Жизнь и творчество Лермонтова Михаила Юрьевича (1814-1841)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Жизнь и творчество Лермонтова Михаила Юрьевича (1814-1841)

Гениальный русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов родился в ночь на 3 октября 1814 г. в Москве в семье армейского капитана Юрия Петровича Лермонтова (1787-1831) и Марии Михайловны Лермонтовой (1795-1817), урожденной Арсеньевой. Мать поэта была единственной дочерью и наследницей значительного состояния пензенской помещицы Елизаветы Алексеевны Арсеньевой (1773-1845), принадлежавшей к богатому и влиятельному роду Столыпиных. По линии Столыпиных Лермонтов был в родстве или свойстве с Шах-Гиреями, Хастатовыми, Мещериновыми, Евреиновыми, Философовыми и одним из своих ближайших друзей Алексеем Аркадьевичем Столыпиным, по прозвищу Монго.

Род Лермонтовых, основателем которого был шотландский офицер Георг (Юрий) Лермонт (17 в.), согласно преданиям, восходил к полулегендарному шотландскому поэту и прорицателю Томасу Рифмачу (13 в.), прозванному "Learmonth". В шотландских преданиях, не исчезнувших окончательно и до сих пор, живет имя Лермонта-поэта или пророка; ему посвящена одна из лучших баллад Вальтера Скотта, рассказывающая, согласно народной легенде, о похищении его феями. Русский поэт не знал этого предания, но смутная память о шотландских легендарных предках не раз тревожила его поэтическое воображение: ей посвящено одно из самых зрелых стихотворений Лермонтова, "Желание".

Прадед поэта, Юрий Петрович, был воспитанником шляхетского кадетского корпуса. В то время род Лермонтовых еще пользовался благосостоянием. Отец будущего поэта, Юрий Петрович, был бедным пехотным капитаном в отставке и, по словам Сперанского, был "замечательным красавцем", но вместе с тем "пустым", "странным" и даже "худым" человеком. Этот отзыв основан на отношениях Лермонтова-отца к теще, Елизавете Алексеевне Арсеньевой. Поместье Юрия Лермонтова -- Кроптовка, Ефремовского уезда Тульской губернии находилось по соседству с селом Васильевским, принадлежавшим роду Арсеньевых. Красота Юрия Петровича увлекла дочь Арсеньевой, Марию Михайловну, и, несмотря на протест своей родовитой и гордой родни, она стала женой "армейского офицера". Для ее семьи свадьба стала тяжелым ударом, Юрий Петрович навсегда остался для них чужим человеком.

Мария Михайловна умерла в 1817 г., когда сыну ее не было еще трех лет, но оставила много дорогих образов в воспоминаниях будущего поэта. Сохранился ее альбом, наполненный стихотворениями, отчасти сочиненными ею, отчасти переписанными; они свидетельствуют о нежном ее сердце. Впоследствии поэт говорил: В слезах угасла мать моя; всю жизнь не мог он забыть, как мать пела над его колыбелью. Даже Кавказ был дорог поэту прежде всего потому, что в его пустынях он как бы слышал давно утраченный голос матери...

Бабушка страстно полюбила внука. Энергичная и настойчивая, она прилагала все усилия, чтобы одной безраздельно владеть ребенком. О чувствах и интересах отца она не заботилась. Детские впечатления от семейной драмы отразились в творчестве Лермонтова. Поэт в юношеских произведениях весьма полно и точно воспроизводил события и действующих лиц своей личной жизни. В драме с немецким заглавием -- "Menschen und Leidenschaften" ("Люди и страсти", 1830) и в "Странном человеке" (1831), в стихотворениях "Ужасная судьба отца и сына" (1831) и "Эпитафии" (1832) прямо или косвенно отразились родовые предания. Лермонтов показал раздор между его отцом и бабушкой. Лермонтов-отец не в состоянии был воспитывать сына, как этого хотелось аристократической родне, -- и Арсеньева, имея возможность тратить на внука "по четыре тысячи в год на обучение разным языкам", взяла его к себе с уговором воспитывать его до 16 лет и во всем советоваться с отцом. Последнее условие не выполнялось; даже свидания отца с сыном встречали непреодолимые препятствия со стороны бабушки. Ребенок с самого начала осознавал противоестественность этого положения. Но, несмотря на эти отношения, Михаил Юрьевич, в течение всей своей жизни не переставал питать глубокую преданность отцу, а когда он умер -- к его памяти. И в письмах четырнадцатилетнего поэта и стихотворения более зрелого возраста -- всюду образ отца одинаково овеян всей нежностью сыновней любви.

