Садовский как консерватор, ученый и экспериментатор в русской поэзии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

Садовский как консерватор, ученый и экспериментатор в русской поэзии



Фигура Садовского неоднозначна и многослойна. В предисловии к своей первой книге стихов «Позднее утро» Садовской ясно обозначил свою литературную позицию: будучи организациoнно связанным с символистами, себя он символистом не считал, педалируя свою приверженность «классической традиции». Характеризуя сборник, Н. Гумилев писал: «Борис Садовской поддерживает воспоминание о традициях пушкинской эпохи, учась у ее второстепенных поэтов. Кажется, его совершенно не коснулось веяние модернизма. Однако сухая четкость ритмов и образов, вкус и благородное стремление к работе над стихом -- обличают близость поэта к новому направлению, без которого ему вряд ли бы удалось освободиться от пут реализма, так как по темпераменту он -- не завоеватель» Гумилев Н. С. Поэзия в «Весах» // Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 111..

Популярность Садовского стремительно возрастает в 1910--1916 годах. В этот период выходят его книги: «Узор чугунный» (1911), «Пятьдесят лебедей» (1913), «Самовар» (1914), «Косые лучи» (1914), «Лебединые клики» (1915), «Адмиралтейская игла» (1915), «Полдень» (1915), «Озимь» (1915), «Ледоход» (1916) и «Обитель смерти» (1917). В сборниках «Озимь» и «Ледоход» он «объединил статьи о русской поэзии, где отвергал акмеизм как «бездуховную псевдопоэзию», а футуризм как наглую вакханалию, и утверждал в качестве идеала традицию, например, творчество А. Фета, которым Садовский занимался более детально» Казак В. Лексикон русской литературы XX века. -- М.: РИК «Культура», 1996. С.360.. В этот период Садовской активно печатается в «Русской мысли», не без помощи связей с Бросовым. Однако в 1913 году между ними происходит разлад, и в книге «Озимь» Садовской обрушивается на Брюсова с резкой критикой.

Этот разлад обусловлен историей, связанной с самоубийством молодой поэтессы Надежды Григорьевны Львовой. Владислав Ходасевич так описывает этот сюжет: «…с ней отчасти повторилась история Нины Петровской: она никак не могла примириться с раздвоением Брюсова - между ней и домашним очагом. С лета 1913 г. она стала очень грустна. Брюсов систематически приучал ее к мысли о смерти, о самоубийстве. Однажды она показала мне револьвер подарок Брюсова. Это был тот самый браунинг, из которого восемь лет тому назад Нина стреляла в Андрея Белого. В конце ноября, кажется 23-го числа, вечером, Львова позвонила по телефону Брюсову, прося тотчас приехать. Он сказал, что не может, занят. Тогда она позвонила к поэту Вадиму Шершеневичу: "Очень тоскливо, пойдемте в кинематограф". Шершеневич не мог пойти - у него были гости. Часов в 11 она звонила ко мне - меня не было дома. Поздним вечером она застрелилась. Об этом мне сообщили под утро…Частица соучастия в брюсовском преступлении лежала на многих из нас, всё видевших и ничего не сделавших, чтобы спасти Надю» Ходасевич В. Некрополь / В. Ходасевич. М.: РИПОЛ классик, 2015. С.40.. - а какое отношение к теме Вашей работы имеет история с Львовой?

Садовской переезжает в Петербург в пору расцвета Серебряного века: «Он вездесущ: его имя мелькает в журналах, в газетах, его можно встретить в литературных кругах, среди коллекционеров. Бывает у Блока, Ремизова Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994. С. 172. , Городецкого, Розанова, Вяч. Иванова («Все принимают радушно… Петербуржцы меня вообще любят», -- сообщает он отцу). Некоторое время заведует отделом в журнале «Современник», в газете «Русская молва» (с 9 декабря 1912 по 9 января 1913). Его письма полны радостных эмоций: как хорошо устраиваются дела в Петербурге, сколько предстоит работы!» Морозные узоры: стихотворения и письма / Борис Садовской; [Т. В. Анчугова, сост., послесл., коммент.]. Москва : Водолей, 2010. .

Таким образом, Садовской являлся довольно значимой фигурой. Тем не менее, его роль в исторической перспективе оказалась не столь велика. Он не смог вписаться в «петербургский Серебряный век», даже будучи на пике свой литературной карьеры. Его кумиром и наставником на раннем этапе творчества был такой крупный поэт, как Валерий Брюсов; это обеспечило развитие комплекса поэтической неполноценности. Вероятно, вследствие этого Садовский в какой-то степени соотносил себя с Фетом. В «Записках» находим: «Любовь моя к Фету стала болезненной страстью. Я жил вдвойне: за Фета и за себя. Иногда я почти видел его, слышал его голос. День и ночь читал "Воспоминания Фета", ездил в полночь на Плющиху к его дому, повторял постоянно его стихи. Обдумывал план отправиться на могилу Фета, вскрыть гроб и насмотреться на кости. Кошмары эти были приятны. В Нижнем на святках я целыми ночами просиживал над Фетом. Засыпал к утру, вставал к обеду. Танцовал, влюблялся, писал стихи, был весел и остроумен. Ждал неизбежного и много думал о смерти».

