Речевой жанр ссоры и конфликтные сценарии (на материале рассказов В.М. Шукшина)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Речевой жанр ссоры и конфликтные сценарии (на материале рассказов В.М. Шукшина)

Голев Н.Д. (Алтайский университет),

Лебедева Н.Б.(Барнаульский государственный педуниверситет)

Любой языко-речевой конфликт включен в более сложную ситуацию, образуемую бытовым, национально-ментальным, социальным, психологическим, моральным и пр. параметрами. Отработка методики анализа таких конфликтов как целостной ситуации предполагает поиск соответствующего массового материала, позволяющего выявлять определенные закономерности (в лингвоюридическом аспекте - прецеденты). Художественная литература предоставляет такой материал в избытке. Более того, она так или иначе обобщает и типизирует все явления и тем самым создает эффективный полигон для изучения этих феноменов как проявлений реальной жизни.

Обращение к художественной литературе для решения проблем юрислингвистики не случайно Уместно заметить, что обращение к художественной литературе имеет определенную традицию в юриспруденции, например, для характеристики особенностей юридической речи (ср.: [Алексеев, 1982, с. 288])., так как содержание таковых проблем определяется конфликтностью общественных, в том числе коммуникативных, отношений. Общеизвестно, что конфликт является основным сюжетообразующим началом беллетристического произведения. Мировая литература подвергла художественному исследованию едва ли не все типовые конфликтные ситуации. В результате в ней нашли отражение, с одной стороны, социальное и психологическое содержание реального «конфликтного пространства» (и мы имеем возможность рассматривать художественные сюжеты и образы как отраженную реальность), с другой стороны, разнообразные формы языкового воплощения. В связи с последним нас интересуют прежде всего художественно-речевые формы, отражающие реальное речевое поведение носителей языка в конфликтных ситуациях, - такое поведение, которое создает конфликтную ситуацию, поддерживает, усиливает или разрешает ее. Оно и является предметом нашего исследования. конфликтный литература шукшин инвектум

Ссора как одна из наиболее острых форм конфликтного взаимодействия людей представлена в литературе широко и разнообразно, поскольку она является самым ярким сюжетообразующим началом и позволяет художникам слова наблюдать и показывать поведение персонажей в особо жестких, иногда экстремальных ситуациях. В них вскрываются подчас неосознаваемые даже самим человеком истинные движущие мотивы и глубоко запрятанные качества.

Оскорбить и обидеть, чувствовать себя оскорбленным и обиженным - ключевые понятия-действия-состояния любой ссоры, проявляющиеся разнообразно-индивидуально и в то же время допускающие типизацию, так как предполагают соответствующие типы ментально-речевого поведения Ср. интересный опыт систематизации речевых инвективных тактик в работе О.С. Иссерс в [Юрислингвистика, 1999].. Их выявление и описание принципиально важно для юрислингвистики, которая необходимо стоит перед решением принципиальнейшей для нее проблемы: включать ли разнообразие и тонкости прагматического и психолингвистического анализа в юрисдикцию (в частности, в целевые установки юрислингвистической экспертизы, стремящейся ко все большей и большей тонкости) или определить их как изначально не подлежащие «юридизации», и, следовательно, в последнем случае основной линией юрислингвистики по отношению к ним должна стать линия отвлечения, упрощения и формализации В статье «Герой капиталистического труда» - оскорбительно ли это звание?» обсуждается эта проблема более подробно, обосновывается необходимость и возможность разработки первой линии [Юрислингвистика, 1999].. Мы отстаиваем первый подход, в связи с чем рассчитываем на то, что тонкое художническое видение конфликта и его логический анализ будут способствовать выработке принципов юрислингвистического исследования реальных конфликтных ситуаций.

