Роль журнала "Вестник Европы" в развитии русской литературы начала XIX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Магнитогорский Государственный Университет

Филологический факультет

Контрольная работа

Роль журнала "Вестник Европы"

в развитии русской литературы начала XIX века

Магнитогорск 2000

"Вестник Европы" прожил долгий век и испытал сложную судьбу. За двадцать девять лет его существования произошли значительнейшие сдвиги в политической и культурной истории России; памятником этих сдвигов и стал самый долголетний из всех русских журналов первой четверти XIX века Он возник в тот исторический момент, когда большинство русского культурного дворянства было окрылено надеждами (как оказалось, преждевременными) - после расправы со "вторым тираном за девять веков" - Павлом: "в домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга как в день светлого воскресения".

Эти же выражения встречаются немного позже у Н.М. Карамзина, первого "издателя" (на современном языке - редактора) "Вестника Европы". Фактическая инициатива издания журнала принадлежала арендаторам Московской университетской типографии и в первую очередь И.В. Попову, образованному купцу и книгопродавцу, который "упросил Карамзина, жившего в то время в Москве, составить программу совершенно нового, по европейскому образцу, журнала и принять на себя редакцию его" (А.Н. Неустроев). Карамзин согласился и руководил журналом в течение двух лет (4, С. 93). Уже с 1801 года, т. е. через полгода после дворцового переворота, начали появляться объявления, обещавшие, что новый журнал, "состоящий из 24 годовых номеров, будет извлечением из двенадцати лучших английских, французских и немецких журналов. Литература и политика составят две главные части его".

В этом выдвижении политики на равноправное с литературой место в журнале заключалось своеобразие "Вестника" и ответ на потребности дня. Журнал уже к половине января имел 580 подписчиков ("пренумерантов"): Карамзин находил, что это "немало" (письмо к И.И. Дмитриеву от 14 января 1802 г.). И действительно, это было вдвое больше, чем в конце первого года издания "Московского журнала". Вскоре число подписчиков превзошло 1200; понадобилось второе издание первой книжки.

Редакционная статья, открывающая "Вестник Европы", написана Карамзиным в форме письма к издателю. Основная мысль его: просвещение для "всех состояний". "Уже прошли те блаженные и вечной памяти достойные времена, когда чтение книг было исключительным правом некоторых людей; уже деятельный разум во всех состояниях, во всех землях чувствует нужду в познаниях и требует новых лучших идей". Правда, перечисляя отдельные социальные категории своих будущих читателей, Карамзин ограничивается дворянством: придворный, судья, молодой светский человек, "красавицы", "матери" (т. е. читательницы-дворянки) и, наконец, "семейство провинциального дворянина", которое "сокращает для себя осенние вечера чтением какого-нибудь романа". К культурным запросам "сельских наших дворян" Карамзин обращается и еще раз вслед за этим (4, С. 94).

Вопросам внешней политики посвящены сравнительно большие самостоятельные статьи. Позиция карамзинского "Вестника" здесь весьма осторожна; не имея возможности прямо возражать против союза с буржуазной Францией, он очень сдержанно относится к личности Наполеона и ставит ему в заслугу, главным образом, подавление революции и фактическое восстановление монархии (1803, № 1). Но Карамзин не скрывает и другой стороны: Франция стала страной "банкиров и подрядчиков", а автор резко враждебен новой послереволюционной знати. Буржуазия поощряется им лишь постольку, поскольку она является союзником помещика-дворянина.

Информационный материал извлекается из разнообразных, в том числе и либеральных органов ("Декада", "Минерва"); тенденции проявляются не столько в подборе фактов, сколько в руководящих статьях.

Собственно "литература" в позднейшем значении слова, т.е. литература художественная, занимала в карамзинском "Вестнике" довольно скромное место. Привлечены были, правда, к сотрудничеству Державин, Херасков, Нелединский-Мелецкий, И.И. Дмитриев, из молодежи - Жуковский. Но вклады их в журнал были незначительны, и главным вкладчиком оставался Карамзин. Русская проза была представлена повестями Карамзина ("Моя исповедь", "Рыцарь нашего времени", "Анекдот", "Марфа посадница") и его последователей - Вл. Измайлова ("Молодой философ") и Жуковского ("Вадим новгородский"); в иностранном отделе занимает видное место Жанлис.

