Богоборческие мотивы в поэтических драмах Джорджа Гордона Байрона "Каин" и "Манфред"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Амурский гуманитарно-педагогический государственный университет» (ФГБОУ ВПО «АмГПГУ»)

Факультет филологии и межкультурной коммуникации

РЕФЕРАТ

На тему: «Богоборческие мотивы в поэтических драмах Джорджа Гордона Байрона «Каин» и «Манфред»»

Выполнил: Маргелова Е.К.

Проверил: Неживая Е.А.

Комсомольск-на-Амуре, 2015 г.

Содержание

• Введение
• 1. Анализ произведения «Манфред»
• 2. Анализ произведения «Каин»
• Заключение
• Список литературы


Введение

Байрон (1788 - 1824) - великий английский поэт, родоначальник названного по его имени байронического течения в европейской литературе XIX, покоривший воображение всей Европы своим «мрачным эгоизмом».

Первым крупным произведением Байрона были две первые песни поэмы «Чайльд-Гарольд», появившиеся в печати в 1812 г. Это были путевые впечатления из путешествия Байрона по европейскому востоку, чисто внешним образом объединенные вокруг личности Чайльд-Гарольда. Основные черты этого образа повторялись в дальнейшем в центральных фигурах всех произведений Байрона, развивались и осложнялись, отражая на себе эволюцию душевной жизни самого поэта, и в целом создали образ носителя мировой скорби, «байронического» героя, господствовавший в европейской литературе первые три десятилетия XIX века. Сущность этого характера, как и всего европейского романтизма, составляет восходящий к Руссо протест человеческой личности против стесняющего ее общественного строя. Байрона отделяют от Руссо три десятилетия, заполненные величайшими событиями новой истории. За это время европейское общество пережило вместе с французской революцией эпоху грандиозных замыслов и пылких надежд и полосу самых горьких разочарований.

Правящая Англия и сто лет тому назад, как сейчас, стояла во главе политической и общественной реакции, а английское «общество» требовало от каждого своего члена безусловного внешнего подчинения официально признанному кодексу моральных и светских правил. Все это в связи с необузданной и страстной природой самого поэта способствовало тому, что у Байрона протест Руссо превратился в открытый вызов, непримиримую войну с обществом и сообщил его героям черты глубокой горечи и разочарования. В произведениях, появившихся непосредственно за первыми песнями Чайльд Гарольда и также отразившими на себе впечатления востока, образы героев становятся все мрачнее. Они отягощены загадочным преступным прошлым, тяжело лежащим на их совести, и исповедуют мщение людям и судьбе. В духе этой «разбойничьей романтики» написаны герои «Гяура», «Корсара» и «Лары».

Политическое вольномыслие Байрона и свобода его религиозных и нравственных воззрений вызвали против него настоящее гонение всего английского общества, воспользовавшегося историей его неудачного брака, чтобы заклеймить его как неслыханного грешника. Байрон с проклятием порывает все связи со старой жизнью и отечеством и отправляется в новое путешествие по Швейцарии. Здесь им были созданы третья песня Чайльд-Гарольда и «Манфред». Четвертая и последняя песня этой поэмы написана Байроном уже в Италии. Она воссоздавала его странствия среди руин античной Италии и была проникнута таким горячим призывом к освобождению итальянского народа, что явилась в глазах реакционных правительств Италии опасным революционным актом.

Для анализа богоборческих мотивов в произведениях Байрона лучшим вариантом будет «Манфред»,а так же «Каин»

Мистерия «Каин» - крупнейшее произведение позднего Байрона написанное в 1821 году . Это лирическая драма или, скорее, лирико-драматическая поэма, так как драматические приемы всецело подчинены здесь лирическому строю произведения. Главное в «Каине» не драматизм событий, а философская медитация. На материале известной библейской легенды поэт ставит современные философские проблемы.

1. Анализ произведения «Манфред»

Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счёте побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределённое, -- все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчёркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников -- не исключая и самого великого немца -- усмотрели романтический аналог гётевского «Фауста».

Никогда ещё непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «космичен» в своём презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда ещё его образы так не походили своей отчуждённой масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо ещё у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора -- а, следовательно, и для его аудитории -- монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.

Поэма открывается, как и гётевский «Фауст», подведением предварительных -- и неутешительных -- итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освящённого высокой целью и бесконечно одинокого существования.

Науки, философию, все тайны

Чудесного и всю земную мудрость --

Я всё познал, и всё постиг мой разум:

Что пользы в том?

Так размышляет разуверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего ещё жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделённый таинственным знанием запредельного отшельник, -- это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи -- и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным», -- отвечаетодин из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них,бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмойдух -- дух Судьбы -- появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.

