К вопросу о русской ментальности в "Маленькой трилогии" А.П. Чехова

Размещено на http://www.allbest.ru/

к вопросу о русской ментальности в «маленькой трилогии» а.п.чехова

АВТОРЫ

Шустикова Ю.Н.

ФГБОУ ВО «Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова»

РЕЗЮМЕ

Русская литература дает богатый материал для размышлений о коренных свойствах национального характера, о сложившихся стереотипах в представлениях о русском человеке. «Маленькая трилогия» Чехова традиционно рассматривается в чеховедении с точки зрения темы «футлярности», отчуждения человека. Мы же попытаемся проанализировать рассказы Чехова в аспекте национальной проблематики, рассмотрев, какие качества русской ментальности привлекают внимание Чехова. На наш взгляд, «футлярность» корнями уходит в такое известное явление как «обломовщина». В процессе анализе рассказов выявляются три основных качества русской ментальности, на которые обращает внимание автор: инфантилизм, максимализм (крайние проявления всепоглощающей страсти, склонность отдаваться одной-единственной страсти) и завороженность идеалами (что обусловлено осознанием трагического конфликта между идеалом и действительностью).

Тема русской национальной ментальности или русского национального характера сложна и многоаспектна, изучается разными науками - историей, философской антропологией, социальной философией, политологией, культурологией, закономерно привлекает к себе внимание и литературоведов, филологов. Проблема национальной ментальности отразилась в произведениях многих русских классиков, каждый из писателей заострял внимание на каких-то определенных чертах и свойствах русской психологии, типичных чертах нации. Особенно остро, на наш взгляд, вопрос о русском национальном менталитете был поставлен Чеховым в зрелом творчестве, особенно в «маленькой трилогии» (куда входят рассказы «Крыжовник», «Человек в футляре», «О любви»).

Обратимся вновь к чеховскому письму, адресованному Д. В. Григоровичу: «В З<ападной> Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, у нас же оттого, что жить просторно... Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться...» [51, с. 190]. Чехов обратил внимание на важную особенность русского менталитета: пространственный географический простор России рождает широту русской души и безмерность, что приводит, с одной стороны, к вольнолюбивым устремлениям, с другой, к бесформенности, нечто общее, характерное для русской культуры вообще.

Многие писатели и философы связывали с русским простором такое свойство русского национального характера как максимализм, любовь к крайностям. Максимализм русской души хорошо показал А.К. Толстой в стихотворении «Коль любить, так без рассудку»

«Маленькую трилогию» Чехова в чем-то можно сравнить с книгой «Записки охотника» И. С. Тургенева. «Записки охотника» воссоздают эпическую картину жизни России дореформенного периода. По форме «маленькая трилогия» напоминает тургеневские записки путешественника-наблюдателя. Рассказы в обоих произведениях объединяются общими героями: у Тургенева это охотник, у Чехова - Буркин и Иван Иваныч Чимша-Гималайский.

Жизнь провинциальной России предстает перед нами: маленький город, имение становятся местом действия. Тургенев показал русский народный национальный характер на примере образов крестьян. Понятие «народ» отождествлялось в первой половине XIX века с крестьянством. На рубеже XIX-XX веков для Чехова народ означал и крестьян, и интеллигенцию, все демократическое население России, в противоположность власть имущим. Тема интеллигенции - центральная в творчестве писателя, на примере образов интеллигенции Чехов и обращается к проблемам русского национального характера.

Одним из претекстов чеховской «маленькой трилогии» можно считать роман Гончарова «Обломов». Отношение Гончарова к изображенной в романе тихой, немудреной жизни-сну обломовского уголка и к самому Обломову, к Агафье Матвеевне было проникнуто грустью и теплотой. Хотя Гончаров прекрасно понимал, что «обломовская идиллия» невозможна, и как верно замечает Ю. Манн, писатель осознает, что «все это односторонне, анахронично и расходится с основным течением жизни, да и с жизнью вообще», но все-таки он еще искренне сочувствует своим героям. Особенно ощущается авторская любовь к Обломову, к его «хрустальной, прозрачной душе», к «честному, верному сердцу».