"Критического отдела" в "Вестнике Европы" этих лет не было. Карамзин не считает критику "истинною потребностью нашей литературы"; только смерть Богдановича вызвала большой некролог (написан Карамзиным), да на "Путешествие в Малороссию" Шаликова Жуковский отозвался несколькими, скорее лирическими, чем критическими, страницами. Актив литературы сосредоточен в самом "Вестнике": критика переходит в "самокритику", в редакционные оговорки и рекомендации. Единственной полемической статьей была статья В.В. "О русской комедии" - против расширения социального диапазона в комедиях Соколова и покойного Веревкина, в защиту дворянского "хорошего тона" и с апелляцией к запросам зрительного зала, в котором, наряду с "боярами", отмечены "первостатейные откупщики и заводчики". Но полемика и на этой почве никем не была поддержана. Немногочисленны и образцы иностранной (переводной) критики: из новинок отмечена - в очень сдержанном отзыве - "Дельфина" Сталь.

Белинский видел главную заслугу Карамзина в том, что он "размножил читателей во всех классах общества, создал русскую публику". Это верно, главным образом, по отношению к "Вестнику Европы" и именно карамзинской редакции. Следующий, переходный, период истории "Вестника" (годы 1804 - 1806) характеризуются отступлением от этих позиций.

Годы войн с Наполеоном

Дальнейшая история "Вестника Европы" связана с именем Михаила Трофимовича Каченовского, который, начав сотрудничать в 1804 г., со следующего, 1805 года становится "издателем" и с перерывами доводит журнал до конца - до 1830 г.

Карамзин, назначенный историографом, совершенно отошел в 1804 г. от "Вестника Европы", и первый год без него журнал имел переходный и несколько своеобразный характер. Карамзину приходилось вести борьбу на два фронта: основная и явная велась против буржуазного радикализма на Западе (и тем самым против его зачатков в России). Одновременно ему же пришлось бороться с литературной реакцией. Идеологом этой "оппозиции застоя" был Шишков. "Рассуждение о старом и новом слоге" Шишкова, вышедшее в 1803 г., было не только направлено против группы Карамзина, но и ближайшим образом возражало именно на карамзинскую статью в "Вестнике Европы" 1802 г. - "Отчего в России мало авторских талантов".

Против "Рассуждения" Шишкова выступили два журнала: "Московский Меркурий" П.И. Макарова и "Северный вестник" И.И. Мартынова. Макаров прямо обвинил Шишкова в несправедливом отношении к Карамзину, сделавшему "эпоху в истории русского языка". И здесь Шишков не вступил в прямую полемику, похвалил Карамзина в несколько неопределенных выражениях, но заговорил и о "некоторой особливой шайке писателей, вооружившихся против славянского языка" (3, С. 35).

Карамзин дипломатично уклонился от участия в споре, а после насмешек Шишкова даже изменил некоторые выражения своей статьи. Он не мог не видеть в Шишкове союзника в своей борьбе с буржуазным радикализмом; идеи национализма и патриархализма могли сыграть в этой борьбе немалую роль; сам Карамзин их отстаивал, избегая только крайностей. В самый разгар полемики он отошел вообще от журнальной деятельности.

В 1804 г. журнал попадает в руки ближайших последователей Карамзина. Редактором становится Панкратий Платонович Сумароков, которому принадлежат восторженные стихотворные строки о Карамзине (вместе, впрочем, с пародиями на его ультрачувствительных подражателей). Библиографы предположительно называют соредактором уже упомянутого П.И. Макарова; во всяком случае, в "Вестнике Европы" этого года печаталась его проза, переводная и оригинальная ("Россиянин в Лондоне"). В октябре 1804 г. Макаров умер; Шаликов определяет ему место "без всякого промежутка подле г-на Карамзина" и тут же отчасти нарушает продолжавшийся и после Карамзина заговор молчания о Шишкове: "Издатель "Московского Меркурия" знал, как должно писать рецензию и в критике на книгу "О старом и новом слоге" доказал, что он знал многое" (1804, № 24). Именно к Шаликову, малоталантливому эпигону Карамзина, перешла на короткое время главная литературная роль в "Вестнике Европы" (много стихов и отрывки из "Нового путешествия в Малороссию"); в переводах царит та же Жанлис вместе с Дюкре-Дюменилем и А. Лафонтеном. Вместе с литературной частью ослабляется и политическая; актуальность и острота утрачиваются; карамзинский политический фельетон исчезает вместе с Карамзиным, и отдел "политики" сводится к перечню фактических известий.