В.М. Шукшин, возможно, как никакой другой писатель, особенно часто и разнообразно прибегал к речевому жанру ссоры и инвективы как основному языковому способу художественного исследования проблемы и, в частности, раскрытия образа персонажа Практически любой рассказ В.М. Шукшина, в сущности, содержит в той или иной мере конфликтную ситуацию, разворачивающуюся ссору, с неизбежными в ней словесными (и не только словесными) оскорблениями, обидами. Откроем сборник «Штрихи к портрету» (Барнаул, 1983) и посмотрим с этой точки зрения на помещенные в нем рассказы. Бесконфликтные (в указанном смысле) рассказы единичны: «Светлые души», «Стенька Разин», «Вянет пропадает» и некоторые другие. Содержащие же острые конфликты составляют большинство, начиная с рассказов «Волки», «Артист Федор Грай» и кончая рассказом «Кляуза». . Термин «раскрытие» здесь - не только стандартное выражение, обычно сопровождающее слово «образ». Для В.М. Шукшина он имеет особый смысл. Как нам представляется, В.М. Шукшина как художника интересовали сама тема острого конфликта и характеры людей, склонных к конфликту, поэтому столь большое место среди его рассказов занимают те, которые мы называем «эпатажными». Среди них часто встречается особый психологический тип - тонкие и ранимые (а иногда всего лишь охотно изображающие обиду - демонстративно-истероидный психологический тип) люди, которые глубоко реагируют на самые разные задевающие их слова и поступки других людей, остро их переживают. Многие рассказы построены на сознательном вызове ссоры как способе разрешения внутреннего конфликта или на стремлении раскрыть «нутро» лицемера, приподнять маску, которой он его прикрывает и т.п. [Голев, 1997]. В создании конфликтного сценария в первую очередь играет роль речь персонажей. Ссора, невольная или нередко спровоцированная, - основное художественно-речевое средство писателя в этом плане.

Все сказанное объясняет обращение к текстам рассказов В.М. Шукшина с целью выявления, описания и систематизации речевых конфликтов как некоторых типов речевого поведения, входящего в более широкий социально-псхилогический контекст Такой подход к конфликту представлен в ряде современных психолингвистических исследований (см., например, [Седов, 1996; 1999, с.54-57]). и включающего в себя словесное оскорбление Отметим смежное направление исследования, представленное в работе [Байрамуков, 1999]. . Схемы такого поведения предлагаем назвать термином инвективные сценарии (ИС). Термин «сценарии» наряду с рядом синонимов (фрейм, скрипт, ситуатема См. [Лебедева 1999].) используется в работах когнитивистского направления [Краткий словарь когнитивной лингвистики, 1996, с. 181], он означает «фрагмент действительности в развитии» [Кронгуз, 1998, с. 243]. По своей внутренней форме и содержанию он близок тому смыслу, который мы в него вкладываем.

ИС принципиально делятся на два типа: ИС, определяемые речевым поведением инвектора (обидчика, оскорбителя), и ИС, определяемые речевым поведением инвектума (обиженного, оскорбленного).

Учет речевого поведения инвектума принципиально важен. И не только потому, что поведение «пассивного» участника коммуникативных актов редко интересует лингвистику, но и потому, что роль инвектума не исчерпывается признаком пассивности. С одной стороны, у инвектума есть свои типовые поведенческие реакции, нередко приводящие к контр-инвективе Взаимозамена функций инвектора и инвектума вообще типична для ИС в рассказах В.М. Шукшина. Обиженный шукшинский герой часто взрывается и обращает свой "праведный" гнев на обидчика.. С другой стороны, инвектум сам в той или иной мере выступает фактором инвективной «инициативы». Не случайно, среди юридических дисциплин есть и виктимология, изучающая поведение жертвы преступления, нередко его провоцирующей. Все это позволяет утверждать, что коммуникативная роль иневктума - важный (конституирующий) признак классификации коммуникативных конфликтов.

Можно априорно предположить, что матрицу конфликтных ситуаций составляют следующие принципиальные параметры. С позиций инвектора типы конфликтных коммуникативных ситуаций определяются фактором интенции: по этому признаку они делятся на намеренно и осознанно провоцируемые (инвектором) и непреднамеренные. С позиций инвектума основным параметром типологии выступает результативность - наличие или отсутствие реакции инвектума на конфликтогенные элементы; на следующей ступени классификации учитывается степень и содержание реакции.