Детство Лермонтова протекало в поместье бабушки, Тарханах, Пензенской губернии; его окружали любовью и заботами -- но светлых впечатлений, свойственных возрасту, у него не было. Мальчик получил столичное домашнее образование (гувернер -- француз, бонна -- немка, позднее преподаватель -- англичанин), с детства свободно владел французским и немецким языками. Уже ребенком Лермонтов хорошо знал быт помещичьей усадьбы, запечатленный в его автобиографических драмах. В неоконченной юношеской "Повести" описывается детство Саши Арбенина, который с 6-тилетнего возраста обнаруживает склонность к мечтательности, страстное влечение ко всему героическому, величавому, бурному. Лермонтов родился болезненным и все детство страдал золотухой; но болезнь эта развила в нем необычайную нравственную энергию. В "Повести" признается влияние этой энергии на ум и характер героя: "он выучился думать... Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, Саша начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой... В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь в горячих подушках, он уже привыкал побеждать страданья тела, увлекаясь грезами души... Вероятно, что раннее умственное развитие не мало помешало его выздоровлению"... Основные мотивы его будущей поэзии разочарования коренятся в нем. Это раннее развитие стало для поэта источником огорчений: никто из окружающих не только не был в состоянии пойти навстречу "грезам его души", но даже не замечал их… В угрюмом ребенке растет презрение к повседневной окружающей жизни. Все чуждое, враждебное ей возбуждало в нем горячее сочувствие: он сам одинок и несчастлив, -- всякое одиночество и чужое несчастье, проистекающее от людского непонимания, равнодушия или мелкого эгоизма, кажется ему своим. В его сердце живут рядом отчужденность и непреодолимая жажда родной души, такой же одинокой, близкой поэту своими грезами и страданиями. И в результате: "в ребячестве моем тоску любови знойной уж стал я понимать душою беспокойной".

Летом 1825 бабушка повезла 10-летнего поэта на Кавказ, на воды; где он встретил девочку лет девяти -- и в первый раз у него проснулось неясное и неразгаданное поначалу, необыкновенно глубокое чувство, оставившее память на всю жизнь. Два года спустя поэт рассказывает о новом увлечении, посвящает ему стихотворение: К Гению. Первая любовь неразрывно слилась с подавляющими впечатлениями Кавказа. "Горы кавказские для меня священны", -- писал поэт. Они объединили все дорогое, что жило в душе поэта-ребенка. Детские впечатления от кавказской природы и быта горских народов остались в его раннем творчестве: "Кавказ", 1830; "Синие горы Кавказа, приветствую вас!..", 1832.

С осени 1825 г. начинаются относительно постоянные учебные занятия Лермонтова, но выбор учителей -- француз Capet и бежавший из Турции грек -- был неудачен. В ученических тетрадях поэта французские стихотворения очень рано уступают место русским. 15-тилетним мальчиком он сожалеет, что не слышал в детстве русских народных сказок: "в них верно больше поэзии, чем во всей французской словесности". Его пленяют загадочные, но мужественные образы отщепенцев человеческого общества -- "корсаров", "преступников", "пленников", "узников".

Спустя два года после возвращения с Кавказа в 1827 г. семья переезжает в Москву, и 1 сентября 1828 г. Лермонтов зачисляется полупансионером в 4-ый класс Московского университетского благородного пансиона, где получает систематическое гуманитарное образование. Уже в Тарханах определился острый интерес мальчика к литературе и поэтическому творчеству; в Москве его наставниками становятся А.З. Зиновьев, преподаватель латинского и русского языка в пансионе; француз Gondrot, бывший полковник наполеоновской гвардии, которого сменил в 1829 г. англичанин Виндсон, познакомивший Лермонтова с английской литературой; А.Ф. Мерзляков, у которого поэт брал домашние уроки и С.Е. Раич, руководивший пансионским литературным кружком. В стихах Лермонтова 1828-30 гг. чувствуются следы воздействия "итальянской школы" Раича и воспринятой через нее поэзии К.Н. Батюшкова, однако уже в пансионе определяется преимущественная ориентация Лермонтова на А.С. Пушкина, байроническую поэму, а также на литературно-философскую программу любомудров в "Московском вестнике". В ближайшие годы байроническая поэма становится доминантой раннего творчества поэта. В 1828-29 гг. он пишет поэмы "Корсар", "Преступник", "Олег", "Два брата".

В пансионе поэт оставался около двух лет. Здесь, под руководством Мерзлякова и Зиновьева, происходили "заседания по словесности", молодые люди пробовали свои силы в самостоятельном творчестве, существовал даже какой-то журнал при главном участии Лермонтова. Поэт горячо принялся за чтение; сначала он был поглощен Шиллером, особенно его юношескими трагедиями; затем он принимается за Шекспира. По-прежнему Лермонтов ищет родную душу, увлекается дружбой то с одним, то с другим товарищем, испытывает разочарования, негодует на легкомыслие и измену друзей.

1829-й год стал последним годом пребывания Лермонтова в пансионе, он отмечен в его произведениях необыкновенно мрачным разочарованием, источником которого была совершенно реальная драма в личной жизни Лермонтова.

