Русский образ востока как проблема постколониальной критики

Размещено на http://www.allbest.ru/

РУССКИЙ ОБРАЗ ВОСТОКА КАК ПРОБЛЕМА ПОСТКОЛОНИАЛЬНОЙ КРИТИКИ

П.В. Алексеев

Осмысление восточных образов и мотивов в русской словесности, восходящих к разным географическим областям Востока, имеет давнюю историю, которую можно хронологически разбить на несколько этапов (дореволюционный период; советское литературоведение, в осо бенности в период 1950-1980-х годов; постсоветский период до 2006 года; период постколони альных исследований 2010-х годов). Каждый из этих этапов оформлен особым пафосом иссле довательской позиции по отношению к Востоку, определенным терминологическим аппаратом и инструментарием, допускающим или игнорирующим достижения других научных дисцип лин, а также влиянием господствующей эпистемы. В то же время каждый этап не был и не мог быть однородным в оценке восточных элементов русской словесности: параллельно появля лись и развивались принципиально разные подходы, историографический обзор которых един ственно способен объяснить современный плюрализм мнений о генезисе, формах и масштабах ориентального содержания текстов русской словесности.

Условно можно выделить четыре группы таких подходов, в разной степени влияющих на развитие современной гуманитарной мысли:

1. «Инфлюентистский» подход, описывающий восточные элементы русской литературы как продукт русско-европейского межкультурного взаимодействия, но не актуализирующий ментальные формы имперского дискурса (М.П. Алексеев [1], Ю.М. Лотман [2], А.И. Шифман [3], О.В. Сливицкая, В.М. Жирмунский, В.Н. Кубачева [4] и др.);

2. «Эмпирический» подход, объясняющий возникновение восточных мотивов в русской словесности фактом прямого восточного влияния в результате прямых контактов русских писа телей с восточной культурой и восточными народами в путешествиях и в периоды активной колонизации Крыма, Кавказа, Сибири и Средней Азии (А.Д. Гаджиев [5], Н.М. Холмухамедова [6], А.М. Саяпова, Д.Т. Атаханов, М.Б. Каменева [7] и др.).

3. «Сверхтекстовый» подход, описывающий восточное присутствие в русской литературе как «локальный текст» (крымский, монгольский, истальянский, ташкентский, неаполитанский, сибирский и др. тексты) - единую систему референтных элементов, сформированную в резуль тате русско-европейского и русско-восточного взаимодействия (А.П. Люсый [8], В.В. Мароши, Э.Ф. Шафранская, П.В. Алексеев [9], А.А. Плисс и др.).

4. «Ориенталистский» подход, объясняющий наличие восточных элементов в русской словесности фактом формирования и развития специфического ориенталистского дискурса в имперский период Западной Европы и России. Четвертый подход во многогм объединяет дос тижения остальных, но является наиболее объективным в силу того, что позволяет проанализи ровать истинные причины амбивалентности русского образа Востока (работы А.Л. Зорина [10], Р.П. Джераси, М. Долбилова [11], Д. Схиммельпеннинка ван дер Ойе, Л. Вульф [12] и др.) и роль внешней и внутренней колонизации в национальном нарративе империи [13].

Неоднократно отмечено, что для самопознания нации необходимо наличие онтологиче ского «другого» (или «чужого»), по отношению к которому будут вырабатываться критерии и аспекты самоопределения [14, с. 194]. В отношении русской литературы это утверждение спра ведливо и инструментально применимо только в том случае, если в качестве «другого» будет рассмотрен не только Запад (сверхобраз культуры-донора, культуры-соперника), но и Восток (сверхобраз варварской культуры-антагониста). Изобретение русского образа Востока (иначе - Ориента) протекает в двух направлениях - в отношении внутреннего и внешнего «другого». Внутренний Ориент XIX века - это не только колониальные фронтиры (Крым, Кавказ, Сибирь, Дальний Восток, Аляска, Средняя Азия), но и культура русского крестьянства, которое было противопоставлено включенному в западноевропейские общественные институты дворянству и разночинному образованному слою общества. Внешний Ориент - это страны традиционных (не только колониальных, но и общекультурных) интересов Российской империи: страны среди земноморского бассейна, Закавказья, Леванта, Китая, Индии и др. дискурс ориентализм образ восток

