Применение принципа интертекстуальности в современном литературоведении

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Применение принципа интертекстуальности в современном литературоведении

Литературу и публицистику последних десятилетий зачастую принято рассматривать как единый интертекст, поскольку каждое новое знание, каждый новый принцип подачи информации опирается на исторические, этнические, мифологические, ментальные и культурные знания, носителями которых являются предшествующие тексты. Кроме того, в современной семантике любой текст рассматривается как часть бесконечного дискурса¹.

Знаменитый философ-мыслитель ХХ века Михаил Михайлович Бахтин говорил об этом же: «есть единый мир науки, единая действительность познания, вне которой ничто не может стать познавательно значимым; эта действительность познания не завершена и всегда открыта»². В связи с этим интертекстуальный подход к изучению литературы и публицистики последнего столетия актуален, необходим и важен: ведь именно выяснение интеллектуальных, макрокосмических и культурных истоков созданных за прошедший век текстов введет их в единый дискурс русской словесности (или отторгнет от него). Частности такого изучения уже рассмотрены автором ранее в статье «Принципы изучения современной православной художественной литературы»³.

Вполне допустимо утверждать, что практически любой создаваемый ныне текст является средством межкультурной коммуникации как с речевым прошлым человечества, так и с его будущим.

Но само понятие интертекста и интертекстуальности пока еще вызывает споры как в лингвистике и литературоведении, так и в научной журналистике.

Термин «интертекстуальность» переводится как «между текстами», можно сказать, как бесконечный диалог между художественными и между публицистическими текстами. В литературоведении им начали оперировать только во второй половине ХХ века с подачи французского литературоведа Юлии Кристевой⁴; в ее работах термин обозначал коммуникативную связь между текстами разных эпох. Опиралась Кристева на работу М. Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном творчестве»⁵, процитированную выше, в которой о связи произведения любого писателя с предшествующими и последующими литературными текстами, с различными эпохами и культурами косвенно сказано как о диалоге автора с читателем.

Вполне научно обоснованным на современном этапе развития литературоведения будет являться утверждение, что практически в любом художественном и публицистическом тексте всегда в наличии аллюзии, скрытые или явные цитаты, отсылки к историческому и фактическому знанию; можно сказать, что с некоторых пор человечество в своей истории создает единый текст при помощи многих предыдущих текстов.

Так принято считать в современной лингвистике и теории текста. Но необходимо уточнить: Бахтин, теоретик литературного и культурного эстетизма, никогда не говорил об интертексте конкретно. Он раскрыл такие понятия в теории межкультурных коммуникаций, как литературный хронотоп, моменты карнавализации в европейских литературных произведениях, многоголосие (или полифонию), природу культуры смеха, но теории интертекстуальных связей текстов художественной литературы философ касался лишь косвенно.

Проанализируем в этой связи некоторые утверждения Бахтина из вышеназванного труда. Ученый считает: «каждое явление культуры конкретно-систематично, то есть занимает какую-то существенную позицию по отношению к преднаходимой им действительности других культурных установок и тем самым приобщается к заданному единству культуры»⁶.

Действительно, это утверждение связывает любое явление современной культуры с культурой прошлого. Далее утверждается: «в мире познания принципиально нет отдельных актов и отдельных произведений, между тем… мир искусства существенно должен распадаться на отдельные, самодовлеющие, индивидуальные целые художественные произведения, каждое из которых занимает самостоятельную позицию по отношению к действительности познания и поступка; это создает имманентную историчность художественного произведения».

Здесь предполагается, что современным литературоведам необходимо помнить об «имманентной историчности» творчества, о том, что его стоит изучать как часть единого полифонического дискурса, часть межвременного диалога, предполагая связь с культурой будущего (неважно - завтрашнего дня или значительно отдаленного во времени) и наличие в интеллекте создателя текста значительных культурных аллюзий ко всей истории человечества, поскольку, как утверждает Бахтин далее, «эстетическая деятельность не создает сплошь новой действительности»⁷.

Подобный герменевтический подход ранее использовался мною в частности при изучении романа Достоевского «Бесы» и отражен в научных статьях⁸.

Следует отметить, что теория Бахтина о диалоге культур не ограничивается проанализированным выше трудом. Его понятие диалогизма, которое явилось основой теории интертекста, объяснено в двух основных трудах: «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса»⁹ и «Проблемы поэтики Достоевского»¹⁰, где выведены понятия «карнавализации» литературы и «полифонического романа» и опровергается самостоятельность и «одноголосость» автора любого текста. В свете современного интертекстуального подхода в литературоведении эти работы еще предстоит переосмыслить и применять их как методологическую основу.