Срок воспитания его под руководством бабушки приходил к концу; отец часто навещал сына в пансионе, и отношения его к теще обострились до крайней степени. Борьба развивалась на глазах Михаила Юрьевича; она подробно изображена в юношеской его драме. Бабушка, ссылаясь на свою одинокую старость, взывая к чувству благодарности внука, отвоевала его у зятя. Отец уехал, униженный и оскорбленный более, чем когда-либо, и вскоре умер. Стихотворения этого времени -- яркое отражение пережитого поэтом. Оплакивая отца, он себя и его называет "жертвами жребия земного": "ты дал мне жизнь, но счастья не дано!.." У него является особенная склонность к воспоминаниям: в настоящем, очевидно, немного отрады. "Мой дух погас и состарился", -- говорит он, и только "смутный памятник прошедших милых лет" ему "любезен". Чувство одиночества переходит в беспомощную жалобу; юноша готов окончательно порвать с внешним миром, создает "в уме своем" "мир иной и образов иных существованье", считает себя "отмеченным судьбой", "жертвой посреди степей", "сыном природы". Ему "мир земной тесен", порывы его "удручены ношей обманов", перед ним призрак преждевременной старости... В этих излияниях, конечно, много юношеской игры в страшные чувства и героические настроения, но в их основе лежат безусловно искренние огорчения юноши, несомненный духовный разлад его с окружающей действительностью.

К 1829 г. относятся первый очерк "Демона" и стихотворение "Монолог", предвещающее "Думу". Поэт сравнивает свою жизнь с осенним днем, и рисует "измученную душу" Демона, живущего без веры, с презрением и равнодушием ко "всему на свете". В "Монологе" изображаются "дети севера", их "пасмурная жизнь", "пустые бури", без "любви и дружбы сладкой".

В марте 1830 вольные порядки Московского пансиона вызвали недовольство Николая I, посетившего пансион весной, и по указу Сената пансион был преобразован в гимназию. Лето 1830 г. Лермонтов проводит в подмосковном поместье брата бабушки, Столыпина, в том же году после сдачи экзаменов он был зачислен на нравственно-политическое отделение Московского университета. К этому времени относится первое сильное юношеское увлечение поэта Екатериной Александровной Сушковой (1812 - 1868), с которой он познакомился у своей приятельницы А.М. Верещагиной. С Сушковой связан лирический "цикл" 1830 г.: "К Сушковой", "Нищий", "Стансы" ("Взгляни, как мой спокоен взор..."), "Ночь", "Подражание Байрону" ("У ног твоих не забывал..."), "Я не люблю тебя: страстей..." и др. Сушкова, впоследствии Хвостова, много лет спустя после события оставила записки об этом знакомстве, содержащие настоящий "роман", распадающийся на две части: в первой -- она -- торжествующая и насмешливая героиня; во второй -- холодный и даже жестоко мстительный герой, Лермонтов. В первой части Сушкова изобразила поэта в недуге безнадежной страсти и даже приписала себе стихотворение, посвященное Лермонтовым другой девице -- Вареньке Лопухиной.

По-видимому, несколько позднее Лермонтов переживает еще более сильное, хотя и кратковременное чувство к Наталье Федоровне Ивановой (1813-1875), дочери драматурга Ф.Ф. Иванова; стихотворения так называемого ивановского цикла: "Н.Ф. И... вой", "Н.Ф. И.", "Романс к И...", "К*" ("Я не унижусь пред тобою...") и др. отличаются повышенной драматичностью, включая мотивы любовной измены и гибели; общие контуры романа с Ивановой отразились в драме "Странный человек".

Третьим по времени адресатом лирических стихов Лермонтова начала 1830-х гг. была Варвара Александровна Лопухина (1815-1851), в замужестве Бахметева, сестра его товарища по университету, соседка по московской квартире на Малой Молчановке, к которой он питал до конца жизни едва ли не самое глубокое чувство, когда-либо вызванное в нем женщиной. Чувство к ней Лермонтова оказалось самым сильным и продолжительным; по мнению близкого к поэту А.П. Шан-Гирея, Лермонтов "едва ли не сохранил... его до самой смерти своей". Лопухина была адресатом или прототипом как в ранних стихах: "К.Л." ("У ног других не забывал...", 1831), "Она негордой красотою...", 1832, и др., так и поздних произведений: "Валерик", посвящение к VI редакции "Демона"; в стихотворении "Нет, не тебя так пылко я люблю", в "Княгине Лиговской" (Вера) и др.