На рубеже XIX-XX веков для России началась новая, кризисная эпоха; бурная смена общественных формаций порождала необходимость переоценки старой системы ценностей, новой постановки старых вопросов в литературе.

Чехов во многих своих произведениях заостряет внимание читателя на самых крайних, негативных проявлениях «обломовщины» как социальном и психологическом феномене, как воплощении некоторых особенностей русского менталитета. Интересно, что на рубеже веков в похожем же ключе осудил «обломовщину» известный литературный критик Ю. Айхенвальд: «То мертвое озеро жизни, которое характеризуется страшным словом «обломовщина» (ведь она страшна, эта тина, засасывающая живых людей), то зло бессилия, беспомощности и равнодушия, которое укладывает людей в «простой и широкий гроб» сонного прозябания - это зло Гончаров взял в самом обыденном проявлении» [2, 238].

Неприязнь к «обломовщине» объяснялась в немалой степени личными качествами Чехова. М. Горький вспоминал, что Чехов был «не очень русский», потому что редко кто в России, как он, «чувствовал бы значение труда как основания культуры, так глубоко и всесторонне» [1, 140].

Особенно ярко, на наш взгляд, чеховское неприятие обломовщины проявилось в «маленькой трилогии».

Первым у писателя созрел замысел рассказа «Крыжовник», история жизни чиновника, бессмысленно потраченной на приобретение собственной усадьбы. Начиная рассказ о своем брате, Чимша-Гималайский вспоминает ряд историй о чудаках, любивших деньги: «Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось. Как-то на вокзале я осматривал гурты, и в это время один барышник попал под локомотив и ему отрезало ногу. Несем мы его в приемный покой, кровь льет - страшное дело, а он всё просит, чтобы ногу его отыскали, и всё беспокоится; в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали» [9, 59].

Его собеседник, Буркин, считает, что эти случаи «из другой оперы». Однако маленькие истории-микросюжеты имеют непосредственное отношение к главной сюжетной линии рассказа «Крыжовник». В них описываются крайние проявления всепоглощающей страсти в самых разных формах, то есть определенные формы максимализма. Страсть к деньгам «съедает» человеческую душу и жизнь. Мечта Николая Иваныча о жизни в собственной усадьбе превращается в идею-страсть, пожирающую его: в набросках к рассказу герой даже умирал от рака желудка.

Иван Иваныч интуитивно чувствует, что рассказанная им история о жизни брата имеет обобщенный смысл. Неслучайно он склоняется к самым широким обобщениям: «Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое» [9, 61]. Таким образом, можно утверждать, что авторская творческая мысль несомненно затрагивает проблему русского национального характера. Склонность отдаваться одной-единственной страсти - это проявление русского максимализма.

Известный русский мыслитель Н.О. Лосский заметил: «даже малозначительные ценности, например, накопление собственности, могут у людей с сильной волей стать предметом всепоглощающей страсти». Николай Иваныч - герой-максималист, подчинивший свою жизнь и жизнь своих близких заветной мечте, страсти, превратившей его жизнь в ничто.

Не свободен от максимализма и старший брат, Иван Иваныч Чимша-Гималайский. Герой определяет метафорически два пути формирования общества: «перескочить через ров или построить через него мост» [9, 64]. Иван Иваныч, очевидно, готов выбрать второй путь: у него нет сил ждать, путь постепенного преобразования общества не для него.

Подчинение своей жизни одной страсти, свойственное русскому характеру, соотносится и с другой национальной психологической чертой: с безоглядным стремлением к идеалу-иллюзии. Современный философ М. К. Мамардашвили говорил о том, что «шариками, вгоняющими нас в гипнотический сон мысли, в глубокий интеллектуальный обморок, является блеск заоблачных идеалов, блеск тайного и далекого знания. Они подавляют нас, подчиняют себе наши мысли. Личность, с застывшим в дальней выси взглядом, спит» [5, 194].

