Иронический модус в повести Л. Улицкой "Сонечка"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Северо-Восточный Федеральный Университет им. М.К.Аммосова

ИРОНИЧЕСКИЙ МОДУС В ПОВЕСТИ Л.УЛИЦКОЙ “СОНЕЧКА”

Петрова Сардаана-Куннэй В

Ирония - форма парадоксального.

Ф.Шлегель ХХ век стал, по известному выражению, «царством иронии». Примечательно, что на это же время пришёл расцвет женской прозы в русской литературе. Пришедшие в одно время явления не могли не создать эффектный симбиоз иронии и женской прозы. Ироническое начало, обнаруженное в тексте Людмилы Улицкой «Сонечка», вышедшем в 1992 году, является идеальным образцом для рассмотрения иронического модуса в женской прозе.

Самим заглавием автор затевает игру с читателем, отсылая его к героиням русской литературы 19 века. Сонечка Улицкой так же готова жертвовать собой и самоотверженно любить близких, как героини Достоевского (“Преступление и наказание”) и Л.Н. Толстого (“Война и мир”). Тем не менее, хронологические рамки расставлены с начала 50 годов до 70 годов ХХ столетия. Это история про не слишком веселую жизнь некрасивой девушки Сони, которая из мира книг была вырвана внезапным замужеством. Соня посвящает свою жизнь любви к мужу, к семье, пока однажды она не узнаёт, что муж ей изменяет с подругой дочери, а дочь давно стала чужой.

Ирония повествования распространяется на утрированный образ женщины “синего чулка”. Это одинокая женщина библиотекарь, проживающая свою жизнь в мире книг, она инфантильна, робка и неуверена в себе.

Её старший брат шутил, что “от бесконечного чтения у Сонечки зад принял форму стула, а нос - форму груши”[1, с. 2]. К сожалению, поясняет также автор, “в шутке не было большого преувеличения: нос ее был действительно был грушевидно-расплывчатым, а сама Сонечка, долговязая, широкоплечая, с сухими ногами и отсиделым тощим задом, имела лишь одну стать - большую бабью грудь, рано отросшую да как-то не к месту приставленную к худому телу. Сонечка сводила плечи, сутулилась, носила широкие балахоны, стесняясь своего никчемного богатства спереди и унылой плоскости сзади” [1, с. 2]. Мир героини ссужен, её пространство ссужается от неё к её книгам: “целых двадцать лет, с семи до двадцати семи, Сонечка читала без перерыва. Она впадала в чтение как в обморок, оканчивавшийся с последней страницей книги.” [1, с. 3]

Мы имеем в лице главной героини человека, отрезанного от реального мира. Сонечка стремится к обитанию в замкнутых пространствах: Замкнуто уходом в книжный мир пространство ее души, «безмятежной», «закутанной в кокон из тысяч прочитанных книг, забаюканной [1, с. 9]. Замкнуто и ограничено рамками подвала физическое бытие Сонечки. С появлением в ее жизни Роберта Викторовича (её мужа, интеллектуально подкованного человека, художника, старше её на “тцать” лет) начинается расширение границ существования героини, ее иллюзорный выход из замкнутых пространств. После замужества «Сонечкино дарование яркого и живого восприятия книжной жизни отуманилось, как-то одеревенело, и оказалось вдруг, что самое незначительное событие по эту сторону книжных страниц <…> важнее и значительнее» [1, с. 20] того, чем раньше жила Сонечка. А после рождения дочери и вовсе «все у Сонечки изменилось так полно и глубоко, как будто прежняя жизнь отвернулась и увела с собой все книжное, столь любимое Соней содержание…» . [1, с. 21]

Забросив чтение, Сонечка с головой ушла в заботы о дочери и хозяйственные хлопоты, со временем «превратившись из девицы с хрупким душевным равновесием в практичную хозяйку» [1, с. 23].

Но все же расширение пространства не позволяют говорить о преодолении прежней замкнутости ее существования.