Летом 1830 г. внимание поэта сосредоточилось на личности и поэзии Байрона. Он впервые сравнивает себя с английским поэтом, осознает родство своего нравственного мира с байроновским, посвящает несколько стихотворений польской революции. Это говорит о том, что увлечение поэта "черноокой" красавицей Сушковой, не было таким всепоглощающим и трагическим, как это рисует сама героиня. Этот "роман" внес новую горечь в душу поэта, за ним последовала действительно жестокая месть -- один из его ответов на людское бессердечие, легкомысленно отравлявшее его "ребяческие дни", гасившее в его душе "огонь божественный". С сентября 1830 г. Лермонтов числится студентом московского университета сначала на "нравственно-политическом отделении", потом на "словесном". Университетское преподавание того времени не могло способствовать умственному развитию молодежи; студенты в аудиториях немногим отличались от школьников. Серьезная умственная жизнь развивалась за стенами университета, в студенческих кружках, но Лермонтов не сходится ни с одним из них. У него, несомненно, больше склонности к светскому обществу, чем к отвлеченным товарищеским беседам. По природе своей он наблюдатель. У него давно уже исчезло чувство юной, ничем не омраченной доверчивости, охладела способность отзываться на чувство дружбы, на малейшие проблески симпатии. Его нравственный мир отличался от нравственного мира его товарищей. Он не менее их уважал университет: "светлый храм науки" он называет "святым местом", описывая отчаянное пренебрежение студентов к жрецам этого храма. Он знает и о философских заносчивых "спорах" молодежи, но сам не принимает в них участия. Он, вероятно, даже не был знаком с самым горячим спорщиком -- знаменитым впоследствии критиком, хотя один из героев его студенческой драмы "Странный человек" носил фамилию Белинский. Эта драма доказывает интерес поэта к надеждам и идеалам тогдашних лучших современных людей. Главный ее герой, Владимир, это воплощение самого автора, его устами поэт откровенно сознается в мучительном противоречии своей натуры. Владимир осознает эгоизм и ничтожество людей -- и все-таки не может покинуть их общество: "когда я один, то мне кажется, что никто меня не любит, никто не заботится обо мне, -- и это так тяжело!" Еще важнее драма как выражение общественных идей поэта. Мужик рассказывает Владимиру и его другу, Белинскому -- противникам крепостного права, -- о жестокостях помещицы и о других крестьянских невзгодах. Рассказ приводит Владимира в гнев, вырывает у него крик: "О мое отечество! мое отечество!", -- а Белинского заставляет практически помочь мужикам.

Для поэтической деятельности Лермонтова университетские годы оказались в высшей степени плодотворны. Талант его зрел быстро, духовный мир определялся резко. Поэт усердно посещает московские салоны, балы, маскарады. Он знает действительную цену этих развлечений, но умеет быть веселым, разделять удовольствия других. Поверхностным наблюдателям казалась совершенно неестественной бурная и гордая поэзия Лермонтова при его светских талантах. Они готовы были демонизм и разочарование его счесть "драпировкой", "веселый, непринужденный вид" признать истинно лермонтовским свойством, а жгучую "тоску" и "злость" его стихов -- притворством и условным поэтическим маскарадом. Но именно поэзия и была искренним отголоском лермонтовских настроений. "Меня спасало вдохновенье от мелочных сует", -- писал он и отдавался творчеству, как единственному чистому и высокому наслаждению. "Свет", по его мнению, все нивелирует и опошливает, сглаживает личные оттенки в характерах людей, вытравливает всякую оригинальность, приводит всех к одному уровню одушевленного манекена. Принизив человека, "свет" приучает его быть счастливым именно в состоянии безличия и приниженности, наполняет его чувством самодовольства, убивает всякую возможность нравственного развития. Лермонтов не хочет сам подвергнуться такой участи; более чем когда-либо он прячет свои задушевные думы от людей, вооружается насмешкой и презрением, подчас разыгрывает роль доброго малого или отчаянного искателя светских приключений. В уединении ему припоминаются кавказские впечатления -- могучие и благородные, ни единой чертой не похожие на впечатления от утонченного общества. Он повторяет мечты поэтов прошлого века о естественном состоянии, свободном от "приличья цепей", от золота и почестей, от взаимной вражды людей. Он не может допустить, чтобы в нашу душу были вложены "неисполнимые желанья", чтобы мы тщетно искали "в себе и в мире совершенство". Его настроение -- разочарование деятельных нравственных сил, разочарование в отрицательных явлениях общества, во имя очарования положительными задачами человеческого духа. Эти мотивы вполне определились во время пребывания поэта в московском университете, о котором он сохранил память, как о "святом месте". Лермонтов не пробыл в университете и двух лет; выданное ему свидетельство говорит об увольнении "по прошению" -- но прошение, по преданию, было вынуждено студенческой историей с одним из наименее почтенных профессоров Маловым. В июле-начале августа 1832, разочарованный казенной рутиной преподавания, Лермонтов оставляет Московский университет и переезжает в Петербург, надеясь продолжить образование в Петербургском университете; однако ему отказались зачесть прослушанные в Москве курсы. Чтобы не начинать обучение заново, поэт не без колебаний принимает совет родных избрать военное поприще. Он в ноябре 1832 сдает экзамены в Школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров и проводит два "страшных года" в закрытом военном учебном заведении, где строевая служба, дежурства, парады почти не оставляли времени для творческой деятельности. Быт школы Лермонтов отразил в грубо натуралистическом виде в своих юнкерских поэмах -- "Петергофский праздник", "Уланша", "Гошпиталь" (1834).

