Сценарий страдания Парфена Рогожина: интерпретация эмоциональных состояний

Размещено на http://www.allbest.ru/

Саратовский государственный университет, г. Саратов, Россия

Сценарий страдания Парфена Рогожина: интерпретация эмоциональных состояний

Н.О. Шахназарян, аспирант,

кафедра русского языка и речевой коммуникации

С развитием антропоцентрического подхода в лингвистике возрастает интерес к исследованию человеческих эмоций. В сфере научных интересов автора статьи оказываются негативные эмоции. Новизна настоящего исследования заключается в нетрадиционном способе анализа эмоций - автор применяет не описательный, а сценарный принцип интерпретации эмоциональных состояний. Он позволяет исследовать эмоции в развитии, начиная с причин (источников возникновения) и заканчивая методами пресечения эмоции. Единицами исследования становятся не отдельные лексические единицы, репрезентирующие ту или иную негативную эмоцию, а целые иллюстративные контексты. Особенность исследования заключается в определении взаимодействия в анализе художественного текста литературоведения и лингвистики. Сценарий создается через ключевое для миропонимания Ф.М. Достоевского понятие - страдание. Схема развития негативных эмоций героя романа «Идиот» Парфена Рогожина показывает, что художник может передавать эмоции героя как прямо (лексемы-состояния: тосковать, мучиться, злиться), так и косвенно, мотивацией поступков и мыслями персонажа. Автору статьи важно показать момент перехода героя из одного эмоционального состояния в другое, семантические различия между близкими понятиями. Схожие эмоциональные состояния сближают Рогожина с центральными персонажами романа - князем Мышкиным и Настасьей Филипповной Барашковой. Но природа страдания Рогожина - своя, цель его страданий - нравственное очищение.

Ключевые слова: язык писателя, негативные эмоции, сценарий, страдание, тоска, злоба, тревога, источники эмоции, пресечение эмоции, сочетаемость лексем, метафора, иллюстративный контекст

Парфен Рогожин - фигура трагичная. Трагичность Рогожина заключается в его специфическом страдании на протяжении всей жизни. В экспозиции романа (разговор с князем Мышкиным в вагоне поезда) - исповедь от первого лица об источниках (причинах) страдания Рогожина: смерть отца; брат, который на отцовских похоронах «с покрова на гробе родителя ночью кисти золотые обрезал»¹; миллионное наследство, жгущее руки. Далее Рогожин влюбляется в Настасью Филипповну, но между ним и любимой женщиной - пропасть. В мучительных попытках перешагнуть эту пропасть - трагическое развитие судьбы Рогожина. Прирожденная обреченность Рогожина в том, что он занимает промежуточное положение в социальной иерархии героев романа: сам имеет возможность заходить в богатые дома, но его близкое окружение - аморальные люди, ищущие во всем материальную выгоду. Постоянные появления Рогожина с нетрезвыми приятелями, ассоциирующимися с «хмельными сатирами», наводят исследователя Р.Б. Щетинина на мысль о сходстве Рогожина с греческим богом виноделия Дионисом². На Диониса Рогожин похож и внешне: «Небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый, черноволосый, с серыми, но огненными глазами»³. Помимо дионисийских примет во внешности Рогожина есть кое-что от Христа и Сатаны: «Приметна была его мертвая бледность, придававшая всей физиономии изможденный вид, несмотря на крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальной и грубой улыбкой»⁴. «Мертвая бледность», «самодовольный взгляд, улыбка» - от Сатаны; «изможденный вид» и «страдание» - от Христа. Анализ образа Рогожина требует от нас обращения не только к мифологии и религии, но и к этимологии фамилии. Исследователь М.С. Альтман предполагает, что основу фамилии «Рогожин» составляет название московского кладбища «Рогожа». Фамилия образована суффиксальным способом, суффикс -ин в русском языке может обозначать принадлежность по отцу. Таким образом, получается, что Рогожин - дитя кладбища⁵.