Модернизм был ему чужд; являясь консерватором, монархистом и реакционером, Садовской подчеркивал свою привязанность к старине даже внешне. В 1909 году берет псевдоним: в стремлении придать свой фамилии дворянский колорит, меняет её окончание на «ой». К.И. Чуковский так характеризовал его: «тихий самоварный уют, провинциальная домовитость, патриархальность, семейственность были и в самом деле его идеалом. Связанный всеми корнями со своей нижегородской усадьбой Романовной, со своим домом и садом, он бывал в столицах лишь наездами и чувствовал себя здесь чужаком. Не проходило и месяца, как его уже тянуло обратно -- к своему родному самовару. Все современное было враждебно ему. Большой любитель и знаток старины, он усердно стилизовал себя под человека послепушкинской эпохи, и даже бакенбарды у него были такие, какие носил когда-то поэт Бенедиктов. Не было бы ничего удивительного, если бы он нюхал табак из «табакерки» Михаила Погодина и оказался приятелем Нестора Кукольника или барона Брамбеуса. На него надвигались две мировые войны и величайшая в мире революция, а он пытался отгородиться от этого неотвратимого будущего идиллическим своим «Самоваром», стихами своего боготворимого Фета, бисерными кошельками, старинными оборотами стилизованной речи» Современники: портреты и этюды / Корней Чуковский. - Изд. 5-е, испр. и доп. - Москва: Молодая гвардия, 2008.. Подобное поведение, а также консервативно_монархическая ориентация (носил красную дворянскую фуражку, являлся поклонником политики Николая I) неизбежно отталкивало «блистательный Петербург». О Петербурге и Москве Садовской отзывался так: «В творчестве, как и в жизни, бывают явления самобытные, т. е. возникающие органически, и надуманные или головные. К первым относятся средневековые рыцари, Москва, поэзия Фета; ко вторым: партия октябристов, Петербург, труды Валерия Брюсова» Кузнецов Д. Елизавета, или Повесть о странных событиях жизни моей / Предисловие Бориса Садовского. М.: ВСО_ПО, 1929. С. 4. Ранее, в книге «Озимь» (1915), «две столицы объединены в единое явление -- Города, разлагающего молодые души ядами современной культуры (в определении Садовского: «брюсовщина», «футуризм», «бальмонтовские яды», «общеевропейское нивелирующее начало», «подчинившее себе русскую поэзию -- исконную дочь Деревни»)» Цит.по: Морозные узоры: стихотворения и письма / Борис Садовской; [Т. В. Анчугова, сост., послесл., коммент.]. - Москва : Водолей, 2010. .

Таким образом, с одной стороны, Садовской - консерватор-неоклассицист, ревнитель традиций Пушкина и Фета (убежденный, что они - панацея против того, что происходит в русской поэзии в современном ему мире). С другой - «малый поэт», в начале творческого пути - рабски преданный ученик Брюсова, убежденного экспериментатора, любителя поэтических опытов, впоследствии вступающий с мэтром в конфликт.

В сборнике «Самовар» есть «смысловое» заглавие, посвящение, предисловие, ее стихотворения отчетливо складываются в некоторый сюжет, распадающийся на два: внешний - биографический (далее, в разборе стихотворений будет показано, как от стихотворения к стихотворению Садовской излагает свою биографию) и внутренний - ностальгический. В центре книги - «эстетизированный мир дворянской усадьбы с ее непременным атрибутом - шумом самовара» Шумихин С.В. Садовской Борис Александрович // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. Т. 5. М., 2007. С.446.. При этом усадьба как место действия отчётливо возникает лишь в двух стихотворениях сборника: в «Родительском самоваре» и в «Разочаровании».

Сборник «Самовар» - книга об утраченном прекрасном прошлом, посвященная «идолу русских патриархальных вечеров». Именно поэтому в стихотворениях оживают поэты прошлого, неоднократно упомянут Николай I (которого Садовской буквально боготворил как монарха и человека), а кончается книга строками об "ампирном самоваре" (дворянском самоваре прошлого, XIX века):

Мой идеал покой. О, если б я встречал

Все ночи в комнате, лазоревой и мирной,

Где б вечно на столе томился и журчал

На львиных лапках самовар ампирный! Садовской Б.А. Самовар: [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

В XIX веке функция заглавий поэтических сборников русских поэтов часто была служебной. Однако уже «заглавие книги Е. Баратынского «Сумерки» или фетовское заглавие «Вечерние огни» закономерно воспринималось читателем как до предела сжатый метафорический конспект всей КС (книги стихов - К.А), вобравший в себя ее ключевые темы, но не сводимый ни к одной из них Кржижановский С. Поэтика заглавия // Кржижановский С. «Страны, которых нет»: Статьи о литературе и театре. Записные тетради. М., 1994; Поэтика заглавия. Сборник научных трудов. М. -- Тверь, 2006. . Четыре отечественных модерниста старшего поколения -- В. Брюсов, К. Бальмонт, И. Коневской и А. Добролюбов дали всем своим ранним авторским КС яркие говорящие заглавия» Лекманов О. А. Книга стихов как "большая форма" в русской поэтической культуре начала XX века, О. Э. Мандельштам "Камень", 1913 г.: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01. - Москва, 1995..