Эта перемена карьеры не отвечала желаньям бабушки и, очевидно, вызвана настояниями самого поэта. Еще с детства его мечты носили воинственный характер. Кавказ сильно подогрел их. В пансионских эпиграммах постоянно упоминается гусар, в роли счастливого Дон-Жуана. Усердно занимаясь рисованием, поэт упражнялся преимущественно в "батальном жанре". Такими же рисунками наполнен и альбом его матери. В двадцатых годах и начале тридцатых гражданские профессии не пользовались уважением высшего общества. По свидетельству товарища Лермонтова, все невоенные слыли "подьячими". Лермонтов оставался в школе два "злополучных года", как он сам выражается. Об умственном развитии учеников никто не думал; им "не позволялось читать книг чисто-литературного содержания". В школе издавался журнал, но характер его вполне очевиден из "поэм" Лермонтова, вошедших в этот орган: "Уланша", "Петергофский праздник"... Накануне вступления в школу поэт написал стихотворение "Парус"; "мятежный" парус, "просящий бури" в минуты невозмутимого покоя -- это все та же с детства неугомонная душа поэта. "Искал он в людях совершенства, а сам -- сам не был лучше их", -- говорит он устами героя поэмы "Ангел смерти", написанной еще в Москве.

Юнкерский разгул доставил Лермонтову теперь самую удобную среду для развития каких угодно "несовершенств". Он ни в чем не отставал от товарищей, являлся первым участником во всех похождениях. Но как в московском обществе, так и в юнкерских пирушках Лермонтов сумел сберечь свою "лучшую часть", свои творческие силы; в его письмах слышится иногда горькое сожаление о былых мечтаниях, жестокое самобичевание за потребность "чувственного наслаждения". Всем, кто верил в дарование поэта, становилось страшно за его будущее. Верещагина, неизменный друг Лермонтова, во имя его таланта заклинала его "твердо держаться своей дороги"...

Творческая деятельность оживляется в 1835, когда Лермонтов был выпущен корнетом в лейб-гвардейский Гусарский полк (сентябрь 1834); в этом же году выходит поэма "Хаджи Абрек", поэт отдает в цензуру первую редакцию драмы "Маскарад", работает над поэмами "Сашка", "Боярин Орша", начинает роман "Княгиня Лиговская".

Он получает возможность общения с литературными кругами Петербурга. Известно о знакомстве Лермонтова с А.Н. Муравьевым, И.И. Козловым и близким к формирующимся славянофильским кружкам С.А. Раевским, что способствовало укреплению уже определившегося интереса поэта к проблемам национальной истории и культуры. Раевский, один из близких друзей Лермонтова, в 1837 пострадавший за распространение его стихотворения "Смерть Поэта", был полностью посвящен в процесс работы над романом "Княгиня Лиговская" (1836; не окончен; опубликован в 1882), одна из сюжетных линий которого опирается на историю возобновившегося романа поэта с Сушковой.

Выйдя из школы корнетом лейб-гвардии гусарского полка, поэт живет по-прежнему среди увлечений и упреков совести, среди страстных порывов и сомнений, граничащих с отчаянием.

О них он пишет своему другу Лопухиной, но напрягает все силы, чтобы его товарищи и "свет" не заподозрили его гамлетовских настроений. Люди, близко знающие его, вроде Верещагиной, уверены в его "добром характере" и "любящем сердце"; но Лермонтову казалось унизительным явиться перед "светом словах, жестоким, во что бы то ни стало прослыть неумолимым тираном женских сердец. Тогда-то пришло время расплаты для Сушковой. Шестнадцатилетний, в недавнем времени, "отрок", склонный к "сентиментальным суждениям", невзрачный, косолапый, с красными глазами, с вздернутым носом и язвительной улыбкой, менее всего мог казаться интересным кавалером для юных барышень. А Лермонтову-гусару и уже известному поэту ничего не стоило завладеть сердцем когда-то насмешливой красавицы и расстроить ее брак с Лопухиным, братом неизменно любимой Вареньки и Марии, к которой он писал такие задушевные письма. Затем Лермонтов скомпрометировал Сушкову в глазах "света", поставил ее в положение смешной героини неудавшегося романа и окончательно порвал с ней. Он написал на ее имя анонимное письмо с предупреждением против себя самого, направил письмо в руки родственников несчастной девицы и, по его словам, произвел "гром и молнию". Потом, при встрече с жертвой, он разыграл роль изумленного, огорченного рыцаря, а в последнем объяснении прямо заявил, что он ее не любит и, кажется, никогда не любил. Все это, кроме сцены разлуки, Лермонтов рассказал Верещагиной в письме к ней, видя при этом лишь "веселую сторону истории". Эту единственную темную страницу в биографии Лермонтова можно объяснить только печальным наследством юнкерского воспитания и стремлением создать себе "пьедестал" в "свете".