В следующее трехлетие (1805 - 1807 гг.) "Вестник Европы" возглавляется М.Т. Каченовским, который в эти годы (с 1806) получил профессуру и помещал в журнале статьи преимущественно по русской истории. О сколько-нибудь независимом обсуждении внешнеполитических вопросов в эти годы наполеоновских войн говорить не приходилось, но, конечно, нападки на "Бонапарта" и патриотические мотивы в стихах и в прозе, какими пронизан "Вестник Европы" этих лет, были искреннее тех вынужденных и сдержанных комплиментов, какие были при Карамзине и возобновлялись в периоды мира. Довольно обильна была патриотическая лирика (Жуковский, С. Глинка и др.); инициатива принадлежала Мерзлякову (в ноябре 1805 г. стихи "На победу русских над французами при Кремсе"); интересно, что среди этой лирики было и украинское стихотворение Гр. Кошица-Квитницкого "Ода, сочиненная на малороссийском наречии по случаю временного ополчения" (1807, № 9).

Состав сотрудников литературного отдела остался прежний: печатались стихи Державина, Хераскова, И.И. Дмитриева, В.Л. Пушкина; в 1807 г. особенно много - Жуковского. Появились и новые имена: с 1805 г. А.Ф. Мерзляков, с 1806 - А.Ф. Воейков, с 1807 - Батюшков и сыгравший впоследствии видную роль в журнале А.А. Писарев. Оригинальной беллетристики по-прежнему не было; в переводной к уже названным именам присоединились некоторые новые: из французов - Шатобриан, из англичан - Эджеворт, из немцев - Коцебу и Энгель; смерть Шиллера отмечена была прочувствованным некрологом. С 1806 г. налажен был, наконец, отдел критики и театральных рецензий (об отсутствии которого еще в 1806 г. жалел некто Н.Щ. в "письме к издателю"). Но критика на первых порах имела по преимуществу стилистический характер (1, С. 29).

Период 1807 - 1812 гг. был новым этапом в истории "Вестника". С нового, 1808 года редакция переходит к Жуковскому: в 1809 г. он продолжает возглавлять журнал единолично, в 1810 - совместно с Каченовским; в 1811 "издателем" снова становится Каченовский, но при усиленном сотрудничестве Жуковского. В Жуковском "Вестник Европы" получил действительного заместителя Карамзина; достаточно сказать, что он лично поместил в журнале за четыре года, кроме двух повестей и двадцати стихотворений, пятнадцать оригинальных статей (не считая более мелких заметок) и свыше сорока переводных. Именно в эти годы появились такие известные вещи его, как баллады "Людмила", "Кассандра", повесть "Марьина роща", поэма "Громобой".

Отношение Жуковского к критике установилось не сразу. В редакционной статье 1808 г. он еще повторяет за Карамзиным, что критика - роскошь, а мы еще не Крезы. Но жизнь не оправдала этого тезиса: сам Жуковский втягивался в литературную борьбу и сам признал законность "благоразумной критики" в особой статье (1809, № 21). Литературно-критическая позиция его отличалась большой дипломатичностью. От полемики с Шишковым он по примеру Карамзина уклонился. Новые выступления Шишкова в 1808 г. и дальнейшая его полемика с Дашковым никак не были отражены в "Вестнике Европы". В список писателей, "близких к идеалу изящного" (статья "О критике"), он поместил Ломоносова, Державина, Дмитриева, Карамзина и - неопределенно - "еще некоторых новейших". Конечно, это был список карамзинистов, а не шишковцев.

С 1810 г. Каченовский становится официально соредактором "Вестника Европы", и с этого же года устанавливается новая программа журнала. Вместо первоначальных двух отделов, теперь их пять: 1) "Словесность", 2) "Наука и искусство", 3) "Критика", 4) "Смесь", 5) "Обозрение происшествий". С 1811 г. второму отделу было присвоено более распространенное название: "Изящные искусства, науки и литература", а пятому отделу было с 1810 г. возвращено его прежнее название "Политика".

Официально возглавляет журнал Каченовский, но личную инициативу его можно видеть только в расширении отдела "наук", главным образом исторических. Для этого отдела он умел привлекать и сотрудников из числа профессоров и кандидатов Московского университета - историков и филологов (Шлецера, Калайдовича, Мерзлякова, Снегирева, Тимковского и других), много писал по историческим вопросам и сам.

С 1811 г. Каченовский издает журнал один. Как показывает его переписка с Жуковским, он против желания Жуковского оттеснил его от соучастия, так как был недоволен им как журнальным работником и, кроме того, расходился с ним в некоторых мнениях. Каченовский ссылается на разное отношение к Карамзину. Хотя в исторических работах Каченовского скепсис по отношению к Карамзину мог выполнять прогрессивную роль, но в данном случае поворот журнала от Карамзина и Жуковского был поворотом вправо, в сторону врагов Карамзина из шишковской группы, в сторону более отсталых тенденций.