У Садовского образ самовара, появляясь в каждом стихотворении сборника, оказывается связующим элементом, возникающим на протяжении различных этапов человеческой жизни. К такому выводу надо еще подойти

«Самовар» - образец модернистской книги стихов. Это книга «с отброшенным ключом», адресация в ней - для двух типов читателя: широкого, не осведомленного о подробностях личной жизни автора, и читателя «своего», близкого к автору человека (отчасти сходно будет устроена «Поэма без героя» А.Ахматовой). Любопытно в этом контексте оказывается название: самовар, как общеизвестный элемент застолья, является и тем, что объединяет незнакомых людей, и тем, что собирает вокруг себя узкий, интимный семейный круг.

В сборнике одиннадцать стихотворений: «Издателю», «Страшно жить без самовара», «Родительский самовар», «Студенческий самовар», «Самовар в Москве», «Самовар в Петербурге», «В санатории», «Умной женщине», «Монастырские мечты», «Новогодний самовар» и «Разочарование». Особой строкой в разделе «Содержание» подчеркивается: «Все стихотворения появляются в печати впервые»; в предисловии находим шутливую апологию самовара, с задающим тему всей книги эпиграфом из стихотворения Я.П. Полонского «Колокольчик»: пять строк, в числе которых строка «Самовар мой кипит на дубовом столе...». Все это оказывается важным в контексте того, что Садовской строит свой сборник как целостный текст, стихотворения для которого-были написаны, чтобы сложиться в книгу. Здесь очевидна ориентация на Брюсова (предисловия к собственным книгам которого имели, как известно, в конце XIX -- начале ХХ вв. огромное значение для понимания книги стихов как «большой формы»): «книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью. Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы к последней. Стихотворение, выхваченное из общей связи, теряет столько же, как отдельная страница из связанного рассуждения. Отделы в книге стихов -- не более как главы, поясняющие одна другую, которых нельзя переставлять произвольно» Брюсов В. Urbi et Orbi. Стихи 1900--1903 гг. М.: Скорпион, 1903..

Брюсов, как известно, последовательно вырабатывал свой идеал книги, соответствующий определенным поэтическим задачам. Это происходило в ответ на футуристические лозунги: «Книгу в искусстве (мертвая форма слово- представленья посредством бумаги и шрифта) -- совершенно уничтожить, а перейти непосредственно к искусству жизни, помещая стихи и мысли на заборах, стенах, домах, фабриках, крышах, на крыльях аэропланов, на бортах кораблей, на парусах, на небе электрическим свечением, на платьях». Каменский В. Его -- Моя биография Великого Футуриста. М., 1918. С. 6. Брюсову, выступавшему против «антикнижности», была близка мысль о книге, как об особом средстве общения с читателями, о мощном орудии пропаганды идей; именно поэтому в ней так важна цельность и отлаженность: «книга элегантна, стройна в композиции, многосоставной и симметричной…это античный храм с четкой планировкой, разработанностью всех элементов, с парадными входами» Гужиева Н.В. Книга и русская культура начала ХХ в. (Брюсов) // Русская литература. 1983.С.163.. Как ученик Брюсова, Садовской в книге «Самовар» соблюдает единство книги, всех ее составных частей.

Эпиграф

Эпиграфом к книге служит фрагмент из стихотворения Я.П. Полонского «Колокольчик», написанного в 1854 году.

В творчестве Полонского ощутима ориентация на произведения Фета. Личное знакомство с этим поэтом произошло во время обучения Полонского в Московском университете, и, продолжалось всю жизнь, приобретя характер творческого диалога. Символы и мотивы Фета составляли довольно ощутимый слой реминисценций в лирике Полонского, в чьих произведениях неоднократно выражалось тонкое и глубокое понимание образности Фета.

Таким образом, Фет и Полонский принадлежали к одному литературному лагерю, их творческие установки были схожи. И для Фета, и для Полонского предметом поэтического изображения является красота внешнего мира и человека.

Более того, представления Фета и Полонского о роли поэзии формировались с оглядкой на лирику Пушкина, строки из стихотворения («Поэт и толпа») которого «Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв» - в определенной степени стали девизом защитников «чистого искусства».

«Колокольчик» - одно из самых популярных стихотворений Полонского. В романе Ф.М. Достоевского «Униженные и оскорбленные» (1860-61) его цитирует Наташа Ихменева.

Выделяясь в ряду стихотворений середины пятидесятых годов, оно являлось и любимым стихотворением самого Полонского. В «Колокольчике» использован его любимый прием - погружение бытового сюжета в атмосферу «пророческих снов». В определенной степени, то же самое происходит в стихотворениях сборника Садовского.