Совершенно равнодушный к службе, неистощимый в проказах, поэт пишет застольные песни самого непринужденного жанра -- и в то же время такие произведения, как "Я, матерь Божия, ныне с молитвою"... До этого поэтический талант Лермонтова был известен лишь в офицерских и светских кружках. Первое его произведение, появившееся в печати -- "Хаджи Абрек" -- попало в "Библиотеку для Чтения" без его ведома, и после этого невольного, но удачного дебюта Лермонтов долго не хотел печатать своих стихов. лермонтов поэт повесть живопись

В 1835-1836 Лермонтов еще не входит в ближайший пушкинский круг; с Пушкиным он также не знаком. Тем более принципиальный характер получает его стихотворение "Смерть Поэта" (1837; опубликовано в 1858), написанное сразу же после гибели Пушкина. Лермонтов предстал перед русской публикой со всей силой своего поэтического таланта. Поэт был болен, когда совершилось страшное событие. До него доходили разноречивые толки; "многие", рассказывает он, "особенно дамы, оправдывали противника Пушкина", потому что Пушкин был дурен собой и ревнив и не имел права требовать любви от своей жены. Невольное негодование охватило поэта, и он "излил горечь сердечную на бумагу". Стихотворение оканчивалось сначала словами: "И на устах его печать". Оно быстро распространилось в списках, вызвало бурю в высшем обществе. Один из родственников Лермонтова, Н. Столыпин, стал в глаза порицать его горячность по отношению к такому джентльмену, как Дантес. Поэт вышел из себя, приказал гостю выйти вон и в порыве страстного гнева набросал заключительную отповедь "надменным потомкам"... Лермонтов говорил от лица целого поколения, одушевляемого скорбью о гибели национального гения и негодованием против его врагов. Стихотворение мгновенно распространилось в списках и принесло Лермонтову широкую известность. Основную тяжесть вины Лермонтов перенес на общество и его верхушку -- "новую аристократию" ("надменные потомки/ Известной подлостью прославленных отцов"), не имеющую за собой опоры в национальной исторической и культурной традиции и составлявшую в столице ядро антипушкинской партии, сохранившей к поэту и посмертную ненависть. Заключительные 16 строк стихотворения (написанные позднее, 7 февраля) были истолкованы при дворе как "воззвание к революции". 18 февраля 1837 Лермонтов был арестован. Против него было возбуждено политическое дело о "непозволительных стихах". Под арестом поэт пишет несколько стихотворений: "Сосед" ("Кто б ни был ты, печальный мой сосед"), "Узник", положивших начало блестящему "циклу" его "тюремной лирики": "Соседка", "Пленный рыцарь" (оба -- 1840) и др.

Через несколько дней после ареста, в феврале 1837 г., по высочайшему приказу корнет Лермонтов был переведен прапорщиком в нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Поэт отправлялся в изгнание, сопровождаемый общим вниманием: здесь были и страстное сочувствие, и затаенная вражда.

Простудившись в дороге, был оставлен для лечения (в Ставрополе, Пятигорске, Кисловодске, апрель - начало мая -- 1-ая половина сентября 1837); по пути следования в полк он "изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше. В Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами, ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов..." (из письма Раевскому, 2-я половина ноября -- начало декабря 1837). В ноябре поэт был в Тифлисе, где у него возникли связи с культурной средой, группировавшейся вокруг тестя Грибоедова А. Чавчавадзе, одного из наиболее значительных представителей грузинского романтизма. Лермонтов близко соприкасается с народной жизнью, видит быт казачьих станиц, русских солдат, многочисленных народностей Кавказа. Все это проецируется в его творчество. В 1837 поэт записывает сказку об Ашик-Керибе, стремится передать колорит восточной речи и психологию "турецкого" (тюркского, по-видимому, азербайджанского) сказителя; в "Дарах Терека", "Казачьей колыбельной песне", "Беглеце"; из фольклорной стихии вырастает народный характер, с присущими ему чертами. В Пятигорске и Ставрополе он встречается с Н.М. Сатиным, знакомым ему по Московскому пансиону; Белинским; доктором Н.В. Майером, который стал прототипом доктора Вернера в "Княжне Мери"; знакомится с ссыльными декабристами В.М. Голицыным, В.Н. Лихаревым, М.А. Назимовым) и близко сходится с А.И. Одоевским, памяти которого посвятил прочувственное стихотворение "Памяти А.И. Одоевского". Люди "поколения 1820-х", в частности декабристы (Назимов, позднее Лорер), ощущали в Лермонтове представителя иного поколения, зараженного скептицизмом и социальным пессимизмом и скрывающего от окружающих свой внутренний мир под маской иронии и общественного индифферизма. Внешне это нередко выражалось у Лермонтова в стремлении уклониться от разговора на серьезные темы, в ироническом отношении к восторженности и исповедальности; такая манера держать себя оттолкнула в 1837 г. Белинского, привыкшего к философским спорам в дружеских кружках. Между тем для самого Лермонтова эти встречи и разговоры стали творческим материалом: он получал возможность, по контрасту, осмыслить социально-психологические признаки своего поколения. Результаты этих наблюдений будут обобщены в образе Печорина и в "Думе".