После резкого письменного объяснения отношения между Каченовским и Жуковским восстанавливаются, и в 1811 г. Жуковский сотрудничает в "Вестнике Европы" довольно активно (статья: "О поэзии древних и новых" - с компромиссным решением проблемы, рецензия на трагедию Грузинцева, ряд переводных статей). В 1812 г. Каченовский обходится без прочных сотрудников, и журнал тускнеет; с 1813 г. место Жуковского занял Вл. Измайлов, к которому на 1814 г., на время болезни Каченовского, перешло и редакторство. Это был последний заместитель Каченовского.

В.В. Измайлов взял на себя редактирование "Вестника" в год, когда наступало время политического и экономического мира. Россия начинает занимать в европейском концерте одно из руководящих мест.

В. Измайлов был одним из самых ярких выразителей сентиментального филантропизма. Темами его повестей и статей, начиная с 90-х годов XVIII в., были не только проповедь семейных добродетелей и борьба с высшим светом во имя идеалов умеренности, но и социальное неравенство и судьба крепостных. Так, например, в повести "Сироты в Малороссии" (1814, №№ 7 и 8) изображена несчастная судьба сироты из дворянок и простого солдата, равно беззащитных перед властями. Социальные конфликты, однако, снимались, и смысл подобных сопоставлений сводился к утверждению филантропии. Что касается публицистических деклараций В. Измайлова, то они имеют явно охранительный характер.

"Вестник Европы" при Каченовском

С 1815 г. единоличное редактирование Каченовского более не прерывалось. Эта вторая, внешне однообразная, половина истории "Вестника Европы" делится довольно отчетливо на три неравные периода: с 1815 по 1819 г., с 1820 по 1825 г. и с 1827 по 1830 г.

Приняв журнал от В. Измайлова, Каченовский продолжал вести его с тем же составом сотрудников. Осложняющаяся идеологическая борьба создавала в литературе новые группировки и новые органы, и в период 1815 - 1819 гг. "Вестник Европы" постепенно терял свой старый состав. Имена Жуковского, Батюшкова, Вяземского, Остолопова, Гнедича, Мерзлякова еще связывают новый период с предыдущим. Но снова обрывается оригинальная беллетристика, которую пытались культивировать Жуковский и Вл. Измайлов, и сильно сокращается переводная; здесь преобладает занимательно-нравоучительное чтение. Журнал приобретает все больше "ученый" характер, впрочем, отдел "наук" становится значительно актуальнее; политическая экономия решительно вытесняет историю и археологию (4, С. 97).

Статьи по общей политической экономии и по экономии России помещались как оригинальные, так и переводные. Замечательно начало статьи "Важное разногласие" (1815, № 20): ",,Полезно ли для государства возрастающего заводить и распространять мануфактуру или выгоднее для него обогащаться земледелием?" - Вопрос сей служит теперь предметом общих рассуждений и споров. Мужчины и женщины, ученые и неученые, увлекаясь теми или другими видами, приставая той или другой стороне, жарко спорят и никогда не соглашаются". В полемике Бентама с неизвестным протекционистом, "сочинителем ответа", автор статьи занимает нейтральную позицию. В том же году еще раньше были помещены две оригинальные статьи (автор - Гаретовский): "Рассуждение о влиянии денег на хозяйство народное" (№ 3) и "Ответ другу моему на жалобу его о процентах" (№ 8); в последней знаменательны мечтания о том времени, когда "Россия наполнится полезными капиталами во всех отношениях". Однако общая позиция "Вестника Европы" отнюдь не протекционистская. Переводная - с польского же - статья "О счастливейшем быте крестьян польских" вносит существенно-важный оттенок в политико-экономические тенденции журнала: прогресс не требует крестьянского освобождения (1, С. 33). Тот же интерес к экономическим проблемам и тот же подход к ним наблюдаем и в следующие годы; с одной стороны, серьезное внимание к развивающейся в России промышленности ("О внутреннем богатстве России по части добывания металлов" и другие подобные статьи в 1816 г.), с другой - прямая и косвенная защита крепостнической системы. Вплотную к проблеме крепостного хозяйства и труда с точки зрения аграрно-помещичьих фритредерских интересов подходит статья 1818 г. - "Как выгоднее возделывать землю: своими собственными или наемными работниками". В основе статьи - доклад, прочитанный в Петербургском вольно-экономическом обществе Меркелем, по данным хозяйства Лифляндской губернии; неизвестный польский автор присоединяет собственные соображения: те и другие сводятся к экономическим преимуществам наемного труда. Отсюда, однако, вовсе не делается вывода о необходимости коренной крестьянской реформы: достаточно оценить крестьянскую землю, "назначить приличный за нее оброк и употреблять на господскую работу самих же крестьян, с тем, чтобы они за следующие с них оброчные деньги трудились как нанятые люди". К этому проекту переводчик делает примечание - скорее простодушное, чем ехидное: "что сочинитель, очевидно, разумеет в помещике благомыслящего", так как расценка земли, оброка и рабочего дня устанавливается не кем иным, как тем же помещиком! Итак - терпимость по отношению к развивающемуся капитализму лишь постольку, поскольку он способствует обогащению помещиков и не нарушает их интересов и прав - вот политико-экономические тенденции "Вестника Европы" этих лет.

