он гордится этой своей посвященностью в чужие тайны, воспринимая их как «чье-то солнце», как дар, который нужно бережно хранить:

Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено…

Солнце -- символ Женственности, символ счастья, любви. И откровение, чувствование, понимание этой своей посвященности рождает у лирического героя такое сильное ощущение, как будто «все души моей излучины Пронзило терпкое вино». Но это вино поэзии, в которой забрезжила возможность выплыть туда, где «очи синие, бездонные Цветут на дальнем берегу». Берег тоже символ у Блока, значение которого -- новая жизнь, новые открытия, новое понимание жизни и поэзии.

«...Все же оставаясь мистиком и идеалистом, Блок стремился воплотить в метельном, беспокойно-загадочном образе Незнакомки беспокойную и загадочную для него атмосферу надвигающейся грозовой эпохи.

К этому образу поэт обращался со смиренным восторгом.

Тут каждая строка -- моление о прекрасном, преклонение перед совершенством меры и гармонии, которое снизошло к земной юдоли, освященной этим божественным явлением». Горелов А. Гроза над соловьиным садом. Александр Блок. Л., «Сов. писатель», Ленинградское отд-ние, 1970, стр. 239.

Прочитывая стихи Блока, составившие вторую книгу, читатель все больше убеждается в недостижимости для лирического героя счастья с любимой.

Два цикла второй книги, «Снежная маска» и «Фаина», навеяны чувствами к Н.Н. Волоховой, актрисе драматического театра В.Ф.Комиссаржевской. Именно ей Блок писал: «Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города». Удивительно точно сказано о восприятии "крылатой", летящей, слитой со снежной стихией души. Именно таким, по свидетельству очевидцев, был облик Натальи Николаевны в период ее романтических отношений с Александром Александровичем. См. Приложение

«Исходным для "Снежной маски" стало выражение не любви, но влюбленности лирического героя и этого волнующего состояния вообще, в его неожиданном и неостановимом пробуждении. Такая стихия и слилась со снежной вьюгой. Отсюда все "стихийные" детали: "гуляет ветер голубой", "живые струи"; движение неоглядное: "мы летим в миллионы бездн", "не видать ни мачт, ни паруса...".

Я опрокинут в темных струях

И вновь вдыхаю, не любя,

Забытый сон о поцелуях,

О снежных вьюгах вкруг тебя.

Полет влюбленных под "куполом звездным" символизирует отрыв от грешной Земли. Поэтому он необычен, в нем "безотзывное найдешь". Но:

И на этот путь оснеженный

Если встанешь - не сойдешь.

Все прежнее уходит: "повернули корабли", "догорел последний крест". Образы, открывающие будто радость полета, имеют "оборотную" сторону. Появляется мотив печали: "пленная вязь" стихов, "пленная душа", "пленная грусть", "взор в печали", "душа безнадежная". В трех первых стихотворениях уже заложено противоречие. Стихия влюбленности, исключая обыденность, влечет и к бездне забвения некогда дорогого, близкого.

Рыцарь идет "усталым путем", но исполнен утонченных чувств и понимания их несовместимости с могучим, страшным потоком бытия:

Неситесь, кружитесь, томите,

Снежинки - холодная весть...

Души моей тонкие нити,

Порвитесь, развейтесь, сгорите...

Редкая прелесть этих стихов в нераздельной слитности страстного влечения к возлюбленной, ощущении недостижимости счастья с ней и прозревании в ее облике, собственных томлениях какого-то большого смысла, возможно, своей судьбы или даже возмездия всем.

В предисловии к "Земле в снегу", куда вошло "Заклятие", Блок указал на движение в этом сборнике к "изначальной родине, может быть, самой России". Л.А. Смирнова. Русская литература конца XIX - начала ХХ века, М.: Просвещение, 1993

3. Преодоление «соблазнов легкого и неверного счастья» в книге третьей

«Душа мытарствует по России в XX столетии», -- сказал однажды Блок (IX, 215). «Об этих мытарствах человеческой души в мире капитализма,в мире сытых и голодных, и говорит его лирика. Подавляющее большинство стихотворений III тома (и значительная часть более ранних, вошедших во II том) написано от лица страдающего человека с «роковой пустотой» в некогда восторженном сердце, с «загражденными устами», с усталой и изверившейся душой:

Было время надежды и веры большой --

Был я прост и доверчив, как ты.

Шел я к людям с открытой и детской душой,

Не пугаясь людской клеветы...

А теперь -- тех надежд не отыщешь следа...