Для исследования генезиса западно-восточного взаимодействия в пространстве русской литературы первой половины XIX века как проблемы постколониальной критики значимы три крупных временных пласта: 1. Конец XV-начало XVIII вв.; 2. Начало XVIII-1810-е гг.; 3. 1820 1850-е гг. Первые два этапа можно условно назвать подготовительным периодом, доориентали- стским дискурсом, характеризущимся накоплением ориенального материала в жанрах путево го, мифологического (догматического и апокрифического) и дипломатического нарратива (XV- XVIII вв.), а также развитием тесных связей с литературами Западной Европы (XVIII век), без которых оформление русского ориенталистского дискурса было бы в принципе невозможно. Третий этап наиболее важен, поскольку в его пределах были сгенерированы основные концеп туальные и жанрово-тематические закономерности русского ориентализма, которые до на стоящего времени определяют специфику идентификационных механизмов русской культуры. В рамках третьего этапа функционально важно определить ключевые персоналии, замыкающие своим творчеством и жизнестроительством эпоху формирования русского ориентализма, - это А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов: в силу главного критерия развития русского ориентализма - «всеобщности» и онтологической универсальности. Концептуальные и жанрово-тематические связи всех остальных писателей, поэтов, критиков, путешественников, дипломатов и государ ственных деятелей составляют основу и резонирующую среду гипертекстуального полотна русского ориентализма, иначе именуемого восточным текстом русской литературы.

Вторая половина XIX века развивает и усложняет тренды, сложившиеся в творчестве А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. В творчестве Ф.М. Достоевского пушкинский дискурс ори ентализма представлен проблематикой «восточного вопроса» в «Дневнике писателя», образами Магомета и ислама в «Двойнике», «Преступлении и наказании», «Братьях карамазовых». В творчестве Л.Н. Толстого целесообразно выделять и исследовать стратегии лермонтовского ориентализма: прежде всего это касается образов Кавказа (пространства свободы и смерти) и религиозно-философской проблематики взаимоотношения человека и бога.

Начиная с эпохи образования Русского централизованного государства конца XV века, страны Европы и Османская империя выступали ключевыми образами онтологического «дру гого»: развитие дипломатических отношений, военные столкновения и торговля способствова ли межкультурному обмену, формированию во фронтирах языкового и культурного билин-

гвизма, а в центре - выработке национального нарратива по отношению к двум принципиально различным инокультурным полюсам: одновременное отторжение и интерес к католическому и мусульманскому мирам. Именно в XV веке «Московия начинает активную экспансию и пред принимает походы на Восток (1465, 1483, 1499)» [15, с. 232-238], формируя парадигму отноше ний к Востоку как объекту пристального геополитического и культурного интереса.

После провозглашения Петром I в 1721 году Российской империи, основанной по образ цу европейских колониальных держав с пафосом постоянного расширения, национальный нар ратив претерпел существенные изменения: в задачи имперского строительства отныне вошло понятие цивилизованности, подразумевавшей обязательное владение языками и культурными кодами Европы и осознание своего превосходства над менее развитыми народами, располо женными к югу и востоку от метрополии. В XVIII веке русская словесность через переводы впервые приобщилась к дискурсу ориентализма - идеологии, основанной на таком различении «Запада» и «Востока», при котором Запад является небольшим островом цивилизованности в безбрежном океане Востока - варварского населения, которое следует непременно организо вать путем покорения и приобщения к основам морали и культуры.

Е.П. Челышев, говоря об ориентализме А.С. Пушкина, справедливо рассматривает его в контексте «культурно-исторической обстановки в России и за ее пределами», однако видит в «филоориенталистском течении» лишь реакцию «на колониальную экспансию европейских держав в страны Востока и Нового Света», которая утверждала идею «благодетельного дика ря». На наш взгляд, системный интерес западноевропейских авторов (У. Джонса, Вольтера, Ш.Л. Монтескье и др.) к переводам Корана, арабских сказок, доисламской поэзии «Муаллака- та» и персидской суфийской мысли возникает в XVIII веке исключительно как следствие, а не как «реакция» [16, с. 15] колониального присутствия европейцев в странах Ближнего и Средне го Востока.

Влияние европейской словесности на русскую в плане ориентализма выразилось в том, что помимо образов Магомета, дервиша, халифа (существующих в мире чудесных ориенталь ных атрибутов и парадоксальной древней мудрости) и литературных приемов отстраненного описания социально-политических проблем глазами восточного дикаря, русская мысль приоб рела в этот период навыки ориенталистского мышления, в котором каждое проявление евро пейской идентичности обязательно референтно идентичности чужеродной, по отношению к которой она целостна и имеет безусловное право на господство. Чем более иная идентичность «чужеродна», тем более она способствует скорейшему оформлению и развитию собственной.