Исходя из сказанного, по характеру иллокутивного (интенционального) взаимодействия инвектора и инвектума легко представимы разнообразные коммуникативные ситуации Мы не ставим здесь задачи создания жесткой матрицы их описания и ограничиваемся их очерком, опирающимся на перечисленные выше параметры.. Например, с позиций инвектора возможны следующие компоненты иллокутивного содержания: инвектор оценивает инвектума как объект необходимой, справедливой Ср. замечание О.С. Иссерс: «...Успех стратегии дискредитации следует оценивать по результатам речевого воздействия (по перлокутивному эффекту): N обижен, оскорблен, чувствует себя объектом насмешки, причем несправедливо». [Юрислингвистика, 1999, с.109 - 110]. Слово «несправедливо», выделенное нами, относится, конечно, не только к насмешке, но и к обиде и оскорблению - оно выражает один из важнейших признаков инвективности как психологического состояния инвектума. по содержанию (хотя и резкой по форме) критики и поэтому ощущает себя спровоцированным инвектумом и, следовательно, обязанным дать резкую (по его мнению - адекватную) оценку; инвектор, ставя цель обратить конфликтную ситуацию в свою пользу, сознательно использует слабости инвектума, к которым, в частности, может относить и чрезмерную обидчивость последнего (например, на определенного рода словесные инвективы), учитывает его сильные черты (например, невосприимчивость к провокациям) и т.п. С позиций инвектума существенную роль играет его оценка преднамеренности действий инвектора, их справедливости и адекватности.

По содержанию конфликта ИС можно разделить на объективные и субъективные, принципиальные и случайные, или ситуативные. Для Шукшина характерным является интерес к общезначимым - объективным и принципиальным - конфликтам, поскольку пристальное внимание у него обращено не просто на многообразие человеческих типов, как иногда поверхностно определяют его творчество, - он художнически ставит и решает бытийные, философские, глубинные проблемы (объективные и принципиальные).

На дальнейших ступенях классификации содержание конфликтной коммуникативной ситуации может уточняться по шкале статусных взаимоотношений инвектора и инвектума, знаменующих переход от юрислингвистического анализа к лингвоюридическому Учет индивидуальных особенностей для определения степени ответственности - это, разумеется, вопрос юридический. Однако, статусные взаимоотношения не выходят и за пределы собственно лингвистики. Скажем, речевое взаимодействие взрослых и детей предполагает наличие некоторых речевых фреймов (стереотипов, восходящих к социально-нравственным традициям в данном обществе), нарушение которых ведет к ответственности. Например, взрослый в соответствии с ними «имеет право» делать замечания детям, детские же замечания оцениваются как нарушения норм этики или этикета. Ср. абхазский анекдот, иллюстрирующий национальную природу этих стереотипов: «Восьмилетняя девочка строго отчитывает пятнадцатилетнюю девочку. Проходящая мимо пожилая женщина делает ей замечание: «Ты почему так разговариваешь со старшими?» Та отвечает: «А это моя племянница»..

Выделим некоторые типы ИС, встретившиеся в рассказах В.М. Шукшина.

ИС "Константин Смородин" (неуправляемый взрыв потенциальной энергии)

Одна из излюбленных форм конфликта в рассказах В.М. Шукшина - долго накопляемый энергетический потенциал, встретивший при его реализации сопротивление кого-либо, трансформируется в резкую агрессию.

Рассказ «Пьедестал». Художник-самоучка Смородин целый год пишет картину «Самоубийца», которую и он, и (особенно) его жена рассматривают как возможность заявить о себе миру: «Надо, чтоб у них потом отвисла челюсть. Талант всегда немножко взрывается» [Шукшин, 1983, с. 37]. «Смородину очень хотелось «взорваться» - чтобы о нем заговорили» [там же, с. 39]. «Таким он и входил в маленькую комнату - готовый «взрываться», отсюда и такая свирепая решимость на его маленьком круглом лице» [там же, с. 39]. Кумуляция конфликтогенной энергии достигает кульминации - «И вот пришла пора, пришел день, который жена Смородина молча ждала и молча торопила» [там же, с. 39] - они приглашают для показа картины известного в городе художника, который, однако, не оценил картины (к чему Смородин и его жена Зоя как бы готовы), отнесся к ней снисходительно, свысока, насмешливо и нравоучительно: «Художник засмеялся и даже не спохватился, что, может, грешно смеяться-то» [там же, с. 41]. Это и взорвало Зою. «- Вон отсюда! - раздался вдруг сзади них голос… Зоя смотрела в упор на художника, и глаза ее полыхали… не гневом даже, а гибелью, крушением» [там же, с. 41]. Далее последовала сцена грубого изгнания художника из дома и истерики Зои.

