Понятийная составляющая концепта "Кавказский пленник" в одноименной повести И. Колонтаевской

Размещено на http://www.allbest.ru/

Понятийная составляющая концепта "Кавказский пленник" в одноименной повести И. Колонтаевской

В.Б. Волкова

Аннотация

В статье рассматривается содержание понятийной составляющей концепта "кавказский пленник" в одноименной повести И. Колонтаевской; определяется роль художественного мотива приобщения к чужим традициям и образу жизни, актуализирующего взаимодействие исходного концепта с концептами "свое" и "чужое". Отсылки к тестам Библии и Корана позволяют рассматривать концепт "кавказский пленник" в широком интертекстуальном поле, что дает возможность осмысливать соотношение "своего" и "чужого", "чужого" и "чуждого" в процессе сопоставления разных сюжетных линий повести. Проникновение в чужую культуру происходит на эмотивном уровне в результате межличностного общения главного героя повести с носителями иных религиозных ценностей. Понимание "чужого" приходит через осознание своей вины перед народом, против которого герой воюет. Автор доказывает, что репрезентирующий понятийный компонент концепта - мотив приобщения к чужим традициям и образу жизни, анализируемый через категорию процессуальности, задает вектор осмысления сюжета в трех аспектах: доповествовательное прошлое главного героя, повествовательное настоящее, постповествовательное будущее. Динамичность мотива задается предикатами, формирующими его: знал, видел (прошлое героя); испытывает неловкость, наблюдает, жалеет, разговаривает, читает (настоящее); будет перечитывать (будущее). Автор предпринял попытку исследовать художественный концепт с использованием методов дискурсивного, интертекстуального и концептуального анализа одновременно.

Ключевые слова: концепт "кавказский пленник", взаимодействие с концептами "свое" и "чужое", интертекстуальное пространство художественного дискурса, мотив приобщения к чужим традициям и образу жизни как репрезентант понятийной составляющей

Концепт "кавказский пленник" в документальной повести И. Колонтаевской имеет сложную структуру и является важнейшим элементом интертекстуальной парадигмы. Содержание концепта эксплицируется целым рядом художественных мотивов, обладающих мощным моделирующим потенциалом и создающих условия для художественной концептуализации посредством их связи с фабулой, сюжетом, образом и темой одновременно. Содержание понятийной составляющей концепта репрезентируется мотивом приобщения к чужим традициям и образу жизни.

Данный мотив подчиняется логике нарратива, то есть реализуется через категорию процессуальности (доповествовательное прошлое, повествовательное настоящее, постповествовательное будущее). В повести И. Колонтаевской он определяет повествовательную стратегию, "репрезентирован событиями, подобными в своем содержании"1. Предикативная природа данного мотива позволяет конструировать событийный ряд. мотив повесть художественный

1. Прошлое:

- знал (главный герой повести Александр Залевский знал значение ичкерских слов из учебника, прочитанного перед отправкой в Грозный);

- видел (видел старую средневековую башню и рассуждал о безвременье, об опустошенности человечества, разрушающего историю).

2. Настоящее:

- возникает чувство неловкости при молящихся чеченских детях;

- испытывает тошноту во время обряда жертвоприношения в честь праздника Ид аль-Адха (Курбан-байрам);

- жалеет, что не говорил с Хизиром ни о чем, кроме войны;

- разговаривает в лагере Басаева о вере и запоминает слова чеченца о христианском кресте, который не на груди надо носить, а на спине;

- читает первый абзац "Сказок ичкерского народа", но откладывает книгу;

- читает фельдшеру сказку о прощении кровной мести и иронизирует по поводу отказа человечества от войны и наступления царства божьего.

3. Будущее:

- будет перечитывать "Сказки ичкерского народа", которые взял с собой, покидая лагерь Сулима.

Аккультурация героя как процесс усвоения знаний, необходимых для жизни в чужой культуре, детерминирована указанными этапами. Более того, погружение Залевского в чужое культурное пространство глубже, нежели у других героев: агрессия Жаркова объясняется протестом против "чужого" и "чуждого", неофитство Володьки - осознанием имманентного единства религий и их богов, философствование Залевского - стремлением понять чужой мир. Характерно, что в допленном прошлом чужое пространство интересовало героя, но не стимулировало к познанию его. В отличие от сослуживцев, главный герой интересовался чеченским языком, раздумывал о право- и левосторонней свастике, изображенной на башне в Шали. Залевский фантазирует о значении древнейшего из символов, справедливо предполагая, что разнонаправленные свастики есть "направление движения времени"2. Интуитивно он угадывает, что у мусульман свастика означает четыре стороны света и контроль над четырьмя временами года.

Мотив приобщения к чужим традициям и образу жизни актуализирует взаимодействие концепта "кавказский пленник" с концептами "свое" и "чужое". В пространстве настоящего у главного героя возникает интерес к чужой культуре, "свое" и "чужое" вступают в диалогические отношения на эмоциональном уровне. Приобщение к другой культуре в эмотивной сфере возможно при условии непосредственного контакта с представителями этой культуры. Главный герой в плену свято бережет "свое": "Христос Воскресе", - отвечает он Мадине в знак протеста против "Аллах Акбар" (Аллах велик), чем пугает девочку и заставляет разорвать с ним прежде дружеские отношения. То есть в диалоге "своего" и "чужого" великий Аллах (в пер. с арабского - единственный, единый бог) как бы вытесняется воскресшим, то есть победившим смерть (чего нет в исламе), сыном Божьим Иисусом. Интертекстуальными отсылками к текстам Библии и Корана формируется смысловое пространство концепта "кавказский пленник".