В области философии "Вестник Европы" возвращается к предпочтению эмпиризма и к борьбе с немецким философским идеализмом. "Вестник Европы" толковал и критицизм и послекантовский идеализм в смысле, опасном для религиозных и вообще идеологических устоев; это понимание было ходячим в российских реакционных кругах и приводило к репрессиям против профессоров-кантианцев. Если архиепископ Феофилакт прямо приписывал Канту цель ниспровержения христианства и замены его "совершенным безбожием", ту же борьбу против опасных учений, в которых враги их, быть может, смутно угадывали зачатки диалектики, вел и "Вестник Европы".

Весьма оживленной была в эти годы и борьба на фронте собственно литературном. Не проходило года без довольно жаркой полемики по тому или другому литературному вопросу. В 1815 г. объектом нападения был П.М. Строев, в то время девятнадцатилетний студент, выступивший как смелый и независимый критик в собственном журнале "Современный наблюдатель российской словесности". "Вестник Европы" обрушивался на "недоучившегося студента" за "нахальный разбор" "Россияды" и некоторых других книг (1815, № 17), хотя все "нахальство" Строева заключалось в выводе, что Херасковым не соблюдаются классические же правила и что "Россияда" "недостойна тех громких похвал, коими ее до сих пор осыпают". Одновременно осмеян был "Демокрит" Кропотова - любопытный образец низовой, мещанской журналистики. В то же время отношение к шишковскому "отступлению" в восемнадцатый век и дальше остается сдержанным.

В литературном отношении Каченовский продолжает быть сторонником господствующего жанрового и стилевого канона, традиционного списка приемлемых авторов. В этот список входят - больше как необходимая дань авторитетам - избранные "классики" с различным отношением к каждому; градация по степени авторитетности, примерно, такая: Тредиаковский - наименее авторитетный, Кантемир, Сумароков, Херасков, Ломоносов, Державин - и наряду с Державиным почти безоговорочно - Богданович, Фонвизин, иногда и Княжнин. Но в этот же список на равных (а по существу на больших) правах входят и "новые": Карамзин, Дмитриев, Озеров, Крылов; из молодежи - Жуковский и Батюшков. С необычайной быстротой происходит канонизация новых и молодых в университетских лекциях и школьных руководствах. На страницах "Вестника Европы" эту канонизацию осуществлял Мерзляков, разбиравший Озерова наряду с Сумароковым, и, с точки зрения тех же Лагарповых правил, Шишков со своим "списком" и со своими "молодыми" не получил признания и остался в тени как выразитель отсталой, рутинерской группы. карамзин критика литературный

Формула, которая соединяет литературную позицию "Вестника Европы" с его позицией политической, найдена в статье Снядецкого (польского критика, работы которого по философии и литературным вопросам начинают появляться в "Вестнике Европы" все чаще). Эта формула: "лучшие плоды ума--чада тишины и согласия" (1819, № 7). С этой точки зрения Снядецкий осуждает романтиков как не удовлетворяющихся современной действительностью и порицает Шекспира как "идола черни". Неудивительно, что о Байроне приводятся выписки, хотя и отдающие должное таланту, но очень сдержанные ("поэзия его оставляет какое-то тягостное чувство в душе читателя" - 1817, ч. 99). И даже спор о жанрах и стихосложении (в первую очередь - о балладе и гекзаметре) приобретал подчас оттенок испуга перед анархическими новшествами. "Что это за дух, - пишет Мерзляков, не называя впрочем, никого по имени, - который разрушает все правила пиитики, смешивает вместе все роды, комедию с трагедией, песню с сатирой, балладу с одой и пр. и пр.?". Эти охранительные тенденции с течением времени в "Вестнике Европы" неизменно усиливались.