В XIX веке в России происходит формирование сложного, многоуровневого, амбива лентного дискурса, который следует именовать «русский ориентализм» и описывать как явле ние самобытное, несмотря на то, что ключевые его параметры генетически восходят к западно европейскому ориентализму, сложившемуся в эпоху Просвещения. Самобытность русского ориентализма обусловлена сложным характером взаимоотношения русской словесности с им перскими амбициями государства, а также спецификой литературного процесса XIX века - эпохи золотого века русской культуры. В этот период формируются специфический тезаурус русского ориентализма, его концептосфера и жанрово-тематические цепочки, протянувшиеся через все XIX столетие (подражания Корану и Хафизу, ориентальные травелоги, ориентальные поэтические циклы, притчи, оды, сказки, послания и др.).

Взгляд на восточные компоненты художественных текстов в парадигме растущей на про тяжении всего XIX века имперской мощи России в сторону Балкан, Кавказа, Закавказья и Средней Азии - весьма продуктивный подход, который позволит объединить в едином иссле довательском поле русско-европейские и русско-восточные литературные связи. Такой взгляд позволяет понять, почему экзотизм в романтической литературе никогда не был явлением ис ключительно эстетическим, поскольку уже в период своего расцвета он был непосредственно связан с комплексом общественно-политических проблем. Такой взгляд позволяет проследить эволюцию восточных мотивов в русской литературе в постромантический период, когда экзо тизм воспринимался пережитком романтического стиля, а концепт «Восток» оставался важ нейшей категорией национального самопознания, повсеместно прямо или скрыто возникая в художественных и публицистических текстах.

Библиографический список

1. Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература. - Л.: Наука, 1987. - 614 с.

2. Лотман Ю.М. Проблема Востока и Запада и творчестве позднего Лермонтова // Лермонтовский сборник. - Л., 1985. - С. 5-22.

3. Шифман А.И. Лев Толстой и Восток / АН СССР. Ин-т востоковедения; Ред. Т.Л. Мотылева. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1971. - 552 с.

4. Кубачева В.Н. «Восточная» повесть в русской литературе ХУШ-начала XIX века // XVIII век. Вып. 5. - М., Л.: Наука, 1962. - С. 295-315.

5. Гаджиев А.Д. Восток в русской литературе первой половины XIX в.: (Проблемы рус.-кавк. лит. взаимоотношений): Автореф. дис... д-ра филол. наук. - Тбилиси, 1981. - 47 с.

6. Холмухамедова Н.Н. Восток в русской поэзии 30-х годов XIX в.: (В.К. Кюхельбекер и М. Ю. Лермонтов) // Изв. АН СССР. - 1985. - № 1. - С. 57-67.

7. Каменева М.Б. Исламские мотивы и образы в русской литературе 20-30-х годов XIX века. - Бишкек: Изд-во КРСУ, 2014. - 155 с.

8. Люсый А.П. Крымский текст в русской литературе. - СПб.: Алетейя, 2003. - 320 с.

9. Алексеев П.В. Мусульманский текст русской литературы как объект структурного анализа // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2013. - № 6-2 (24). - С. 21-24.

10. 10.Зорин А. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в послед ней трети XVIII - первой трети XIX века. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 414 с.

11. Долбилов М.Д. Русский край, чужая вера: Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - 1000 с.

12. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. - М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 567 с.

13. Там, внутри. Практики внутренней колонизации в культурной истории России: Сб. статей / Под ред. А. Эткинда, Д. Уффельмана, И. Кукулина. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. - 951 с.

14. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. - СПб.: Академический проект, 2002. - 551 с.

15. Чумакова Т.В. «О человецах незнаемых в восточной стране» // Философский век. Альманах. Вып. 19. Россия и Британия в эпоху Просвещения: Опыт философской и культурной компаративистики. Часть 1 / Отв. редакторы Т.В. Артемьева, М.И. Микешин. - СПб.: Санкт-Петербургский Центр истории идей, 2002. - С. 232-238.

16. Челышев Е.П. Пушкин и мир Востока // Пушкин и мир Востока. - М.: Наука, 1999. - С. 5-35.

Размещено на Allbest.ru