Посвящение издателю А. М. Кожебаткину

Александр Мелентьевич Кожебаткин (1884 - 1942) -- владелец издательства «Альциона», секретарь издательства «Мусагет», нижегородец и друг Садовского с ученических лет: «А. М. Кожебаткин земляк мой и сверстник по институту. Он и М. А. Цявловский моложе меня года на два. Цявловский был худенький черненький мальчик, шалун и непоседа. После театра стал увлекаться Пушкиным и сделался одним из лучших знатоков его. Близорукий, сутуловатый Кожебаткин еще в школе мечтал издавать журнал. Так наши склонности определились с детства» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.. Об издательской деятельности Кожебаткина вспоминал В.Г. Лидин: «Он любил книгу особой любовью: он любил создавать её, пестовать художников, заинтересовывать авторов, заинтересовывать и типографии, которым тоже иногда хочется блеснуть полиграфическим шедевром» Лидин В. Г. Друзья мои -- книги: Заметки книголюба. М.: Книга, 1966. С. 92..

Под «заветами Пушкина», хранимыми Кожебаткиным, следует понимать прежде всего название издательства - «Альциона». В Петербурге с 1831 по 1833 гг. под редакторством Е. Ф. Розена выходил одноименный альманах. В нем печатались произведения А. С. Пушкина, П. А.Вяземского, В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского, Е А. Баратынского, С. П. Шевырева и других. В 1832 году в «Альционе» были впервые напечатаны такие произведения Пушкина как «Пир во время чумы» и «На перевод Илиады».

За то тебе несу я в дар

Мой одинокий самовар…

Финал стихотворения, как кажется, имеет две интерпретации. Во-первых, речь может идти о самом сборнике, который одинок потому, что уникален среди остальных. Во-вторых, это настоящий самовар, символизирующий призыв к чаепитию, который автор несет старому другу, разделяющему его взгляды и, среди прочего, любовь к беседам за чайным столом: «Мы водохлебы, по преданью Нижегородской старины»

Предисловие

Предисловие к сборнику было написано во время пребывания Садовского в санатории «Владыкино». Вначале автор постулирует уникальность и значимость самовара как исключительно русского явления, недоступного пониманию европейцев, преимущественно горожан: «в европейском городском кафе» не слышно звуков, определяющих русское самосознание («родимые песни матери, веселый призывный свист деревенской вьюги»). Далее речь идет о самоваре как символе единения, связывающем людей, гаранте уюта, способном обеспечить вдохновение от осознания того, что из него «пили отец и прадед». Предисловие представляет собой полушутливую-полусерьезную апологию самовара и задает настроение всего сборника, предлагая читателю проникнуться «самоварной мистикой», которая является ключом к интерпретации стихотворений. Но ключ этот, как было замечено ранее, отброшен; слова о том, что «всё это понятно лишь тем, кто сквозь преходящую оболочку внешних явлений умеет ощутить в себе вечное и иное» Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914., не случайны.

"Страшно жить без самовара..."

Стихотворение «Страшно жить без самовара…» анонсирует набор мотивов, которые читатель обнаружит в последующих стихотворениях. Так, например, строки

Жизнь пустая беспредельна,

Мир колышется бесцельно…

Оставляю без сознанья

Бред любви и книжный ворох

оказываются созвучны с последним стихотворением «Разочарование»:

Любить? Но женщины ничтожны, как цветы,

А наслаждение напрасной длится мукой:

В чужих объятиях мгновения пусты,

Взлелеянные холодом и скукой.

На книги ли взгляну: как скучные пески

Открывая сборник, оно задает особый тон, который, при кажущейся комичности, требует осмысления.

Родительский самовар

В начале стихотворения «Родительский самовар» возникает уездный город. Далее фокус смещается на Петербург, а именно, на Екатерининский канал. Мрачная атмосфера нагнетается уже с первых строк: ветер, поющий о бреде и тоске, колокольный звон, плач младенца. Дату своего рождения 10 (23) февраля 1881 г. Садовской связывает с подготовкой террористами_ «первомартовцами» покушения на Александра II, сына лучшего, по мнению Садовского, русского императора - Николая I:

В те времена над Русью встала тень

И был посев кровавый ей взборонен.

В те времена тяжелый гул стонал,

Клубились слухи смутные в столице,

И на Екатерининский канал

Уже готовились идти убийцы Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

В начале стихотворения находим:

Беспомощно и резко я кричал,

Водою теплой на весу обмытый,

Потом затих

Первые минуты жизни новорожденного из этих строк вне контекста могут быть приняты за последние минуты умирающего, обмывание - за традиционный способ облегчения симптомов лихорадки (что существенно в контексте возникающего тремя строками ранее слова «бред»), и даже на омовение покойника. Эта дихотомия жизни и смерти поддерживается далее:

Родился я в одиннадцатый день,

Как вещий Достоевский был схоронен Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Здесь и в финале возникает Достоевский - близкий друг Полонского, в свое время получивший от него в подарок книгу «Стихотворения» с надписью: «Другу моему Федору Михайловичу Достоевскому», и цитирующий «Колокольчик» в одном из своих романов «Родительский самовар» заканчивается строками: «Всё так же, руки уложив крестом, Спит на кладбище Александро-Невском», что символично в связи с намеком на покушение на Александра II.