Последние годы журнала

Пятилетие перед 14-м декабря характеризуется обострением классово-идеологической борьбы. В эти годы слагается идеология дворянских революционеров-декабристов, отражаясь и в некоторых органах печати этой поры. Основная же масса дворян-помещиков защищает крепостное право и неограниченную монархию. "Вестник Европы" продолжает представлять эту основную массу. Но ряды ее интеллигенции поредели; в среде сотрудников "Вестника Европы" стала особенно заметна убыль на фоне вновь возникающих журналов. Уже в предыдущий период была потеряна значительная часть старых сотрудников: одни перешли в "Сын отечества", другие полностью или частично сошли со сцены. Особенно ощутительна была убыль 1817 г., когда прекратилось сотрудничество Батюшкова, Вяземского, А. Измайлова, В. Пушкина, Милонова, Мерзлякова (как критика). В 1818 г. напечатаны были последние вещи Жуковского и Остолопова. В апреле 1820 г. в последний раз печатается Воейков. Новые сотрудничества - до привлечения Надеждина в 1828 г. - не были прочными: Сенковский, Полевой, Вл. Одоевский, начиная в "Вестнике Европы", затем самоопределялись иначе; Погодин редко выходил за пределы исторических вопросов. Критиками журнала в первое пятилетие 1820-х годов были М. Дмитриев и А. Писарев, но выступления того и другого были случайны, и критическая деятельность их скоро замерла.

Внешнеполитические высказывания "Вестника Европы" этой поры сводились либо к заверениям о всеобщем успокоении (во Франции весь "народ", кроме кучки "крамольников", - за роялистов), либо к возмущениям "злодеяниями", т. е. революциями, как известно, волновавшими в эти годы не одну европейскую страну. Иной тон взят был только в отношении греческих событий: не потому, конечно, как думали некоторые наивные толкователи, что "Каченовский был родом грек", а потому, что греческая революция могла быть истолкована как чисто национальная и притом направленная против Турции (5. С. 41).

Новые журналы, возникшие в этот период, не только перетягивают к себе отдельных сотрудников "Вестника Европы", но и существенно оттеняют его неизменную умеренно-охранительную позицию. Вслед за "Сыном отечества" появляется в 1818 г. "Благонамеренный" (несмотря на свое название отличавшийся большей, чем "Вестник Европы", идейной гибкостью), с 1820 - "Невский зритель", объединивший часть будущих декабристов, наконец, с 1825 г. - непримиримый враг "Вестника Европы" - "Московский телеграф". До 14 декабря все эти журналы, во всяком случае, проявляют - хотя и в разной степени - большую, чем "Вестник Европы", терпимость к оппозиционным настроениям дворянской интеллигенции. "Вестнику Европы" приходится усиленно полемизировать по различным обще идеологическим и литературным вопросам с разными журналами, и почти во всех случаях "Вестник Европы" борется с новаторами и защищает "устои".

"Вестник Европы" в отношении к передовым литературным группировкам занял позицию враждебную, хотя на первых порах несколько уклончивую. Не проходило года без схватки по тому или другому вопросу. В 1820 г. возникла борьба вокруг "Руслана и Людмилы"; в 1821 г. - вокруг "Послания Вяземского" с выпадом против Каченовского; в 1822 г. - вокруг книги Греча "Опыт краткой истории русской литературы", в 1823 г. - вокруг Катенина, с одной стороны, и только что основанного "Дамского журнала" - с другой; в 1824 г. - вокруг "Бахчисарайского фонтана"; в 1825 г. - вокруг "Горя от ума".

В 1820 г. среди общего восхищения первой поэмой Пушкина (лишь изредка умеряемого моралистическими и эстетическими упреками) отзыв "Вестника Европы" прозвучал как диссонанс. Статья "Письмо к редактору" была подписана псевдонимом "Житель Бутырской слободы". В самый разгар фольклористических увлечений самого "Вестника Европы" Каченовский помещает статью, в которой ограничивает значение "собирания и изыскания русских сказок и песен": их нужно собирать, но не подражать им; против, материала "старинного песнословия" критик возражает с точки зрения классовых понятий и вкусов (известное сравнение с "гостем с бородою, в армяке, в лаптях", который втерся в московское Благородное собрание). Литературный консерватизм ясно обнаруживает, таким образом, свою социальную основу. Надо оговориться, что в дальнейшем, вплоть до 1828 г., прямых нападений на Пушкина больше не было; "Кавказский пленник" был встречен сочувственной, в общем, статьей Погодина; полемика вокруг "Бахчисарайского фонтана" велась лишь по принципиальному вопросу о романтизме и самого Пушкина не задевала.