Во время ссылки и позднее особенно раскрылось художественное дарование Лермонтова, с детства увлекавшегося живописью. Ему принадлежат акварели, картины маслом, рисунки -- пейзажи, жанровые сцены, портреты и карикатуры; лучшие из них связаны с кавказской темой. Первое пребывание поэта на Кавказе длилось всего несколько месяцев. Кавказская ссылка была сокращена благодаря хлопотам бабушки через А.Х. Бенкендорфа. В октябре 1837 был отдан приказ о переводе Лермонтова в Гродненский гусарский (в Новгородской губернии), а затем в лейб-гвардейский Гусарский полк, стоявший в Царском Селе. Несмотря на кратковременную службу в Кавказских горах, Лермонтов успел сильно измениться в нравственном отношении. Природа приковала все его внимание; он готов "целую жизнь" любоваться ее красотой; общество будто утратило для него привлекательность, юношеская веселость исчезла и даже светские дамы замечали "черную меланхолию" на его лице. Инстинкт поэта-психолога влек его, однако, в среду людей. Его здесь мало ценили, еще меньше понимали, но горечь и злость закипали в нем, и на бумагу ложились новые пламенные речи, в воображении складывались бессмертные образы. Во второй половине января 1838 Лермонтов возвращается, а с середины мая 1838 обосновывается в Петербурге. 1838-41 -- это годы его литературной славы. Он сразу же попадает в пушкинский литературный круг, знакомится с Жуковским, П.А. Вяземским, П.А. Плетневым, В.А. Сологубом, ближе с В.Ф. Одоевским, принят в семействе Карамзиных, которое становится наиболее близкой ему культурной средой: он принимает участие в домашних спектаклях и развлечениях, устанавливает дружеские отношения с постоянными посетителями салона: Смирновой-Россет; И.П. Мятлевым, с которым обменивается шуточными посланиями; с Ростопчиной. У Карамзиных Лермонтов накануне последней ссылки читал "Тучи". В 1840 в Петербурге отдельными изданиями выходят единственный прижизненный сборник "Стихотворения" и "Герой нашего времени". Популярность Лермонтова открыла ему двери в великосветское общество, в которое он стремился войти в целях психологического и социального самоутверждения.

В 1838-1840 Лермонтов входит в "Кружок шестнадцати" -- аристократическое общество молодежи, частью из военной Среды -- (К.В. Браницкий-Корчак, И.С. Гагарин, А.Н. Долгорукий, Столыпин (Монго) и др.), объединенного законами корпоративного поведения и политической оппозиционностью участников, и, по некоторым данным, играет в нем первенствующую роль. Лермонтов, вернувшись в петербургский "свет", снова играет роль льва, тем более, что за ним теперь ухаживают все любительницы знаменитостей и героев; но одновременно он обдумывает могучий образ, еще в юности волновавший его воображение. Кавказ обновил давнишние грезы; создаются "Демон" и "Мцыри". И та, и другая поэмы задуманы были давно. О "Демоне" поэт думал еще в Москве, до поступления в университет, позже несколько раз начинал и переделывал поэму; зарождение "Мцыри", несомненно, скрывается в юношеской заметке поэта, тоже из московского периода: "написать записки молодого монаха: 17 лет. С детства он в монастыре, кроме священных книг не читал... Страстная душа томится. Идеалы". В основе "Демона" лежит сознание одиночества среди всего мироздания.

Демонизм -- общее поэтическое настроение, слагающееся из гнева и презрения; чем зрелее становится талант поэта, тем реальнее выражается это настроение и аккорд разлагается на более частные, но зато и более определенные мотивы. Гордая душа, отчуждение от мира и небес, презрение к мелким страстям и малодушию -- вот черты демонизма присущие творчеству поэта. В основе "Думы" лежат те же лермонтовские чувства относительно "света" и "мира", но они направлены на осязательные, исторически точные общественные явления: "земля", столь надменно унижаемая Демоном, уступает место "нашему поколению", и мощные, но смутные картины и образы кавказской поэмы превращаются в жизненные типы и явления. Таков же смысл и новогоднего приветствия на 1840 г. Очевидно, поэт быстро шел к ясному реальному творчеству, задатки которого коренились в его поэтической природе; но не без влияния оставались и столкновения со всем окружающим. Именно они должны были намечать более определенные цели для гнева и сатиры поэта и постепенно превращать его в живописца общественных нравов. Роман "Герой нашего времени" -- первая ступень на этом совершенно логическом пути... Роль "льва" в петербургском свете завершилась для Лермонтова крупным недоразумением: ухаживая за княгиней Щербатовой, которой были посвящены стихотворения "На светские цепи", "Молитва" и, возможно, стихотворение "Отчего", он встретил соперника в лице сына французского посланника Баранта. В результате -- дуэль, окончившаяся благополучно, но повлекшая арест Лермонтова на гауптвахте, потом перевод в Тенгинский пехотный полк на Кавказе. Во время ареста Лермонтова посетил Белинский. Когда он познакомился с поэтом, достоверно неизвестно. Вполне достоверно одно, что впечатление Белинского от первого знакомства осталось неблагоприятное. Лермонтов по привычке уклонялся от серьезного разговора, сыпал шутками и остротами по поводу самых важных тем -- и Белинский, по его словам, не раскусил поэта. Свидание на гауптвахте окончилось совершенно иначе: Белинский пришел в восторг и от личности, и от художественных воззрений поэта. Он увидел поэта "самим собой"; "в словах его было столько истины, глубины и простоты!" Впечатления Белинского повторились на Боденштедте, впоследствии переводчике произведений поэта. Казаться и быть для Лермонтова были две вещи совершенно различные; перед людьми малознакомыми он предпочитал казаться, но был совершенно прав, когда говорил: "Лучше я, чем для людей кажусь". Близкое знакомство открывало в поэте и любящее сердце, и отзывчивую душу, и идеальную глубину мысли. Только Лермонтов очень немногих считал достойными этих своих сокровищ.... В апреле 1840 был отдан приказ о переводе поэта в Тенгинский пехотный полк в действующую армию на Кавказ, где поэт окунулся в боевую жизнь и на первых же порах отличился "мужеством и хладнокровием" -- так выражалось официальное донесение. 3-5 мая Лермонтов выехал из Петербурга; в Москве был на именинном обеде Н.В. Гоголя с А.И. Тургеневым, Вяземским, Е.А. Баратынским, Хомяковым, Самариным; посещал дом Н.Ф. и К.К. Павловых. В июне он прибывает в Ставрополь, в главную квартиру командующего войсками Кавказской линии генерала П.Х. Граббе, а в июле уже участвует в постоянных стычках с горцами и в кровопролитном сражении при реке Валерик. Очевидцы сообщали об отчаянной храбрости Лермонтова, удивлявшей кавказских ветеранов. В стихотворении Валерик и в письме к Лопухину Лермонтов ни слова не говорит о своих подвигах... Тайные думы поэта давно уже были отданы роману. Он был задуман еще в первое пребывание на Кавказе; княжна Мери, Грушницкий и доктор Вернер, по словам того же Сатина, были списаны с оригиналов еще в 1837 г. Последующая обработка, вероятно, сосредоточивалась преимущественно на личности главного героя, характеристика которого была связана для поэта с делом самопознания и самокритики...