Самовар оказывается неизменным спутником человека; и не только его: целого государства. В начале он журчит у деревянного корыта в родной усадьбе, потом его шум навеки сливается с тяжелым гулом, стонущим во время смутных для России времен, когда над ней встает тень и клубятся смутные слухи; и, наконец, обращается в предвечное шипенье и песню о пустом бытии. Самовар - постоянный, неизменный символ, индикатор, чутко реагирующий на события эпохи. Через эту призму подсвечивается и название -свидетелями этой эпохи было поколение родителей лирического героя.

Студенческий самовар

В 1902 году Садовской поступает на историко-филологический факультет Московского университета, и 3 сентября прибывает в Москву. Здесь он знакомится со множеством новых людей: «Раз в булочной Филиппова со мной заговорила старая дама и пригласила к себе. У нее была гимназистка дочь и сын, филолог нашего курса. Здесь я познакомился с двумя подругами хозяйской дочери и был поочередно у каждой. Там я опять встречал новых лиц и получал приглашения. Кажется, я мог бы перезнакомиться так со всей Москвой» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994. С.148..

Летом 1903 года Садовской увлекается декадентской литературой, читает альманахи "Скорпиона" и "Грифа", журналы "Мир искусства", "Новый путь". Осенью он отправляет свои стихи Брюсову, и вскоре наносит ему визит, в ходе которого подмечает сходство Брюсова с фотографией в каталоге "Скорпиона", приложенном к первой книжке "Весов", а также выслушивает неутешительный отзыв о заурядности свои стихов и отсутствии уникального стиля.

Ключевой темой стихотворения «Студенческий самовар» является ностальгия по родному дому в Нижнем Новгороде.

С тобой дружил узор на ледяном окошке,

И как-то шли к тебе старинные часы,

Варенье из дому и в радужной обложке

Новорожденные «Весы»

Ты вызывал стихи, и странные рыданья,

Неразрешенные, вскипали невзначай,

Но остывала грудь в напрасном ожиданьи,

Как остывал в стакане чай Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

В 1906 году в Москве начинает выходить газета "Голос Москвы", в которую Садовского устраивает Брюсов. Этот опыт оказался удачным, однако вскоре Садовской начал замечать за собой странности: «С утра находила на меня свинцовая усталость; я не мог поднять головы и апатично дремал весь день в своем номере. Зато к вечеру лихорадочно оживлялся. Болезнь шла исполинскими шагами. В голове дымился вечный угар, началась тошнота, трудно стало днем выходить на воздух. А. Н. Алелеков определил неврастению и сказал, что это само пройдет. По внешности вел я прежний образ жизни, писал, читал, ухаживал, но все уже шло иначе и чего-то не хватало. Я был Федот, да не тот. Случались дни, когда я чувствовал себя пустой тенью, собственным призраком. Ночи проводил я в ресторанах, в приятельской компании, кочуя из "Праги" в "Петергоф", из "Моравии" опять в "Прагу". Раз, получив из редакции около ста рублей, я повез приятелей к Яру. Заняли "Пушкинскую комнату", пригласили хор. Хитрая венгерка выманила у меня все деньги, и мы вернулись в Москву пешком. Несколько верст брели по шоссе студеным ноябрьским утром и, полусонные, едва согрелись в чайной на Тверской» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994. С.157..

Это душевное и эмоциональное опустошение нашло свое отражение в стихотворении: литературный садовский сборник стихотворение

Вздыхали фонари на розовом Арбате,

Дымился древний звон, и гулкая метель

Напоминала мне о роковой утрате,

Ждала холодная постель.

<…>

Те дни изношены, как синяя фуражка,

Но все еще поет в окне моем метель,

По-прежнему я жду, как прежде, сердцу тяжко

И холодна моя постель Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Самовар в Москве

В стихотворении «Самовар в Москве» описывается чаепитие в доме любителя старины. Прототипом старого холостяка, влюбленного в прошедшее, является искусствовед, библиофил, коллекционер и главный хранитель Третьяковской галереи в период с 1903 по 1917 гг., Николай Николаевич Черногубов. Садовской познакомился с ним в Москве в 1911 году. Согласно «Запискам», Черногубов действительно жил вблизи монастыря, в трехоконном домике: «…на Мало-Царицынской, близ Новодевичьего монастыря. Ему было под сорок…Родом он был из дворян и жил в Москве одиноко с матерью, на редкость симпатичной старушкой…Квартира из трех комнат; в первой, приемной, с полу до потолка портреты Фета, всех возрастов и эпох, в углу его же гипсовый бюст, работы Ж. А. Полонской. Другой поменьше, сделанный Досекиным, на старом бюро; тут же маски Пушкина, Гоголя (первый снимок от наследников скульптора Рамазанова, дивный по сходству) и Н. Ф. Федорова, с прилипшими кое-где волосками от бороды философа. В столах и шкапах рукописи Фета, портфели и судебные дела его в синих казенных обложках» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.С.168..