Речевое поведение персонажей полностью соответствует их внутреннему состоянию, меняющемуся по ходу «созревания» конфликта. Накоплению потенциала «взрыва» предшествуют достаточно долгие монологи и диалоги, в которых главные герои обосновывают свое право на общественное признание и в которых уже изначально сквозит агрессия против тех, кто, по их предположению, не способен их понять и оценить, завидует, интригует и т.п. Они насыщены эмоциональной речью, нередко сопровождаемой инвективными словами и репликами, как, например, в таком диалоге: - Могут не признать, суки … Это же не передовик на комбайне, понимаешь. Чего ты не хочешь передовика какого-нибудь? - Ни в коем случае! - твердо сказала жена. И строго посмотрела на мужа. - Что ты! Это вшивота. Крохоборство. Это же дешевка! [там же, с. 38] (выделено нами - Г.Н., Л.Н.).

Поэтому реального и давно ожидаемого «противника» встречает уже во многом подготовленная взрывная реакция, маркируемая неуправляемыми выкриками и агрессивными инвективами. Характерна грамматическая форма инвективов: Подонки!… Хамье! Подонки! Подонки! - семантика собирательности говорит о том, что на «критикана» Колю обрушилась агрессия, предназначенная (и подготовленная) для всех ожидаемых врагов. Коля попадает в сложную внутреннюю позицию: он одновременно ощущает себя и инвектором, спровоцировавшим (в его видении как бы справедливую, хотя и не адекватную) агрессию, и инвектумом. То, что его провокация - не причина, а повод агрессии против него, он не осознает.

Таким образом, мы имеем дело с конфликтом как способом разрядки конфликтогенной социально-психологической энергии С общественно-коммуникативной точки зрения такая разрядка энергии, с одной стороны, деструктивна, разрушительна (особенно с учетом чрезмерно амбициозности изображаемых персонажей), но, с другой стороны, в индивидуальном плане она восстанавливает способность к дальнейшей коммуникативной деятельности, что читатели наблюдают после сцены истерики Зои. . Язык «предоставляет» для этого соответствующие формы воплощения, в которых можно найти признаки фреймовой организации. Частным случаем такого фрейма является описанная в рассказе В.М. Шукшина «Пьедестал» ситуация.

ИС "Саша Ермолаев" (спонтанный нравственно-психологический конфликт)

Спонтанные, неподготовленные коммуникативные конфликты составляют наиболее значительную часть конфликтного взаимодействия людей и находят многообразное воплощение в рассказах В.М. Шукшина. В мимолетных стычках, вроде бы случайных, тем не менее отражаются характеры, сформированные предшествующей жизнью. Общество вырабатывает формы (стереотипы) их более или менее безболезненного разрешения, в том числе речевые В начале рассказа "Обида" очерчен (иронически) один из таких стереотипов: "Ну, обидели и обидели - случается. Никто не призывает бессловесно сносить обиды, но сразу из-за этого переоценивать все ценности человеческие, ставить на попа самый смысл жизни - это тоже, знаете ли, роскошь" [Шукшин, 1983, с. 208]. . Но герои Шукшина, «чудики» и правдолюбцы, не следуют стереотипам.

«Нравственность есть правда» - главная формула творчества В.М. Шукшина и таких героев. Во многих ситуациях она проявляется в стремлении героя отстоять своё "я", свою правду. Нередко эти ситуации весьма конфликтны, поскольку в этом стремлении приходится сталкиваться с непониманием, неприятием, открытой враждебностью. Хам - емкая формула антипода правдолюбцев-чудиков Шукшина. Сталкиваясь с ним, герой наполняется чувствами униженности, бессилия и часто, переполненный этими чувствами, взрывается и движется по "логике взрыва" Обратим внимание читателя на начало статьи Д.В. Кречетова в настоящем сборнике статей..