Одиноко скитающегося по горным утёсам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами -- встречает в миг, когда Манфред, приговорённый к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти -- отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: «Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей -- от нас самих, / Жизнь для меня -- безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут...» поэт байрон манфред каин

Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп -- одной из сонма «властителей незримых», чей ослепительный образ ему удаётся вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь.

Байрон создает тип героя-эгоиста. Эгоиз Манфреда связан с тем,что он не может найти себе достойного применения.

С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, «в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана»; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, «что знали только в древности». Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрёл власть над духами. Но все эти духовные сокровища -- ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, -- Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.

«Фея. Над мёртвыми бессильна я, но если / Ты поклянёшься мне в повиновеньи...» Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он -- влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого. Страдания Манфреда, его «мировая скорбь» неразрывно связаны с одиночеством, которое он выбрал сам.

Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трёх парок, готовящихся предстать перед царём всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трёх ведьм в шекспировском «Макбете»; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них «...женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью <…> / <…> превращала / В безумцев мудрых, глупых -- в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе...» Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне -- огненном шаре.

Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.

Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: «Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука -- / Обмен одних незнаний на другие». Манфред просит Немезиду вызвать из небытия «в земле непогребенную -- Астарту».

Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: «Заутра ты покинешь землю». И растворяется в эфире.

Эгоцентризм Манфреда достигает предельной ступени, он считает себя превыше всего в мире, желает полной, абсолютной свободы.

В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предаётся хозяин замка, он считает своим долгом призвать его «очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом». «Слишком поздно», -- слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы:

«Я обуздать себя не мог; кто хочет

Повелевать, тот должен быть рабом;

Кто хочет, чтоб ничтожество признало

Его своим властителем, тот должен

Уметь перед ничтожеством смиряться,

Повсюду проникать и поспевать

И быть ходячей ложью. Я со стадом

Мешаться не хотел, хотя бы мог

Быть вожаком. Лев одинок -- я тоже».

Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы ещё раз насладиться величественным зрелищем заката солнца -- последнего в его жизни.

А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта -- «единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось...»

Эгоцентризм Манфреда приносит гибель всем тем, кто его любит. Он погубил любившую его Астарту. С ее смертью последняя связь с миром обрывается.

Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждёт рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно.

«Дух. <…> Настало время, смертный,

Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало.

Но не тебе, рабу, отдам я душу.

Прочь от меня! Умру, как жил, -- один».

Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остаётся несломленным. И, не примиряясь с Богом, как того требует священник, Манфред умирает с радостным чувством избавления от мук сознания.

«Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!» -- бросает он на прощание аббату.

Если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гётевского «Фауста», то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред («Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья»).

«Манфред» - сугубо романтическое произведение, тут почти нет действия, все внимание автора сосредоточено на переживаниях его героя, направлено на раскрытие «диалектики его души». Сам Байрон следующим образом говорит о характере своей драмы: «Это - вещь в трех актах, но довольно дикая, метафизическая и непонятная. Почти все действующие лица, кроме двух или трех, - духи земные, воздушные или водяные; действие происходит в Альпах; герой - нечто вроде волшебника... он странствует и вызывает этих духов. Они являются к нему, но он ими не пользуется; наконец, он доходит до самого последнего воплощения злого начала... В третьем действии слуги находят его умирающим в башне, где он изучал свое искусство... Я постарался сделать ее совершенно невозможной для сцены».

2. Анализ произведения «Каин»

Мистерию, действие которой развёртывается в «местности близ рая», открывает сцена вознесения молитвы Иегове. В молении участвует все немногочисленное «человечество»: изгнанные из райских кущ в воздаяние за грех Адам и Ева, их сыновья Каин и Авель, дочери Ада и Селла и дети, зачатые дочерьми Адама от его же сыновей. Против нерассуждающей набожности родителей и брата, покорно приемлющих карающую длань господню, инстинктивно восстаёт Каин, воплощающий собой неустанное вопрошание, сомнение, неугасимое стремление во всем «дойти до самой сути». Он вполне искренен, признаваясь: «Я никогда не мог согласовать / Того, что видел, с тем, что говорят мне». Его не удовлетворяют уклончивые ответы родителей, во всем ссылающихся на Его всеблагие веления: «У них на все вопросы / Один ответ: „Его святая воля,

А он есть благ“. Всесилен, так и благ?»

В сознании Каина не сформировалось представление о Боге как о воплощении справедливости. У Каина свободное сознание.