Интерьер и обстановка именно этого дома изложен в следующих строках:

В картинах, в грудах книг шевелятся их души

Вот маска Гоголя насторожила уши

Вот ожил на стене Кипренского портрет,

Нахмурился Толстой и улыбнулся Фет Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Действительно, в доме Черногубова Садовской видит множество старых картин, икон, «целый шкап с фарфором» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.С.168., а также люстру в зале, которая возникает в стихотворении:

Среди вещей и книг, разбросанных не втуне

Чернеются холсты Егорова и Бруни

Там столик мраморный, там люстра, там комод Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Далее в «Записках»: «Тарелки и миски старинные, древнего фарфора, самовар ампирный, в виде вазы, на львиных лапках. Куранты времен Петра Великого играли шведский; марш и еще три пьесы. При доме сад, представлявший остатки парка Алексея Орлова, со столетней липой; там, за столиком, весной мы пили чай. Хозяин иногда приходил в умиление и вслух восторгался: «Какие вещи имею! Чего у меня нет!»

Обыкновенно я звонил Черногубову по телефону в Третьяковскую галерею, где он служил, и получал от него приглашение к обеду. За столом подавался неизменный суп с фрикадельками и котлеты. Потом мы садились за самовар, и о чем только не говорили!» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.С.168.

В стихотворении находим:

Бывало самовар с вечерен запоет

И начинаются за чашкой разговоры

Про годы прежние, про древние уборы,

О благолепии и редкости икон,

О славе родины, промчавшейся как сон,

О дивном Пушкине, о грозном Николае Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Это стихотворение иллюстрирует принцип адресации для двух типов читателя, о которой было сказано ранее: для ближайшего окружения Садовского (в том числе и для Черногубова) были понятны намеки на конкретный прототип лирического героя. Для «широкого читателя» дается более общий портрет живущего в трехоконном домике любителя старины.

Самовар в Петербурге

В начале 1912 года Е. А. Ляцкий приглашает Садовского в журнал «Современник», заведовать литературным отделом. Садовской поселился на Екатерингофском проспекте: «Моя комната пленила меня старинной мебелью, чайным прибором из красной меди, отсутствием телефона и электричества» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.С.170.. Этот чайный прибор из красной меди возникает в стихотворении:

А дома самовар из красной меди,

С соленым маслом, с маковой подковкой Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Завороженность Петербургом находит свое отражение в «Записках»: «Наступило лето. Белые ночи околдовали меня. Ровно в полночь я отправлялся гулять и медленно шел Вознесенским проспектом. Вот памятник императора Николая. Конь и всадник точно вырезаны из черного картона. Белая мгла плывет и тает. Исаакий дымится. Медный всадник! Никогда не мог глядеть я в лицо Петру белой ночью; уверен, что тема "Медного всадника" родилась у Пушкина в одну из таких ночей. "Ужасен он в окрестной мгле!" Ужасен тем, что медное лицо все время меняется. Бродил я по набережной, каналами, вдоль дворцов. Выходил на Невский. У Доминика рюмка портвейну и пирожок. О, петербургские ночи!» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994. С.171..

Размышления о мистической и таинственной природе Петербурга появляются в стихотворении, существенным для Садовского образом «зарифмовываясь» и с «самоварной мистикой», сюжетообразующим мотивом сборника:

О Петербург, о город чародейный!

Я полюбил тебя, фантом туманный,

Огни витрин и окон блеск обманный,

И скорость вод, и Невский, и Литейный.

С тобой, обманщик призрачный и странный,

Я полюбил уют мой безсемейный… Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

В санатории

В декабре 1913 г. Садовской лечился в санатории барона Унгерн_Штернберга «Владыкино». Владыкино, как известно, в те годы - дальний пригород Москвы. В этот период в его отношениях с Брюсовым уже произошел разлад.

В этом стихотворении отразилась трагическая судьба молодой поэтессы Н.Г. Львовой, о которой рассказано в «Записках»: «В Москве на женских курсах Полторацкой училась Надежда Григорьевна Львова, дочь небогатых родителей, уроженка Подольска, уездного городка Московской губернии. Я познакомился с Львовой в 1911 году; тогда ей было лет двадцать. Настоящая провинциалка, застенчивая, угловатая, слегка сутулая, она не выговаривала букву "к" и вместо "какой" произносила "а-ой". Ее все любили и звали за глаза Надей. Пробовала она писать стихи; пробы выходили плоховаты, но на беду ей случилось познакомиться с компанией молодых московских литераторов. Глава их, опытный стихотворец (подразумевается В.Я. Брюсов - К.А.), выправил и напечатал стишки Нади в толстом журнале. Девочка поверила, что у нее талант. Прошло два года. Встретившись с Надей проездом через Москву в Кружке, я чуть не ахнул. Куда девалась робкая провинциалочка? Модное платье с короткой юбкой, алая лента в черных волосах, уверенные манеры, прищуренные глаза. Даже "к" она выговаривала теперь как следует. В Кружке литераторы за ужином поили Надю шампанским и ликерами. В ее бедной студенческой комнатке появились флаконы с духами, вазы, картины, статуэтки» Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.С, 175..

Во второй половине ноября 1913 г. Садовской приезжает в Москву, и там пару раз видит Львову: «24 ноября в воскресенье был я на именинах. Надя меня вызвала к телефону. Из отрывистых слов я понял, что ей нестерпимо скучно. - "Скучно, прощайте!" Домой я возвратился поздно. Едва успел сесть утром за самовар, как меня пригласила к телефону вчерашняя именинница. - "Слышали новость? Львова застрелилась"». Здесь снова двойная адресация: кого Садовский имеет в виду, говоря о красавице и развратнике, было понятно узкому кругу читателей, осведомленному об отношениях Брюсова и Львовой. Для широкого читателя эта история носит фиктивный характер.