Рассказ "Обида" - классический для данного ИС (см., например, анализ конфликта данного рассказа в [Петровых, 2000]). Саше Ермолаеву нахамила продавщица в рыбном магазине. Сначала она приняла его за покупателя, который вчера устроил пьяный дебош в магазине. Она спросила строго, зло: - Ну, как - ничего? - Что "ничего"? - не понял Сашка. - Помнишь вчерашнее-то? Сашка удивленно смотрел на тетю... - Чего глядишь? Глядит! Ничего не было, да? Глядит, как Исусик. Почему-то Сашка особенно оскорбился за этого "Исусика" [Шукшин, 1983, с. 209]. Противостояние усиливалось… Он не знал, что делать. Тут бы пожать плечами, повернуться и уйти к черту. Тетя-то уж больно того - несгибаемая [там же, с. 209]. Саша Ермолаев не отвернулся, не ушел, отстаивал свою правду, пытаясь во что бы то ни стало объяснить всем участникам конфликта, что не был он вчера в магазине. Но Сашку не слушали и не слышали, и обида его росла, приведя к психологическому надлому.

По такому же сценарию развивается конфликт в рассказах "Ванька Тепляшин" и "Кляуза" - герой сталкивается с несгибаемым хамом, не может отступить, согнуться, сам надламывается.

Несколько иной вариант данного ИС представлен в рассказе «Сураз», где героя унижают не открыто, а замаскированно. Но ироническое хамство тоже весьма болезненно для инвектума.

Главный персонаж рассказа Спирька Расторгуев, не желая показывать свой неприглядный вид (он был перед этим жестоко избит), скрытно «шел кривыми переулками, по задворкам - чтоб меньше встретить людей. Все же двух-трех встретил. Встретил бригадира колхозного, Илью Китайцева. Илья ехидно, понимающе заулыбался издали. - Ого! Ноченька была! Спирька тоже широко улыбнулся, превозмогая боль… - Была, Илюха! Была ноченька. Дай закурить. - Чего эт? - Так… Упал. … Тонкая Илюхина ухмылочка резала лезвием по сердцу. - Закурим, что ли? - Закурим, закурим. Здорово упал-то… Высоко, наверно. Как же эт ты? - Ну, Илюха… Бывает - падают. Я вот тебе счас залепеню, ты тоже упадешь. Что, нет, думаешь? - Чего ты? - Илюха престал улыбаться. - А чего ты губы свои распустил? Сразу, курва, ехидничать! Не можешь без ехидства слова сказать. Дай дороги!» [там же, с. 111]. Очевидна прагматика этого диалога-конфликта, связанная со сменой намерений вскрыть, обострить ситуацию у одного и желанием не актуализировать ее у другого (сначала у Спирьки, затем у Илюхи). Очевидны характеры столкнувшихся личностей и стереотипы их речевого поведения, проявившиеся в этой ситуации: один склонен к манипулятивному (игровому) способу использования языка, когда говорится одно, а предполагается другое, насыщению фразы двусмысленностями, косвенными смыслами, намеками, недоговоренностями; другой - к более непосредственному, однозначному применению языковых знаков и правил. Соответственно и разные инвективные стратегии: манипулятивная (дающая возможность автору ехидного, ёрнического речевого произведения при необходимости «отвертеться» от обвинений в инвективных интенциях, ср.: [Юрислингвистика-1, 1999, с. 49, 134-135]) и прямая, непосредственно-агрессивная, реализуемая маркированными в самом языке по признаку инвективности словами (сразу, курва, ехидничать и т.п.), оборотами, выражениями, интонацией, ориентированная в конфликтном противостоянии не на хитрость и лукавство, а на прямоту и силу.

ИС "Глеб Капустин" (игровой конфликт, провоцируемый инвектором-«актером»)

Этот конфликт, представленный у В.М. Шукшина многочисленно и многовариантно, предполагает, что инвектор сам провоцирует конфликт, от осуществления которого он получает психологическое или эстетическое удовлетворение. Рассмотрим два варианта сценария - "любительский" и "профессиональный".