Николай Иваныч выдумывает себе идеал в соответствии со своими банальными приземленными представлениями о счастливой жизни: «идеальную», сытую жизнь в деревне, символом которой становится крыжовник. Это предел его желаний, представление о счастье и покое, для него - высокая прекрасная мечта. У его брата подобная счастливая жизнь, культивирующая сытость и эгоизм, вызывает раздражение и отчаяние. Так мнимый идеал, иллюзия подменяет подлинную человеческую жизнь и не дает ей осуществиться. Чеховский герой словно законсервировал в юности свою жизнь, отказавшись не только от житейских радостей, но и от самого себя в настоящем, мечтая о себе только в будущем. По выражению М. К. Мамардашвили, «перескочил через бремя развития самого себя» [5, 209], отказался от главного труда своей жизни: самореализации в настоящем. «Нужно решиться на труд жизни, ибо только это и есть свобода; решиться в истории, реальности, и в малых делах, и в больших» [5, 210].

В рассказе «Крыжовник» Чехов затрагивает и проблему русского инфантилизма, духовной незрелости. Николай Иваныч жадно ест крыжовник «с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку» [9, 61]. Русский менталитет сложился в эпоху традиционализма и нес на себе отпечаток патриархальных детско-родительских отношений. Николай Иваныч поступает как ребенок, снимая с себя ответственность за собственную жизнь, прожитую совершенно бессмысленно, по сути, ради каприза. Выбирая замкнутое существование, чеховский герой выбирает состояние уюта и защищенности, «эмбриональное состояние, <…> к которому склонялась вся традиционная русская культура» [5, 346].

Страдает инфантилизмом и Иван Иваныч, наивно полагающий, что решительными мерами можно в один миг («волшебным образом») изменить психологию человека и образ его жизни, его ментальность. «Для русского человека жизненная неустроенность является перманентным явлением, но она не воспринимается как нечто ограничивающее его способность к жизнеутверждению, поскольку последняя основывается на высоких духовных идеалах. Эта вера в светлое будущее обесценивает существующее настоящее, приводит к перечеркиванию уже достигнутого, шатанию из одной крайности в другую» [7, 156].

Представление Чехова об особенностях русской ментальности нашло свое отражение и в рассказе «О любви». Вслед за Т. Б. Зайцевой [Cм. 4] мы рассматриваем главного героя рассказа Алехина, как героя, завороженного своим идеалом.

Алехин - романтик по мировосприятию, возможно потому, что его жизнь погружена в хозяйственные заботы, весь день он проводит в трудах, а душа требует возвышенного. Своему образу жизни он противопоставляет романтическое высокое чувство. Как в свое время у гончаровского Обломова существовало представление об идеальном герое любовного романа, подобное представление есть и у чеховского героя. Настоящий герой любовного романа должен быть обязательно выдающейся личностью (исключительным героем в исключительных обстоятельствах), в духе «новых героев» Тургенева, например, Инсарова или, на худой конец, Рудина. Любовь должна длиться вечно и гармонировать с жизнью духа.

Такой была любовь Алехина в самом начале знакомства с возлюбленной. Впечатления героя были связаны с идеализированными воспоминаниями о его собственной матери, о его детских тайнах, с ощущением открытия нового прекрасного мира [См.: 4, 85]: «Я видел женщину молодую, прекрасную, добрую, интеллигентную, обаятельную, женщину, какой я раньше никогда не встречал; и сразу я почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое, точно это лицо, эти приветливые, умные глаза я видел уже когда-то в детстве, в альбоме, который лежал на комоде у моей матери» [9, 69].

Известное итоговое высказывание Алехина, которое нередко называют прозрением героя: «Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе» [9, с. 74], - свидетельствует не только о неоднозначности жизненных итогов героя, но и заставляет задуматься, было ли это прозрение подлинным. Ведь оно нисколько не подтолкнуло героя к действиям, направило его не в будущее, а в прошлое.

Парадокс заключается в том, что Алехин исходил именно от «высшего, более важного, чем счастье или несчастье», т.е. от своего идеала, идеала любви-воспоминания. [См.: 4, 82-87].