За мной дымятся трубы.

Там город, черный латник,

Грозит земле родной,

Там оскверняет губы

Красавицы развратник

В постели площадной Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Ходасевич так описывает поведение Брюсова после смерти Львовой: «Сам Брюсов на другой день после Надиной смерти бежал в Петербург, а оттуда - в Ригу, в какой-то санаторий. Через несколько времени он вернулся в Москву, уже залечив душевную рану и написав новые стихи, многие из которых посвящались новой, уже санаторной встрече» Ходасевич В. Некрополь / В. Ходасевич. М.: РИПОЛ классик, 2015. С. 41..Это объясняет финал стихотворения:

Но визг стрелы, сурово

Пропевшей об отмщеньи,

Не трогает судьбу:

Развратник ищет снова

Ночного приключенья,

Красавица в гробу Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Умной женщине

В предисловии к сборнику Садовской пишет: «Целомудренная женщина подле самовара сразу овевается поэзией подлинного уюта и женственной чистоты». В стихотворении «Умной женщине» автор выводит «формулу идеальной спутницы», сильные стороны которой не в начитанности или умении загнать оппонента в угол в интеллектуальном споре, а в бестревожной ласке, осторожной улыбке и женственности, которая раскрывается в полной мере именно в процессе чаепития:

Но красотой родной и новой

Передо мной ты расцвела,

Когда остались мы в столовой

Вдвоём у чайного стола

И далее:

От нежных плеч, от милой шеи

Дышало счастьем и теплом:

Над ними ангел, тихо рея,

Влюблённым трепетал крылом Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

То, как женщина ведет себя во время чаепития, то, как именно она наливает чай, имеет для лирического героя определяющее значение.

И в первый раз за самоваром

Тебя узнал и понял я

Таким образом, самовар здесь - связующая деталь между двумя людьми; именно совместное распивание чая является идеальным, чистым, и, в то же время, интимным времяпрепровождением, во время которого можно по-настоящему понять человека, выяснить уровень его воспитания, узнать о его ценностях и отношении к традициям.

О, если б, покорившись чарам,

Забыв о книгах невзначай,

Ты здесь, за этим самоваром,

Мне вечно наливала чай!

Не исключено, что эта идиллическая картина подсвечена аллюзиями на 37-ю строфу третьей главы «Евгения Онегина», где рисуется аналогичная мирная атмосфера вечера за чайным столом в усадьбе Лариных, где чай разливает прекрасная молодая хозяйка, для которой книги значат очень немного:

Смеркалось; на столе, блистая,

Шипел вечерний самовар,

Китайский чайник нагревая;

Под ним клубился легкий пар.

Разлитый Ольгиной рукою,

По чашкам темною струею

Уже душистый чай бежал,

И сливки мальчик подавал… Пушкин А.С.Евгений Онегин [Текст] : роман в стихах в 10 главах с пьесой-прологом "Разговор книгопродавца с поэтом" и эпилогом - стихотворением "Труд" / А. С. Пушкин. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2013.С.154.

Монастырские мечты

Стихотворение «Монастырские мечты» явилось пророческим: как известно, в 1916 году, в возрасте 35 лет, Садовской оказался парализован, и в конце 1920 года уехал в Москву, где поселился со своей второй женой Надеждой Ивановной в келье Новодевичьего монастыря, где и жил до самой смерти:

Когда засеребрится

Туманом борода

И в вечность загорится

Предсмертная звезда,

Тогда зарей вечерней

В душе всплывает Бог

И дышится размерней

Под колокольный вздох.

О, тихая обитель!

О, звон монастыря!

Веди меня, Хранитель,

К ступеням алтаря! Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Лирический герой размышляет над тем, что где бы он ни находился - в лесу, на клиросе или перед иконой - молитва не выходит:

Сойду ли в лес, что вырос

Над городом гробов,

Взойду ль на синий клирос

В стенании псалмов,

Свечу ль пред Чудотворной

Дрожащую зажгу,

Я, грустный и покорный,

Молиться не могу

Однако, после того, как служанка принесет шумящий самовар, и герой сядет пить чай - молитва получается сама собой. В этом стихотворении наиболее ярко отражена мистическая, спиритуальная природа самовара как неизменного атрибута русского быта:

Когда ж часы-кукушка

Пробьют восьмой удар

И принесет мне служка

Шумящий самовар,

Присев к родному чаю,

Молитву сотворю

И сердцем повстречаю

Бессмертную зарю Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Новогодний самовар

Стихотворение «Новогодний самовар» пронизано восторгом и предвкушением скорого праздника. Весь мир обратился в «сказочный гул», окна, за которыми «горы голубого хрусталя», затянуты зеркальным ледяным узором. В доме лирического героя царит атмосфера уюта и домашнего тепла, обеспеченного горящей лампадкой, и, конечно, чаем с вареньем.