Первый может проиллюстрировать рассказ "Вечно недовольный Яковлев". Конфликтогенный характер главного героя Бориса Яковлева характеризует сам автор следующим образом: Вечно он с каким-то насмешливым огоньком в глазах… Все присматривается к людям, но не идет с вопросом или просто с открытым словом, а все как-то - со стороны, сбоку: сощурит глаза и смотрит, как будто поджидает, когда человек неосторожно или глупо скажет, тогда он подлетит, как ястреб, и клюнет [Шукшин, 1983, с. 115]. Встретив после долгой отлучки в сельском клубе своего бывшего "дружка детства" Сергея, Яковлев начинает провоцировать его на ссору, для чего у него заготовлены разные психологические и речевые приемы. С Яковлевым трудно говорить: как ты с ним ни заговори, он все равно будет сверху - вскрылит вверх и оттуда разговаривает… расспрашивает с каким-то особым гадким интересом именно то, что задело за больное собеседника [там же, с. 116] В сущности его речевая стратегия и тактика проста: прямые (язвительные) или косвенные (иронические) реплики и комментарии по поводу сказанного или увиденного, которые перемеживаются с инвективными словами, выражениями, интонациями, жестами, взглядами. - Стоя-ат… бараны и бараны, курва. И вся радость вот так вот стоять? - Яковлев прямо, ехидно и насмешливо посмотрел на него, Серегу: то есть он и его, Серегу, спрашивал - вся радость, что ли, в этом? [там же, с. 118]. Подобная тактика выводит из себя собеседника. Серега начинает отвечать тем же. Именно этого и добивался инвектор-актер Яковлев. Писатель комментирует: Странная душа у Яковлева - витая какая-то: он, правда, возрадовался, что заговорили так … нервно, как по краешку пошли, он все бы и ходил вот так - по краешку [там же, с. 119].

Вариант с «профессиональным» инвектором представлен в известном рассказе "Срезал" (конфликт этого рассказа уже не раз был предметом анализа; см, например: [Дементьев, 1997; Рассказ В.М. Шукшина «Срезал», 1995]). Его герой, Глеб Капустин, искусственно создавая ситуацию речевого конфликта, "брал верх" Характерно, что в этом типе конфликта Шукшин часто прибегает к выражениям "брать верх", "оказаться наверху", "взмыть кверху", "упасть сверху". Образ взмывающего вверх и падающего на противника победителя мы находим и в рассказе "Вечно недовольный Яковлев", и в ряде других. над знаменитыми земляками, приезжавшими навестить в деревню родителей. Для этого у него был выработан специальный сценарий-ритуал, осуществление которого присутствующие односельчане рассматривали как импровизированный спектакль. Стратегия речевого поведения здесь более сложная, чем та, к которой прибегал Борис Яковлев. Глеб Капустин "загонял собеседника" в заранее заготовленную научную тему (топик), тем самым возвышая значимость речевого поединка Ср.: - В какой области выявляете себя? - спросил он (Глеб). - Где работаю, что ли? - не понял кандидат. - Да. -На филфаке. - Философия? - Не совсем… Ну, можно и так сказать. - Необходимая вещь.- Глебу нужно было - чтоб была философия. Он оживился. - Ну, и как насчет первичности? [Шукшин, 1983, с. 284]. (и - соответственно - себя) разного рода манипулятивными приемами (передергиваниями, субъективной интерпретацией, демагогией Сам В.М. Шукшин так определял суть конфликта в интервью итальянской газете: «Тут, я думаю, разработка темы такой … социальной демагогии <…>. Человек при дележе социальных богатств решил, что обделен, и вот принялся мстить, положим, ученым. Это же месть в чистом виде» [Рассказ В.М. Шукшина “Срезал”, 1995, с. 12] ), выводил растерявшегося противника из психологического равновесия и тем самым заставлял допускать ошибки (неважно какие: фактические, поведенческие, коммуникативные, нормативно-речевые), выступающие поводом для психолого-речевой агрессии, на которую у оппонентов не могли немедленно ответить из-за неожиданности речевой атаки. Здесь уместно привести комментарии автора типа "Зря он так. не надо бы так. … Это он тоже зря, потому что его значительный взгляд был перехвачен; Глеб взмыл вверх" [там же, с. 286, 287]. Из всех ошибок выделим нормативно-речевую, когда оппонент Глеба, кандидат филологических наук, позволил себе вольный комментарий эскапад Глеба с использованием просторечных выражений "покатил бочку" и "с цепи сорвался", чем "нарвался" на демагогическое нравоучение "… Не все средства хороши, уверяю вас, не все. Вы же, когда сдавали кандидатский минимум, вы же "не катили бочку" на профессора. Верно?». Характерно буквалистское отношение к слову оппонента - типичный прием демагогии.