Кроме Бахтина и Кристевой, вопросом интертекстуальности занимались также М. Ямпольский и постструктуралисты Т. Барт, М. Риффатер, М. Грессе, Ш. Гривел. На основе этих работ в настоящий период развития науки интертекст можно рассматривать уже не только как цитатную организацию художественного текста и метод художественного мышления, но и как вхождение текстов современной словесности в единый дискурс.

Для литературы постмодернизма вообще характерно так называемое «цитатное мышление», которое подразумевает не только знание текстов отечественной и зарубежной классики, но и подсознание, и фольклорную родовую память, и понимание поступательного исторического процесса. Значит, действительно, вся современная публицистика и литература являются как частью текста мировой классики, так и частью межкультурных коммуникаций.

В этом утверждении можно опереться на мнение В.Н. Курицина, который в книге «Русский литературный постмодернизм» сказал: «постмодернизм - опыт непрерывного знакового обмена, взаимопровокаций и перекодировок. Этим вполне объясняется пресловутая постмодернистская центонность¹¹ и интертекстуальность: постоянный обмен смыслами стирает различие между «своим» и «чужим» словом, введенный в ситуацию обмена знак становится потенциальной принадлежностью любого участника обмена»¹². Несомненно, интертекст является основой постмодернистской культуры, важнейшим приемом создания современного публицистического и художественного текста.

Обратимся к явлениям интертекстуальности в публицистике. В процессе руководства дипломной работой по «Литературной газете» (подопечная студентка исследовала признаки массовой и элитарной культуры в текстах «ЛГ») я обратила внимание на выпукло-яркую интертекстуальность заголовков этого издания, анализ которых доказательно и коротко ответил бы на возникшие в ходе работы над дипломным проектом вопросы и о реципиенте газеты, и о причинах резкого снижения рейтинга ее популярности. Ведь интертекст названий статей «Литературной газеты» содержит явный внутренний посыл к адресату.

Активно включившись в аналитическую работу, юная исследовательница вскоре отказалась от такого направления анализа и вернулась к тематическому обобщению публикаций издания, так как для нее предложенная руководителем работа казалась слишком трудоемкой. Она считает, что тот интертекстовый посыл, который людям среднего возраста с определенным образом мышления кажется очевидным, до представителей ее поколения не доходит в силу несколько иного восприятия информации. Собственно, факт отказа от такого метода исследования уже сам по себе отвечал на некоторые вопросы, затрагиваемые в дипломной работе.

А интертекстуальность заголовков «Литературной газеты» очевидна. Вот один из последних номеров «ЛГ». (См. «Литературная газета» №14 / 6457, 09.04.2014).

Первую полосу начинает статья «Крым отечества», название которой отсылает нас к грибоедовскому: «Когда постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен»¹³. Искаженная цитата вызывает у читателя ассоциацию и с возвращением Чацкого в Москву, что соотносимо и с возвращением Крыма в состав России, и с боевым советским прошлым полуострова, а также содержит иные интеллектуальные рефлексии.

На одиннадцатой полосе название статьи «Запесоцкий - это звучит дерзко», созданная путем синтаксического параллелизма, является косой калькой горьковского «Человек - это звучит гордо!»¹⁴.

Двенадцатая полоса содержит текст с названием «Жатвы много - деятелей мало», что является точной цитатой из Нового Завета. Статья публикуется в рубрике «Общество», и по ее интертекстуальному названию ясно, что какая бы мелкая проблема ни затрагивалась в этой статье, она будет иметь глубокий социальный и философский подтекст. «Полуостров сокровищ» на этой же полосе снова возвратит читателя к крымской проблеме и создаст внутреннюю связь со знаменитым романом Р.Л. Стивенсона.

Название судебного очерка на тринадцатой полосе «Схватка с тенью» вызывает аллюзии на философскую проблематику знаменитой сказки Е.Л. Шварца «Тень». Этих примеров из одного номера вполне достаточно (отсылы проанализированы далеко не все), чтобы ощутить, что интертекстуальность заголовков статей газеты - закономерность, сознательно включенная в редакционную политику. И исследование фактов наличия интертекста в заголовках может сказать многое и об издании, и о его потребителях, и о его внутренних посылах. К примеру, даже популярное название традиционной юмористической рубрики «Рога и копыта» ничего не скажет современному подростку, но не оставит сомнений в смыслах и посылах у взрослого читателя.

Приведенные выше аналитические аргументы, разумеется, не ставят точку в теории интертекстуальности, а скорее намечают еще один подход к этой научной, психологической и эстетической проблеме как к аспекту связи современных текстов с классическими.

Исследование представления об интертексте, внедренное в научную мысль Юлией Кристевой почти полвека назад, далеко не закончено: требуется фундаментальное научное исследование в философии, культурологи, литературоведении.