Можно ли с полной уверенностью сказать, что Настасья Филипповна является главным источником бесконечных страданий Парфена? С одной стороны, безусловно, да. Именно из-за безумной любви к Настасье Филипповне Рогожин на протяжении всего романа совершает ряд необдуманных поступков, завершением которых становится убийство. В финале сценарий страдания замыкается: самый эффективный метод пресечения страдания - устранение его источника. Настасья Филипповна - источник, ее убийство - разрешение страдания. Но не всё так просто. В страсти к Настасье Филипповне - движение, положительная динамика характера Рогожина. Внимательный к душевным переменам любого человека Мышкин подчеркивает в Рогожине: «А мне на мысль пришло, что если бы не было этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь, как твой отец бы стал»⁶. Любовь к Настасье Филипповне является для Рогожина спасительной, у него есть путь к изменению, к воскрешению. Но этот путь пресечения всего негативного в жизни так и остается нереализованным - Настасья Филипповна не отвечает Рогожину взаимностью.

Мышкин, сравнивая любовь с напастью (бедой, неприятностью), как раз и подчеркивает двойную сущность любви Рогожина. Развитие эмоциональных состояний Рогожина легко прослеживается по его отношению к Настасье Филипповне. В глазах Рогожина эта женщина представляется божеством, поэтому долгое время он не решается ни на какие действия, ожидая в «смертной тоске»: «Рогожин провел время, с пяти часов пополудни до одиннадцати, в бесконечной тоске и тревоге»⁷. В первых частях романа очень часто звучит именно тоска (душевное уныние), которая хорошо сочетается с молчанием, ожиданием, потерянностью. Ближе к финалу романа тоска уже переходит в злобу (чувство злости, недоброжелательности к Настасье Филипповне), сопровождающуюся конкретными действиями: «Со злобной досадой он схватил нож, заложил в книгу и швырнул книгу на другой стол»⁸.

И далее градус негативности эмоции только повышается, появляется уже мука (сильное нравственное страдание), соседствующая с полным мраком и чернотой помыслов: «Мрачное, мучительное любопытство соблазняло его, внезапная идея пришла в голову. Обдумывать ее дальше стало ужасно противно и почти невозможно. Рогожин с мучительно напрягаемым вниманием всматривался во всё»⁹. Для сравнения приведем два контрастирующих между собой контекста, демонстрирующих развитие эмоционального состояния Рогожина: «Рогожин постиг, в чем дело. Невыразимое страдание отпечаталось в лице его. Он всплеснул руками, и стон вырвался из груди его»¹⁰. И уже через сорок страниц: «И Рогожин вдруг засмеялся, в этот раз с какою-то откровенною злобой и точно обрадовавшись, что удалось хоть чем-нибудь ее выразить»^11.

Всякая сдержанная недосказанность ищет выход. В такой момент человек рад уже возможности «откровенно засмеяться», а не просто бессильно «всплеснуть руками». Невыразимое страдание (нравственная боль) переходит в откровенную злобу (агрессию). Если Настасья Филипповна так и не оправдала надежд Рогожина на нравственное очищение, то князь Мышкин становится для Парфена избавлением от страдания. Их соперничество, в большой степени поддерживающее интригу сюжета, вещь довольно условная.

В самом начале романа мы видим единство Рогожина и Мышкина, подчеркнутое многократным повторением слова оба: «В одном из вагонов очутились друг против друга два пассажира - оба люди молодые, оба почти налегке, оба нещегольски одетые, оба с замечательными физиономиями и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор»¹². О двух героях говорится как об одном. Заметим, что их встреча происходит на рассвете. Рассвет символизирует «начало нового дня Рогожина, его духовное возрождение»¹³. Мышкин верит в то, что у Парфена «огромное сердце, которое может и страдать, и сострадать»¹⁴.