Отбиваясь от речевой агрессии Глеба, "кандидат", обращаясь к жене, говорит: "Типичный демагог-кляузник… Весь набор тут". «Кляузы» (в прямом смысле) здесь, конечно, ни при чем, но дело не в этом, а в том, что внутренняя форма выражения дает Глебу повод для продолжения агрессии: «Не попали. За всю жизнь ни одной анонимки или кляузы ни на кого не написал» [там же, с. 287].

Смысл манипуляции заключался в сознательном нарушении Глебом такого принципа речевого общения, как корпоративность, предполагающего, что для взаимопонимания у общающихся должны быть одинаковые презумпции. Но именно одинаковость Глебу не нужна. Глеб, имитируя спор в логико-информативной сфере языка-знака (диктума), на самом деле стремился к победе в сфере языка-внушения (модуса), его оппоненты не успевали почувствовать этот переход и потому проигрывали (по крайне мере, в глазах зрителей и слушателей, для которых важен был именно модус и психология: растерянность одних и победная «поступь» другого).

ИС "Гена Пройдисвет" (идейный конфликт)

В рассказах В.М. Шукшина люди часто сталкиваются не столько как разные психологические типы, сколько как носители определенных идей, жизненных ценностей. В этом смысле такие конфликты являются "подготовленными" и неизбежными. Это столкновение точек зрения весьма характерно для творчества В.М. Шукшина (см., например: [Козлова, 1992]).

Рассказ "Хозяин бани и огорода" внешне развивается по типу актерского (демонстративного) сценария, рассмотренного выше. Хозяин бани и его сосед ждут, когда баня натопится, и разговаривают, причем острую тему задал именно хозяин, явно подводя к «нарыву» в своей душе, который он хотел бы "вскрыть": Посмотрел задумчиво в землю и поднял голову…- Хошь расскажу, как меня хоронить будут? - Чуть сощурил глаза в усмешке [Шукшин, 1983, с. 253]. И далее слово за слово разговор плавно подходит к главному - хозяин бани и огорода упрекает соседа за то, что тот пользуется чужим, причем не считет это зазорным. Сосед понял, что угнетает хозяина бани - Вот видишь, из тебя и полезло. Баню пожалел… - Не баню пожалел, а ... свою надо починить. Что же вы, так и будете по чужим баням ходить? - Ты же знаешь, мне не на че пока тесу купить [там же, с. 256]. Далеко не случайно в реплике хозяина появляется множественное число (вы будете, по баням) - это, действительно, упрек не конкретному соседу, а вызов образу жизни, а точнее ценностям жизни, которые хозяину непонятны, чужды, и он вываливает давно наболевшие слова в ответ на оправдание соседа о нехватке денег: Да у тебя сроду не на че! У тебя сроду денег нет! Как же у других-то есть? Потому что берегут ее, копейку-то. А у тебя чуть завелось лишка, ты их торописся загнать куда-нибудь. Баян сыну купил!.. Хэх! [там же, с. 257].

Характерно, что спор идет в достаточно выдержанных тонах. Это идейный спор. Но выдержки не хватает, и психологическая энергия сдерживания выливается наружу через пробитые взаимными обидами "дыры в ауре", оппоненты дают воле своей агрессии. Однако хозяин, более подготовленный к такому обороту речевого поединка, держит удар крепче, сохраняет равновесие и "одерживает верх" (по крайне мере, психологически). Оппоненты расходятся непримиримыми. По-видимому, надолго.