Весьма ценна в этом смысле одна из последних работ о теоретическом статусе интертекстуальности, принадлежащая французскому лингвисту Натали Пьеге-Гро, написавшей «Введение в теорию интертекстуальности»¹⁵. Она утверждает, что любое межкультурное пространство является местом, где взаимодействуют различные тексты как «продукт впитывания и трансформации множества других текстов». Натали Пьеге-Гро ставит вопрос о зависимости интертекстуальности от «эффекта прочтения», способности каждого из нас производить в объеме своего интеллектуального уровня смысловые связи с общим пространством культуры.

Это одна из первых попыток в истории поэтики введения в данную теоретическую область понятия интертекстуальности. При этом исследовательница предлагает идти не по пути ощущений и психологических рефлексий, а отталкиваться от уже изученных лингвистических понятий. То есть полагает, что за интертекстуальность стоит признать такие уже понятные и изученные вещи, как эпиграф, цитата, аллюзия, плагиат, перезапись, пародия, стилизация и прочие синтаксические, стилистические и эстетические приемы интертекста, влияющие на смысл основного текста. В этом современная исследовательница совершенно права: при изучении интертекстуальных явлений стоит обращать пристальное внимание на смыслопорождение, которого зачастую не чувствуют современные начинающие писатели и публицисты.

Приведу конкретный пример. Один из моих студентов, начинающий автор (студент Московского института телевидения и радиовещания «Останкино») написал публицистический роман (в соответствии с модой на так называемый «новый журнализм»).

Уже на первых его страницах мне встретилось несколько отсылок к интертексту, которые у меня, в силу моей интеллектуальной культуры, породили не те смыслы, нежели заложил в них автор. Например, говоря об авторитетном католическом священнике, автор сообщает: «многие полагают, что он ходит под Богом». Судя по контексту, под этим идиоматическим выражением автор подразумевал, что этому человеку дано мудрое провидение, связь с Богом. У многих читателей выражение «ходить под Богом» скорее всего будет ассоциироваться с совершенно другим смыслом, причем однозначным: быть смертным. И других мифологических ассоциаций, очевидно, здесь быть не может.

Буквально через страницу находим еще одну интертекстовую отсылку: про одну из героинь автор говорит, что она является «женщиной со следами былой красоты» без тени иронии или насмешки: героиня - одна из самых достойных женщин. Но для многих читателей это выражение явится центонным, вызовет непроизвольную улыбку, так как благодаря Чехову (рассказ «Драма») это выражение, неоднократно повторенное в рассказе для создания комического эффекта, давно уже приобрело саркастический и юмористический характер. Очевидно, что в данном случае внутренний интертекст большинства читателей абсолютно не совпадет с авторским, в то время как применение интертекста, напротив, должно выполнять эту задачу - быть связующим звеном двух микрокосмов, двух различных внутренних культур. «Эффект прочтения», о котором говорит Натали Пьеге-Гро, нарушен, и, как следствие, имеет отрицательный эффект.

Итак, интертекстуальный подход в современном литературоведении и исследовании публицистики является своевременным, значимым и необходимым. Он порожден герменевтическим методом исследования, но расширяет границы этого метода, что дает новые возможности в интерпретации художественных и публицистических произведений.

Литература

интертекст художественный публицистический литературоведение

1. Подробно о дискурсе см. Кронгауз М.А. Семантика. М., Akademia, 2005. С. 215.

2. Бахтин М. Проблемы содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/bahtin/probl_sod.php (дата обращения 28.04.2014).

3. Гогина Л.П. Принципы изучения современной православной художественной литературы // Литература и история / сб. науч. трудов. Вып. 5. М., МГОУ, 2013.

4. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1963. №4.

5. Бахтин М. Проблемы содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/bahtin/probl_sod.php (дата обращения: 28.04.2014).

6. Там же.

7. Там же.

8. Гогина Л.П. Замысел романа «Бесы» в творческой канве Достоевского // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология». М.: Издательство МГОУ, 2007. №3. C. 196-199.

9. Там же.

10. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература», 1972. 175 с.

11. Епишкин Н.И. Исторический словарь галлицизмов русского языка. [Электронный ресурс]. URL: http://gallicismes.academic.ru/41582 (дата обращения 28.04.2014).

12. Курицын В.Н. Русский литературный постмодернизм. М.: ОГИ, 2000. 286 с.

13. Грибоедов А.С. Горе от ума. М.: «ДЛ», 2000. С. 48.

14. Горький А.М. На дне. М., Изд-во ОМГ, 2011. С. 180.

15. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности / пер. с фр. / общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Издательство ЛКИ, 2008. 240 с.

Размещено на Allbest.ru