Она считает своего мужа «нечаянным счастьем» и сознательно ставит между собой и им барьер, что по словам Бахтина, является ироническим мироотношением - это «как бы карнавал, переживаемый в одиночку, с острым осознанием своей отъединенности» [2, с. 21], что и испытывает наша героиня. Большое значение уделено состоянию героини, её деятельности, Улицкая акцентирует внимание на её равнодушие о высоком, но иронически замечает у неё «убедительную художественность, высокую осмысленность и красоту Сонечкиного домашнего творчества», «Мудр, мудр мир муравья…» [1, с. 39] мимолётно думает о ней её муж, уходя в свой интеллектуальный мир. Именно этот акцент, сделанный на субъекте, как пишет канадский литературовед Нортроп Фрай в своей теории модусов, оставляет читателю возможность самому привнести в повествование. Так, здесь нет границ, нет очевидного плохого и хорошего, голос автора, как божественный и невидимый голос над жизнью главного героя повествует о жизни нашей Сонечки, нет очевидной подсказки, на чьей стороне автор, мы сами должны решать, что есть хорошо, а что есть плохо. Таким образом, в голос автора вливается голос читателя, наш голос, и появляется диалогичность в повествовании. Анализ отношений между автором, адресатом и предметом иронического высказывания подразумевает мыслительный процесс, потому что ирония актуализирует мыслительный процесс и действительность. И при диалогизме авторской позиции ирония не усиливает какую-либо одну эмоционально-оценочную линию, а формирует специфически сдвоенный взгляд на изображаемое. Взгляд, не позволяющий впадать в безоглядное уныние под бременем страданий или предаваться безоглядному блаженству на волнах радости. Вся это позволяет нам, читателям, переживать судьбу Сонечки не изнутри происходящего, а с позиции мудрого и сочувственного зрителя. Мы чувствуем некое интеллектуальное превосходство над объектом изображения, что и является отличием иронического от других модусов по версии Фрая. повесть ирония модус литературовед

И в эту семью, после почти двадцати лет брака входит подруга дочери, молодая и привлекательная Яся, муза, любовница и королева её мужа, как описывает её Улицкая - «с круглым яичным лицом» и «козьей грудью»[1, с. 30]. Сонечка никак не может этому противостоять и принимает Ясю в свою семью; «трио даже совершает выход в свет, чем вызывает пересуды в обществе. Однако ни укорить Соню в притворстве, ни пожалеть ее «было совершенно невозможно, ибо держались они (Роберт Викторович, Соня и Яся ) по-семейному, так и сидели за столом домашним треугольником…» [3, с. 60] . И вдруг неожиданно умирает муж Роберт Викторович, пошло и быстро, в постели с юной Ясей. Ирония, как мы знаем, работает на парадоксах, «карнавальная пара» тут же меняется местами: Яся, муза и повелительница Роберта Викторовича вдруг теряет себя, становится маленькой девочкой, а вечно кроткая и близорукая Сонечка вдруг воплощает образ мудрой матери, о чём мы читаем о ситуации на похоронах Роберта Викторовича: «Яся в черном шелковом платье лепилась к большой и бесформенной Сонечке, выглядывала из-под ее руки, как птенец из-под крыла пингвина»[1, с. 120].

Повесть заканчивается тем, что Сонечка устраивает судьбу Яси, сохранив творчество Роберта Викторовича, в живописи которого ничего не понимала и, наконец, снова начала уходить в чтение «добровольно отдалась наркозу юности, в котором прошла её молодость»[1, с. 124].

Оригинальность, неожиданность и легкость концовки и рождает художественную ценность иронического образа. Мы видим, как перевернутый мир Сонечки начинает возвращаться в свое положение, Сонечка больше не домохозяйка, а королева сердца Роберта Викторовича Яся оказывается беззащитной маленькой девочкой, выглядывающей из крыла Сонечки.

Таким образом, в повести «Сонечка» иронию является средством интеллектуальной критики в самом широком смысле. Вместо того, чтобы выстраивать новое содержание в рамки старых смысловых структур, она заставляет заметить узость этих рамок и устремляет читателя к выработке новой системы ценностей. Это и есть механизм создания новой концепции специфическими средствами иронии.Так называемое понятие семьи меняет знак плюса на минус, что, несомненно, является признаком риторического модуса. А стоило ли вырывать Сонечку из зоны комфорта и бросать её в домашний быт, именно судьба замужней женщины показана так, что мы видим её пресность, опять же ограниченность, быть может, для некоторых и есть счастье и религия жизни, не отрываться от чтения, жить в своём мире.? Так ли обязательно проходить традиционный и ставший обязательным этап замужества, жертвовать собой, когда эта жертва не нужна?

Библиографический список

1. Улицкая Людмила Евгеньевна. Сонечка. М., 2009.

2. Бахтин М.М.Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. 2-е изд. М., 1990.

3. Садовникова Т.В. Вечная Сонечка: о поэтике повести Л.Улицкой «Сонечка/Садовникова Т.В.// Филологический класс.2007. №17.С.58-60.

4. Фрай Н. Анатомия критики//Зарубежная эстетика и теория литературы Х1Х-ХХ вв. М., 1987.

Аннотация

В данной статье рассмотрен иронический модус как интеллектуальная критика на примере повести Л.Улицкой «Сонечка».Особое внимание уделено на бытовое составляющее повести Улицкой и действующий на него механизм создания новой концепции средствами иронии по теории модусов отечественного литературоведа М.Бахтина и канадского филолога и фольклориста Н.Фрая.

Ключевые слова: женская проза, женский образ., ирония, современная проза, художественный модус иронии

Размещено на Allbest.ru