Сострадание только структурно связывается со страданием, сострадание включает в себя обязательную сему «соучастие в судьбе другого человека»: «Сострадание - главнейший и единственный закон бытия всего человечества»¹⁵. Близость Мышкина и Рогожина подчеркивается и сценой обмена крестами. В момент, когда Мышкин приходит в дом Рогожина, Парфен удивлен, «точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти чудесное»¹⁶. Для Рогожина вновь возникает возможность чудесного воскресения, что подчеркивается семантикой словосочетания «что-то почти чудесное», хотя «бледность и мелкая, беглая судорога не покидали лица Рогожина»¹⁷. Сатанинские черты пока еще остаются, но при Мышкине в Рогожине просыпается вера: «Рогожин не одна только страстная душа; это все-таки боец: он хочет силой воротить свою потерянную веру. Ему она до мучений теперь нужна»¹⁸. Здесь потерянная вера звучит почти как «потерянный рай» Мильтона, который Рогожин может вернуть только с помощью Мышкина. Прилагательное потерянный по отношению к Рогожину до появления в его жизни Мышкина может считаться постоянным признаком: «Рогожин задал свой вопрос как потерянный»¹⁹. Во время разговора с Рогожиным князь говорит: «Когда я с тобой, то ты мне веришь, а когда меня нет, то перестаешь верить и опять подозреваешь»²⁰. Важность в связи со всем вышесказанным приобретает финальная сцена, где Мышкин прощает Рогожина. Мышкин гладит лицо и волосы Рогожина, и тем самым дарит ему прощение, духовное очищение.

Несмотря на всю близость, Рогожин и Мышкин по-разному страдающие герои. Мышкин - больной человек. Рогожин на протяжении всего романа пребывает в абсолютно здравом рассудке. В суде он не пытается оправдаться состоянием аффекта, а наоборот, с удивительной точностью рассказывает обо всех подробностях убийства. Это было не спонтанное решение. Уже с первой встречи Рогожин знает, что убьет Настасью Филипповну. Его губы задрожали, когда он однажды заметил, что Мышкин играет его ножом, но, тем не менее, даже после этого не отказывается от задуманного убийства.

Таким образом, герой имеет свойство наслаждаться своим страданием, проверяться им, примерять на себя роль то убийцы, то жертвы. Рогожин в работе Стефана Цвейга «Достоевский» сравнивается со зверем. Метафорический образ зверя ассоциируется с жестокостью: «Достоевский любит свои образы только до тех пор, пока они страдают», Рогожина «доводит до уровня зверя - но всегда с одной целью: определить в нем человека»^21, то есть цель его страдания - нравственное очищение.

Итак, сценарий развития негативных эмоций Парфена Рогожина показывает, что Ф.М. Достоевский может передавать эмоции героя как прямо (лексемы-состояния: тосковать, мучиться, злиться), так и косвенно, мотивацией поступков и мыслями персонажа. Страдание Рогожина легко прослеживается по его отношению к Настасье Филипповне и князю Мышкину. От экспозиции к финалу романа градус негативности эмоций Рогожина по отношению к Настасье Филипповне повышается: герой сменяет роль тоскующей жертвы на роль жестокого убийцы. Функция князя Мышкина в сценарии страдания Рогожина предельно ясна - даровать страдающему на протяжении всей жизни человеку прощение и нравственное очищении.

эмоция страдание рогожин семантический

Литература

1. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 12 томах: Т. 6. М.: Правда, 1982. С. 21.

2. Щетинин Р. Б. Развитие образов Мышкина и Рогожина в романе Достоевского «Идиот» // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 304. С. 26-29.

3. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 12 томах: Т. 6. М.: Правда, 1982. С. 75.

4. Там же. С. 151.

5. Альтман М. С. Имена и прототипы литературных героев Достоевского // Ученые записки Тульского пединститута. 1958. № 8. С. 131-150.

6. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 12 томах: Т. 6. М.: Правда, 1982. С. 271.

7. Там же. С. 97.

8. Там же. С. 198.

9. Там же. С. 201.

10. Там же. С. 55.

11. Там же. С. 95.

12. Там же. С. 13.

13. Щетинин Р. Б. Развитие образов Мышкина и Рогожина в романе Достоевского «Идиот» // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 304. С. 26-29.

14. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 12 томах: Т. 6. М.: Правда, 1982. С. 177.

15. Там же. С. 200.

16. Там же. С. 135.

17. Там же. С. 137.

18. Там же. С. 201.

19. Там же. С. 247.

20. Там же. С. 153.

21. Цвейг С. Статьи. Эссе. М.: Радуга, 1987. С. 47.

Размещено на Allbest.ru