Байрон создает образ героя-бунтаря. Каин не принимает мир, в котором вынужден жить, не считает его справедливым, формируется богоборческий конфликт.

Как только Каин сомневается, появляется еще один персонаж. Это Люцифер (буквальный перевод - несущий свет), внешне он похож на ангела.

В трактовке образа вечного оппонента предвечного, низринутого с небесных высей и обречённого на беспрестанные скитания в пространстве, но несломленного духом, всего отчётливее проявилось дерзновенное новаторство Байрона -- художника и мыслителя. В отличие от большинства литераторов, так или иначе касавшихся этой темы, автор мистерии не проявляет ни малейшей предвзятости; в его видении Сатаны нет и тени канонической стереотипности. Симптоматично, что Люцифер Байрона не столько даёт прямые ответы на вопросы, которыми засыпают его Каин и вернувшаяся зачем-то Ада, сколько внушает им мысль об императивной необходимости вечного вопрошания, о спасительности познания как ключа к бессмертию духа. Всем своим поведением он опровергает ходячее представление о себе как низком, корыстном искусителе. И Каин не в силах не поверить ему, когда тот недвусмысленно заявляет: «Ничем, / Помимо правды, я не соблазняю».

Каин хочет разобраться, что представляют собой эти два начала. После обмена несколькими словами у Каина возникает чувство родства душ. Сближает Байрон этих двух персонажей на основе того, что оба они бунтари, не желающие смириться с несвободой. Люцифер поднял восстание в раю, но потерпел поражение. Люцифер дает знания, он берет Каина. в путешествие по мирам, только не сообщает, что такое смерть.

Каину открывается беспредельность пространства и бесконечность времени. Люцифер невозмутимо комментирует:

«Есть многое, что никогда не будет

Иметь конца...

Лишь время и пространство неизменны,

Хотя и перемены только праху

Приносят смерть»

На неисчислимом множестве планет, пролетающих перед их взорами, узнает ошеломлённый Каин, есть и свои эдемы, и даже люди «иль существа, что выше их». Но его любопытство неутолимо, и Люцифер показывает ему мрачное царство смерти. «Как величавы тени, что витают / Вокруг меня!» -- восклицает Каин, и Сатана открывает ему, что до Адама Землю населяли высшие существа, не похожие на людей, но силою разума намного их превышавшие. Иегова покончил с ними «смешением стихий, преобразивших / Лицо земли». Перед ними проплывают призраки левиафанов и тени существ, которым нет названия. Их зрелище величественно и скорбно, но, по уверению Люцифера, несравнимо с бедами и катастрофами, которые ещё грядут, которым суждено выпасть на долю адамова рода. Каин опечален: он любит Аду, любит Авеля и не в силах смириться с тем, что все они, все сущее подвержено гибели. И он вновь просит Сатану открыть ему тайну смерти. Тот отвечает, что сын Адама пока ещё не в силах постичь её; надо лишь уразуметь, что смерть -- врата.

«Каин. Но разве смерть их не откроет?

Люцифер. Смерть --

Преддверие.

Каин. Так, значит, смерть приводит

К чему-нибудь разумному! Теперь

Я менее боюсь её»

Каин сознаёт, что его «проводник» по неисчислимым мирам, затерянным во времени и пространстве, не уступает мощью всесильному Иегове. Но разве сам Люцифер -- не орудье Божие?

И тут Сатана взрывается. Нет и ещё раз нет:

«Он победитель мой, но не владыка...

...Не прекратится

Великая нещадная борьба,

Доколе не погибнет Адонаи

Иль враг его!»

И на прощание даёт ему совет:

«Один лишь добрый дар

Дало вам древо знания -- ваш разум:

Так пусть он не трепещет грозных слов

Тирана, принуждающего верить

Наперекор и чувству и рассудку.

Терпи и мысли -- созидай в себе

Мир внутренний, чтоб внешнего не видеть:

Сломи в себе земное естество

И приобщись духовному началу!»

Лишь бессмертие духа способно воспрепятствовать всемогуществу смертного удела, отведённого Иеговой людям, -- таков прощальный урок, преподанный герою Сатаной.

Вернувшись к близким, Каин застаёт их за работой: они готовят алтари к жертвоприношению. Но жертвоприношение -- знак смирения перед уделом, заранее уготованным и несправедливым; против него-то и восстаёт вся страстная, неукротимая натура Каина: «Я сказал, / Что лучше умереть, чем жить в мученьях / И завещать их детям!»

