Особенности трансформации Торы в романе Анатолия Рыбакова "Тяжелый песок"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Международный гуманитарно-педагогический институт "Бейт-Хана

Особенности трансформации Торы в романе Анатолия Рыбакова "Тяжелый песок"

Бескровная Елена Наумовна

кандидат филологических наук, преподаватель

Аннотация

Проблема трансформации Торы не раз обсуждалась в мировой культуре. Фактически этот термин входит в историю литературоведения еще в библейский период истории еврейского народа и развивается в движении от непосредственно Устной Торы к Вавилонскому Талмуду и от него к Зохару. Трансформация Торы в современный период развивается как на основании респонсов методом "пиллпул-хиллуким", так и как литературоведческая категория в произведениях, в частности, писателей русско-еврейской литературы второй половины ХХ начала ХХI века. Именно к последним и принадлежит писатель Анатолий Рыбаков, который в своем произведении "Тяжелый песок" раскрыл как раз специфику трансформации Торы. Позиция писателя в романе "Тяжелый песок" раскрывается, с одной стороны, с точки зрения обращения к Агадической притче Вавилонского Талмуда, а, с другой, соизмеряется с трагедией Холокоста во Второй мировой войне. Автор показал как народ Советского Союза несмотря ни на что умел жить и радоваться в начале 30-х годов.

Ключевые слова: трагедия Холокоста; традиции Вавилонского Талмуда; метод "пилпул хиллуким".

Трансформация Торы, а вместе с ней и ТаНаХа, возникает на протяжении тысячелетий в мировой культуре, а вместе с ней непосредственно и в мировой литературе.

Проходят века, но сквозь годы несется бессмертная заповедь Бога, который завещал человечеству сохранять еврейский народ и фактически сделать его бессмертным. Именно этот момент очень ярко запечатлел во второй половине ХIХ века русско-еврейский поэт Семен Григорьевич Фруг, который в своем стихотворении "Песок и звезды", особо любимом Соломоном Михоэлсом, подчеркивал:

Я в книге заветной читаю: "Для подвигов славных, чудесных

Тебя, мой народ, я грядущим векам сберегу.

Ты будешь несметен, как ясные звёзды на сводах небесных,

Обилен, как влажный песок на морском берегу" [7, с.194]

Поэт обращается к Библии с верой в Бога, он хочет вернуть былую славу библейского периода еврейской истории, поэтому в его произведении звучит мольба:

Воззри на народ Твой: в неволе, в бессилье, в нужде,

Песком мы давно уже стали средь мира земного

И топчет ногами нас всякий прохожий везде. [7, с.194]

В истории современной литературы второй половины ХХ - начала ХХ 1 к этой проблеме обращается и Анатолий Рыбаков в своей книге "Тяжелый песок". рыбаков тора литературоведение

Творчество Анатолия Рыбакова на территории СНГ изучалось только с позиции христианской православной традиции. Им в частности занимались А. Аннинский [1], В. Владимиров [3], А. Немзер [4]

Тем не менее, роман "Тяжелый песок" в литературоведении практически не рассматривался.

Задачей нашего исследования является необходимость проследить в этом произведении традицию трансформации Торы, рассматривая ее как через призму Божественного откровения, так и через особенности социальной действительности жизни евреев в первой половине Х 1Х века в России как и на территории Советского Союза, так и в период Холокоста во второй мировой войне.

С первых строк романа Анатолия Рыбакова "Тяжелый песок" мы видим как происходит трансформация Устной Торы от Яхвистского кодекса к Жреческому. По своему жанровому своеобразию книга носит характер воспоминаний одного человека, поэтому с первых ее строк обращает на себя внимание восхождение писателя к "щйш дщйшйн". Анатолий Рыбаков как будто видит как возрождается любовь царя Соломона, и под влиянием "Испанской баллады" Фейхтвангера, создает образ своей матери и своего отца. Именно эту канву Рыбаков проведет в дальнейшем, как основную через весь роман и обращается подобно царю Соломону к хупе:

"… отец и мать поцеловались. И мать так это, знаете, задорно, весело, даже кокетливо откинула шаль, глаза ее блестели, зубы были по-прежнему белые-белые, волосы, хотя и с проседью, но еще черные-черные. Она стояла рядом с отцом, и, я вам скажу, это была царственная пара, они были высокие, мои родители, может быть, еще выше того, что держались прямо, осанка была, и над ними благословенное южное небо, и перед ними тот же двор, где тридцать лет назад они справляли свою свадьбу, и видна улица, по которой шли после венчания юные, влюбленные, играл оркестр, вокруг них пели, танцевали и веселились люди, и теперь вокруг них опять люди, также любуются ими, радуются их любви и желают счастья." (с.162)

Складывается впечатление, что Анатолий Рыбаков идет от смысла жизни, заложенном в шестиконечной звезде, к смыслу ПесаХа - исхода еврейского народа из Египта: "Каков бы ни был исход, это будет попыткой, это будет действием, это будет боем: для боя они и пришли, и если суждено погибнуть, то они погибнут в бою, - солдатская судьба, солдатская смерть. Но погибнуть без боя, пойти на смерть из солидарности они не могли, не имели права, их жизнь принадлежала не им, их жизнь принадлежала борьбе." [6, с.277]

Автор стремясь выполнить основную задачу - раскрыть сущность трагедии еврейского народа в Холокосте - фактически говорит о жертве Богу, которую принесли евреи из-за нацистов во Вторую мировую войну: "Первой акции была подвергнута Прорезная улица. В четыре часа утра рабочие колоны ушли в лес, а в половине пятого в полной темноте эсэсовцы и полицаи с собаками выгнали людей на улицу якобы для дезинфекции домов против тифа; выгоняли плетками, хлыстами, прикладами, выбрасывали из постели; люди не успевали одеться - старики, женщины, мужчины, дети… Больных выносили на носилках или на себе, калеки прыгали на костылях; брань, ругань, мат; тех, кто не мог подняться застрелили там, где они лежали. Но несмотря на эту спешку, на брань, ругань, лай собак, хлысты, плетки, стрельбу, никто, ни один человек не догадался, что это конец, что жить осталось несколько часов. Любое мероприятие сопровождалось бранью, побоями, плетками, расстрелами на месте, эсэсовцы требовали быстроты, быстроты, быстроты, скорее, скорее, скорее, не раздумывать, не размышлять, бегом, бегом, бегом! Задержался на секунду - пуля! Быстрей! Построиться в колоны по десять человек в ряд, быстрее, быстрее, взяться за руки! Некоторые женщины не могли взяться за руки, у них на руках были грудные дети, солдаты выхватывали детей, разбивали им головы о мостовую, об углы домов; быстрее вам говорят, скоты, свиньи!" [6, с.221]

Эта тема пересекается с темой рождения ребенка, которого в последствии уничтожит фашист: "Маша пожалела свое дитя и не заткнула ему рот тряпкой и немцы при обходе услышали его плач. Явился комендант Штальбе, посмотрел на младенца, улыбнулся, погладил по головке и сунул ему что-то черное под нос.

Потом спросил:

- Кто принимал роды?

И моя бабушка Рахленко сказала:

- Я принимала.

- Ты давно этим занимаешься?

- Всю жизнь, - ответила бабушка.

- Ну что ж, - сказал Штальбе, - пойдем с нами, ты нам понадобишься.

И увел бабушку. Она ушла в черном платье, черной кружевной шали, как ходила в синагогу, и даже взяла с собой молитвенник, представьте себе.

Через час младенец умер. Где-то я читал, что таким ядом фашисты обычно умерщвляли новорожденных.

Эта никаким именем еще не нареченная девочка была третьей жертвой немецко-фашистских захватчиков." (с.196)

Талмудическая тема стихотворения Фруга "Песок и звезды" вырастает у Рыбакова в название произведения и когда он говорит о "тяжелом песке", то вспоминает о крови еврейских женщин, детей и стариков, расстрелянных фашистами.