Большое принципиальное значение имела полемика о книге Греча. ("Вестник Европы", 1822, № 13 - 14 и 19, Каченовский; "Сын отечества", 1822). Греч установил два периода развития русской литературы; ломоносовский и карамзинокий. Каченовский (под буквами М. И.) возражает против уравнения значений Карамзина и Ломоносова и с позиций почти откровенно шишковских напоминает, что Ломоносов писал о пользе славянских книг, а Карамзин и его последователи призывали "писать, как говорят", чем приближались к направлению не Ломоносова, а Тредиаковского. Таким образом, "если один из них образовал язык, то другой необходимо вредил успехам оного". После ответа Греча Каченовский, впрочем, пытался отрицать свою враждебность к Карамзину, но это никак не вязалось с содержанием его первой статьи. Совершенно ясно, что Каченовский выступал как поборник языковых и литературных устоев, которые он не отделял от устоев социальных и политических. В теориях литературного "классицизма" (точнее было бы в данном случае говорить о литературном рутинерстве) очевидным образом отражалась идеология реакционных кругов: вокруг Каченовского и его журнала это реакционное движение группировалось.

В полемике о "Горе от ума", которую со стороны "Вестника Европы" вели М. Дмитриев и А. Писарев (под пародирующим Ореста Сомова псевдонимом "Пилад Белугин"), выделяются две ноты, одна с другой перекликающиеся. С одной стороны (по преимуществу в статьях Писарева), продолжаются те же литературно-рутинерские аргументы. "Горе от ума", как комедия характеров, не мирится с канонами: "во всей пьесе нет необходимости, стало быть нет завязки, а потому не может быть и действия", комедия - уродливый сколок с бессмертных образцов Мольера". С другой стороны (в статьях М. Дмитриева), откровенно защищалась фамусовская Москва: Чацкий - "сумасброд, который находится в обществе людей совсем не глупых, но необразованных" (1825, № 6 и № 10). Между литературным и социальным рутинерством еще раз обнаруживается связь не случайная, конечно, а вполне органическая, Декабрьское восстание неминуемо отбросило значительную часть дворянства вправо. На "Вестнике Европы" это не замедлило сказаться. Непосредственные отклики на декабрьское восстание были, разумеется, невозможны. Но проскользнувшее в одной слишком поспешной оде упоминание о Константине было тотчас же заслонено ворохом приветствий Николаю. В числе других предвещал "силу и ограду" музам под "николаевским щитом" и юный Полежаев, не предвидя, что придется пережить через год под этим "щитом" его собственной музе и ему самому. Явные намеки на декабрьский мятеж - в оде Мерзлякова на коронацию:

Что буря? - злобы обличенье.

Что гром? - коварства очищенье.

Что смута? - общий всех покой.

(1826, № 21-22).

Не случайно, конечно, в январе 1826 г., во время следствия над декабристами, помещены афоризмы Ансильона о порче нравов "в образованном классе людей", о революции как сочетании ("к ужасу и поучению вселенной") варварства и образованности; о том, что "герои революций - одни лишь безумцы и одни бесхарактерные" (1826, № 2).

В то же время Иовский "доказывал" на исторических примерах преимущества абсолютизма (1826, № 10).

Решительный сдвиг по сравнению с первыми двумя десятилетиями обнаружился в полемике по вопросу о народном воспитании, которая велась на страницах самого же "Вестника Европы" в течение 1825 г. Начал ее кн. Цертелев, выступивший с помещичьей программой классового образования, точнее с проповедью самого необузданного обскурантизма. Каждый гражданин "должен быть рабом закона и освященных времен обычаев". Он обязан "слепо им повиноваться". Науки могут оказаться вредны, и потому не могут быть "всеобщи". Крестьянам вовсе не нужна грамота: с них достаточно церковных проповедей. Ремесленников, кроме грамоты и арифметики, "можно учить священной истории, если хотите, российской грамматике, но не более". Купцу нужно "просвещаться в училищах среднего разряда". Университеты должны быть доступны только дворянству и духовенству; нужно (по примеру древних египтян!) затруднить переход из одного звания в другое - "особенно в правлении монархическом, где слияние званий может иметь самые пагубные последствия".