Безусловно, осознание конфликта между идеалом и действительностью свойственно не только русской ментальности [См. 3]. Однако русская ментальность ощущает этот конфликт в наиболее трагических формах. Ещё Писарев считал, что хотя «мысль И. А. Гончарова, проведенная в его романе, принадлежит всем векам и народам, но имеет особенное значение в ваше время для нашего русского общества» [6, 70].

Один из исследователей интуитивно пишет о том, что в «маленькой трилогии» «представлены три типа русских интеллигентов <…>. Искусный рассказчик Буркин -- тип робкого влюбленного и едва ли не тайного провокатора трагических событий (смерть Беликова); искусный рассказчик Иван Иваныч, ненавидящий всех, предстает оратором грядущих социальных потрясений; искуснейший из рассказчиков, которого слушают не прерывая, Алехин, <…>, не заметил, что «красивая, интересная жизнь» открывалась для него в возможности так и не совершенных им гражданских поступков» [10, 19].

На наш взгляд, в трех типах интеллигентов, описанных А. П. Чеховым, представлены основные амбивалентные качества русской ментальности: инфантилизм, максимализм и завороженность идеалами.

русский характер чехов трилогия

Список литературы

1. А. П. Чехов: pro et contra / Сост., предисл., общ. ред. И. Н. Сухих ; послесл., примеч. А. Д. Степанова. -- СПб. : РХГИ, 2002. -- 1072 с. -- (Русский путь).

2. Айхенвальд, Ю. И. Чехов // А. П. Чехов: proetcontra / Сост., предисл., общ. ред. И. Н. Сухих ; послесл., примеч. А. Д. Степанова. -- СПб.: РХГИ, 2002.

3. Абрамзон Т.Е., Зайцева Т.Б., Рудакова С.В. Романтическая концепция красоты в рассказе А.П. Чехова «Красавицы» // Проблемы истории, филологии, культуры. 2016. №2 (52). С. 343-355.

4. Зайцева, Т. Б. Чехов и Киркегор о любви-воспоминании // Филологические науки. Вопросы теории и практики. -- №5 (16). -- Тамбов: Изд-во «Грамота», 2012. -- С.82-87.

5. Мамардашвили, М.К. Как я понимаю философию. -- М.: «Прогресс», 1992.-- 416 с.

6. Писарев, Д. И. «Обломов». Роман И. А. Гончарова // Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. -- Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1991. -- С. 68-83.

7. Смирнов, С. В. Русский характер: взаимосвязь национального самосознания и стратегии реформирования современной России // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. -- 2013. -- № 3 (29): в 2-х ч. Ч.1. -- С. 155-158.

8. Чехов, А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т.; АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Редкол.: Н. Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д. Д. Благой, Г. А. Бялый, А. С. Мясников, Л. Д. Опульская (зам. гл. ред.), А. И. Ревякин, М. Б. Храпченко. -- Т. 2. Письма, 1887 -- сентябрь 1888 / Тексты подгот. и примеч. сост. Н. И. Гитович, А. М. Малахова, Н. А. Роскина; Ред. второго тома Л. Д. Опульская. -- М.: Наука, 1975. -- 584 c.

9. Чехов, А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т.; АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Редкол.: Н. Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д. Д. Благой, Г. А. Бялый, А. С. Мясников, Л. Д. Опульская (зам. гл. ред.), А. И. Ревякин, М. Б. Храпченко. -- Т.10. [Рассказы, повести], 1898-1903 / Текст подгот. и примеч. сост. М. П. Громов, Л. М. Долотова, В. Б. Катаев, А. С. Мелкова, Л. Д. Опульская, Т. И. Орнатская, Т. В. Ошарова, Э. А. Полоцкая, А. П. Чудаков; Ред. тома Н. И. Соколов. -- М.: Наука, 1977. -- 496 с.

10. Шацев, В. Н. Маленькая трилогия А. П. Чехова: литературная традиция XIX века и проблема рассказчика: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. -- СПб., 2010. -- 32 с.

Размещено на Allbest.ru