Такой же, по сути, сценарий развития конфликта в рассказе "Гена Пройдисвет". Гена тщательно готовится к идейному спору со своим дядей, который уверовал в бога, но, по мнению Гены, неискренне, показушно. Он хочет его "разоблачить" в словесном диспуте. Характерная деталь. На доводы Гены его дядя отвечает довольно агрессивными выпадами, на которые Гена как бы не обращает внимания: ему важно вести спор в идейном русле. _ Дурак, - просто сказал дядя Гриша. Подумал и еще сказал: - Волосатик. - Ты заметил, - оживился Генка, - что за то короткое время, пока мы беседуем, ты раз пять уже сказал слово "дурак"? [там же, с. 305]. Он как может успокаивает дядю Гришу, но беседа неумолимо идет к крутой ссоре и потасовке. И вот на идейные доводы Генки оскорбившийся дядя Гриша, не выдержав, агрессивно заявляет: Твоими устами дерьмо жрать, а такие слова … Но спор идет идейный. Генка испугался, еще более оскорбился, и злость тоже взяла. Он теперь отчетливо знал: правда его, а ложь, лохматая, бессовестная, поднялась и рычит [там же, с. 306]. Спор этот также закончился внешним примирением, но внутренне противники "остались при своих мнениях".

***

Список ИС, развернутых в рассказах В.М. Шукшина, далеко не исчерпывается перечисленными вариантами ИС. Однако, если рассматривать их как некие инварианты, то он (список) охватывает достаточно большую часть конфликтных ситуаций, нашедших место в шукшинских рассказах, и, следовательно, они могут претендовать на отражение развертывания типичных "бытовых" конфликтов. Скажем, "Владимир Семенович из мягкой секции" представляет тип ИС "Глеб Капустин", "Мой зять украл машину дров" (конфликт героя с обвинителем), "Рыжий" - ИС "Саша Ермолаев" и т.п. Многие из ИС, как уже было отмечено, носят комбинированный характер. К примеру, многие бытовые конфликты Князева из рассказа "Штрихи к портрету" совмещают элементы ИС "Константин Смородин" (инвектор подготовлен к взрыву) и ИС "Гена Пройдисвет" (идейная подоплека бытовых конфликтов).

Литература

Алексеев С. С. Общая теория права. Т.2. М., 1982.

Байрамуков Р.М. Речевой акт угрозы в рассказах В.М. Шукшина // Провинциальная экзистенция. К 70-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Барнаул, 1999.

Голев Н.Д. О внутренней форме художественного текста (на материале рассказов В.М. Шукшина) // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество: Тезисы докладов Четвертой Всероссийской научно-практической конференции. Барнаул, 1997.

Голев Н.Д. «Герой капиталистического труда» - оскорбительно ли это звание?» // Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы. Барнаул, 1999.

Дементьев В.В. Фактические и информативные коммуникативные замыслы и коммуникативные интенции: проблемы коммуникативной компетенции и типология речевых жанров // Жанры речи. Саратов, 1997.

Козлова С.М. Мирообразующая функция точки зрения в одноименных рассказах А.П. Чехова и В.М. Шукшина "Горе" // В.М. Шукшин - философ, историк, художник. Барнаул, 1992.

Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.

Кронгауз М.А. Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика. М., 1998.

Лебедева Н.Б. Полиситуативность глагольной семантики (на материале русских префиксальных глаголов). Томск, 1999.

Петровых Н.М. О трансформациях деловой ситуации в русском общении (взгляд В. Шукшина) // Культурно-речевая ситуация в современной России: вопросы теории и образовательных технологий. Екатеринбург, 2000.

Рассказ В.М. Шукшина «Срезал»: Проблемы анализа, интерпретации, перевода. Барнаул, 1995.

Седов К..Ф. Становление дискурсивного мышления языковой личности. Саратов, 1999.

Седов К.Ф. Типы языковых личностей и стратегии речевого поведения (о риторике бытового конфликта) // Вопросы стилистики. Язык и человек. Вып. 26. Саратов, 1996.

Шукшин В.М. Штрихи к портрету. Рассказы, повести. Барнаул, 1983.

Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы. - Барнаул, 1999.

Размещено на Allbest.ru