Цертелеву возражал некто Ал. Мк. (пометка под статьей: "12 апреля 1826 года. Малороссия"). Редакция сделала примечание: "подобные споры ни для кого не оскорбительные, приносят честь обоим состязателям". Ал. Мк. не спорил с основными мыслями Цертелева, даже с ограничением перехода из сословия в сословие, но считал это возможным - "без перегородок для просвещения" - и доказывал, что "грамота не может быть вредна крестьянину", что если уж бояться соблазна от книг, то не меньшая опасность грозит и купцу и дворянину. Последнее слово осталось, однако, за Цертелевым, который настаивал, что если нельзя учить крестьянина всему (а так далеко не шел и оппонент его!), то лучше уж не учить ничему, так как полуобразование может только сбить с толку, - это подтверждалось и помещичьей практикой: грамотные крестьяне оказывались "беспокойнее и бесполезнее" неграмотных (несомненный отклик недавних крестьянских волнений). Правительство Николая I не нашло выгодным итти за обскурантской группой Цертелева: указом 19 августа 1827 г. крестьяне не были лишены образования совсем, но доступ в гимназии и в университеты крепостным был закрыт.

Цертелев не был случайной фигурой в "Вестнике Европы"; с его именем связан дальнейший рост фольклористических тенденций (программное письмо к Максимовичу в № 12 за 1827 г. "О народных стихотворениях"); сам он был заметным в свое время собирателем и издателем песен. Классово-идеологический смысл этого увлечения фольклором уясняется из сопоставления письма Цертелева с письмом Бродзинского к редактору варшавского журнала "О народных песнях славян": это была реакция против страстного, беспокойного западного романтизма, против стремления "ко всему необычайному" во имя естественности, простоты и патриархализма славянских песен. "Друг человечества, друг тишины и покоя, заметит в них милый образ невинности и счастливой жизни" (Бродзинский). Против каких бы то ни было возможностей придать фольклористике демократический уклон решительно возражает Цертелев: "Многие думают, что сии стихотворения сложены простым на родом; но сие несправедливо. Некоторые из них очевидно принадлежат высшему сословию".

В литературном отношении годы 1826 и 1827 были годами полного потускпения. Беллетристика, даже и переводная, замирает. Из новых поэтов некого отметить, кроме Полежаева, который после 1826 г. должен был сойти со сцены; стихотворный отдел заполнялся плодовитым и бездарным Кудряшовым и другими заслуженно забытыми стихотворцами. Замерла и критика; бессодержателен стал даже научный отдел - всегдашний козырь журнала. Потускнение это отчасти зависело от сурового цензурного устава, введенного 10 июля 1826 г. Шишковым и имевшего силу до 22 апреля 1828 г., когда он был несколько ослаблен. Лишь на короткое время - с конца 1828 г. по конец 1830-го - на "предсмертный" период журнала Каченовскому удалось приобрести сотрудника, который укрепил позиции журнала и в последний раз в его истории попытался перейти в наступление против прогрессивной литературы.

Таким сотрудником стал Н.И. Надеждин - сначала как автор стихотворений (нужно отметить "Послание ижицы к азу" - стихотворную защиту восстановленной в "Вестнике Европы" архаической орфографии). В конце 1828 г. Надеждин выступил уже с большой критической статьей-фельетоном "Литературные опасения на будущий год" и с тех пор в продолжение 1829 и 1830 гг. господствует в "Вестнике Европы" почти нераздельно. Критические статьи, рецензии о новых книгах, статьи философские, исторические, отрывки драмы, стихотворения оригинальные и переводные - вся эта обильная продукция лишь на время оживила угасавший журнал, но не могла сообщить ему новой жизни. Журнал умер, оставив по себе недобрую память цитадели консерватизма.

Список литературы

1. История русской литературы в четырех томах. / Под ред. Е.Н. Куприенко. - Л.: Наука, 1981.

2. История русской литературы XIX века. Т. 1. / Под ред. С.М. Петрова. - М.: Просвещение, 1969.

3. Мезенцев П.А. История русской литературы XIX века. - М.: Высшая школа, 1963.

4. Очерки по истории русской журналистики и критики. Том первый. XVIII век и первая половина XIX века. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1950.

5. Ревякин А.И. История русской литературы XIX века. - М.: Просвещение, 1985.

6. Соколов А.Н. История русской литературы XIX века. - М.: Высшая школа, 1976.

Размещено на Allbest.ru