Но "Тяжелый песок" - это не просто название произведения. "Тяжелый песок" - это и восстание еврейского народа против фашистов:

"Остается одно: безропотно пойти навстречу своей судьбе, своей участи, лечь в яму рядом с сыном или дочерью, подставить затылок немецкой пуле, не оказав пусть безнадежного, но достойного сопротивления, не подняв руки против убийц. Из всех вариантов этот был самый неприемлемый. В тех вариантах терялась только жизнь, в этом - жизнь и честь…

План фантастический, отчаянный, но другого быть не могло. План гибели, но гибели достойной - это будет счет, который жители гетто предъявят за свою смерть и который гитлеровцы оплатят своими жизнями." [6,с.276]

Но и тут автор обращается непосредственно к образу женщины, образу матери, которая подобна библейской Деворе. Именно этот образ матери автора пересекается у него с трактатом Вавилонского Талмуда о женщине верной своей вере, своей традиции и вере отцов - иудаизму.

Увидишь старца Авраама

И скажешь ты ему: "Взгляни

Господь хранил тебя, покоил,

А я пила лишь яд скорбей:

Ты жертвенник один построил,

Я семь воздвигла алтарей" [7, с.251]

В конечном итоге в своем произведении "Тяжелый песок" Анатолий Рыбаков не просто раскрывает трагедию Холокоста, но, соизмеряя эту проблему в мировой литературе, он погружается в ортодоксальную традицию народа и на кладбище говорит о трагедии евреев:

"Грустная картина - пустынное кладбище без плит, без памятников, без надписей, без цветов. Где могилы моих предков? Где покоится бабушка, дед Лазарь, мой брат Саша, мой маленький племянник Игорь?...

Постояли мы с Сидоровым, помолчали, потом пошли на братскую могилу, ту, в сосновом лесу, возле бывшей веранды Орла, где когда-то продавали кефир и мороженое, где отдыхали в гамаках люди, где когда-то сидели и пытались объясниться на разных языках мои юные отец и мать и где они сумели объясниться только на одном языке, великом языке любви.

У братской могилы были еще люди, местные жители, несколько человек: старики, пожилые, были и дети - те, кто вырос тут после войны… Кто-то из них знал мою мать Рахиль, моего отца Якова, моего отважного дедушку Авраама Рахленко, кто-то и не знал. Но здесь лежали их бабушки и дедушки, их отцы и матери, их братья и сестры, лежали в громадной яме, где их, безоружных, беспомощных, расстреливали из автоматов…

На могиле был установлен большой камень из черного гранита, на нем - вверху на русском языке было высечено: "Вечная память жертвам немецко-фашистских захватчиков". Внизу - надпись на еврейском.

Рядом со мной стоял Сидоров, бывший шахтер, потом директор обувной фабрики, потом партизанский командир, теперь пенсионер. Он родился в Донбассе, но давно жил здесь, знал и понимал все насквозь.

Он показал на надписи на камне, высеченные по-русски и по-еврейски и тихо спросил меня:

- Слушай, Борис, а правильно перевели они русский текст?

Ребенком, лет, наверное, до восьми или девяти, я учился в хедере, потом перешел в русскую школу и, конечно, давно забыл еврейские буквы.

И все же почти через шестьдесят лет из неведомых и вечных глубин памяти передо мной встали эти буквы, эти слова я вспомнил и прочитал:

"Веникойси, домом лой никойси".

Смысл этих слов был такой:

"Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда".

Сидоров, видя, что я медлю с ответом, скосил на меня, все понимал, умница, и снова спросил:

- Ну, точно перевели, правильно?

- Да, - ответил я - все правильно, все точно." [6, с.286-287]

Библиографический список

1. Анинский А. Почва. Воздух. Судьба (О прозе А.Рыбакова. Заметки критика.) - /Новый мир. - 1983 - №1 - с.248-258

2. Бескровная Е.Н. Поэзия Семена Григорьевича Фруга. - Днепропетровск: Навчальна книга - 2005 - 100 с.

3. Владимиров В. По степени доброго чувства (о творчестве писателя Рыбакова) -/Молодой коммунист - 1969 - №12 - с.116-118

4. Немзер А. Ждем продолжения: А,Рыбакову - 80 лет. - /Октябрь - 1991 - №1 - с.194-195

5. Рыбаков А. От "Водителей" до "Детей Арбата" О графоманах, советских писателях, антисемитах и евреях. - /Независимая газета - 1997 - 10 июля - с.5

6. Рыбаков А. Тяжелый песок - Москва: Художественная литература - 1985 - 287 с.

7. Фруг С.Г. Полное собрание сочинений. Одесса: издательство магазина Шермана, 1913 - т.1-3

Размещено на Allbest.ru