И сама та душа, что, пылая, ждала,

Треволненьям отдаться спеша, --

И враждой, и любовью она изошла,

И сгорела она, та душа...

(«Ты твердишь, что я холоден»).

Усталый, страдающий, сгоревший человек -- лирический герой Блока -- обречен на безрадостное скитанье в «одичавшем мире», где «нестерпим окружающий мрак», где «лжи и коварству меры нет», где «богатый зол и рад», и «унижен бедный», где царят «лесть, коварство, злато», где опошлено и унижено все высокое, чистое и прекрасное, где человек забывает «о доблестях, о подвигах, о славе», где любовь оборачивается мукой и унижением, а искусство -- адом («К музе» и «Художник»), где нет и не может быть истинного счастья» Соловьев Б. И.Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. - М.: Советский писатель, 1965..

Трагична судьба человека, утратившего счастье любви. Состояние влюбленности и взаимной любви вспоминается как высшая гармония, как счастье, потерянное навсегда. И нет «на горестной земле» места для мечтаний. В сердце лирического героя нежность и любовь, беспокойство о судьбе любимой, уважение к женской гордости (гордыне?) остались, но все погибло. Воспоминание могло вернуть, но не вернуло солнца любви:

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою…

Я слезы лил, но ты не снизошла.

Ты в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь ты из дому ушла.

Лирический герой смиряется с потерей счастья, былого вернуть нельзя, поэтому

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола

Для понимания творческого пути поэта огромную роль играет поэма «Соловьиный сад». Здесь решал Блок для себя и своих современников сложнейшие нравственные и философские проблемы Долга и Верности ему, Любви и права на Счастье.

«В этой поэме ... решается на новом этапе творчества, на новой общественной и эстетической основе проблема, которой поэт касался и в предыдущих произведениях. Такова проблема счастья, проблема связи человека с реальностью»,-- утверждал критик И. Т. Крук. Крук И. Т. Поэзия Александра Блока. М., 1970. С. 117. Он же отмечает,

что «картины счастья, которое ждет героя в соловьином саду, предстают перед нами не столько зрительно, сколько музыкально».

Вдоль прохладной дороги, меж лилий,

Однозвучно запели ручьи,

Сладкой песнью меня оглушили,

Взяли душу мою соловьи.

Чуждый край незнакомого счастья

Мне открыли объятия те,

И звенели, спадая, запястья

Громче, чем в моей нищей мечте.

«Из „музыкального“ сада герой возвращается к „немузыкальной“ жизни -- к „жизни проклятьям“, к „рычанью прибоя“, и это, с одной стороны, накладывает печать трагичности, с другой -- определяет и мужество поэта и его героя, жертвующего самой сладкой, но иллюзорной мечтой во имя грубой, но полнокровной жизни» См. там же.

«Центральной идеей третьего тома становится преодоление «соблазнов легкого и неверного счастья», обманчивой радости покоя и бездумной отрешенности от мира. Эта идея в наиболее концентрированной форме эмоционально раскрывается в стихотворении «К Музе». Характер своей Музы Блок определяет ее отношением к «страшному миру». См. там же

Муза поэта отличается силой предвидения и притягательностью, она беспощадна к старому миру и в то же время к новой жизни:

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

И такая влекущая сила,

Что готов я твердить за молвой,

Будто ангелов ты изводила,

Соблазняя своей красотой…

Зла, добра ли? - Ты вся - не отсюда,

Мудрено про тебя говорят:

Для иных ты - и Муза, и чудо.

Для меня ты - мученье и ад.

Для Блока было характерно понимание подлинного счастья как трудного, жертвенного. Поэт стремится к нему, он готов пойти навстречу буре жизни, кинуться во власть хмельной страсти. Социальный и психологический конфликт оказывается особенно сложным и острым для него. Поэт уходит «в метель, во мрак и в пустоту», теряет всяческие ориентиры. Обращаясь к Музе, единственной, дающей ему опору в жизни, он говорит:

Что, если я, завороженный,

Сознанья оборвавший нить,

Вернусь домой уничиженный, --

Ты можешь ли меня простить?

Ты, знающая дальней цели

Путеводительный маяк,

Простишь ли мне мои метели,

Мой бред, поэзию и мрак?

Критик В. Гольцев писал: «Общие категории “счастья” или “несчастья” неприложимы к носителю трагического миропонимания. Он не бывает счастлив или несчастлив в обыденном и плоском значении этих слов. Ему ясна вся иллюзорность зыбкой детской мечты о счастье. Возвышаясь над этой мечтой, он постигает, что счастье все равно не может наполнить существование человека» Гольцев В..