И тут впервые напоминает о себе не присутствующий на сцене, но неизменно напоминающий о себе персонаж мистерии -- Бог: он благосклонно принимает закланного младшим братом, скотоводом Авелем, агнца и далеко раскидывает по земле плоды -- жертву земледельца Каина. Авель невозмутимо советует брату принести на алтарь новые дары вседержателю. «Каин. Так его отрада -- / Чад алтарей, дымящихся от крови, / Страдания блеющих маток, муки / Их детищ, умиравших под твоим / Ножом благочестивым! Прочь с дороги!»

Авель стоит на своём, твердя: «Бог мне дороже жизни». В приступе неконтролируемого гнева Каин поражает его в висок головнёй, схваченной с жертвенника.

Авель умирает. На стоны медленно осознающего содеянное старшего сына Адама сбегаются его близкие. Адам растерян; Ева проклинает его. Ада робко пытается защитить брата и супруга. Адам повелевает ему навсегда покинуть эти места.

С Каином остаётся только Ада. Но прежде чем начать влачить мириаду унылых бессчётных дней, братоубийце предстоит пережить ещё одно испытание. С небес спускается ангел Господень и налагает на его чело неизгладимую печать.

Они собираются в нелёгкий путь. Их место -- в безрадостной пустыне, «к востоку от рая». Раздавленный своим преступлением Каин не столько выполняет волю отца и Иеговы, сколько сам отмеряет себе кару за грех. Но дух протеста, сомнения, вопрошания не угасает в его душе:

«Каин. О, Авель, Авель!

Ада. Мир ему!

Каин. А мне?»

Эти слова завершают пьесу Байрона, трансформировавшего мистерию о смертном грехе в волнующее таинство непримиримого богоборчества.

Заключение

Байрон в течение всей жизни был убежден в том, что вера необходима человеку для осознания своей нравственной полноценности и может служить опорой в мире, потерявшем прочные устои. В то же время он не был ортодоксальным христианином. Интеллектуальная честность и пытливость ума побуждали Байрона к неустанным религиозно-философским и этическим исканиям и к постоянной полемике с различными доктринами, не дающими удовлетворительных ответов на важнейшие онтологические вопросы. Осознание невозможности найти такие ответы в сфере религии и философии побудило поэта обратиться к поиску художественных средств для постановки важнейших мировоззренческих проблем.

«Манфред» не столько трагедия характера, сколько трагедия идеи абсолютного. Титанический герой неизмеримо несчастнее обычного человека; абсолютная власть делает властителя рабом; полное знание раскрывает бесконечность зла в мире; бессмертие оборачивается мукой, пыткой, в человеке возникает жажда смерти -- таковы некоторые трагические идеи «Манфреда». Главная же из них: абсолютная свобода освещает жизнь человека прекрасной целью, но ее достижение уничтожает в нем человечность, приводит его к «мировой скорби».

И все же Манфред до конца сохраняет свою свободу, на пороге смерти бросая вызов и церкви, и потусторонним силам.

Каин -- один из «вечных» образов мировой культуры. Как и Манфреду, знание не приносит Каину счастья. Оно лишь наполняет его сознанием несправедливости тех законов, по которым устроено мироздание. Канн не может примириться с велениями верховного божества «жить, словно червь», «трудиться, чтобы умереть». Его бунт принимает всеобъемлющий характер: он не только протестует против тех условий, в которых осуждены жить люди на земле, но и против всего мирового порядка, против самих законов природы, бросая этим гордый вызов богу.

Подобно «Манфреду», драму «Каин» можно скорее назвать драматической поэмой, чем пьесой.

Однако «Каин» является вместе с тем и свидетельством роста революционности мировоззрения английского поэта, что очень заметно, если сравнить образ Каина и образ Манфреда. Каин -не одинокий протестант, равнодушный к судьбе других людей (как Манфред). Он гуманист, восстающий против власти и авторитета бога во имя счастья других людей, его глубоко печалит судьба грядущих поколений человечества.

Смелые атеистические и гуманистические идеи Байрона произвели огромное впечатление на передовых современников Байрона. Вальтер Скотт назвал «Каина» «величественной и потрясающей драмой». Гете заметил, что «красота произведений такова, что подобной миру не увидеть во второй раз».

Список литературы

1. Байрон. Избранные произведения. - М., ГИХЛ, 1953, с, 453.;

2. http://www.lib.ru/POEZIQ/BAJRON/byron4_4.txt (электронный ресурс);

3. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D1%E5%F0%E4%F6%E5_%F2%FC%EC%FB (электронный ресурс).

4. Байрон. Дневники. Письма. М., Изд-во АН СССР, 1963, с. 311.

5. http://www.fedordostoevsky.ru/research/aesthetics-poetics/086/ (электронный ресурс)

Размещено на Allbest.ru