Самовар здесь - крайне важный атрибут, традиционно ассоциирующийся с комфортом и семейным торжеством, без которого нельзя обойтись в Новый год. Герой стихотворения спокоен и счастлив, а в финале стихотворения звучит жизнеутверждающий призыв «Закипай, мой самовар!».

Разочарование

Последнее стихотворение сборника носит название «Разочарование» и проникнуто меланхолией и унынием. Лирическому герою ничто не в радость, его не волнуют ни женщины, ни наслаждения, ни книги, ни охота. Нет ни намёка на «божественную тревогу», герой проводит дни в «уютной праздности».

В феврале 1908, находясь в родном Ардатове, во время сборов в Москву, Садовской чувствует симптомы неврастении: «Разглядывая синие обои и полотенце на оленьем роге, я вдруг сознал ужас жизни. Никакими обоями его не спрячешь. Пошел прогуляться - не помогло. Ужас, нарастая, сказывался физическим томлением. Страх и уныние овладели мной… Душевных мучений моих родные не понимали. Мать предлагала любоваться природой, отец советовал читать Пушкина». Эти настроения оказываются созвучны со следующими строками:

Полдневный зной настал. Дорога нелегка.

Несу с усилием слабеющее тело,

Как будто голову мне давят облака,

Как будто подо мной земля отяготела Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

И далее:

На книги ли взгляну: как скучные пески,

Пыль библиотеки, иссохшее болото,

Где мысли старые кричат, как кулики,

Но валится ружье и тяжела охота

17 мая 1908 г. Садовской едет лечиться в Пятигорск, а 10 июля - в Крым. Свое пребывание в Ореанде, неподалеку от руин сгоревшего в конце 19 века дворца, Садовской описывает так: «вечные всплески прибоя, лавры, плющ, исполинский платан на площадке против развалин, тишина, одиночество и покой». В стихотворении «Разочарование» находим те же мотивы и настроения:

Мой идеал покой. О, если б я встречал

Все ночи в комнате, лазоревой и мирной,

Где б вечно на столе томился и журчал

На львиных лапках самовар ампирный! Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

Таким образом, единственным утешением и условием, способным вернуть лирическому герою душевное равновесие, становится ампирный самовар на львиных лапках - образ иной, ушедшей эпохи



Список использованной литературы

1. Блок А.А. Собрание стихотворений / Александр Блок. Репр. изд. М.: Прогресс-Плеяда, 2005.

2. Брюсов В. Urbi et Orbi. Стихи 1900--1903 гг. М.: Скорпион, 1903.

3. Брюсов В.Я. Стихотворения. Лирические поэмы / Валерий Брюсов; [Авт. вступит. статьи, с. 3-18, и примеч. Н. А. Трифонов]. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1980.

4. Бунин И.А. Собрание сочинений: В 6 т. / И. А. Бунин. - СПб.: ТОО "Бионт", 1993.

5. Вяземский П.А. Стихотворения. Л., 1958.

6. Державин Г.Р. Евгению. Жизнь Званская // Г.Р. Державин. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1957.

7. Корнеев Б. И. Юность : Стихи / Борис Корнеев. - Петроград : Факел, 1916.

8. Кузнецов Д. Елизавета, или Повесть о странных событиях жизни моей / Предисловие Бориса Садовского. М.: ВСО_ПО, 1929.

9. Лидин В. Г. Друзья мои -- книги: Заметки книголюба. М.: Книга, 1966.

10. Морозные узоры: стихотворения и письма / Борис Садовской; [Т. В. Анчугова, сост., послесл., коммент.]. Москва : Водолей, 2010.

11. П.А. Вяземский. Стихотворения. Л., 1958.

12. Потемкин П.П. Герань : кн. стихов / Петр Потемкин. СПб.: Нестор-История, 2005.

13. Пушкин А.С.Евгений Онегин [Текст] : роман в стихах в 10 главах с пьесой-прологом "Разговор книгопродавца с поэтом" и эпилогом - стихотворением "Труд" / А. С. Пушкин. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2013.

14. Русские писатели, 1800-1917 [Текст] : биографический словарь / гл. ред. П. А. Николаев. Москва : Советская энциклопедия, 1989.

15. Садовской Б. Записки / Публ. С. Шумихина // Российский Архив. Т. 1. М., 1994.

16. Садовской Б.А. Самовар : [Стихи] / Борис Садовской. - Москва : Альциона, 1914.

17. Северянин И. Полное собрание сочинений в одном томе [Текст] / Игорь Северянин; [сост. Михаил Петров]. Москва: Альфа-книга, 2014.

18. Современники: портреты и этюды / Корней Чуковский. - Изд. 5-е, испр. и доп. - Москва: Молодая гвардия, 2008.

19. Ходасевич В. Некрополь / В. Ходасевич. М.: РИПОЛ классик, 2015.

20. Цветаева М. И. Волшебный фонарь: Вторая кни- га стихов. - М., 1912.

21. Чёрный С. Полное собрание стихотворений и поэм в одном томе [Текст]/ Саша Черный. Москва : Изд-во Альфа-Книга, 2012.

Размещено на Allbest.ru

...