В начале февраля 1841, получив двухмесячный отпуск, Лермонтов приезжает в Петербург. Его представляют к награде за храбрость, но Николай I отклоняет представление. Поэт проводит столице 3 месяца, окруженный вниманием; он полон творческих планов, рассчитывая получить отставку и отдаться литературной деятельности. Его интересует духовная жизнь Востока, с которой он соприкоснулся на Кавказе; в нескольких своих произведениях он касается проблем "восточного миросозерцания" ("Тамара", "Спор").

По окончании отпуска, весной 1841 г., Лермонтов уехал из Петербурга с тяжелыми предчувствиями -- сначала в Ставрополь, где стоял Тенгинский полк, потом в Пятигорск. В Пятигорске Лермонтов находит общество прежних знакомых Верзилиных с которыми он познакомился еще в 1837 г., а одну из сестер -- Эмилию Верзилину -- прозвал "La Rose du Caucase". На одном из вечеров у Верзилиных Лермонтов встречает Мартынова, своего товарища по Школе юнкеров, "мрачного и молчаливого", игравшего роль непонятого и разочарованного героя, в черкесском костюме с громадным кинжалом. Поэт поднял приятеля на смех в присутствии красавицы и всего общества. Шутки Лермонтова задели Мартынова, человека неумного и болезненно самолюбивого. Ссора повлекла за собой вызов; не придавая значения размолвке, Лермонтов принял его, не намереваясь стрелять в товарища. 15 июня поэт пал бездыханным у подножия Машука. Неясность некоторых обстоятельств дуэли позднее порождала в лермонтовской историографии версии об организованном убийстве или заговоре, не имеющие достаточных оснований. Гибель Лермонтова имела широкий общественный резонанс и была воспринята в литературных кругах как непоправимая потеря для русской литературы.

Князь А.И. Васильчиков, очевидец событий и секундант Мартынова, рассказал историю дуэли с явным намерением оправдать Мартынова, который был жив во время появления рассказа в печати. Основная мысль автора заключалась в том, что "в Лермонтове было два человека: один -- добродушный, для небольшого кружка ближайших друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение; другой -- заносчивый и задорный, для всех прочих знакомых". Мартынов, следовательно, был сначала жертвой, а потом должен был явиться мстителем. Несомненно, однако, что Лермонтов до последней минуты сохранял добродушное настроение, а его соперник пылал злобным чувством. При всех смягчающих обстоятельствах о Мартынове еще с большим правом, чем о Дантесе, можно повторить слова поэта: "не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку подымал"...

Похороны поэта не могли быть совершены по церковному обряду, несмотря на все хлопоты друзей, официальное известие об его смерти гласило: "15-го июня, около 5 часов вечера, разразилась ужасная буря с громом и молнией; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске М.Ю. Лермонтов". По словам князя Васильчикова, в Петербурге, в высшем обществе, смерть поэта встретили отзывом: "туда ему и дорога"... Через несколько месяцев Арсеньева перевезла прах внука в Тарханы.

В 1889 г., по всероссийской подписке, поэту был воздвигнут памятник в Пятигорске.

Размещено на Allbest.ru