И вновь -- порывы юных лет,

И взрывы сил, и крайность мнений.

Но счастья не было -- и нет.

Хоть в этом больше нет сомнений!

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду.

Но если выйдешь цел -- тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на пол-жизни не хватило,

Что через край перелилась

Восторга творческого чаша,

И всё уж не мое, а наше,

И с миром утвердилась связь, --

И только с нежною улыбкой

Порою будешь вспоминать

О детской той мечте, о зыбкой,

Что счастием привыкли звать!



Заключение

Подводя итог вышеизложенному, можно сказать, что на протяжении всего творческого пути Александра Блока прослеживаются мотивы счастья, любви и гармонии. Но с течением времени они наполняются разным смыслом: от мечты о счастье ожидания Прекрасной Дамы до понимания о том, что «счастья не было - и нет».

Однако не нота отчаяния, звучавшая в поэзии Блока, в конечном счете, определяет смысл его зрелого творчества. Он отрицал настоящее во имя будущего. Вера в то, что «будет ясный день» и спасла Блока от беспросветного отчаяния. «Мир прекрасен и в отчаянии -- противоречия в этом нет», -- утверждал Блок, и эта мысль всегда лежала в основе его отношения к миру и человеку:

Сотри случайные черты --

И ты увидишь: мир прекрасен...

(«Возмездие»).

«Творчество Блока и поныне со все большей силой захватывает миллионы и миллионы читателей, вызывает с годами все более глубокий отклик, и в этом есть своя закономерность, ибо оно отвечает самым большим чаяниям нашего человека, его "воле к подвигу", его стремлению "к дальней цели", его жажде "единства с миром" - тем миром, где вся жизнь преобразится в "музыку и свет" и все станет "уж не мое, а наше".

Обозревая свой жизненный и творческий путь, поэт говорил в своих мудрых и вдохновенных стихах и, думается, этому пыланию, в свете которого открываются "дальние цели" человеческого бытия и становится видно "далеко во все стороны света" (говоря словами Гоголя), не дано померкнуть вовеки, ибо оно с каждым годом разгорается все сильнее и ярче. Вот почему такое великое значение и неувядаемая красота заключены для нас в бессмертном наследии Блока» Соловьев Б. И.Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. - М.: Советский писатель, 1965..

Благословляю все, что было,

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!..



Список использованной литературы

1. Блок А. Собр. соч. В 8 т. М.,Л.,Т.I, с.117.

2. Богомолов Н.А. Поэзия 1917 - начала 1930-х гг. Пособие для студентов. - М., 1998.

3. Горелов А. Гроза над соловьиным садом. Александр Блок. Л., «Сов. писатель», Ленинградское отд-ние, 1970, стр. 239.

4. Гольцев В. Александр Блок как литературный критик // Гольцев В. Статьи и очерки.- М., 1958.

5. Крук И. Т. Поэзия Александра Блока. М., 1970. С. 117.

6. Максимов Д. Поэзия и проза А.Блока СПб.,2005.

7. И.Машбиц-Веров. "Русский символизм и путь Александра Блока" Куйбышевское книжное издательство, 1969 г.

8. Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. СПб.: Искусство, 2000. - 784 с.

9. Орлов В.Н. Пути и судьбы. - М. - Л.: Советский писатель, 1963.

10. Русская литература рубежа веков (1890-начало 1920-х годов). Ответственный редактор В.А. Келдыш. Кн. 1-2. - М., 2000-2001.

11.Л.А. Смирнова. Русская литература конца XIX - начала XX века, М.; Просвещение, 1993

12. Соловьев Б. И.Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. - М.: Советский писатель, 1965.

13. Чуковский К.И. Александр Блок как человек и поэт: Введение в поэзию Блока. -- М.: Русский путь, 2010.

14. Чой Чжон Сул. Лермонтовские реминисценции и аллюзии в лирике А.Блока // Рус. лит. - 2001. - № 2. - С. 161-174.

15. Ясенский С. Ю. Поэтика реминисценций в ранней лирике А. Блока // Александр Блок. Исследования и материалы. СПб., 1998. С. 45.



Приложение

Наверное, лучше всех исследователей творчества Блока суть «Снежной маски» уловил художник-иллюстратор Лев Бакст, который оформлял издание этого цикла 1907 года. На его рисунке - усыпанное ледяными звездами ночное небо, деревья в снегу и зловещая фигура женщины в развевающемся черном платье. Она почти сливается с мраком, она и есть мрак, на ее лице - маска, за собой женщина увлекает в ночь мужчину во фраке - Александра Блока.

Размещено на Allbest.ru

...