Восприятие чужого выходит за пределы сферы сознания, объективируясь в эмоциях, на что указывал Л.Н. Гумилев 3. Праздник Ид аль-Адха с неизменным жертвоприношением барана вызывает в главном герое отвращение, "потому что от вида дымящегося красного тельца с белыми нитями жил… начало мутить"4. Залевский отмечает, что и детей, и взрослых это зрелище, в отличие от него, завораживает, поскольку они осознают сакральность ритуала. Он остро осознает свою чуждость этому народу, враждебность к нему окружающего чужого мира, который наводит страх, чистого воздуха, который кружит голову и вызывает боль. На уровне религии, традиций, ритуалов и обрядов глубинного проникновения в чужую культуру не происходит, однако на уровне межличностного общения со стариком-чеченцем и Хизиром вследствие симпатии к ним устанавливается контакт. Герой может не соглашаться с пацифизмом старика и с верой Хизира в Судный день, но он готов не только понять, но и принять их жизненные позиции. Общаясь с охраняющим его Хизиром ежедневно, Залевский только в последний день пребывания в Гансолчи осознает, насколько мудр Хизир - бывший ювелир, полагающий, что в жизни делать углы труднее, нежели симметричные грани на камне.

Приобщение к фольклору, отражающему историю народа, его жизнь, воззрения, идеалы, происходит поэтапно. Впервые взяв в руки книгу "Сказок ичкерского народа", герой после чтения первого абзаца ее отбрасывает, потому что не готов узнать историю, как чеченцы отстаивали свою независимость от татаро-монголов (сказка "Храбрый Идиг"). В экспозиции сказки угадывается очередная спираль истории с другими составляющими: вторжение в пределы Кавказа татаро-монголов, затем русских. Признание правоты отстаивающего себя народа свидетельствовало бы для главного героя признание законности собственной несвободы, легитимности плена, поэтому он захлопывает книгу.

Содержание понятийного компонента обнаруживает свою полноту через диалог художественного и фольклорного дискурсов. Интерес к фельдшеру как к персонажу истории, своего рода учителю, пробуждает интерес и к книге сказок, почитать которые просит постепенно умирающий фельдшер. Не внутренний стимул, а внешний заставляет главного героя опять обратиться к чужому фольклору. Воевавший на двух мусульманских территориях (афганской и чеченской) фельдшер утверждает обреченность любой войны, используя шахматную терминологию: "Да, я думаю, у тебя выбора не было. Воин - обреченный воевать. Белый слон в шахматной игре. Но, кажется, офицер, тебе пат!"5. Произнесенные беззлобно, эти слова задевают главного героя, ибо каждому слону в партии принадлежит либо белое, либо черное поле ("свой" - "чужой"), а пат (ничья) - это "положение, при котором сторона, имеющая право хода, не может им воспользоваться, так как все ее фигуры и пешки лишены возможности сделать ход по правилам, причем король не находится под шахом"6.

В подсознании главного героя подобная мысль уже возникала, когда он приводил в чувство Володьку: "И вдруг я подумал - ведь никто не звал меня сюда. Черт побери, меня никто не звал в эти горы!"7, но готовность к правде в нем еще не вызрела. Внутреннее несогласие героя каузально связано с нежеланием брать ответственность за происходящее на себя, но фельдшер вину государства, заставившего воевать, перекладывает на индивидуума, согласившегося воевать. В таком контексте плен становится той Голгофой, путь на которую есть не что иное, как искупление личной вины перед Богом и миром. Фельдшер выделяет из всех сказок одну - про замену кровной мести ритуалом, говорит о необходимости отказаться от войн как способа разрешения конфликтов. Воевавший Залевский не признает бессмысленность войны, поскольку эта идея обесценивает целый этап его жизни, вследствие чего он возражает фельдшеру, утверждая, что отсутствие войн сделает людей ангелами, а мир - царством божьим, но это резюме и составляет суть суждений фельдшера.

Понять и принять "чужое" для главного героя означает признать свою персональную вину перед другим народом, в земли которого он вторгся и начал убивать. После избиения пленного, поставившего жизнь на самый край, после символического явления новых матери и отца, ждущих появления младенца, после осознания того, что его персональная вина искуплена скорбью плена, главный герой осознает в себе готовность понять чужую культуру, поэтому единственное, что забирает с собой из плена, это сборник сказок. Искупление ведет к освобождению - как от физического рабства плена, так и от морального.

Таким образом, мотив приобщения к чужим традициям и образу жизни является одним из репрезентантов понятийной составляющей концепта и актуализирует взаимодействие исходного концепта с концептами "свое" и "чужое". Вербальные экспликации мотива в художественном дискурсе осуществляют "вход" в концепт. Интертекстуальное пространство художественного дискурса позволяет выявить глубину содержания понятийной составляющей концепта, обнаружить взаимодействие содержательных смыслов различных концептов.

Литература

1. Силантьев И.В. Сюжетологические исследования. М.: Языки славянских культур, 2009. С. 52.

2. Колонтаевская И. Кавказский пленник // Дружба народов. 2001. № 4. С. 134.

3. Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.: Экопрос, 1992. С. 300.

4. Колонтаевская И. Кавказский пленник // Дружба народов. 2001. № 4. С. 142.

5. Там же. С. 147.

6. Шахматы: Энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 286.

7. Колонтаевская И. Кавказский пленник // Дружба народов. 2001. № 4. С. 141.

Размещено на Allbest.ru